Когда остановятся стрелки

У отделения полиции курили репортеры. Их было немного — две машины с принтом местного канала проехали мимо Фрэнки в тот момент, когда он заворачивал за угол, чтобы пройти в здание с парадного входа. Календарь говорил — сегодня суббота, а значит, писаки должны штурмовать пост охраны с раннего утра, но отчего-то они не ломились в двери с привычным энтузиазмом. На их лицах играли сонливость и разочарование. — Спугнули, шериф, — бросил Фрэнки мужчина с камерой на поясе и ретировался в автобус. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: обезглавленное тело еще не нашли. За всю историю существования головореза такого не было никогда. Труп появлялся каждую неделю — вечером пятницы, порой два раза в неделю, но в пятницу его находили несмотря ни на что. Головы отрезали в таких местах, что казалось, будто неведомый убийца хочет, чтобы его нашли, а может, хочет, чтобы его очередное творение гнило в морге, а не на улицах. Неделю назад отсутствие тела озадачило бы Фрэнки, но сейчас в его голове стучали только «Сара-Джонатан». Она у него — Фрэнки в этом не сомневался ни на секунду. Куда этот наркоман ее спрятал? В очередной подвал? Он отмахнулся от секретаря, протягивающего ему несколько новеньких протоколов, прошел мимо камеры, в которой два дня назад сидел грязный Пророк, и посмотрел за прутья железной решетки с облегчением. Джонатан гулял на свободе, а значит, Сара не умрет с голода, где бы этот психопат ее не привязал. Пришла уверенность, что его дочь — умная девочка, а потом отвращение от одной мысли о том, зачем она понадобилась накуренному Джонатану. Этот человек убил двадцать четыре ребенка. Не считая тех, что сгорели двадцать лет назад. Они кричали за закрытыми глазами Фрэнки, плавились, как фигуры из воскового музея, и стучали кулачками по окнам, надеясь, что свежий воздух позволит им дышать. Стекло разбивалось, огонь превращался в вихрь. Перед железными воротами стоял Джонатан с канистрой бензина и упивался треском ломающихся досок. Где-то на фоне этого безумия Сара, в своем черном платье, закрывала лицо руками. Фрэнки ударил себя по лицу. Нужно было думать, но думать не хотелось. В крови закипала ярость, дрожащие руки едва не выхватывали пистолет из кобуры. Найти Пророка было несложно, вот только станет ли он говорить, если схватить его за шиворот и прижать к стене подвала? Нет, скорее вновь ухмыльнется прокуренными зубами и будет делать вид, что не понимает. «Понимает», — Фрэнки сжал зубы. «Думай», — гора папок на столе была сброшена на пол одним резким движением. Серебристая табличка из некачественного алюминия зацепилась за угол и покачивалась, напоминая, что имя ее обладателя — Фрэнки Гордон Вуд. Мистер Вуд метался по кабинету, расшвыривая ногами «Дела». Они забивались в углы и рассыпались. Смешивали протоколы и отчеты. Потом постучал секретарь — вошел, не дожидаясь разрешения, и уставился на устроенный шерифом беспорядок. На его лице мелькнуло недоумение, потом — ужас. — Тела нет, — сказал он, замечая на себе разъяренный взгляд. В любой другой день ему бы ответили, но сейчас Фрэнки только швырнул в него смятой папкой. Часы на стене тикали очень быстро, а стрелки крутились так, что казалось, будто они не отсчитывают время, а проветривают комнату, как сломанный вентилятор. «Сара-Джонатан» успокаивалось, уже не стучало в висках, а зудело в голове смеющимся шепотом накуренного Пророка. Фрэнки посмотрел на пол, потом на пакет — он все еще держал его в руках — потом вспомнил, что в этом пакете обувная коробка и сотни пожелтевших бумажек. Должно быть, все эти записки очень дороги Джонатану. Он точно не захочет, чтобы их прикрепили к «Делу № 5» как вещественное доказательство. Любого психопата можно переиграть, если знать, куда давить — так сказал доктор в круглых очках. В этой коробке есть все, чтобы переиграть Пророка. Просто показать бумажки и предложить обмен. Не на Сару — сообщать психопату о том, что у него есть такое преимущество перед шерифом полиции Фрэнки не хотел. Быть может, тот вообще не знает, кто она такая. Думает, что Сара лишь девчонка, которая подвернулась под руку в нужном месте в нужное время. Он вспомнил, что уже видел их вместе — в подвале, когда навещал Джонатана, чтобы расспросить о «делах в мире духов». Тогда убил Головорез — духи могли указать на его след, хоть никогда раньше этого не делали. Пророк просто начинал бормотать что-то о страхе, смерти и вине, но отыскать в его словах нить истины было чертовски сложно. «Он боится» — вспомнилась записка из коробки. «Он не может уйти — он должен жить здесь. Потом он умрет и попадет в ад. Все демоны попадают в ад. Книжка говорит, что там горячо, но он этому не верит. Как можно утверждать, что в аду горячо, когда никто оттуда не выбирался?» Эту записку нужно было положить в третью стопку, но Фрэнки почему-то этого не сделал. В восемь вечера он был в машине. Давил на газ и петлял дворами — подбирался к знакомому подвалу. Пророка действительно не пришлось искать. Он был там — сидел по центру, дымил из стеклянного бонга и даже не удосужился спрятать его под куртку, когда вошел Фрэнки. — Все пасете меня, шериф? — спросил он, выпуская струю дыма в его сторону. — Или хотите узнать, как дела в мире духов? Тогда я разочарую вас — там ничего не происходит. Ни-че-го. А ведь еще вчера вечером казалось, что смерть выйдет оттуда, чтобы унести в мир мрака очередную голову. — Твое дело закрыто, — ответил Фрэнки. Он всматривался в обветренное лицо Джонатана, но не видел там ничего, кроме усталости. — Оно закрыто навсегда — я могу поклясться тебе на библии. — Тогда зачем пришли? Фрэнки сел на пол, на безопасное расстояние, и скосил глаза на пакет. Он хотел достать эту коробку медленно, так, чтобы не спровоцировать Пророка, но как только черный полиэтилен обнажил ее край, тот дернулся: — Отдайте мне. — Я, собственно, и пришел, чтобы это отдать. Джонатан протянул руку, но Фрэнки покачал головой. — Я хочу знать, зачем ты сжег этот приют. Знать, как именно ты его сжег, и еще знать, где сейчас эта девушка. Фотография Сары появилась вслед за коробкой. Джонатан посмотрел на нее и скривился в такой злобной гримасе, что рука шерифа сама легла на пистолет. — «Дело № 5» закрыто, — Фрэнки врал четко и убедительно. — Я уже сказал, что оно закрыто навсегда, вот только мне не дает покоя «карающая длань нашего господа». Просто ответь, и получишь свою коробку. Это не для протокола. Просто по-человечески. Некоторое время Пророк дымил молча, а потом сказал так тихо, что на расстоянии едва можно было разобрать эти слова: — Я убил человека. — Ты убил по меньшей мере сотню человек. — Их убил огонь, — Джонатан выпустил дым под потолок крупными белыми кольцами. — А я… Он щурился, как если бы у него была мигрень, а потом рванулся к Фрэнки так быстро, что тот едва успел отодвинуть в сторону коробку. — Отдайте мне. Отдайте, — его руки тянулись к коробке, но шериф вновь оттолкнул ее дальше, к стене. — Это все, что от него осталось. Я убил его. Дал ему имя, а потом убил. Вы когда-нибудь давали имя ребенку, шериф? Отдайте. Джонатан всхлипнул и зашелся кашлем, но это было больше похоже на спазм, с которым сжимаются легкие заядлого курильщика. — Значит, убил? — выдохнул Фрэнки, едва отбивая его попытки пробраться к коробке. — Нет, не я. Это все грязная тварь. Приют я не сжигал — он уже горел, давно, он должен был гореть с самого начала. А ваша девчонка в мире духов. Отдайте мне. Вы обещали, что если услышите ответы, то отдадите это мне. Внезапный удар, обрушившийся на живот шерифа, заставил его помедлить лишь мгновение, но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Джонатан выхватил коробку, рванулся в сторону выхода и побежал. Фрэнки выбежал следом, но не увидел на улице никакого Пророка. Только две тени — тонкие и высокие, — скользнули за угол дома, оставив в воздухе белый след падающей в лужу бумажки.