Часть 5
18 марта 2016 г. в 14:07
Наступил вечер третьего дня. Анжелика с любопытством склонилась над колыбелью, где спал ее сын, и узнала в нем Жоффрея — те же точеные черты, что и с той стороны лица мужа, где не было шрамов. Она представила безжалостную саблю, которая обрушивается на это ангельское личико, увидела это хрупкое израненное тельце, выброшенное в окно, неподвижно лежащее на снегу, среди бушующего пламени.
Видение было таким ясным, что молодая мать закричала от ужаса. Схватив младенца, Анжелика судорожно прижала его к себе. Ее наполнившиеся молоком груди болели, и акушерка туго перевязала их. Знатные дамы не кормят грудью своих детей. Молодая кормилица, крепкая и здоровая, увезет Флоримона в горы, где он должен будет провести первые годы жизни.
Нет. Этого она не позволит. Анжелика осторожно положила сына на кровать и принялась снимать бинты, стягивавшие грудь.
Когда вечером госпожа Изор зашла в комнату молодой графини, то смогла только воздеть руки к небу: Флоримон с упоением сосал грудь родной матери.
— Мадам, что же вы наделали! Как можно! Благородные дамы не кормят детей грудью! Это же скандал! Вы сошли с ума! Как теперь остановить молоко? У вас поднимется жар, грудь затвердеет.
— Я сама его выкормлю, — упрямо сказала Анжелика, даже не взглянув в ее сторону. — Я не хочу, чтобы его выбросили в окно!
За спиной Изор раздался тихий смешок. Акушерка повернулась.
- Мессен! Скажите хоть… - она осеклась, увидев на лице графа, возникшего в дверном проеме, загадочную улыбку.
Анжелика тоже посмотрела в его сторону, слегка порозовев от смущения. Жоффрей, не отрываясь, смотрел на жену. Он подошел к Анжелике, обнял ее за плечи, присев рядом с ней на кровать, и коснулся губами ее виска. Она подняла на него затуманенные счастьем и любовью глаза...
Изор замолчала и, поджав губы, удалилась.
- Жоффрей, - выдохнула Анжелика.
- Я еще не сказал тебе, как ты прекрасна…
- Боюсь, я не была такой уж прекрасной в последнее время, - на глаза Анжелики навернулись слезы.
- Нет, была, - граф нежно коснулся ладонью ее щеки.
- Я не знаю, в чем дело… Прости.
- Тебе не за что извиняться, дорогая. Я люблю тебя всей душой…
Анжелика наклонила голову и спрятала лицо у него на груди.
А потом их губы соединились в упоительном, переворачивающем душу поцелуе… который перешел в другой… а потом в третий…
И только недовольное кряхтение Флоримона вернуло их к действительности.
— Можно мне остаться, любовь моя?
Анжелика кивнула. Придвинув стул к постели, граф сел и стал смотреть, как ребенок жадно сосет пышную грудь. Вскоре Флоримон задремал на руках матери.
- Спокойной ночи, детка, - улыбнулась Анжелика, коснувшись щекой нежной щечки младенца.
Жоффрей взял сына из рук жены и, поцеловав чистый детский лобик, положил ребенка в колыбель. Анжелика видела, как муж склонился над кроваткой Флоримона и тихо что-то нашептывал ему, пока мальчик засыпал.
Анжелика поднялась с кровати и подошла к открытому окну. Вдруг она почувствовала руки мужа на своих плечах.
- Куда ты смотришь? – раздался над ухом его мягкий голос.
- Никуда… Просто думаю.
- О чем?
- Раньше мы были свободны, а теперь…- Анжелика повернулась к мужу.
Он молчал, задумавшись.
– Будет не всегда легко…- наконец заговорил Жоффрей. - Мы в ответе за эту хрупкую жизнь… Но мы справимся… Вместе… Ты и я…
- Скажи мне снова, Жоффрей… - она повернулась к мужу и посмотрела на него сияющими глазами.
Жоффрей вопросительно приподнял бровь.
- Скажи… - настойчиво повторила она.
- Я люблю тебя, - прошептал он, проводя губами по ее виску. – Я люблю тебя больше жизни.
- И я люблю тебя, - она запустила руки в его густые волнистые волосы.
Не в силах удержаться, Жоффрей снова поцеловал ее зовущие губы.
***
Поднялась буря возмущения — благородная дама ведет себя подобно крестьянке! Решили, что кормилица поселится в доме мадам де Пейрак, чтобы докармливать Флоримона, у которого, к слову, был прекрасный аппетит.
Анжелика не обращала внимания на недовольство Изор и разговоры окружающих.
Больше всего она любила наблюдать за тем, как муж смотрит на малыша. Как берет его на руки и целует в макушку. Черные кудри мальчика не подчинялись никаким правилам и обещали быть такими же, как у отца. И Анжелика поклялась себе, что сделает все возможное, чтобы оградить это горячо любимое дитя от той ужасной участи, что постигла в детстве Жоффрея и оставила на его лице ужасные отметины. Мальчик будет красив, как должен был быть его отец, и от этой мысли ей становилось одновременно и радостно, и грустно.
***
Жоффрей держал на руках сына. Малыш зевнул, прижмурив глазки.
– Вы двое – словно живой фамильный портрет, дорогой, – сказала Анжелика, улыбнувшись.
Она не отрывала взгляда от мужа… Мужчина, который стал навеки ее любимым, ее единственным… Он уложил Флоримона в колыбель и стоял, любуясь им. Смуглый, черноглазый и такой красивый… Зачатый в одну из ночей, когда Анжелика вывела его из вечного плена одиночества и открыла его взору небо любви.
Он поймал взгляд жены. Анжелика подошла к нему, прильнула на миг и отпрянула, и осталась стоять рядом, глядя на него ясными зелеными глазами. Он опустил глаза на ложбинку между ее грудей – там выступила влага. Она только что кормила грудью Флоримона, а ему было разрешено смотреть на это. Пейрак хотел запомнить каждый момент жизни своего сына. Он всегда будет хранить в своем сердце образ жены с ребенком у груди.
Солнце садилось; на ночном небе струились бледно – розовые, синие и лиловые длинные облака, замерцали яркие звезды. Сердце Жоффрея забилось сильнее, он задул свечу, протянул руку, коснулся груди Анжелики и притянул ее к себе. Кожа ее пылала, глаза сияли, как яркие звезды, отражая пламя свечей.
Анжелика обвила руками его талию, притянула к себе и, гладя его спину под тонким полотном рубашки, прильнула к нему. Ее полуоткрытые губы неудержимо манили к себе, а тело было мягким и податливым. Приняв приглашение, Жоффрей страстным поцелуем коснулся ее уст.
Боже, она сводит его с ума! Самая желанная женщина, самая любимая, единственная... Он будет целовать ее всю жизнь...
Именно тогда, когда вопрос о кормлении Флоримона занимал даже членов местного совета маленькой беарнской деревушки, зависимой от замка, неожиданно приехал Бернар д’Андижос. Граф де Пейрак наконец сделал его своим камергером и поручил съездить в столицу, чтобы осмотреть парижский отель.
По возвращении Андижос сразу помчался в Тулузу, чтобы представлять графа на празднествах «Цветочных игр».
В Беарне его не ждали.