Когда остановятся стрелки

— Нет, не появлялась. Ярко одетая пожилая женщина сказала это со злостью, будто смакуя каждое слово. Она прошла за прилавок, на ходу стягивая с себя пальто, и воткнула шнур кассы в розетку. — Вчера не появлялась, и сегодня не появилась. Я даже звонить не стала — как появится, сразу вышвырну ее на улицу со всеми вещами. Вон, уже и собрала, — она кивнула головой на маленький прозрачный пакет, чьи концы свисали с прилавка так, словно он упадет на пол прямо сейчас. Там не было ничего, кроме стопки пластиковых стаканчиков. В подвальном магазине воняло чем-то резким и сладким, как если бы мгновение назад там открыли посылку из Китая. Фрэнки напрягал нос, чтобы не чихнуть. — Она часто опаздывает? — Никогда. — Часто берет отгул? — Никогда. — Она предупреждает, если не появится на работе? — Такого еще не было, шериф, — женщина растерялась и тут же сощурила маленькие глаза, превращая свое лицо в мордочку хитрого поросенка. — Она что-то натворила? Это неудивительно. Пропащая девочка. Водится с алкашами и наркоманами. — Вы это видели? — Женщину хотелось ударить. — Нет. Но помяните мое слово, так оно и есть. — Вы общались по телефону? — Я же говорила, что решила не звонить. Говорить о том, что женщина должна была позвонить в полицию сразу, когда на второй день не обнаружила Сару на работе, Фрэнки не стал. На улице казалось, что на календаре не ноябрь, а начало марта — шапки подтаявших сугробов в сквере напротив покрылись плотной черной коркой. Ветер заносил под рукава куртки запах сгнившей травы и сырости, а по асфальту растекалась огромная лужа глубиной в половину ботинка. Фрэнки сел в машину, достал телефон и набрал номер. Он никогда прежде его не набирал — думал, что трубку повесят раньше, чем услышат его приветствие из динамиков, или вообще обойдутся только длинными гудками, но россыпь импульсного набора обернулась механическим голосом и просьбами перезвонить позднее. Сара была недоступна — в Вейсте ловила сеть. Она не дома — а в штате нет ни одного места, куда не добиралась вышка телефонного оператора. Сигнал охватывал даже половину леса и заброшенные заводы. Он был и в подвалах — даже доставал до тоннелей подземной канализации. Фрэнки закрыл глаза, вспоминая карту, и понял, что слепых зон на ней нет. Будь телефон выключен — механический голос не преминул бы об этом сообщить. Он набрал номер еще раз — попросили перезвонить позднее. Еще раз — женщина упрямо гнула свою линию. В горле засвербил комок нарастающей тревоги. — Чёрт, — прозвучало так, что Фрэнки испугался этого слова. Оно было горьким и злым, а удар кулаком по баранке словно хотел разнести руль на куски острого пластика. Он посмотрел на часы, мигающие на полоске магнитолы. Даже должность шерифа не помогла обойти систему и отправить Сару в розыск прямо сейчас. Семьдесят два часа еще не прошло. Из бардачка торчали картонные края «Дела № 5». Нужно было просмотреть папку еще вчера — найти зацепки, которые можно использовать на следующем допросе. Фрэнки знал, что Джонатан не согласится на полиграф, но пообещал себе бить его до тех пор, пока этого не добьется. Двадцать четыре ребенка, восемь взрослых женщин, один санитар и сторож зудели в голове всю прошедшую ночь и умоляли с фотографий обугленными глазницами. В Ираке тоже сжигали дома — даже следили за тем, чтобы никто не выбрался из горящего здания. Все знали, что за дверями воют радикалы, готовые в любую минуту разрядить обойму им в спину. Дети с фотографий были виновны лишь в том, что жили в этом приюте и чем-то не угодили накуренному Джонатану. Фрэнки достал папку и открыл первую страницу. Потом пролистал протоколы, фотографии, добрался до пожара двадцатилетней давности и задумался, смотря на снимок молодого Пророка. Он не мог представить, что этот подросток способен на поджог. В его глазах не было ни злости, ни безумия. Пятнадцатилетний Джонатан был белокурым и растрепанным, не похожим на того, кто сидел несколько часов назад в его кабинете и ухмылялся черными прокуренными зубами. — Потому что я выпустил наружу карающую длань нашего господа, — эта фраза мелькала в первом протоколе десятки раз и рисовала перед глазами картину, на которой этот растрепанный подросток цепляется за ручки стула в кабинете следователей и кричит так, что у них закладывает уши. Его пришлось привязать, потому что Джонатан был безумен — но врачи списали все на поддельную травку, коей были набиты его карманы. Потом жалостливые сотрудницы приюта наняли ему адвоката и уже на следующие сутки оказалось, что показания под травкой недействительны, а сам Джонатан вообще не появлялся в приюте в ту неделю. Все забыли о том, что парень пришел в полицию сам. Забыли, что сам попросил бумагу, а потом умолял, чтобы это признание написали за него, потому что был не в состоянии держать ручку в пальцах. Копию ответа страховой компании тоже подшили к делу. Там эксперты сошлись во мнении, что здание подожгли с двух концов, с промежутком в две минуты. Фрэнки посмотрел на приложенный план, на отмеченные там две красные точки и подумал, что за две минуты даже такой резвый парень, как Джонатан, не смог бы пробежать четыре коридора, оставаясь незамеченным. Сторож в тот раз не сгорел — выбежал сразу, как почуял дым. Он клялся на библии, что не видел никакого Джонатана, но делал это так неуверенно, что никто ему не поверил. Френки достал из бардачка карандаш, листок помятой бумаги и нацарапал на нем первый вопрос: «Ты действовал один?» Потом другой: «Двадцать лет назад ты действовал один?» Потом перечеркнул оба вопроса и перелистнул страницу. Дальше был поэтажный план с квадратами-комнатами и площадь — четыре тысячи тридцать квадратных метров. Потом снова отчет страховой компании, но там убеждали, что площадь здания — четыре тысячи тридцать шесть. Вопрос назревал сам собой, но Фрэнки не стал переносить его на бумагу. Шесть метров — это немного. Могли забыть приписать что угодно, даже подсобку, в которой уборщицы хранят свой инвентарь. В одиннадцать утра Фрэнки снова набрал номер, и в этот раз на другом конце провода потянулись длинные гудки. Набрал еще раз — мужской шепелявый голос рассыпался в комплиментах. — Знаете, шериф, это уникальный случай! Я даже не буду затрагивать ОКР и дереализацию. Я уверен, что в ее разуме есть некая обособленная мыслительная область, существующая отдельно от всего остального. Это видно по поведению, да даже по тому, как она отвечает на вопросы! Если вы дадите разрешение на стационар… Фрэнки закашлялся, прерывая монолог. — Позавчера вечером вы видели, как она заходит в дом? — Нет, — доктор замялся, явно подбирая слова. — Я прибыл в Вэйст в девять и даже переночевал там, потому что хотел понаблюдать за Сарой. — И как? Понаблюдали? — Нет, — в голосе доктора проскользнули разочарованные нотки. — Она не появлялась всю ночь, а утром я уехал, потому что нужно было успеть к еще одному пациенту. Он, правда, не такой интересный, как ваша Сара, но его родители… — А вчера вечером, — Фрэнки повысил голос, снова обрывая его монолог, — она появилась дома? Вчера вечером в Вэйст доктор не приезжал. «Дело № 5» снова перекочевало с соседнего сидения на колени и перед глазами вновь появился протокол, в котором накуренный Джонатан отвечал на все вопросы одной единственной фразой: — Потому что я выпустил наружу карающую длань нашего господа? Потому что выпустил? Фрэнки взял карандаш и написал на бумаге еще один вопрос: «Что такое карающая длань?» И снова перечеркнул, понимая, что Джонатан на него не ответит. Он пытался отвлечься от Сары как мог — листал папку, особо не понимая смысл всех этих бумажек. Кроме протоколов и плана здания, присланного криминалистами, в ней не было ничего, что могло дать основания для ареста подозреваемого. Бессмысленные списки сотрудников и воспитанников — сто двадцать детей, семь воспитателей, два повара и сторож. Опись имущества, утвержденная страховой компанией, и первая ее строчка — сто тридцать одна кровать. Фрэнки знал, что должность шерифа ему дали лишь за выслугу лет и пройденный Ирак. Он понимал, что слишком туп для бумажной работы. Было горько — до слез, что все эти смерти останутся не отомщенными только потому, что «Дело № 5» попало в его руки. Пальцы вертели карандаш, пытаясь перенести на бумагу хоть один вопрос, но в голове было пусто — разве что вельветовый жакет и черное платье мелькали то в лесу, то в подземной канализации, то и вовсе лежали далеко друг от друга, мятые и грязные. Семьдесят два часа еще не прошло — а ведь за это время труп в сточной канаве разбухнет так, что даже сам Фрэнки не сможет его опознать. Почему Сара пропала именно тогда, когда «пять четыре девять» наконец прислало свою бумажку? Морщась, Фрэнки порвал лист с вопросами и сделал пометку прямо в папке, на полях — так, чтобы ее нельзя было зачеркнуть или стереть, потому что за все время, проведенное над «Делом № 5», у него не возникло никаких догадок, кроме этой: «Джонатан не мог находиться в двух концах здания сразу».