Финальная битва

Включите музыкальное сопровождение "YUBIKIRI-GENMAN - DEEMO Mili" (VK)       POV Адриана       Туман в глазах. Как страшно стало ложиться в последнее время. Со дня пожара прошло три дня. Мое зрение еще не до конца восстановилось. И раны от стекла на спине не зажили. Ребра сдавливает медицинский бинт.       Я не ложился спать вообще, от этого голова кругом, и от усталости тело такое тяжелое, словно цельный брусок свинца. Смысл в существовании почти утерян. — Эй, она пропала, это не значит, что она мертва. — Прошептал ленивый голос над ухом. Это был Плагг, которому даже сыр есть не хотелось.       Я зарылся лицом в подушки, подкладывая руки под себя, упираясь раскрытыми ладонями в ключицы, и я ждал, когда же сон со своей обычной неторопливостью обрушится на тебя. Сон, которого уже нет три дня. Как нет и моей Леди и моего отца.       Но мозг не дает заснуть.       Пульсация под ладонями выдает как бешено стучит мое сердце. Хотя ему, вроде как и не с чего так биться. Не ради чего. Я уже не пытаюсь успокоиться, задерживать дыхание.       Но стоит сердцу забиться медленнее, это становится в разы отвратительнее. — Почему ты бьешься! Это я должен был умереть тогда! Я! — Очередной всплеск эмоций, как зрение сразу ухудшается. А сердце снова начинается колотится сильнее.       Я чувствую его едва ли не у себя в горле, и теперь это уже не простой стук. Я едва ли не прочувствываю все систолы и диастолы каждого сокращения. Миокард сжимается в болезненном для тебя спазме, и сердце с булькающим ощущением вздрагивает в твоей грудной клетке. Это отдает в раны на спине, и снова заставляет вспомнить девушку, за которую я был готов отдать жизнь. — От твоих воплей ничего не изменится. — Плагг отлетел немного дальше. А волнение, в которое меня повергают эти ощущения вновь приказывает мне дышать. Снова дышать, прогнать из памяти и тела это омерзительное чувство. — Да что ты понимаешь… — Из горла выдавился хрип. Наконец-то. Сердцебиение, вроде как, уже пришло в норму, но мне этого все мало. Я ждал, когда оно наконец совсем утихнет. — Париж лишился только одного героя, но ты нужен людям. — чуть громче сказал Плагг. После его слов, единственное, что мне хотелось сделать, так это навсегда снять кольцо.       Я уставился в окно, мысленно надеясь, что и мое сердце перестанет биться. Но этого не происходило, и я едва ли не начинал сердиться на собственное тело.       Прометавшись еще половину часа по одуряюще тёплой кровати и раздумывания над этим происшествием, прежде чем, сам того не заметив, я начал проваливаться в сон. И он тут же оборвался.       «Где ты?» — проносилась одна и та же мысль в моей голове. И чтобы хоть немного освежить голову, я поплелся в ванну.       Плеск бегущей из крана воды лишь сильнее надавил на эмоции. До срыва оставалось недалеко. На голове не осталось ни одного сухого волоса, одежда намокла.       И вот я сижу на холодном полу собственной ванной комнаты и задыхаюсь. Слезы горечи капают на поверхность кафельной плитки. Холодно, но мне все равно — пусто внутри. Я стал пуст внутри. Руки дрожат, губы шепчут слова, которые не разобрать. Никто не придет. Ведь никто не слышит больше не слышит, даже Плаггу не так важно мое состояние. Никому нет до этого дела. Всем наплевать.       Сейчас я просто задыхаюсь. Задыхаюсь потому, что не хочу, чтобы никто узнал о моей слабости. О том, что я сломался, разбился, разрушился на мелкие кусочки, на крупицы, на пыль. Опять.       «„Думаешь так будет легче? Ты всегда знал об этом, но молчал, правда, временами и кричал. Иногда даже слишком часто. Кричал о том, что ты — никто, пустое место, мусор.“ — Я сам изводил себя своими же мыслями. — „Но почему тогда Маринетт полюбила такого как я?“       Не вытерев себя и не сняв с себя мокрую одежду, я пошел обратно в комнату, оставляя после себя мокрые следы. Подойдя к окну, из которого был виден город, можно было увидеть табло. На нем были вывески пропавших после пожара. Портрет дочери кондитера тоже там был.       Я стоял и смотрел в окно, сквозь которое виднеется мрак ночи, что и заполняет помещение, где я нахожусь. На холодном полу, один. Мрак, заполняющий мою душу. Мрак, который пожирает меня с большим аппетитом.       Мир уже не то что бы рушится — он сломлен окончательно, бесповоротно, безвозвратно. Обломки, обрывки, осколки — везде и всюду. Конец. Это конец? Сдаваться? На секунду промелькнул луч надежды, в голове снова моя леди, но отчаяние нещадно затушило ее, загубив своей холодностью и тщетностью сего бытия. Моего бытия, которое бесполезно. — Плагг, выпускаем когти. — Сказал я неожиданно сам для себя. Трансформация. Я выпрыгнул в окно. Свет ночных огней глянул в глаза. И непонятно почему, спустя пару мгновений, очутился на крыше дома, напротив дома моей напарницы. Хоть было поздно, в окне горел свет. — Как там моя девочка… — Уверен, мы скоро ее найдем. — Том успокаивал свою жену, гладя по голове. Ведь их дочь бесследно пропала как и еще пара десятков граждан.       Для меня раньше не было ничего лучше равнин под маленьким городком, где до магистрали часа два езды по убитым дорогам ушедшей эпохи. Где каждый сам по себе, но не так, как в больших городах. Тут все это ясно осознают, и в глазах каждого можно увидеть понимание. Словно странники, да. Пока я не побывал в уютной кондитерской Мари и ее родителей.Там пахло домом, а не фабрикой одежды.       »«Именно так я себя почувствовал однажды открыв для себя данный реалм, и от этого проникся давно забытым чувством. Думаю, это можно назвать счастьем. Если бы рай существовал, он был бы именно таким. Там я не один. Это место, будто создано для меня, а теперь и для моей скорби. Здесь одиночество превращается в твоего лучшего спутника. Тенью на твоём плече оно улыбается, а ты вместе с ним.»        Если бы мне сказали, что добраться до этого дома невозможно, я бы все равно его искал, даже если бы пришлось идти вечность. А внутренний диалог впервые за столько времени умолк. В такие моменты даже ему хочется помолчать. В голове лишь ветер. Тот же, который пронизывает меня сейчас, доводит до лёгкой дрожи мою челюсть и сковывает пальцы. И осознание. Осознание, что жив, что способен чувствовать через нотки тревоги моего тела от возможного замерзания. Но я жив, и продолжаю идти дальше.       Было очень грустно смотреть на родителей Маринетт. За своё столь короткое пребывание в сей юдоли скорби, это единственное место, где всё самое мрачное имеет столь прекрасное. Ведь именно здесь жила девушка моей мечты. Беспристрастная, созидающая. И это место — один из лучших её шедевров. Даже через окно видны впопыхах брошенные эскизы, словно она оставила их здесь мгновенье назад.        Содрогается рассудок. Это то, что хочется назвать «жить». И я иду дальше. В погоне за этим чувством. Тяжелое дыхание заглушает начинающийся внутренний диалог, и он замолкает вновь. Словно замер перед чем-то колоссальным и великим. И не зря. Рассвет…       Тут мое дыхание замирает на мгновение. Ведь я пришёл за тем, за чем шёл так долго. Продолжаю дышать. Рассудок мутнеет от усталости, и я отрубаюсь. Вот вот запищит кольцо. И это уже четвертая бессонная ночь.        Дорога назад это вторая сторона медали. Более тёмная. Недавно я понял, нет, именно осознал: от себя не убежишь. Я давно не был там. Но я обязательно вернусь. Моя леди как тень на плече помогла открыть мне много прекрасного, она научила многое ценить, она развивала мой интерес. Однажды потеряв ее, поиски будут стоить тебе очень дорого, но я вновь получу бесценный опыт и смогу идти дальше… в своё никуда.       Париж все больше напоминал минное поле. А мое душевное состояние все больше напоминало хождение по болоту. Мрачному, бескрайнему, мертвому болоту. Над ним не летают даже птицы, ибо это болото отравлено смертью и унынием. И если наступив на мину, ты услышишь взрыв, грохот, и тебя разорвет на части, то здесь же — свернешь не в ту сторону и… нет человека. Тихо, мирно, беззвучно. Был ты — и тебя уже нет.       Вот я и провалился в трясину несколько дней назад, иду на дно. И гнию там же. Незнание меня убивает. Раз Плагг жив, значит жива и Тикки, квами моей леди, но это не гарантирует ее жизнь.       Все обрушилось на меня слишком внезапно. Отец оказался Хищной Молью, и когда увидел меня в роли Нуара, падающего с высоты в момент трансформации, он просто испарился, будто его никогда и не было. А на меня навалились его заботы, я ведь единственный наследник компании Агрест. Натали уже успела промыть мой мозг про спад акций, совет директоров, назначенные показы, но зачем мне это?       Никто никогда не спрашивал чего я хочу на самом деле, какой жизни хочу действительно, что нужно делать для этого и как. Вот я и прятался за маской черного кота, скрывая свою сущность. Я постоянно оборачиваюсь назад, смотрю по сторонам, слушаю ложные слова, ложные советы, ложные рекомендации таких же мертвецов на дне, сворачиваю не туда по ложным указателям и… и все. Я никогда не слушаю себя и не доверяю себе, когда я всего лишь сын дизайнера Габриеля Агреста, я постоянно от кого — то зависим. Как не хочется быть лишь жалкой единицей в этой тупой неживой системе, винтиком в бездушной машине, живым трупом у которого нет права на свою жизнь, права голос, права на счастье. Поэтому и сейчас на мне черная маска. Как не хочется прожить жизнь по сценарию. Все мертво и безжизненно. Ничего не меняется и не движется. Такое ощущение, что это и не жизнь, а кома. Родился — и тут же впал в кому, кому, созданною моим же отцом. Страшно осознавать, что этот сценарий маячит передо мной, и его почти невозможно поменять. Отец пропал, а его заботы остались, его сценарий, уготованный мне с рождения, остался.       И вот во мне снова тоска абсолютная. Тоска вездесущая.       Я давно смог пробраться в комнату Ледибаг, в надежде, что хоть что-то во мне изменится.       Я смотрю в окно — и не вижу. Не вижу света, вместо него наблюдаю лишь струящуюся серость. Лишь темень. Как будто бы в один момент все краски мира выцвели от старости — побледнели. Солнце не греет… Воздух переполнен затхлой вековой пылью, от чего тебе непременно хочется откашляться кровью, подобно больному. Хоть рассвет в самом разгаре.       Просто смотрю. Просто разлагаюсь от своих же мыслей. Жизнь словно проходит мимо меня. У меня даже не существование, а нечто хуже, чему я не поберу слово…       После пропажи Мари, я уже мертв. Мертв своей душой, своей мечтой. Внутри меня ничего нет. Лишь пустота. Белая и бесконечно стерильная, словно стены в больничном крыле…       В моей жизни все высосано из пальца, абсолютно все, любое мое размышление, любая мысль, я лишь излишне накручиваю себя, я просто зацикливаюсь, как старая пленка.       Просыпаются жители города, а я не сплю с момента пожара. Но вдруг до моего носа дотянулся легкий аромат свежей выпечки. И тут же я неожиданно понял, что дичайшее хочу булку, без всяких начинок, вот просто сладкую и мягкую булку. Мысль о свежей булке заставила меня забыть о своем костюме супергероя. Магазин где пекут хорошие и свежие булки, находится от меня в одном шаге, надо лишь выйти из комнаты и спуститься вниз с балкона.       Стоило мне спуститься, как на меня сразу же наткнулось пара человек, но поняв на кого они наткнулись, тут же начали извиняться. Удивительно, но я даже не волновался, что энергия кольца может быть на пределе. Я не жалел. Я глядел по сторонам, всматривался в лица людей, разглядывал здания вокруг, пока от всего этого у меня не заболели глаза. Дико заболели глаза и голова, травма с того огненного дня не зажила так, что свет буквально меня ослеплял. И в конце концов я стал смотреть только себе под ноги и размышлять о том, что во всех я вижу что-то прекрасное, у женщины в возрасте в розовом пальто, заметные синяки под глазами, но зато у неё красивый прямой нос, её лицо остается приятным, а взгляд конечно усталый, но это её не портит.        Я вижу чужие недостатки, точнее те детали, которые я не то, чтобы считаю недостатками, просто они бросаются в глаза. Я не считаю большую родинку между бровей темноволосого дворника уродливой, но сначала обращаю внимания на неё, а потом на то, что у него красивый разрез глаз. И так я всматриваюсь в лица людей, нахожу в них что-то особенное, но ничего не вижу в себе, хоть мое лицо буквально наклеено на каждое табло, на каждый рекламный щит и забор.       Пока я всматривался в каменные плиты, устав от света и чужих лиц, то наткнулся на запасную пуговицу от пальто или куртки. Видимо кто-то оборонил и не обратил внимания, она лежала в маленьком прозрачном пакете на этих каменных плитках. У меня в голове сразу мелькнула мысль о том, что нужно подобрать её, но я почему-то побоялся, скорее всего потому что люди на меня косо посмотрят. Герой Парижа, новое клеймо, ограничивающее мои действия.       «А что, если бы моя леди была здесь?» — промелькнуло в голове. — «Тогда бы я просто поднял эту незначительную вещь.»        Я думал, что могу открыть этот пакетик и подумать о человеке, который её оборонил, в прочем, как всегда предаться бессмысленным мечтам из-за маленькой материальной вещи. Но я не подобрал её. — Добро пожаловать. — Миссис Ченг поприветствовала меня в дверях, но обернувшись ахнула. — Кот Нуар! Какая честь. — Здравствуйте. — через минуту у меня в руках уже была та самая булочка, но стоило откусить кусочек, как слезы почему-то полились сами собой. — Не вкусно? — Обеспокоенная женщина тут же ко мне подбежала. — Нет, что вы. Простите, но за все это время, я так и не смог найти вашу дочь. — Мать Маринетт ожидала такого ответа, но отвела глаза. — Почти в каждой семье нашего района кто-то пропал. Полиция тоже ищет, так что мы не утратили надежды. — Тут к нам присоединился Том. — Я уверен, что все эти люди живы, но из-за сильной суматохи просто дезориентированы, поэтому, стоит и им немного помочь. Огромный город, защищают подростки, на тебя парень вложили большую ношу. Но не стоит недооценивать взрослых. — Спасибо… — Их слова действительно внушили маленькую надежду, и мне стало понятно в кого у Мари такая красноречивость.       Я вышел из магазина и вновь стал думать о пуговице, на самом деле я уже и не помнил, где именно её видел, поэтому старался тщательнее вглядываться в каменные плиты, чтобы если что не пропустить. Я прочесал каждый сантиметр у кондитерской, я всматривался в каждую бумажку и фантик, порой принимая их за пакетик с пуговицей, тщетно. И когда я уже прекратил поиски, так и не обнаружив пуговицы, которую смахнул ветер, нашел человек, который потерял, а может кто-то затоптал ногами, я подумал: «Так ведь со всем в моей жизни». И правда, пуговица как шанс, который я всегда упускаю. Я больше никогда не увижу эту пуговицу, никогда не смогу её потрогать. И с людьми так, увидел человека, мог бы проявить инициативу, но сдержался, а потом уже было поздно, и с делами, отложил на время, снова упустил. Было ли нечто в моей жизни такое, о чем бы я не пожалел? Только моя напарница в точечном костюме. А кроме нее? Толком и вспомнить не могу. Впрочем, это не столь важно, и про пуговицу я очень скоро забуду. Пип.пип.пип… — А вот и последний сигнал. Трансформировался прямо перед домом. Я слишком сильно измотал Плагга, но он ничего мне не сказал.       Зайдя в дом, я понял, что дома я один. Наверняка, Натали сама занялась делами отца.       Несколько минут спустя кастрюля на плите вместо чайника начала вскипать и я подскакиваю, чтобы снять её. Это единственное, что я нашел в огромном особняке. В доме дикий холод и из моего горла разносится хриплый кашель. Достаю пачку старого кофе и насыпаю ложку, затем подумав, добавляю вторую.       Через час мне нужно будет выходить на остановку, ведь коллеж никто не отменял, поэтому я глотаю впопыхах горячую жидкость и иду в спальню. Даю своему квами его любимый камамбер. У меня огромный дом, сошедший словно со страниц журнала, от которого меня же тошнит. Открываю шкаф, достаю оттуда джинсы и толстовку. Кроссовки, рюкзак и я жду автобус. Горилла меня больше не возит, он тоже чем-то занят. А вот впереди мчится тот самый автобус. Но что-то мне шепчет: — сделай шаг. Давай же. Продолжение следует...