isabelline

Olafur Arnalds — Danny

Дэхён выбрал для себя отменную защиту — смех и улыбку через силу. Он лучезарно улыбается, да так, что все вокруг верят — Чон Дэхён, клоун и вечный заводила, по-настоящему счастлив до самой печёнки, вот только кошки на душе делают ай как больно. Окружающим легче покопаться в его внутренностях, лишь бы ни в коем случае не дотрагиваться до души, упаси боже, такой современный грех. Люди предпочитают верить ярким таблоидам и громким заголовкам газет. Неужели так трудно спросить на чистоту, что же всё-таки творится с тобой, что у тебя лицо так заклинило, канал не переключается, эй, смени эмоцию, поплачь, покричи, позлись, но перестань, чёрт возьми, улыбаться. У Дэхёна, кажется, давно сели батарейки или вода в системный блок попала, может, вирус какой, под звонким именем Ю Ёнджэ, он точно не знает, но искренне надеется, что это просто в баре напротив продается паленая водка. — Ты нравишься мне. — Не неси бред. Это смешно. Ёнджэ как-то больно язвит и плюется ядом, что Дэхён чувствует запах химикатов. Он смотрит на руки Ёнджэ, крепко сжатые в кулаки и видит, как редко подрагивают локти. Дэхён тянется, хочет коснуться напряженных плеч, провести по ним ладонями и расправить маленькие складки на рукавах, как бы эй, расслабься, все хорошо, я просто признался тебе в своих чувствах, дыши, и ему это даже почти удается, только Ёнджэ с испугом отшатывается от него, выставляя вперед руки, защищаясь. — Только тронь, и можешь навсегда обо мне забыть. Он смотрит затравленно, от резкости сказанного, на губе треснула ранка, и Дэхён видит дикий контраст с болезненно-белой губой Ёнджэ и каплей крови. Он чувствует себя умалишенным, когда с замиранием сердца наблюдает за языком, быстро слизывающим кровь, и новой пеленой, набегающей на трещину в губе. В паху отдает тупой болью возбуждение. Ёнджэ всё так же стоит, вытянув вперёд руки, маленькие ладошки не несут никакой угрозы, и у Дэхёна в голове непроизвольно проносится мысль, что повалить парня не составит никакого труда. Весь он тонкий и измученный, на шее темно-серый шелковый шарф, а на щеках нездоровый румянец. — Дэхён, прошу, уходи, не твое имя у меня на шее, господи, не твое. Ёнджэ чуть ли не плачет, когда Дэхён перехватывает его поперек талии и тащит на кровать. Он целует неприятно и горько, пальцами шарит по шее, стараясь нащупать свежую метку, ослабляя шарф. Ёнджэ отбивается, толкается, пытается отодрать руки Чона от себя, но тщетно, Дэхён только сильнее сжимает пальцы на тонкой бледной шее. — Ты мне противен… — Дэхён слышит обидные слова и ощущает себя жалким щенком, выброшенным под проливной дождь. Острые капли хлёстко бьют по спине и плечам, ударяют в затылок, и глупая злоба обволакивает разум. Это так унизительно, понимать, что человек, который дает силы существовать, отталкивает от себя с дикой неприязнью, что отвращение, исходящее от него, можно трогать руками. Но Дэхён не хочет пачкать руки в этой мути и только сильнее давит на артерию. Он видит, как белеет красивое лицо Ёнджэ, становясь похожим на фарфоровую куклу, он сам больше почти не издает звуков, только последний жалкий хрип, глаза страшно прикрыты. Дэхён в ужасе отскакивает от него, ударяясь о книжную полку, на пол летят сборники поэзии, валится толстая энциклопедия по психологии, и тонкая ярко-желтая заметка-стикер, кружась, опадает вниз. На ней торопливым почерком: «11.06.16 Появилась метка, чуть ниже затылка. И имя ей Чон Дэхён».