***
В том, что он — демон, он признался сразу и даже показал Саре потрепанную книжку. Там были сотни разных существ — от призраков и банши до архангелов с черными крыльями, а на тридцать четвертой странице расположилась картинка с костлявым демоном, который скалился огромными длинными зубами и показывал читателям чью-то оторванную голову. «Поэтому черная девочка должна уйти, — написал Крэтти. — Все их ненавидят. Ей будет неприятно смотреть на него. Так говорил плохой человек». «Плохой человек наврал, — написала Сара. Она не знала, кто такой плохой человек, но в том, что он наврал, была уверена. — Плохой человек не мог знать, что я на самом деле чувствую, когда смотрю на тебя». «Что-то нехорошее», — предположил Крэтти. Сара вырвала у него эту бумажку и порвала в клочья. «Ты очень красивый». Он смотрел недоверчиво и даже сверкнул из-под полей шляпы странно-серебристыми глазами. — Черная девочка врет. Сара больше не боялась его зубов, поэтому не врала. В его доме, в лесу — в трех часах ходьбы от платформы Вэйста — книг было больше, чем в прихожей Сары. Еще там была кровать, смотревшая изголовьем в разбитое окно. Пусть все это великолепие и пылилось под дорожкой лунного света — лампы у него не было, — но казалось волшебным. «Ты все это прочитал?» — удивлялась Сара. «Несколько раз», — отвечал он. Все эти книги приносил «плохой человек», но потом перестал. Почему — Крэтти не объяснил, только отчего-то всхлипнул и начал повторять, что «черная девочка должна уйти», потому что «так никогда не будет, так просто не бывает». Сара рвала его бумажки одну за другой. Она никогда не навязывалась, но писать оказалось легче, чем говорить. Порой она сама удивлялась, сколько слов скрывалось за ее молчанием. В тех случаях, когда запястья утверждали, что нужно молчать, рука выводила на бумажке целые абзацы, поэмы, которые остались бы невысказанными, не будь Крэтти гениальным собеседником. Он спрашивал обо всем и сразу. Время летело так быстро, что последние цифры воображаемого счетчика превратились в смазанную кляксу. Об этом она тоже рассказала. Крэтти испугался. «Так мало… Это безумно мало — двести тысяч часов. Что нужно делать, чтобы этот счетчик не крутился?» Нужно было молчать и смотреть в потолок. Они смотрели — чертов счетчик не останавливался. Он будто ускорялся — назло, вынуждал жить в несколько раз быстрее, чем это делают нормальные люди — без цифр перед глазами. Крэтти предположил — «если счетчик перед глазами, может, в этом виноваты глаза?», но Сара тут же мотнула головой. Виноват был мозг. Что-то ей подсказывало, что ему об этом знать необязательно. Крэтти был барахольщиком, каких поискать. Он тащил к себе в дом все, что по его мнению имело какую-то ценность, пусть даже и выглядело это как сухой цветок или дешевая подвеска из вокзальной палатки. На вопрос «зачем ты это делаешь?» он сослался на потрепанную книжку, открыл тридцать четвертую страницу и ткнул пальцем в строчку про «алчных демонов, которые любят золото». «Это точно не золото, — возразила Сара. — И я в первый раз слышу, чтобы демоны были похожи на ворон». Потом вспомнила, что в его историю с демоном она тоже поначалу не верила и порвала бумажку. Демон-Крэтти появился лишь раз, но этого раза оказалось достаточно, чтобы закрыть глаза и молиться, прося невидимый счетчик крутиться максимально быстро. Его приходилось держать так крепко, как она не держала барби, пока мать спускала в мусоропровод одну куклу за другой. Он вырывался, хотел уйти — Сара не отпускала. Он плакал, просил, чтобы «черная девочка ушла», она не уходила. Потом нашлась закономерность, с которой демон-Крэтти приходил в этот мир. Ночью светлячки превращали разбитое окно в подобие зеркала, и стоило настоящему Крэтти кинуть туда взгляд, как он тут же замирал и смотрел на отражение с такой ненавистью, что Саре становилось страшно. «Он не хочет быть демоном, — писал он, пока она вытаскивала стекло из рамы. — Не хочет, но не знает, что нужно сделать, чтобы умереть еще раз и стать ангелом. Если демон умирает, то становится ангелом — ведь смерть к ним посылает бог». Сара кивала, размахивалась и пыталась забросить осколки как можно дальше от дома — в полосу глухого кустарника, а потом передумала, собрала все в пакет и закопала. По вечерам они сидели перед домом, на той самой поляне, где Крэтти впервые продемонстрировал Саре свою улыбку. Она трогала его руки, а он дергался, словно его тело пронзал электрический ток. «Он просто не знал, что так можно, — оправдывался Крэтти. — Просто думал, что до него нельзя дотронуться, ведь ни один человек этого не захочет». Сара мотала головой, понимая, что люди, может, и не захотят, а «черная девочка» другая. «Я похожа на тебя», — писала она, но в глубине души осознавала, что ее история не такая захватывающая. Сложно сравнить отходы с производства жизни с настоящим чудовищем, дремлющем в отражении Крэтти. Так же сложно было признать «чудовище» настоящим, ведь в те мгновения он просто замирал, смотрел на стену и начинал всхлипывать и говорить обо всем подряд, а потом бросался на Сару, как сорвавшаяся с цепи собака. — Черная девочка зря осталась, — шептал он где-то у нее под ухом, но Саре нравилось то, как он вытряхивает ее из платья и вдавливает в стенку. Она хотела увидеть этого демона в живую, а не в отражении выброшенного разбитого стекла, но поднимать голову и смотреть в его лицо в такие моменты Крэтти запрещал. — Черная девочка не должна оборачиваться. Что будет, если она обернется, Сара знала — зубы и ничего больше, но оказалось, что переубеждать его нет смысла. А еще оказалось, что демоны тоже едят и отчего-то едят все дорогое и вегетарианское.***
Конец сказки наступил им на пятки ровно тогда, когда у них обоих закончились деньги и бегать на платформу за завтраком больше не было смысла. Сразу вспомнился и дом в Вэйсте, набитый крупами и консервами, и мать, хрипящая ночью в радионяню что-то о стрелках на часах. «Можно перебраться ко мне, — предложила Сара. — Раньше я думала, что ты не захочешь приходить ко мне домой, потому что у меня пыльно и грязно». Крэтти посмотрел на бумажку и быстро отвернулся, но она успела заметить, как уголок его губы вздернулся вверх сам по себе. Его смех она слышала впервые. «Везде пыльно и грязно, — он сунул ей бумажку, не оборачиваясь. — Крэтти видел, как в большой комнате ангелы заметают грязь под ковер. Грязно везде — где-то снаружи, где-то внутри. Будь у Крэтти ковер, он бы тоже заметал туда грязь». Про доктора в круглых очках Сара отчего-то не вспомнила. Крэтти вошел в дом первым — боялся «потерять черную девочку» — и столкнулся с ним в прихожей. Тот крутился на кухне — Сара потянула Крэтти в тень. «Это очень плохой человек», — написала она. — Крэтти поговорит с ним, — шепнул он, но поговорить не успел. Стоило ему показаться в дверях кухни и открыть рот, демонстрируя зубы, доктор заверещал как поросенок и буквально смел его со своего пути. Он даже не забрал ботинки — вылетел из дома и побежал к платформе. Сара смеялась. — Не успел, — Крэтти виновато развел руками. «Успел бы — я бы сама тебе голову оторвала», — успокоила Сара. Она взяла его за руку и сразу повела в свою комнату. Потом сама сняла с него плащ и повернулась спиной, чтобы он расстегнул ей молнию на платье. — Это можно делать и не в обличье демона, — сказала она. — Все это делают, разве ты не читал об этом? — Все люди, — возразил он и тут же спохватился. — Черная девочка не должна оборачиваться. — Демона сейчас нет. Кто же ты тогда? Крэтти дотронулся до нее очень робко, так, словно она была чем-то хрупким и неустойчивым. Сара хотела его подбодрить, но потом просто разочаровалась и закрыла глаза. Не таким она представляла себе черного человека.