Радость

Время в маленьком замке в Пиренеях словно замедлило свой ход, давая супругам возможность в полной мере насладиться уединением и маленькими семейными радостями. В последующие недели ни Жоффрей, ни Анжелика не могли провести даже нескольких минут вдали друг от друга. Они ездили верхом, гуляли в лесу и по полям, в благоговейном молчании сидели на скрытом выступе утеса, любуясь пиренейскими долинами и наблюдая, как воспаряют орлы в потоках ветра. Ночи проходили в любовных ласках, и такого полного блаженства, не нарушаемого ничем, как в эти дни, ни один из них не знал прежде. Анжелика купалась в лучах любви Жоффрея и даря ему в ответ всю свою страсть. Малыш Флоримон незаметно подрастал, окруженный любовью и вниманием родителей, и только по нему супруги замечали неизбежность хода времени. Между тем проходили дни знойного лета. Здесь, в Пиренеях, царила свежесть, которую приносило океаническое дыхание Атлантики. Путешествие же по напоенной жарким солнцем земле юга – тяжкое испытание для человека непривычного, и особенно тяжелым оно могло стать для малыша, поэтому граф принял решение остаться в пиренейском замке до осени. Анжелика видела, что это решение далось ему с трудом – он волновался о состоянии дел в городе и городском совете в его отсутствие, не очень полагаясь на д’Андижоса, с которым вел оживленную переписку. Предосеннее солнце пробивалось сквозь витражи окон спальни. Жоффрей неслышно открыл дверь и подошел к кровати. Как часто бывало, он встал с первыми лучами и провел утро в небольшой библиотеке, которая занимала первый этаж левого крыла замка, одновременно выполнявшей функции его кабинета. Из Тулузы граф привез несколько приборов, а на площадке донжона по его приказу был установлен доставленный телескоп. Жоффрей склонился над женой и легким поцелуем коснулся ее уст. Графиня подняла к любимому свои прелестные изумрудные глаза. На какой-то миг Пейрак словно растворился в нежности, лучившейся в ее взгляде. - Какая сегодня погода? – улыбнулась она, потягиваясь. - Тепло. И возле речки я вчера приметил лужайку, полную маргариток. - Пойдемте купаться, Жоффрей! - ее зеленые глаза лукаво сверкнули. - Ну, если только потом вы, мадам, приласкаете меня среди маргариток. Однако, хотя эта перспектива крайне соблазнительна, я думал предложить вам кое-что другое, - граф указал на приготовленное для Анжелики платье для верховой езды. Только сейчас она заметила, что граф одет для верховой прогулки. - Куда вы повезете меня, мой сеньор? - К тайнам, моя прелестная фея, - шепнул граф и улыбнулся, дотрагиваясь кончиками пальцев до ее губ. Наконец, не устояв, он сорвал с ее горячих губ поцелуй. - Вы прекрасны, мадам де Пейрак. Вы могли бы соблазнить целый сонм ангелов. Сильные мужские руки крепко обняли ее и тут же нехотя отпустили. - Вставайте же и одевайтесь, любовь моя. Я жду вас внизу, - заключил Жоффрей, и, уже от двери бросив на жену страстный взгляд, исчез. Анжелика с улыбкой прислушивалась к удаляющимся шагам мужа, и когда они стихли, поднялась, вызвала служанку и велела приготовить себе ванну. Когда супруги покинули замок, долины внизу сияли, окутанные бледно-пурпурной дымкой. Нежно-опаловые вершины гор таяли в облаках. - Вы так и не сказали, куда мы держим путь, Жоффрей, - поинтересовалась Анжелика, когда они пустили коней в галоп, преодолев тропинку, спускавшуюся от замка в долину. - Вы все увидите сами… *** Мелькали виноградники на замшевых склонах холмов, оливковые деревья и неправдоподобно игрушечные городки с воронкообразными кровлями округлых башен и четко прорезанными зубцами крепостных стен. Горизонт словно расплывался в солнечной дымке, а в поднебесье упоенно купались почти невидимые жаворонки. Ландшафт, накрытый туманной полусферой, цепенел в зачарованном сне. Окаймленная редколесьем гора с крутой лепкой известковых проплешин и складчатых жил возникла с ошеломительной внезапностью. Полускрытое завесой разорванных туч солнце заливало ее расходящимися струями, тонко высветив над хаосом карстовых ниш строгий прямоугольник крепостной стены. Легендарный замок, служивший альбигойцам чем-то вроде обсерватории, открылся сразу. У Анжелики даже дыхание перехватило от неожиданности. Жоффрей увидел, как широко от восторга распахнулись ее изумрудные глаза. Что-то заранее предначертанное мнилось в этом последнем отрезке. И неизбежное, как судьба. Заслонившая волнистые дали громада излучала неодолимую притягательную силу. Властно выпрямив окружающее пространство, она само солнце словно удерживала на привязи протянутых светилом лучей. Такого света Анжелике не приходилось видеть нигде. Оттого, наверное, и длился нескончаемый день, полыхая тяжелым сиянием, надрывно и монотонно позванивая в ушах. Солнце плавило воздух вокруг. Пахло пылью и горячей травой. Дышать было почти невозможно, такая стояла тяжесть. Это был Монсегюр. Монсегюр был совсем близко... Гора выросла перед ними, как живое существо. Темно-серая, почти черная, по плечи утонувшая в черно-зеленых потоках листвы. А там, на вершине, — замок. Стены, источающие тепло. Стены, которые здешнее солнце раскалило за день. Двойная стена, проход, рухнувшая башня — и дальше обрыв, а под ним - бескрайнее море леса, невидимая речка Арьеж, и снова горы, застилающие горизонт до самого неба. Теряясь в бурьяне, светлой жилкой вилась над обрывом узенькая тропа. - Неужели вы хотите подняться? — Жоффрей с недоверием посмотрел на жену, когда они остановили лошадей на обочине. - А вы? - Солнце зайдет, пока мы вскарабкаемся. - Я руками потрогать хочу, погладить… Понимаете? – она посмотрела на мужа и, спешившись, побежала к подножию горы. Подъем оказался не столь трудным, как ей сначала показалось. Тропинка была протоптана со знанием дела, в обход скальных выступов и опасных обрывов. А уж пахло на высоте так, что каждая клеточка переполнялась неизбывным блаженством. Ради одного этого стоило забраться в такую высь. Травы тут росли кучными пучками, пробиваясь из-под ноздреватых камней. Анжелика с восторгом узнавала пижму и клевер. Впрочем, чаще все же попадались седая полынь да пропыленные насквозь колючки посреди шиферных осыпей. Встретились и похожие на паслен мандрагоры, тоже белые от пыли. Незаметно она забралась на такую высоту, что дух захватывало. До могучего основания, казалось, совсем близко, но нечего и мечтать было залезть по меловому отвесу. Да и заросли ежевики защищали подходы лучше любой колючей проволоки. Оставалось искать обход, осторожно переползая по узенькой кромке. Анжелика втайне уже жалела, что ввязалась в столь рискованную авантюру, но вернуться с полдороги мешало самолюбие. На счастье, тропа понемногу расширилась, и сковавший ее ужас слегка разжал ледяные тиски. Она сама не знала, как одолела последние метры и, перекатившись через преградившую путь глыбу, почти вползла на мощеный двор. Она пришла туда, куда ее властно позвал Монсегюр — это место чудовищной Силы... Она почти осязаемо чувствовалась в этих стенах, в этой скале. Анжелика забралась на стену, взобралась на самый верх. Долина пала перед глазами, горы выросли до небес. И Сила захлестнула ее. Казалось — достаточно сделать шаг и ты взлетишь над этими горами. Темная, преображающая Сила. Что-то страшное, роковое чувствовалось в ней. Ни единый стебелек не колыхался. От сглаженного временем булыжника, заросшего жесткой травой, исходило разнеживающее тепло. Анжелика перевернулась на спину и, раскинув руки, устремилась в сверкающую беспредельность. Не только взглядом из-под тяжелеющих век — всем существом. Над Монсегюром стояла ночь, но уже приближался рассвет. Она медленно и осторожно поднималась на стену. - Стой! Кто идет? – раздался из полумрака окрик караульного. Она улыбнулась ему, одному из тех, кто оставался с ними до конца. - Это я, Эсклармонда, - уверенно отозвалась она. - Доброй ночи, госпожа. - Да благословит тебя милостивый Господь, солдат. Она продолжила свой подъем по лестнице. Под стенами осаждающие развели костер. - Госпожа, будьте осторожны, не выходите на свет! Лучники в засаде. - Спасибо. Подойдя к самой высокой части стены, она пошла вперед, укрываясь за парапетом, чтобы ее не увидели снаружи. Языки пламени костра не достигали такой высоты, но она ощутила его жар. Она остановилась. Звезды сверкали в холодном небе над Монсегюром. Дама Эсклармонда присела на камень. Она ощутила мир в душе и вспомнила, что лучший из рыцарей любил ее, отдал ей свое сердце и посвятил ей свое служение. Она была прекраснейшей из прекрасных, благороднейшей из благородных. Ее воспевали все трубадуры, ее добивались все рыцари Окситании, Прованса, Арагона, Каталонии. Ее зеленые глаза околдовывали, голос соблазнял. Завистники называли ее ведьмой. Она не была рождена для унижений и никогда не доставит этого удовольствия инквизиторам. На черном небе появились синие полосы, они позволяли различить горы на западе и юге. Светало. Она была спокойна, как тот, кто не испытывает сомнений. Не торопясь, она достала бальные туфельки из широких карманов накидки и надела их вместо меховых ботинок. Скинула пальто и осталась в роскошном платье из золотой парчи. «Королевское платье», - подумала почему-то она. Это платье так любил ее муж. Ледяной ветер заставил дрожать ее тело. Но Эсклармонда уже не ощущала его, ведь она сохраняла внутри тепло, тепло веры и тепло своей глубокой любви. Она взглянула на звезды и начала молитву: - Отче наш... Да приидет Царствие Твое... - Она сделала три медленных шага и встала в проеме крепостных стен. Она чувствовала тепло горячего поднимающегося воздуха и видела, как синяя полоса на небе уступает место более светлой. – Да будет воля Твоя... – Она услышала, как что-то ударилось в парапет рядом с ней. – Хлеб наш насущный даждь нам... Она подошла к краю и оказалась в потоке горячего воздуха. Она посмотрела вниз и сквозь слезы увидела притягивающий ее огонь, который извивался внизу, как змея в ожидании жертвы. Послышался свист стрелы. Внизу кричала оголтелая толпа врагов. - И остави нам долги наша … Еще стрела. И Эсклармонда взлетела. Она полетела по свету, чтобы распространять ересь. Так рассказывали потом католики, считавшие ее ведьмой. На самом деле она нырнула в огонь. Эсклармонда погрузилась в пылающее море, вуаль ее золотого платья и золото волос превратились в жар и свет. - И не дай нам упасть… Ее падение в самый центр костра подняло в воздух облако сверкающих искр, которые вместе с раскаленным воздухом поднялись к взошедшему солнцу. Анжелика спала считанные минуты и открыла глаза от неожиданно охватившего ее страха. Сердце лихорадочно стучало, она трепетала от только что пережитого кошмара. Что это? Что стоит за всем этим видением? Что-то страшное, прелюдия смерти. Молодая женщина огляделась. Как тихо тут было, как солнечно и безмятежно-покойно! Стряхнув въедливую, как пудра, пыль, Анжелика побрела в замок. Не вычленяя в опутанных лебедой и чертополохом нагромождениях прихотливого рисунка когда-то возвышавшихся здесь портиков и галерей, она прыгала с кучи на кучу, вспугивая чутких ящерок. Еще плыл зной над квадратными башнями и стенами, замкнутыми в каре. Сухо стрекотала цикада. Из главной солнечной двери, глядящей на заснеженную макушку святого Варфоломея, косой предзакатный луч, проскользнув сквозь визир глубокой бойницы, расплавленной каплей стекал по грубо обтесанным плитам. Она не заметила, как находит на землю вечерняя тень. Затрепетали жухлые былинки под совиным ее крылом. Отсчитав секунды давным-давно минувших веков, погасли одна за другой слюдяные чешуйки в каменных ядрах. Гробовой прохладой потянуло от стен, и сыростью подземелий дохнули засыпанные руины. Беспокоясь о том, как будет спускаться, она уже и не вспоминала о тайных знаках, которые не могла себе объяснить. Зябким шелестом крапивы и лопухов встрепенулся оживший ветер. Зашуршало, завыло в аркадах на басовитой тоскливой струне, ожило в невидимых глазу пустотах ворчливое барабанное эхо. И зацарапал песок по брусчатке, и затрещали кусты, осыпаясь колючими семенами. Стараясь не смотреть на летучих мышей, стремительно чертивших холодеющий воздух, Анжелика кинулась к пролому в стене. Больше всего на свете она боялась остаться в этом прибежище ночных призраков. Шарахнувшись от зловещего просверка кремневой искры, она больно подвернула ногу и вдруг заплакала, преисполняясь жалостью к себе, смутным раскаянием и обидой. - Дорогая, что напугало вас? – раздался рядом из темноты такой родной голос. - Жоффрей! – она кинулась ему на грудь и спрятала мокрое от слез лицо в бархат его камзола. - Что случилось с вами, мой ангел? Что наполнило ваш голос тревогой? Отчего с такой мукой ваши глаза глядят на меня? - Я отчаянно люблю вас, Жоффрей. Слишком, - Анжелика потерлась щекой о его плечо. - И я боюсь этой любви. Мне страшно за нас, за вас, за нашего сына. Мысль о возможности потерять вас… - Ох, дорогая! Откуда такие мысли ?.. - граф обхватил ладонями лицо жены и заглянул в затуманенный омут ее слегка потемневших от волнения глаз. - Вы переживаете, что завтра я могу обмануть вас с кем-нибудь из ваших прелестных подруг или еще с кем-нибудь, так? Неужели вы так мало верите в силу своих чар надо мной? - Нет, Жоффрей, это другое… Я не знаю, как объяснить… Он улыбнулся. - У меня есть простое решение, любовь моя. Давайте поженимся. Прямо сейчас. Здесь. - Но ведь мы уже… - Нет. Для катаров брак – это не церемония, и никакой священник не нужен для этого. - Здесь и сейчас?.. - Да. Здесь, в этом священном месте. В Монсегюре. Идите сюда… Пейрак взял ее за руки и, глядя в глаза, произнес: - Я, Жоффрей граф де Пейрак, обещаю быть твоим мужем навсегда, до конца наших дней. Я буду верен тебе и буду рядом в хорошие и плохие времена, буду твоим душой и телом. Я равен тебе, ты равна мне. Поэтому мое обещание имеет силу, только если ты дашь такое же в ответ и сдержишь его, - Жоффрей улыбнулся. - Я жду твоего обещания, Анжелика. - Да. Я даю такое обещание, любовь моя… Но мне хотелось бы добавить еще кое-что, - она постаралась отогнать от себя наваждение от видения на вершине. - И что же? – удивленно спросил Пейрак. - Что я тебя ужасно люблю. И всегда буду любить. - И я тебя. Они обнялись.Тишина окутывала их. И в этой почти священной тишине они обрели друг друга — одни во всем мире.