Когда остановятся стрелки

Фрэнки Гордон Вуд. Серебристая табличка из некачественного алюминия была первым, что бросалось в глаза при взгляде на ворох папок и документов. Она будто смеялась, покачиваясь на вершине самой высокой стопки. Еще на этом столе был телефонный аппарат — луч настольной лампы светил прямо на его резиновые кнопки. Краска там протерлась так, что набрать номер можно было только по памяти. «Пять четыре девять» — вертелось в голове, и приходилось прикладывать усилия, чтобы не сорваться и не протянуть руку — ощутить под пальцами теплую резину. Пока эти пальцы рассеянно перебирали отчеты и ксерокопии снимков в белоснежной папке «Дело № 5». Фрэнки Гордон Вуд кашлянул, но сидящий напротив человек не пошевелился. Он постукивал ногтями по столешнице, а его взгляд не был сфокусирован на чем-либо. Сальные волосы торчали во все стороны — он иногда мусолил их концы или приглаживал ладонью. В звенящей тишине было слышно, как где-то далеко за закрытой дверью кабинета возмущается высокий женский голос: — Да я не могу, вы же понимаете? Ну почему я? Ну проверьте, позвоните. Вы же можете. Мне что, здесь всю ночь сидеть? Да вы сумасшедшие, господа. Посмотрите на меня. Вы действительно думаете, что я способна такое натворить? Звякнуло железом о железо, и голос оборвался, возвращая слуху стук ногтей и часов. Фрэнки еще раз кашлянул — уже убедительнее, но и сейчас человек оставался абсолютно отрешенным от внешнего мира. На его лице застыла маска спокойствия и решимости. Мистер Вуд за свою жизнь успел послужить в военной полиции, участвовал во вторжении в Ирак — лицо напротив него было много увереннее, чем лицо «духа» на допросе, когда под его ногти вгоняют раскаленные иглы. — Двадцать четыре ребенка, — сказал Фрэнки. Он внимательно посмотрел на человека, но тот даже бровью не повел. — Восемь взрослых женщин, один санитар и сторож, — из «Дела № 5» на стол полетели фотографии. Фрэнки раскладывал их аккуратно, стараясь, чтобы концы не накладывались друг на друга. — Еще четырнадцать получили травмы, почти не совместимые с жизнью, — он не был уверен, что это так, но старался вызвать на лице человека хоть какие проблески скрываемых им эмоций. — Хочу поздравить, ты побил свой предыдущий рекорд. Ногти человека стучали по столешнице ровно, — как новенький метроном. — Зачем ты поджег приют, Джонатан? Пророк поднял голову и приподнял одну бровь — будто слышал обвинение впервые. — Я ничего не поджигал. — Тебя нашли в десятке метров от горящего здания с канистрой бензина. Ты просто стоял и любовался тем, как из окон прыгают люди. За последний час Фрэнки повторил эту фразу с десяток раз и жалел, что разрешение на использование полиграфа должны были доставить только к девяти часам утра. Он проклинал методы полиции. В Ираке добиться правды от такого, как Джонатан, было просто — показать угли и приставить к ним железную кочергу. — Закон штата запрещает гулять по улице с канистрой бензина? — Пророк смотрел не мигая, чуть растягивая обветренные губы в ухмылке. — Я об этом не знал. — По закону штата, нужно вызвать скорую, если видишь, что человек умирает. «Пять четыре девять» стучало в голове, убеждая бросить и Пророка, и «Дело № 5», нашумевшее двадцать лет назад. Когда приют горел впервые, Фрэнки еще не работал в полиции. Его даже в городе не было. Он служил по контракту в пехоте, потому, что государство было щедрым на ипотечные кредиты. С зарплатой военного процент казался почти мизерным, но с зарплатой полицейского он повис на шее, затягивая в трясину долгов и дешевой выпивки. Фрэнки жалел, что во времена службы не ограничивался письмами домой. Он скучал по жене, приезжал — его непременно перехватывали друзья, чтобы затянуть в ближайший бар и отпраздновать возвращение. Им было все равно, что он не переносит алкоголь — разве можно поверить в то, что от одной рюмки джина его разносит так, что день выпадает из памяти? Он не помнил ни дни, ни ночи после баров. А наутро так болела голова, что было сложно даже протянуть руку за стаканом воды. Со службы отпускали домой лишь на сутки — словно боялись, что солдаты забьются в свои дома как крысы и так и не дойдут до обратного вертолета, поэтому вечером Фрэнки уходил, а жена бросала ему вслед шутки про алкоголиков. Она верила ему. Он - нет. Сейчас ожидание звонка от «Пять четыре девять» было почти невыносимым, а ухмылка Пророка внушала желание поднести зажигалку к папке и сжечь ее так же, как горел приют на фотографиях. Фрэнки было не до «Дела № 5». — Зачем ты это сделал? — Я ничего не делал, шериф, — Джонатан развел руками. — У вас на меня ничего нет. Закон не запрещает иметь при себе бензин. — В прошлый раз ты говорил совсем другое. Фрэнки пролистал папку почти до самого конца — туда, где маячило лицо того же Пророка, только вдвое моложе, чем сейчас. У подростка не было сальных волос — он был растрепанным и не таким худым. — Травка — страшная вещь. Что только под ней не наболтаешь. «Тогда почему ты до сих пор дуешь?» — почти сорвалось с языка, но ответ на этот вопрос был известен. Джонатан дул, потому что кого-то видел. Он дул, потому что все время что-то чувствовал — Фрэнки поначалу списывал это на шизофрению, но потом и сам частенько наведывался в его подвал, чтобы спросить глупое: — Как дела в мире духов? — У меня нет травки. Без нее Джонатан не мог даже посмотреть на небо, увидеть там тучи и сказать, будет ли вечером дождь. Стрелка часов дернулась за полночь, и рука Фрэнки легла на трубку телефона. «Пять четыре девять», — он шевелил языком, повторяя выученный назубок номер криминалистов. «Пять четыре девять». Вельветовый жакет. Черный волос. — Да? — полусонный голос знакомой женщины отдавался в грудь, перекрывая дыхание. Пророк поднял бровь еще выше — должно быть трубка говорила очень громко, но Фрэнки было на это плевать. — Восемь дробь пятнадцать. Готово? Она что-то искала, шурша документами. — Настоящим удостоверяем, что заключение № 8/15 является заключением исследования образцов… — Дальше, — перебил Фрэнки. — Анализ ДНК был проведен по локусам вариабельной длины системы CODIS при помощи ПЦР с флуоресцентно мечеными праймерами… — Дальше. Джонатан закашлялся и ударил себя в грудь. — У вас на меня ничего нет, шериф. Можете хоть весь этот приют перерыть в поисках моего днк. Женщина пробубнила еще что-то, не дающее ответ на заданный вопрос. Рука Фрэнки сжала трубку так, что у него побелели пальцы. — Дальше. — Девяносто девять процентов. Он откинулся на спинку стула и засмеялся. Добыть образец было особенно сложно — Сара обходила его стороной, хоть Фрэнки часто говорил ей в детстве, что не стоит попадаться ему на глаза, когда он пьян. Отказаться от алкоголя оказалось тяжелее, чем выплачивать кредиты. Десять лет назад, днем, она лежала в кровати так, что из-под одеяла торчали только маленькие пяточки. Фрэнки садился на пол и начинал говорить. Служба отнимала почти все время — и будни, и выходные. Долги забирали всю зарплату — на остальное едва удавалось обеспечивать семью. Он говорил, думая, что Сара достаточно взрослая, чтобы это понять. Пытался донести, что человек не может каждый день убивать и допрашивать. Убеждал и ее, и себя, что «отдушина» нужна, что нервы не железные. Он был уверен, что она слышит и понимает, хоть и прячет под одеялом обиженную мордашку. — Двадцать четыре ребенка, — Фрэнки сказал это сквозь смех. — Восемь взрослых женщин. Один санитар и один сторож. Знаешь, Джонатан? — Ничего не знаю, шериф, — Пророк пожал плечами. — Ты у меня из этого здания не выйдешь. Фрэнки Гордон Вуд поднялся со стула, вышел из кабинета и кивнул двум дежурящим у двери полицейским, давая понять, что с Пророком покончено. Ему хотелось домой — не в съемную комнату, а туда, где шелестит лес и горят огни старенькой платформы полузаброшенного Вэйста. Хотелось пробежать через весь город, до криминалистов, забрать злополучную бумажку и положить Саре на стол, чтобы навсегда поставить точку в двадцатилетней войне между памятью и ребенком. «Пять четыре девять». Вельветовый жакет. Черный волос. Совпадение — девяносто девять процентов. Проходя камеры, Фрэнки вспомнил звенящий голос и отыскал глазами его обладательницу. Девушка в белой кожаной курточке сидела на полу за решеткой, обиженная на весь мир. — Это тот самый свидетель? — спросил он, и девушка ответила на вопрос первой. — Да я сотню раз повторила, что девушку зовут Александра. Вы уже видели ее. Черные волосы. Черное платье. Вельветовый жакет. И если вы думаете, что такая как она способна голову оторвать — вы… Она замолчала, а Фрэнки еще раз засмеялся. — Отпускай ее, — он кивнул полицейскому, но тот замялся, вертя в руках связку ключей. — Да я думал, что эта Александра за ней придет. Александра. Выдумает же имя.