***
Спустя полтора года после своего восемнадцатилетия Стайлз не знает, как попросить прощения у волка, чтобы вернуться к нему. Быть может, сразу подставить шею под клыки?.. Он сделал тогда всё неправильно и теперь не очень понимает, как можно это исправить. Он тщетно ищет в образах прошлого злого, жестокого, неверного Дерека. Он пробует нащупать в памяти следы дурного обращения с собой, и память, сука, не помогает, а лишь подсовывает всего одну картинку: стоящий у школы роскошный черный Камаро с роскошным Дереком Хейлом в темных дорогих "авиаторах" внутри и рядом сидящей улыбающейся победно, несчастной Эрикой... Но чтобы возненавидеть Дерека, нужно что-то посущественней театральной постановки с участием шикарной блондинки и стильного авто. Может быть то, что после всего случившегося Лидия Мартин, например, не разговаривала с ним две недели. Вообще-то, это я истекал кровью целых полгода, хотел проорать он ей, когда противная банши с уязвленным видом пробурчала ему о Дереке вместо поздравления с днем рождения - "Могли хотя бы друзьями остаться!". Не могли. Слава богу, живы остались. Но и жалеть себя тоже не получалось. Кто-то сказал ему - кажется, Питер - что Дерек чуть не умер, когда метка Стайлза приказала долго жить. Что сила, данная ею, теперь профукана Стайлзом впустую, да и к Хейлу уже не вернется, и это обиднее всего - из-за какой-то отвергнутой отметины он может стать сейчас простым омегой... А Дерек мог бы взять непослушного поганца насильно, прекратив мучения их обоих. Изнасиловать, не дать метке исчезнуть, пригвоздить к себе новой болью, поставив на место, и присвоить то, что и так ему принадлежит. Но волк не стал. Тогда, полтора года назад, встречая своё первое совершеннолетнее утро - пьяное, многолюдное, шумное - Стайлз не особо задумывался об этом. Рядом в кровати к нему прижимался какой-то голый парень. С другой стороны посапывала Малия, и это было смешно - скорее всего, пришла по привычке под утро и завалилась под бок. Голова трещала, под ногами валялись бутылки, всё было прекрасно, бездумно, по-восемнадцатилетнему - как и должно было быть. С тех пор не слышать тишину вошло у Стайлза в привычку. Он даже не заметил, как скоро истосковался по ней... ...Запах Дерека после дождя - немного собачий. Уже позже Стайлз приучил себя различать тонкие нюансы ароматов, которые приносил волк на своей шерсти - терпкий яркий запах коры можжевеловых веточек, влагу росы и предрассветного тумана. После краткой утренней отлучки он заваливался в постель обнажённым и вторя раздувающимся ноздрям Стайлза, принюхивался к нему сам. Жадно лез носом в подмышки, вдыхая юный горячий пот, обхватывал ладонью бритую голову и влажно проводил языком по шее. Молча, будто бы зверь, спрятавшийся внутри него минуту назад, всё ещё диктовал Дереку быть немым и тихим. Сердце у Стайлза начинало биться быстрее, сигналя о возбуждении, и Дерек слушал его, выжидая одному ему нужную частоту биения - столько-то ударов в минуту - и словив правильный кардиоритм, он мягко переворачивал Стайлза на живот, потираясь уже влажным членом о его ягодицы и сразу вставлял его в растянутый вход. Утром с Дереком всегда было так - по-животному примитивно. Это ближе к вечеру, возможно, Стайлза ждали долгие вылизывания и всякие другие стыдные штуки, от которых по-прежнему загоралось лицо и пульсировало в члене. Но как бы жестко не брал его по утрам Дерек - без прелюдий и нежностей, Стайлзу каждый раз казалось, будто нежнее уже не случится. Даже когда властной рукой Хейл вжимал его лицо в подушку и делал немного больно членом. Стайлз не особо задумывался, на чём строились их отношения. Быть может, на самом примитивном инстинкте, который повелевал ему отдернуться от огня, предотвращая болезненный ожог. И отчего только он не послушался природы - тянул и тянул свою тонкую руку навстречу боли, завороженный опасностью? Сейчас Стайлзу больно вспоминать все подробности их секса. Неловко воссоздавать в памяти красивый член Дерека, все его неровности, маленькие вздувшиеся венки на стволе, крупную влажную головку и распухающий у основания узел. Он как-то попросил волка продемонстрировать его в полную силу просто так, и молча замер, сидя между ног возбуждённого Дерека, взирая на мощное доказательство мужской состоятельности оборотня. Кнот был плотным, намного темнее и ярче по цвету, чем сам член и тоже сочился смазкой. Ощущая себя внутри самой извращенной порнухи, Стайлз медленно склонился и бесстыдно вылизал огромную шишку, на которой столько раз кончал с криками. Именно тогда Дерек первый раз вставил ему уже набухший узел в дырку и было это ужасно больно, до искр в глазах. Но потом подействовала смазка, обезболила, сгладила огрехи темпераментного хозяина, который толкался нетерпеливо и грубо, и ощущать в себе медленно выскальзывающий узел, который Дерек тут же вставлял обратно, стало до дрожи приятно. От такой стимуляции и Дерек срывался непривычно быстро, но даже кончив, забив своей спермой Стайлза под завязку, продолжал ласкать узлом изнутри, будто мягкой теплой лапой гладил...***
Жестокое понятие "навсегда" в шестнадцать весьма растяжимо. Стайлз и не заметил, как его "навсегда" закончилось примерно через три года, превратившись в обыкновенные тысяча девяносто пять дней без Дерека. ... - Скотт, прошвырнемся, может, до Бикон-Хиллс? Наших проведаем? - задаёт Стайлз невинный вопрос другу, имея в виду немного другое. Начинать-то ведь нужно с этого? Просто приехать в родной город, ступить на территорию волка, обозначив присутствие своим запахом. Но Маккол, кидая удивленный взгляд на Стайлза, которого после избавления от метки не затащить было в Бикон-Хиллс, странно отнекивается: - Да не. Давай не поедем. У нас скоро тесты, надо посидеть в библиотеке, и тебя же, кажется, на эти выходные приглашали во Фриско? - и Скотт деланно морщит лоб, вспоминая, - ну, тот, помнишь, симпатичный брюнет с математического? Стайлз мрачно смотрит на друга - Скотт гоняет к Мелиссе в Бикон-Хиллс каждый вторник, когда у него меньше всего занятий и вечно ноет, что одному ехать скучно. - Я не поеду ни в какой Фриско, - отзывается он, проклиная всех брюнетов на свете, кроме одного. Все прекрасно знают - почему его не тянет домой. И объяснять, почему сейчас ему туда нужно, не хочется. Но через пару дней он пробует снова, упрямо зовёт МакКола в родной городишко, понимая, что ехать самому страшновато. Думая о том, что Дерек ещё не разучился убивать взглядами. Поэтому друг-альфа за спиной кажется ему необходимостью - а ну как Хейл действительно на этот раз попробует отгрызть ему его чернявую башку? Это не трусость, говорит Стайлз себе, это инстинкт самосохранения. Скотт отказывается снова и снова, что вообще несправедливо, потому что раньше он ездил в Бикон-Хиллс каждую неделю. И Стайлз звонит Лидии. Стэнфорд в другой стороне от Беркли, далековато будет, но, может у них получится собраться и устроить на выходных уютный, не очень шумный уик-энд с бывшими одноклассниками в домике у озера? Лидии, в отличие от Скотта, незнакомо милосердное молчание. - Уик-энд, говоришь? А-а, ты всё же решился проведать бывшего парня? Да, Стайлз? Она до сих пор не может простить ему несыгранную свадьбу, будто бы планируемое торжество это было их собственное. Но Стайлз понимает её. Он понимает их всех, чьи укоризненные взгляды украдкой молчаливо осуждают его. Просто всегда получается так, что чем сильнее человек тебя любит, тем большим негодяем ты оказываешься, когда уходишь от него. А Дерек ведь даже не человек. Он полуволк. И Стайлз прекрасно осведомлен о том, как смотрят всегда на тех, кто предаёт собак. Хейл давно живет в своём заново отстроенном доме в лесу и Стайлз пробует, да так и не может представить, как подойдет один к дверям нового дома и просто постучит в них. Время идёт. На какой-то вечеринке он стоит в стороне от шумной толпы и вертит в руках телефон. Звонить Дереку нет смысла - он кажется разбил свой сотовый еще давно. И так же давно никто - НИКТО - из его друзей не произносил его имени. И Стайлза колет прямо в сердце неизвестной тревогой. - Скотт, когда ты видел Дерека в последний раз? - спрашивает напрямую он Маккола, и произнося имя бывшего возлюбленного вслух, у него срывается голос. - Кого? - улыбаясь, поворачивается к нему Скотт - пьяный в хламину. Кажется, оборотни не могут напиваться? - А-а, Дерека... Не помню... Стайлз замечает, как Лидия, Кира, Лиам, кто-то еще будто замирают, ожидая его реакции, и у всех них становится практически одинаковое выражение лиц. Такие лица бывают у докторов, которые не хотят говорить, что пациент серьёзно болен. Которые скрывают страшный диагноз. Смертельный. - Лидия? - выдергивает Стайлз подругу из толпы за руку и очень невежливо трясет, - ты-то хоть можешь мне сказать - когда ты... ты виделась с ним? Стайлз неожиданно горестно осознает - он сам не спрашивал о Хейле черт знает сколько времени. Он жил, освобожденный от метки, полтора года и не чувствовал печали. Не чувствовал сожаления, боли. Ничего. Он почему-то вспоминает уроки философии и странную фразу о том, что боль в нас, оказывается, является лучшим доказательством жизни. Когда через месяц у Скотта появляется новая девушка, и он тащит её каждый божий раз к ним в комнату потрахаться или позубрить, у Стайлза совсем не остается пространства и времени, чтобы проводить с собой ленивые, мучительно одинокие утренние часы. Любые часы любого времени суток, лишь бы не с этой шумной Джослин. И в общем-то, когда он вынужденно переселяется из их общей комнаты в арендованную, потому что крашеная дура выедает мозг Макколу уже которую неделю, ничего в этом такого нет. Но Стайлз чувствует себя изгнанником. У него валится из рук увесистая сумка прямо под ноги, вытащенная из багажника, и он матерится, шипит сквозь зубы и пинает её так зло, что даже не замечает подошедшего Питера. Следит он за ним, что ли? - Помочь? - вкрадчиво, как обычно, с шелком в голосе, интересуется старший Хейл и легко подхватывает спортивный баул Стайлза одной рукой. - Не надо, - зло отнекивается Стилински, - и что ты вообще здесь делаешь? Питер изумлённо приподнимает брови - упрёк Стайлза несправедлив. - У меня дела в Сан-Франциско, мальчик, и это я должен спрашивать тебя, что ты тут забыл? Надоело в Беркли? На самом деле они на полпути между двумя этими населенными пунктами, просто нашлась дешевая квартира именно здесь и на машине до колледжа не так уж и далеко ехать. Лишь бы подальше от шума студенческого городка и веселой Джослин. Стайлз сам не понимает, отчего он так невзлюбил девушку своего друга, она вполне себе ничего, но их соединённые руки постоянно напоминают ему, каково это - быть счастливо влюблённым. Он молча тянет из рук Питера сумку и она неаккуратно, до смешного нелепо снова валится на землю от упрямого дёрганья. Вываливая из своего нутра пацанские шмотки, какие-то диски, конспекты, гаджеты и странный, укутанный в черный бархатный мешочек предмет, который Питер ловко подхватывает у самой земли. Он удобно ложится ему в руку, беззастенчиво продолговатым контуром выдавая своего хозяина с потрохами. - О, - тянет Питер, не понаслышке знакомый наверно со всякими такими штуками, - да ты затейник, Стайлз. И взвешивает на ладони тяжесть силикона, нагло прощупывая пальцами всю длину дилдо. Гримаса восхищения, узнавания и знакомого голода появляется на лице оборотня, когда он натыкается на узел. - Мальчик, бедный ты мой, - пошло, ах как пошло и грязно мурлычет Питер, - скучаешь по этому, да? Питер смотрит действительно с искренней жалостью, будто не понаслышке знает, каково это - быть бывшим наркоманом. - Отдай, - вырывает Стайлз у него мешочек, - не твоё дело. Откуда ты вообще здесь взялся, господи... Странно, но появление Питера как нельзя кстати, его можно порасспросить, ведь кому как не дядюшке знать о своем племяннике - как и где он. Но неловкость заставляет Стайлза бежать - подальше. И от понимающих глаз оборотня, и от его невысказанных вслух предложений, которые, видит бог, наверно будут так же откровенны, как и прежде. Стоит подумать о Хейлах - и кто-нибудь из них уже тут как тут. Только Хейл не тот. Хотя от Питера несет знакомой силой, буйной мощью оборотня и Стайлзу становится жаль. Жаль того, что на целых три года он забыл, каково это - ощущать скрытую под человеческой кожей животную сущность сверхъестественного существа. Каково это - принадлежать этому существу и принимать его любовь. Каково это - любить его самому. Хотя последнее, наверно, он не забыл. Он просто до сих пор не понял, как делать это правильно. Не причиняя боль. ... - Скотт, блин, ты скажешь мне или нет - когда ты виделся с Дереком, а? - пристаёт он к другу уже настойчивее на очередном студенческом сборище, - ты же таскался к нему регулярно раньше, не отпирайся... Краем глаза Стайлз замечает, как Лидия делает большие глаза и мотает головой. Маккол закрывает рот и не очень изящно переводит тему беседы на девчонок. - Слушай, эй, Скотт, - делает постную гримасу Стайлз, - ты вообще в курсе, что я встречаюсь с парнями? Какие девчонки, хочет заорать он на всю вечеринку. И вдруг понимает - что от него что-то скрывают. - Что с ним? - тихим, мёртвым голосом медленно спрашивает он Скотта, холодея внутри, - ЧТО С НИМ??? Наверно сейчас самое время подойти Лидии и заорать ему прямо в ухо, выполняя свою работу банши. Обозначить предельно четко зашкаливающими децибелами своего вопля о чьей-то смерти. Но Лидия молчит. - Дерек...ушел, - подбирает слова Скотт, осторожно, медленно, следя за Стайлзом и его трясущимися руками, которыми тот сминает стаканчик с соком, - еще полгода назад. - И, - стаканчик в пальцах Стайлза уже сплющен в блин. Он не рискует уточнять значение первой фразы друга: уйти можно по-разному. - Его давно никто не видел, - продолжает Маккол, - а два месяца назад в окрестностях города появился черный волк... И вряд ли из семьи Хейлов.... - И почему у вас всех такие трагические лица? А? Почему вы все решили, что этот волк не Дерек, что он - вообще чужак? Объясните, - уже жалко, непонимающе спрашивает Стайлз. Его колотит и Скотт вынужденно вываливает на него всё - все замалчиваемые новости - плохие и... очень плохие: - Даже если бы Дерек и мог становиться зверем полностью, чему бы я не удивился, всё равно - вряд ли это он. Потому что этот - чистый альфа. Я видел его глаза и чувствовал силу - у Дерека в последнее время такой не было... В последнее время - в те моменты их расставания - у Дерека не было уже ничего. Ни сил, ни пары. Куда ему было выжить под натиском настоящего альфы, пришедшего на его беду откуда-то издалека... - Два волка на одной территории не уживутся, Стайлз, - тихо подтверждает Скотт его страшную догадку, - неминуемо случится стычка, и кто-то должен будет уйти или... погибнет. После того, как появился другой, Дерека больше никто не видел, поэтому... - Ты что, думаешь, что он... что Дерек... - произнести последнее слово Стайлз не может, не может обозначить вслух окончательное завершение трагической истории, и только горестно сводит брови. Он уже не слушает, как Скотт говорит ему тихо: - Я не уверен, но... После жуткой ссоры со Скоттом Стайлз делает самое нормальное, что может сделать человек в такой ситуации - он идет и напивается. Хотя, вряд ли это нормально. Дерек, узнав о предполагаемой смерти своей пары, наверно, ушёл бы в лес и завалил самого большого оленя, потому что все Хейлы - убийцы и чёртовы любители оленины. Но Дерек не человек, а Стайлзу необходимо напиться. Он сидит на корточках в каком-то ночном клубе Фриско, прислонившись к стене, и мешает проходящим по коридору парочкам, которые об него спотыкаются. Клуб сомнительный, что подтверждает равнодушная сговорчивость бармена, так и не уточнившего у девятнадцатилетнего Стайлза его возраст. В руке у него уже вторая бутылка виски, она еще полная, и держать ее тяжело. Мутит так, что скоро все кишки полезут наружу через горло, поэтому Стайлз тихонько ползёт по стене в сторону сортира. Когда его останавливают сильные руки, он даже не сопротивляется. - Стайлз, - голос Питера доносится откуда-то издалека. Он точно за ним следит, этот бешеный бывший альфа, давным давно мечтающий его укусить. Стайлз пьяно хихикает и виснет на его руках. - Что. Тебе. Надо, - отрывисто бормочет он. - Ты один? - вместо ответа спрашивает Питер и прижимает его к стене сильней, - ты чего так набрался, мальчик? Стайлз шепотом, преодолевая тошноту, орёт ему о том, что он уже не мальчик. Ему девятнадцать, он знает, что такое жизнь, что такое любовь, и гордо добавляет что-то про геройское избавление от пожизненной метки оборотня без каких-либо последствий. Врёт безбожно. Вернулись дёрганые жесты, болтливость, рваные движение плеч, будто амфетаминовая терапия* его синдрома дала лишь временный эффект. Стайлз и не знал, что Дерек - его главная таблетка. Он снова грызет пальцы, впивается зубами в губы, раздирая их в кровь, и дёргается, как паяц на ниточке, когда волнуется. Он снова прежний - смешной мальчишка на три года старше себя прошлого, глупо отказавшийся от лечебной любви своего волка. Но упрямо отстаивающий своё право быть, наконец, взрослым. - Отвали, Питер, - слабо отбивается он и, не удержавшись без спасительной поддержки стены, валится прямо ему в руки, - вот чего тебе надо, а? Они не виделись год, не считая мимолетной встречи пару месяцев назад. Почти с тех самых пор, когда бледный, он истекал кровью в клинике Дитона. И Стайлзу просто смешно - отчаянно желая Хейла, он снова и снова получает его, и судьбе плевать, что Хейл опять не тот... Стилински смотрит на непроницаемое лицо оборотня, по которому бегут разноцветные пятна светомузыки и думает, а блевануть Питеру под ноги прямо сейчас или всё-таки повременить? И почему он вообще тут развлекается, когда в его семье очередная беда? Черствый, равнодушный эгоист, которому все равно! И это он называл Стайлза бессердечным! Того Стайлза, прошлого, который разбил его племяннику сердце, а прежде вынудил отказаться от титула альфы, заставил пометить, связать их, а позже легкомысленно отмахнулся от всего, чего так страстно добивался... И вот тут-то Стайлз понимает, что даже Питеру с ним не тягаться, что это он, сам еще тот чёртов бессердечный сучёныш, погубивший красивого дикого оборотня Дерека Хейла... От Питера тихонько тянет можжевельником, и Стайлз не думает, что виснуть у него на руках - правильно. Не думает, что и слушать старшего Хейла - нужно, но слушает, бессильно повиснув на нем. - От тебя несет безысходностью, Стилински, что случилось? Можжевельник напоминает о Дереке. Жесткая рука, сжавшая предплечье - точно Питер. - Эй. Не смей вырубаться. Где все твои? А? - любопытничает дядюшка, а Стайлз блаженно замечает, что узнаваемый запах волка имеет интенсивно-хейловскую окраску. Они похожи с Дереком, отдалённо, и не так сильно - но да, это та же порода, и сейчас дезориентированный организм откликается на знакомые ноты. Стайлз криво улыбается - конечно, он еще не совсем псих, и пусть в районе пупка пожар, постепенно спускающийся ниже, он не станет... - Эй, эй, ты прекратишь меня обнюхивать или нет? - обалдело отдёргивается от пыхтящего Стайлза Питер и тут же верно подмечает, - да ты совсем никакой, ну-ка... Питер включает супермоджо своего и так неплохо накачанного тела, подхватывая Стайлза подмышки: - Не думал, что ты увлекаешься алкоголем, Стайлз, а не мальчиками. С твоими-то ресницами... да неважно... Питер пока не дает себе волю, и это странно. Стайлз смотрит на него чуть ли не благодарно, не замечая, как прозрачные крупные слезины повисают на его черных, длинных ресницах, и Питер тут же вглядывается в его лицо более жадным взглядом. - Господи, Стайлз, - на запястье, наверно, будет синяк от его пальцев, - ты что-то совсем не в себе... Мне казалось, после того как метка сошла, ты вовсю развлекаешься с парнями, а не... стой, да стой же! Ты чего, плачешь? Боже... Стайлз не может остановить потоки влаги, даже не понимая, как это выглядит и отмечая, что обычная словоохотливость Питера превосходит саму себя: - Стайлз, мальчик, не смей портить слезами мою рубашку, - шепчет Питер ему и неосознанно тянет на себя, - ты просто прелесть что такое, когда ревёшь, но не здесь же! Ох, блять... ну посмотри, ты же весь уже в красных пятнах, ты... мать твою... Стайлз, закрой рот, иначе я начну представлять себе... Сука, да закрой же... Стилински прижат им к стене и ему не остается ничего, кроме как запрокинуть голову с распахнутым по-лягушачьи ртом, и выглядеть так, будто его имеют. Плохая идея - играться в это с Питером, но он не играется. Он чуть не плачет оттого, что почему-то, красуясь своим гибким телом под тесной футболкой - сильным, уже далеко не мальчишеским, он чувствует себя до смешного беспомощным и ждёт, и теперь уже никогда не дождётся, как голос Дерека спокойно скажет у него за спиной агрессору - "отойди от него". - Ты что, всё переживаешь за него? Да? - догадывается Питер, - винишь себя? Стайлз? Дурацкая человеческая натура... Волк никогда не стал бы так казнить себя, потому что это противоестественно... И знаешь - банальность, конечно, но даже в любовной битве выживает сильнейший... - Дерек был сильней меня, - шепчет Стайлз, вспоминая, что эту силу погубил он сам. - И влюблённей, - режет правду Питер, снова отвлекаясь на мокрые дорожки слез на щеках Стилински, одним пальцем проводя по ним, - прекращай лить пьяные слезы. И если тебе нужно наказать себя - только попроси... Питер смотрит привычно - без нежности, предлагая...ну, что там обычно он предлагал Стайлзу - обращение в свою волчью веру, жёсткий секс - разнообразные сделки... - А может, и просить не надо? Я с удовольствием сделаю тебе больно и так... Хочешь? - с нажимом, настойчиво, требовательно спрашивает его оборотень, - ты же хочешь, чтобы сейчас тебе сделали больно? Это, мать его, так по-хейловски - предлагать боль, а позже заставить кричать от удовольствия. И Стайлз согласен. Он, черт возьми, согласен и на один первый пункт меню, потому что удовольствия не заслужил. Да. Точно. Пусть в этот раз будет только "больно"... Он уже не слышит, как Питер, чуя согласие - наконец-то! - вторгается в совсем порнографические области их непонятных взаимоотношений: - Я сделаю тебе больно, мальчик, даже не прикасаясь к тебе. Ты сам заставишь себя покричать. Помнишь, - Питер припоминает их последнюю встречу, - ту маленькую штучку в бархате? Точнее, она вряд ли сойдет за маленькую... Ты же покажешь мне? Покажешь, как имеешь себя силиконовым волчьим членом, Стайлз? Я так хочу посмотреть, как ты будешь проталкивать в себя огромный узел... Мне нужно будет удостовериться, что он в тебя войдет, потому что у меня очень, очень большой... У всех Хейлов немаленькие, хочет сказать ему Стайлз и не может: уже становится невыносимо больно. От слов Питера, от его вечных домоганий, а больше всего - от чувства, что после всего этого он уже никогда себя не простит. Только теперь это совершенно неважно. Удивительно, как точно Питер чует его состояние, будто наловчился читать Стайлза по одному его испуганному оленьему взгляду. Стайлз ощущает его руку уже у себя под футболкой. Она находит сосок и сжимает его сильно-сильно - хорошо. - Да, давай, Питер, чёрт, давай, - выдыхает Стилински, плюя на всех и на весь мир, в котором больше нет Дерека, - сделай мне больно. - О, я сделаю с тобой всё... Питер не дурак, он чует прекрасно, что сегодня Стайлз готов - на зубы, на член, на боль... И внезапно становится нежен: - Сначала я хочу услышать запах твоего возбуждения, мальчик, прежде чем мы уйдем отсюда, - гладит он ладонью живот Стилински под тканью футболки, - заставь своё сердце бежать быстрее, давай. - Как скажешь, Питер, - отпускает себя Стайлз, представляя себе тот первый хмурый день, когда он впервые увидел распахнутые глаза Дерека, смотрящие прямо на него с непонятным выражением изумления на красивом лице. Конечно, проклятое сердце тут же заходится. - Да, да, да, - бормочет Питер, отсчитывая удары пульса прижатого к стене Стайлза, и склоняется к его шее. Стайлз краем глаза успевает заметить его появляющиеся клыки и выгибает шею, давая к ней доступ. Он не в состоянии замолчать: - Это будет очень больно, да? Я слышал - очень. А что потом? - и тут немного запинается, потому что понимает - что. Питер будет делать ему больно всеми доступными способами. Не сказать, что Стайлз против. И спрашивает дальше, не в силах заткнуться: - Поедем к тебе? Или ко мне? Ты живешь в самом Фриско? Надеюсь, ты не снимаешь лофт, я, знаешь, ненавижу лофты. И, Питер, без поцелуев, окей? Смотри сколько влезет... плевать... На этом самом месте сильная рука зажимает ему рот и Питер бормочет: - Господи, да как же ОН терпел тебя? Такого болтливого, чёрт... Дерек затыкал мне рот как раз-таки поцелуем, смеётся Стайлз мысленно сквозь ладонь, неосознанно лаская её растянутыми губами, пачкая слюной и Питер давится вздохом - даже эта ласка обещает сладость, мальчишка сказочно хорош, слишком. Он ослабляет руку, проводя пальцем по линии челюсти, надавливая, чтобы красные пятна на ней проявились ещё четче, а Стайлз с новой силой начинает нести чушь: - Ты только скажи мне, ты же наверняка знаешь, когда... как это случилось? - дрожит его голос, - и почему ты не разбираешься с этим? Почему не разорвёшь чужака? Или как там у вас принято... Янтарные глаза снова наливаются прозрачным блеском слёз и Питер, отрывая свою ладонь от горячего живота мальчишки, недоуменно прислушивается к его лепету. - Что? Кого это я должен был разорвать? - Ну... Того, кто... сделал это с Дереком, - мысли Стайлза скачут галопом, как и слова, - кстати, я хочу знать, где его закопали... Где могила? - Могила кого? - тупо спрашивает Питер его и отстраняется. - Дер...Дерека, - выдавливает из себя Стилински, замечая, как руки Питера перестают тянуть его к выходу и вообще прекращают всякие манипуляции. - Прости - ЧТО? Дальше Питер окончательно ослабляет объятия и закатывает рыдающему Стайлзу пару пощёчин. Стайлз обиженно дёргается: вечно эти Хейлы его бьют. Но боль приводит в чувство. Как и последующие слова Питера: - Ты в своем уме, Стилински? Кто сказал тебе эту чушь? Давно в Бикон-Хиллс не был? Стайлз остервенело машет головой. - Так съезди! Не слушай сплетни. Была бы у тебя метка, ты бы чувствовал Дерека так же, как я. И чего тебе не жилось с его отметиной? Чего вообще ты взбрыкнул тогда, принцесса? Залил всех кровью, чуть не убил своего парня, а сейчас, значит, льёшь по нему слезы? Балуешь себя искусственным узлом, вместо того, чтобы поехать к нему и признаться, как напортачил... Кстати, кто такой умный сказал тебе, будто мой племянник погиб? Не твой ли дружок-альфа? Питер не даёт Стайлзу ответить, потому что до него вдруг доходит и остальное: - И ты, значит, под грузом такой печали решил поднабраться хорошенечко и проститься со своей девственностью окончательно? Питер однозначно думает, что он - последний рубеж в развращении малолетнего человеческого детёныша, который пошел по рукам оборотней его семьи, и он отчасти прав. Питер Хейл - окончательный приговор Стайлза и падение в бездну греха. Дядюшка, как ни странно, совсем не против быть повелителем этой самой бездны, но теперь надежды никакой нет - Стайлзу расхотелось наказывать себя и болевые практики теперь не в цене. Куда как важнее информация. - Ты хочешь сказать, он жив? - Ну конечно, дурень, - и Питер объясняет свою уверенность, - он моя родня, если с Дереком что-то не так - я чувствую это. Сейчас мне кажется, что этот мохнатый однолюб где-то дрыхнет недалеко от Бикон-Хиллс. В волчьей шкуре, кстати. Даже я не знал... Он отнимает руки от трясущегося Стайлза и немного разочарованно хмыкает: - Думаю, сеанс горячей мастурбации отменяется, да? Стайлз смотрит волчонком, и похож на него больше, чем когда либо. - Тогда откуда там взялся другой волк? Альфа? Чужак? - не удержавшись, спрашивает он Питера. - Послушай, Стайлз, - терпеливо и уже снова равнодушно объясняет ему Питер, - пусть отвергнутая метка заметно ослабила моего племянника, но если он смог обернуться волком, то вряд ли допустит в окрестности Бикон-Хиллс другого оборотня. - Это значит... - Это значит, мой маленький прелестный щенок, - снисходительно тянет Хейл, - что Дерек жив, и он - единственный волк, который бродит по округе. И переварив еще кое-что услышанное, удивленно-завистливо переспрашивает: - Альфа, говоришь?..***
Это похоже на прыжок назад во времени. Стайлз собирается на расследование в лес, а Скотт... О, в этот раз он не отнекивается. - Не вздумай соваться туда без меня! - запрещает ему Маккол, глядя на то, как Стайлз собирает сумку, - это опасно. - Фигня. Фигня, что Дерек-альфа может учуять его и порвать, как тряпку. - Это вряд ли Дерек, - прямо читает его мысли Скотт. - Тогда почему бы тебе не разобраться с ним, Скотт? - Стилински закидывает вещи на заднее сиденье и выжидающе смотрит на друга, который загораживает ему проход. "Потому что он никого не убил, этот новый альфа" - думает Маккол и демонстративно усаживается в джип, рассуждая, что когда они докатят до Бикон-Хиллс, как раз стемнеет, а в лес по темноте идти дурная затея. Особенно, когда творятся там такие непонятные вещи. Когда у Стайлза страшный рецидив, и Дерека нигде нет, а по заповеднику шляется чужак с красными глазами. И зачем они вообще всё это рассказали Стилински? Стайлза он так и не переубедил, что новый альфа никак не может быть Дереком, что Питеру верить - себя не уважать. - Этот старый врун воспользовался твоим состоянием! Да откуда ему знать, что происходит в городе, он же там два года не появлялся! Никто не знает, что с Дереком! Я видел издали черного волка, но это не Хейл. А гоняться за незнакомым оборотнем ночью - ты ничего не мог лучше придумать? Стайлз, выкручивая руль по направлению трассы, усмехается. Сейчас он хочет сказать Скотту, что чуть не сдох, думая о гибели своего бывшего парня, и если есть хоть кто-то, кто говорит ему, что Дерек жив, то Стайлз поверит ему, даже если это Питер. - Тогда помоги мне удостовериться, что это не Дерек, - умоляюще произносит он и давит на газ. Он и так слишком долго ждал и не возвращался. - Хорошо, - соглашается Маккол, - пообещай, что не сделаешь глупостей и не станешь бросаться к зверю, кем бы он ни был. - Ага, - врёт ему Стайлз, и уже на подъезде к Бикон-Хиллс, сворачивает с основной трассы к заповеднику. Он не слушает криков Скотта, он даже выворачивается из его крепких рук и несется за ограждение вглубь леса. Маккол догоняет его, просит шепотом остановиться, тянет за толстовку, и они оба замирают, когда среди звуков своей возни и пререканий отчетливо слышат треск сломанной ветки под чьей-то ногой. Или лапой. Волк, стоящий на пригорке над ними, огромен. Загривок вздыблен и радужка наливается густым цветом. Цвет алый, угрожающий, и Скотт, не желая боя, инстинктивно делает шаг назад. Но не Стайлз. Маккол беззвучно ахает - Стилински вглядывается в красные огоньки зрачков волка и, закрыв глаза, начинает идти к нему. Он медленно приближается, пытаясь не смотреть как оскаливается зверь, как пригибает шею и втягивает ноздрями запахи чужаков. От Скотта пахнет зверем и нежеланием столкновения; от Стайлза несет страхом, сожалением и надеждой. Скотт с удивлением видит, как в сумерках волк начинает пятиться от Стилински и мягко отступает в лес, гася яркие алые искры в глазах. - Нет, нет, нет... - непонятно шепчут губы Стайлза и он болезненно морщится, - не уходи, не смей, только не сейчас, Дерек... Волк отпрыгивает и бесшумно скрывается в чаще, а Маккол не успевает ухватить Стайлза за руку, не успевает окликнуть, вырвав из зачарованного созерцания черного животного. Он не успевает ничего - Стилински со всех ног рвёт в сторону темноты, которая поглотила оборотня и пропадает из виду. Когда деревья перестают казаться знакомыми вокруг, Стайлз понимает - он заблудился. Теперь он совсем один - в темноте, в прохладе ночи. Отважно не ведающий страха и лишенный всякой надежды. Но кинув взгляд сквозь ветки, он видит вдалеке двухэтажное строение и вдруг узнает место. Там, где он шептался с Дереком давным-давно в полицейской машине и где еще совсем недавно не было никакого дома. Хейл отстроил его заново, но видно, что внутри никого. Даже дверь не заперта и Стайлз тихо входит, чувствуя, как добротно сделан пол - не скрипит ни одна доска и везде пахнет можжевельником, смолой, свежей обработанной древесиной... Он обнаруживает, что электричество проведено, что есть душ и сортир, а наверху три спальни. На кухне имеется утварь и через спинку стула перекинуто полотенце. Именно оно несказанно радует Стайлза, и он даже не замечает, как в темноте - он так и не включил свет - к нему неслышно подкрадывается черный зверь и наваливается всей тушей, валя на пол. Стайлз кричит так громко, как только может. Он все последние дни мечтал это сделать - выпустить через крик своё ожидание, волнение, страх. Да, орать хорошо. Но волк одним лишь только взглядом своих красных глаз заставляет его заткнуться. - Дерек, - ничуть не сомневаясь, вымученно выдыхает Стилински, и понимает, что от нехватки кислорода сейчас уплывет, теряя сознание. Но в последние секунды он пробует простыми краткими словами донести до оборотня самое важное: объяснение - почему он здесь. - Прости меня, - шепчут его губы и Стайлз знает, конечно знает, как ничтожно мало этого для извинения. Волк, замерев на нём, неряшливо роняет из приоткрытой пасти горячую слюну куда придется - на ворот толстовки, на шею, на лицо, и просто смотрит, как полузадушенный им Стайлз закатывает глаза в обмороке... Придя в себя Стайлз с облегчением обнаруживает, что жрать его не собираются. Волк спокойно сидит поодаль, ожидая его возвращения, и тогда Стилински деловито озирается, почти не обращая внимания на зверя посреди холла. Так, спокойно, всё хорошо, говорит он себе. Главное, это чудище - Дерек; главное, он жив; он по-прежнему волк, с виду силён, и шерсть блестящая, а глаза - красные... - Ты действительно снова альфа??? - восхищенно орет Стайлз секундой позже и неконтролируемый поток слов выплескивается из него. Он даже не осознает, как становится похож на себя прошлого. Как дергается, размахивает руками и останавливается лишь в тот момент, когда чувствует горячий выдох у руки. Странно, но Стилински понимает, что пришло время снова заткнуться. Но после пятнадцатиминутного перерыва он снова принимается размышлять вслух и косится на волка: - Ты знаешь, я две ночи сидел, вычитывал, и узнал, что омега иногда может стать альфой. Такое гипотетически может произойти от сильных... сильной боли, от несчастливой... любви, - он запинается и отводит взгляд от внимательных глаз зверя, - короче, от какого-то там особенного волчьего просветления. Я только не понимаю, какое такое просветление может случится в твоей хмурой голове, Дерек, если там вечная облачность?.. Вот только - факт, оно все-таки случилось... Волк по-собачьи наклоняет башку, и Стайлзу кажется, будто он и вправду грозно сводит брови. - А я раньше думал, что надо кого-то убить, чтобы стать альфой, - Стайлз чувствует теплый бок застывшего у ноги волка, - ты же никого не убил, а, Дерек? И не... собираешься, я надеюсь? Ему абсолютно точно кажется, что в глазах зверя заметна еле видимая ирония. Стайлз облегченно выдыхает, не увидев там ничего больше. Жажды мести, например. Но кто поймет этих чудовищ, с их взглядами. Они и убивают, улыбаясь... Позже, когда он уверенно заявляет Дереку, что никуда отсюда не уберется до тех пор, пока... не уберётся, в общем, он замечает в блеске глаз волка нечто ещё. Особенно, когда умащивается на ночлег в постель голым. Опасное решение, тут же приходит Стайлзу в голову запоздалая мысль, но все средства хороши для того, чтобы выманить Дерека из его волчьей шкуры. Стайлз уже мечтает, как наутро почувствует спиной теплоту человеческого тела. Как Хейл обнимет его, молча возьмёт, будто и не было этих трех лет расставания... Это было бы слишком просто, кисло думает Стайлз, но всё равно яростно сдирает с себя трусы и надеется. Утро в лесу свежее, из распахнутого окна веет влагой и туманом, и Дерека в постели нет. Он стоит в дверях - мокрый, грязный, заляпанный кровью, и смотрит на сонного Стилински издевательски. Если, конечно, волчий взгляд может передать эту эмоцию. - Э, - тупо здоровается Стайлз, понимая - никто тут вообще-то обнимать его и не собирался. Морщится, чуя сырой запах крови, и ёжась под холодным сквозняком, кутается в простыню. Волк понимает его жест по-своему - и кто разберёт, что там у него в звериной голове, когда он не Дерек - и мгновенно залетает на кровать. С комками грязи на лапах и животе, и гадким кровяным духом, пропитавшим шерсть насквозь. - Фу! Фу! - орёт Стайлз, отбиваясь, но силы не равны, и его прижимают к матрасу и накрывают собой, согревая. А что ты хотел, мальчик, так и слышится ему ехидный голос Питера, который с притворно печальной гримасой объяснял ему, насколько долго пробыл Дерек по его вине в шкуре волка. - Почему это по моей вине? - спросил его тогда Стайлз. - Да потому, что быть зверем проще. Ты спишь, ешь, охотишься, ты выгрызаешь блох из своей шкуры и просто выживаешь, спасительно забывая о том, какую боль тебе причинил обманчиво слабый человеческий детёныш с яркими глазами... Стайлз молча кусал губы. Дались этому Питеру его глаза... Дерек ведёт себя, как большой пёс. Днём он притаскивает в дом разорванного зайца и когда из его распоротого клыками живота вываливаются внутренности прямо на пол, Стайлза долго рвёт в туалете. К вечеру, доев упаковку просроченного крекера и не найдя больше ничего из еды, он всё же заставляет себя освежевать тушку; жарит зайца на гриле и жадно съедает приготовленное. Альфа довольно урчит у его ног. И Стилински снова начинает разговаривать с волком, не обращая внимания на то, что ответов нет. - Красивый дом, Дерек. Очень. Я правда давно хотел приехать. И вот. Ты - волк. Знаешь, красный тебе к лицу. То есть, к морде. То есть... блин... ты же не перекинешься, да? Тебя что-то держит? Ну да, я примерно знаю - что... Я козёл, блять... Стайлз вздыхал, а волк двигал бровями по-собачьи и выходило смешно. - Ты ж понимаешь, что теперь я отсюда не уйду, да? - строго спрашивал Стайлз, - буду сидеть здесь с тобой и ждать, когда ты сможешь стать человеком. Только не таскай ты мне зайцев, блин. Лучше пиццу закажем. А? Ладно, ладно, не рычи, никакой пиццы, я понял... Вместо службы доставки Стайлз звонит Скотту и кратко описывает ситуацию. Да, этот альфа - Дерек. Представляешь? Нет, Стайлза он пока еще не сожрал. Они снова вместе? Ну-у... как сказать? И нет, и да. Волк не против его присутствия, явно. Но Стайлзу до смерти хочется человеческих отношений, а не... хотя собаку он тоже всегда мечтал завести. И, кстати, Скотт, не нужно заказывать нам сюда пиццу, мы, кажется, будем питаться одной свежей зайчатиной... На второй день Стайлз находит в шкафчике на кухне бутылку виски. Целую. Его монологи удлиняются и он надеется, что с каждым глотком на порядок усложняет спящему на полу волку его безмятежное волчье существование. - ... а потом эти заговорщики сделали такие лица, будто у меня нашли рак или типа того, и Скотт ляпнул, что тебя, ну, убили. Ты бы хоть как-то при случае сказал ему, что новый альфа - это ты. Зна-аю, не до того тебе было - выживал, охотился... Секундная пауза отводилась новому глотку виски из бутылки. Волк смотрел укоризненно. - А знаешь, это круто, что ты снова альфа. Тебе идёт. Ты и должен быть им. Вспоминать, что Дерек стал простым бетой из-за него ах как не хочется. Но Стайлз жестоко сам напоминает себе об этом. Память тут же услужливо предлагает вспомнить все остальные косяки. - Интересно, по вашим волчьим законам я всё ещё считаюсь твоей парой, а? Ведь метки теперь нет, Дерек. Господи, какой я дурак... Я думал, свобода - это когда всё можно и ничего не держит. Только ты всегда меня держал, даже когда далеко был. Я не знаю, как, но... она стала мне не нужна, Дерек. Свобода эта. Без тебя - не нужна... Стайлз снова хлебал виски и продолжал признания. - Я так хочу всё повторить. Всё. Так сильно хочу, что готов сидеть здесь с тобой вечно. Только, знаешь, пока ты волк и анатомия у нас немного э-э...различная, то мне не хотелось бы, чтобы ты... ну...это.... Блин, я хочу тебя. Ужасно. Я хочу твой член. Твой узел. Я хочу твою метку. Снова. Дерек... Я знаю - будет больно. Но если надо - отъеби меня так сильно, как только можно, чтоб знал... Или ты, наверно, не захочешь... Тогда надавай мне подзатыльников, или что похуже... Давай. Я готов. Я хочу, чтобы всё кончилось и началось снова... Он говорил ещё что-то про Лидию и хризантемы; про то, что пытался тогда связать их еще сильнее, чем были они связаны, и дело вовсе не в свадьбе, и не в узле, но... как же было мне с тобой сладко, Дерек! Не, не, не, я не думаю о сексе, не-а, совсем не думаю, не когда ты мохнатое чудовище с красными глазами... Хотя, нет. Думаю. Но не это главное. Знаешь, я тут вспомнил, что не говорил тебе этого чёрт знает как давно. Так вот. Я снова хочу быть вместе; хочу чтобы ты поставил мне новую метку, снова связал нас, потому что люблю тебя. И теперь я уверен в этом. ...Никто на этот раз не заталкивал Стайлза под холодный душ, и он поплёлся туда сам. Хорошенько повыл под ледяными струями и завалился спать, уже в полусне ощущая, как привычная тяжесть сдавила лодыжки - волк взгромоздился ему на ноги и тоже закрыл глаза, никак не обозначая своих впечатлений от его пьяной исповеди. Утром ничего не изменилось. На покрывале лежал новый разорванный грызун. Волк спал на полу, грязный до невозможности. - Ты не думай, я всё помню, что болтал вчера, волчара, - не останавливался Стайлз, - всё - правда. Нужно будет - будем сидеть здесь в лесу, пока ты не простишь меня. Будем жрать зайцев, болтать, ну, я, я буду болтать, а ты - лежать рядом. Будем спать вместе. Понимаешь меня? Просто спать и не смотри так, извращенец мохнатый, даже не вздумай. Пока ты волк - никакого секса... Стайлз отодвигался от теплого бока, прижатого к ноге и вздыхал - трахаться хотелось. - Понимаю, наказываешь меня. Я придурок, знаю... Очередное утро встретило их привычной тишиной полусонного леса. Виски больше нигде не нашлось. Стайлз искусал себе все губы, а к вечеру принялся за пальцы. И конечно, немного обалдел, когда услышал за спиной спокойное: - Перестань грызть, Стайлз. Дерек стоял в проеме двери в одних джинсах и Стайлз удивленно на них воззрился - оборотни же должны перекидываться голыми? Но помечтать не вышло. - Д-Дерек... Эй, чёрт, куда ты меня... - начал бормотать Стайлз недоуменно, ничего не понимая, когда в следующее мгновение его уже тащили наверх, в спальню. Молчание оборотня было привычным, а курс в опочивальню - явным признаком прощения. Или же нет? - Ты что же, даже не будешь меня бить? Разочек хотя бы, об стену? - округлял глаза Стайлз и упирался, не давая затолкнуть себя в комнату, - ты что, совсем не злишься? Дерек? Эй, не молчи, скажи что-нибудь, ну. Дерек смотрел на него своими серо-зелёными глазами и сжимал пальцы на запястье сильней. Было больно, но явно недостаточно. - Это что - всё? Всё, на что ты способен, волчара? Я же тебе... из... изменял, я метку свёл... бросил тебя! И ты... ты... - не унимался Стилински, думая, что угораздило же его влюбиться в самого непонятного Хейла в семье: было что-то по-человечески неправильное в его молчаливом прощении. - Дерек, ну, Де-ерек, ну... - Заткнись, Стайлз, - прозвучало хрипло и низко, наверно оттого, что оборотень молчал слишком долго. И тут до Стайлза дошло, что волку не нужны его жалкие лепетания насчет вины и сожалений; как не нужна посыпанная пеплом чернявая его голова. Что он и так сделал для него всё, что мог сделать - вернулся. А страшный, дикий, преданный им оборотень Дерек Хейл принял его. Вот только в этот раз "навсегда". Спальня казалось чужой, будто Стайлз не спал здесь уже который день. Он выбрал с окнами на запад, поэтому сейчас пространство комнаты было залито лучами заходящего солнца. Быть может, это напоминало Стайлзу их встречи на закате в лофте? - Ты же не будешь воспринимать мои вчерашние слова буквально? Да, Дерек? - немного пугливо спрашивал он надвигающегося на него волка, - ты же не будешь вот так, сразу... Понял, будешь. И это, наверно, будет больно. Будет больно? Дереку было не до ответов, когда он усаживал Стайлза к себе на колени и кровать под ними прогибалась от двойной тяжести. Когда снимал с него футболку и сдирал джинсы, оставляя голым. И Стайлз краснел, выкручивался в его руках, забывая, как бегал все дни по дому полуодетым, никого не стесняясь. - Дерек, прошу, э-э... а можно чуть помедленнее? Я думал, ты убивать меня сначала будешь, - лопотал Стилински и в следующий миг его опрокидывали на спину, - или... нет. - Или нет, - был краткий ответ, и Стайлз в панике начинал отдергиваться от рук Хейла, которыми тот разжимал его судорожно сведённые коленки. - Дерек, блин, пожалуйста, я погорячился вчера про секс, нет, нет, я хочу, очень, но не так же быстро.... У меня давно этого не было, попробуй не торопиться...уй! - вскрикивал он от проникновения. - Это два пальца, Стайлз, - спокойно произносил Дерек и прижимал другой рукой Стилински к матрасу, - не дёргайся. - Ладно, я понял. Романтики не будет, - обреченно вздыхал Стайлз и выдавал с проснувшейся откровенностью, - вообще-то у меня почти полгода как...никого... Только игрушка... С узлом... Дерек заинтересованно хмыкал и разводил пальцы внутри Стайлза шире - ножницами. - Я знаю, - информировал, - что никого. Ты снова пахнешь, как девственник. Интересно, мелькало в голове у Стайлза, а много ли народу побывало в волчьей постели за это время? Казалось ему, что никого. По жадному ощупыванию, и жару дыхания, и непривычной торопливости. И всё же, вот обида, Дерек-то всё равно пах обычным Дереком - буйным тестостероном и сексом. А Стайлз, значит, девственностью. Но вопреки всему - и обидному замечанию, и всем неприятным ощущениям от грубых рук, член наливался и спрятать своё возбуждение было некуда. Он лежал перед Хейлом голый, с раздвинутыми ногами, раскрытый его пальцами, и тихо жмурился от боли. В конце концов, никто его за пьяный язык не тянул, сам напросился, и когда оборотень толкнулся в него членом, Стайлз наконец понял, отчего Дерек не наказывает его иначе. Стало больно. Больно-больно. Гораздо больнее, чем в их первый раз и Стайлз не мог понять - отчего. Он лежал, придавленный Дереком к матрасу, и молча вырывался. Инстинкт приказывал ему бежать, не даться, не допустить невыносимых болевых спазмов, с которыми его тело принимало член оборотня. Но бежать было некуда. Дерек держал его ноги раздвинутыми, насилуя, и зажимал рот, не слушая задушенных криков сквозь свою ладонь. Такая боль - от шрама застарелой метки, объяснил он ему уже после, когда лежали они связанные узлом, и Стайлз чувствовал, как подсыхают на его лице солёные слезы. Она должна была случится, эта жестокая, но необходимая расплата. Но Дерек, как и в первый их раз, милосердно постарался отвлечь - ласкал ладонями вздрагивающую спину Стайлза, мял ягодицы и всё равно насиловал, принося муки. Узел держал их часа два. Дерек ласково ощупывал всего Стайлза и легонько щипал соски, водил губами по шее, коля щетиной; тискал мягкий член, захватывая в ладонь яички. Не возбуждал - просто трогал, будто вспоминая. Стайлз боялся пошевелиться, предчувствуя новую боль и судорожно сжимал свою руку на бедре Дерека, вынуждая быть неподвижным и его. - Ненавижу секс, - угрюмо сообщил он Хейлу после долгой сцепки, и сжав половинки, сразу же провалился в сон, измотанный болью. А утром проснулся, разбуженный теплым выдохом в шею. Горячая головка члена оборотня настойчиво пачкала его ягодицы обильной смазкой, и Стайлз сам не понял, как пришло утреннее возбуждение, как прижался он задницей к Дереку и позволил взять себя снова. Воспаленный анус горел огнем, края натянулись, обхватывая набухающий узел и только Стайлз решил, что пора снова заплакать, запротестовать, затребовать какой-нибудь другой ласки, не такой жестокой, как боль исчезла. Подействовала мистическая волчья анестезия и стало туго, горячо, приятно. Дерек ласкал его членом долго, растягивал узлом, зарывался лицом в лопатки, слушая тихие стоны, а из открытого окна лилась блаженная тишина предрассветного леса. - Ты же мне снова метку поставил? - спрашивал Стайлз в удовлетворённое молчание позади себя, - мне кажется, я что-то чувствую. Врал, конечно. В заднице пульсировал тёплый узел, ласково массируя внутри, и никаких признаков новой отметины не наблюдалось. - Она же там, да? Дерек? - приставал Стайлз и охал, когда волк, улыбаясь ему в шею, тихонько сдвигался, задевая внутри какие-то райские места. - Ох, блин... - выгибался Стайлз и всё равно не мог замолкнуть, испытывая судьбу, понимая, что играться с огнём, наверно - его главное предназначение в жизни, - она же теперь еще сильнее? Метка? Она теперь ого-го какая сильная, не сведёшь, да? Нет, ты не думай, я вовсе не собираюсь, я... да чтоб я сдох, Дерек, я... никогда! Просто на этот раз... - А вот на этот раз - убью, - обрывал Стайлза Дерек и тихонько надавливал на сонную артерию мальчишки пальцем, слушая ровную пульсацию его уверенного в своей любви сердца.