Когда остановятся стрелки

Очередные восемь тысяч часов обнулились в среду, ровно в тот момент, когда услужливая официантка поставила на столик в привокзальном кафе огромную кружку капучино и какое-то пирожное с запечатанной под слоем желе одинокой вишенкой. Она улыбнулась Саре, та — ей, а потом и невидимому счетчику. Сегодня был один из тех дней, в которые забывалась и мать, и фразы на запястьях. Саре выдали аванс и даже похвалили за выполненный план по продажам. Так было всегда — в начале месяца управляющая рассыпалась в обвинениях, а под конец хвалила. Будто приподнимала ее за шею, утешала, а потом снова опускала в бездонную вонючую грязь. За окном лил дождь, а круглые часы на стене отсчитывали время до последней электрички. В панорамных окнах мельтешили люди, закрытые нелепыми зонтиками. Некоторые поскальзывались на крутых ступеньках, ведущих на мост, переброшенный через железнодорожные пути, а некоторые поднимались по нему медленно, будто обдумывая каждый будущий шаг. Эти ступеньки были крутыми и скользкими, а зимой на них спотыкалась даже осторожная Сара. Раз она и вовсе упала — прокатилась на коленях до самого низа и порвала колготки. На новых, купленных ею здесь же, в палатках, тут же расплылись кровавые пятна. За соседним столиком Он допивал кружку пива и докуривал сигарету. Оттого, что этот человек с ней не заговорил, на душе было радостно и спокойно. Он будто бы осознал, что видеть его не хотят, и сразу отвернулся, словно ее не знает. Этот день принадлежал Саре. Он понимал это, поэтому и позволил наслаждаться им в одиночестве. Сара пила капучино и думала о Мэдисон. Ее белая курточка мелькала в сквере напротив магазина по нескольку раз на дню, но подходить к ней Сара не решалась. Проще было наблюдать издалека — вспоминать ее историю и представлять, что эта девушка сейчас делает. Ищет ли подпольный магазинчик, чтобы купить недостающие запчасти для сломанного корабля, или просто хочет обдумать подарок своему Доминику. На самом деле, было видно, что последнему она не нужна. Доминик вел себя с ней холодно, так, что казалось, будто Мэдисон навязала ему свою компанию. «Все они одинаковые» — подумала Сара. Она посмотрела в окна, залитые дождем, потом скосила глаза на столик, где должен был сидеть Он, но там уже было пусто. Он стоял рядом и смотрел на нее так, словно хотел стереть ее с лица земли одним только взглядом. — Какая же ты… — он хотел что-то сказать, но тут же передумал, махнул рукой и вышел из кафе. Сара вышла следом. Ей не хотелось очутиться с ним в одном вагоне, поэтому она шла медленно, всматриваясь в толпу, прикрытую мокрыми зонтами. На мгновение ей показалось, будто там мелькнула куртка Пророка, но таких курток в городе было очень много, а обладатель той, что была рядом, прикрыл свое лицо капюшоном и прошел мимо Сары так быстро, что она не успела как следует его рассмотреть. Бабушка с грязной розовой котомкой тоже шла впереди, разговаривая с невидимым сыном громче, чем обычно. — Мне нужно прочитать ее четыре раза, — бубнила она и то и дело поправляла на себе насквозь промокшее тонкое пальто. — Раз за Грэга, раз за Александру. Ее бормотание вылилось в какую-то сбивчивую католическую молитву. Сара поморщилась, стараясь обогнуть бабушку и ускорить шаг, но молитва резала уши, заставляя вспомнить полузабытые слова. Зонта не было у них обоих, поэтому волосы полубезумной старушки были похожи на скользкие черные щупальца, которые шевелились от каждого прикосновения дождя. — Мне нужно прочитать четыре раза, — она вновь вернулась к бормотанию и через мгновение пошатнулась на скользких ступеньках уходящей вверх крутой лестницы. Сара поддержала ее под руку — старушка посмотрела на нее странными бесцветными глазами. Они пересекли мост, когда горящие фары последней электрички уже мерцали вдалеке, превращая платформу в развороченный муравейник. Там не оказалось Его, зато стоял черный человек. В его руках не было привычного пакета, а красный галстук, впервые, не свисал с шеи петлей, а был затянут красиво и аккуратно. Сара встала у него за спиной, но в вагоне ей не удалось подсесть к нему напротив. Он вообще не искал себе место — сразу прошел к дверям и застыл, держась рукой за кожаный поручень. Его губы не шевелились, а шляпа закрывала не половину лица. Она будто была натянута на голову, и ее поля касались кончика тонкого бледного носа. «Все они одинаковые» — повторила про себя Сара, опускаясь на деревянное сидение. Она закрыла глаза и весь путь продремала, надеясь, что черный человек вновь вынесет ее из вагона, но тот вышел в тамбур сразу, как диктор объявил последнюю станцию.

***

Радионяня не хрипела, а весь пол прихожей был завален содержимым пакетов и корешками книг. Мать снова разбросала их по полу, пытаясь отыскать свою батарейку. Когда ее часы начинали тикать чуть медленнее, она всегда искала ее, чтобы вернуть их стрелкам прежний темп. Сара мысленно выругалась — в ее пятку вонзилась резьба невидимого шурупа. Она не включила свет — сразу поднялась на второй этаж, сбросила платье и ушла в ванную. Горячая вода смывала с нее дождь. Кто-то говорил, будто бы вода, которая проливается на город, ядовита, и от нее выпадают волосы. Больше всего на свете Сара боялась облысеть. Ее волосы хоть и были тонкими, но при желании их можно было уложить и показаться себе еще чуточку симпатичнее, чем обычно. «В самом деле, какое ему дело до меня», — Сара гладила мочалкой свои руки и отгоняла от себя плохие мысли. Если закрыть глаза, можно было представить, что его тень сейчас стоит здесь — за шторкой из белого полиэстера. Ткань немного просвечивала, очерчивая контуры раковины. Черный человек чуть повернул голову — Сара вытянулась, показывая ему изгибы своего тела. «Вам бы понравилось, — подумала она, обращаясь к воображаемой фигуре за шторкой, и та придвинулась чуть ближе. — Я была бы очень хорошей. Правда, я ничего не умею, но очень быстро учусь. А еще про меня можно почти не вспоминать — навещать только тогда, когда в этом есть необходимость». Ее рука заскользила по животу, смахивая пену. Воображаемая фигура скрипнула дверью и вышла из ванной. «Я бы никогда не спросила вас о том, где вы бываете и что делаете, — Сара снова закрыла глаза, но фигура больше не появлялась. — Никогда бы не надоедала этими ненужными звонками. А еще я отлично готовлю — так говорила мама, когда ее еще не разбила болезнь. Но если это лишнее — я пойму». Фигура не появлялась. Из лейки душа вновь хлынула горячая вода, окончательно избавляя тело Сары от пены. Она вылезла из ванны, высушила волосы феном и обернула себя полотенцем. «Ничего, — мысли слоились, выстраивая безопасную линию развития событий. — Я ведь могу просто лечь на кровать, закрыть глаза и представить, что вы лежите рядом. Я могу все — стоит только закрыть глаза». Она шагнула в комнату и остановилась. Комок воздуха подступил к горлу, оповещая об опасности. Так случалось всегда, перед чем-то неизбежным и болезненным. Сара падала с лестницы — за мгновение до этого появлялся комок. Натыкалась на Него — снова подступал комок. Ее взгляд скользнул по испорченному зеркалу. Рука машинально поправила на груди сползшее полотенце. — Черная девочка не должна оборачиваться, — тихий голос за спиной будто въелся в каждую клеточку тела, и Сара застыла, чувствуя, как чьи-то холодные руки трогают ее плечо. Она закрыла глаза. Ледяное дыхание обожгло шею и остановилось на ключице. Когда полотенце соскальзывало с тела, на ее лице играла улыбка. Кожа была теплой — руки черного человека нагревались с каждым прикосновением. Он провел рукой по ее спине — сверху вниз, будто пересчитывая позвонки. «Они врали, когда говорили, что это больно», — подумала Сара. На самом деле, холод, ворвавшийся в ее тело, разлетелся по крови колючими осколками и унес в белую пустоту лучше, чем это делала до предела нагретая ванна.