Не изменишь

      Пак смотрит в окно, за которым ветреная и безлюдная совсем погода и думает, что неплохо было бы пройтись. Это уже третий день взаперти, и ему хотя бы продуктов купить. С другой стороны, ему крайне всё равно, будет пить он просроченное молоко или свежее, тем более он молоко вообще не пьёт, зачем лишний раз напрягаться тогда. И не важно, что помимо молока надо выйти за многим, но, наверное, не сейчас, и, может быть, вечером.       Чимин сам от себя такого не ожидал, но он действительно уходит в себя с головой. Он всё не в этом мире и не в этой реальности, он где-то там, где остались его воспоминания. Не с ним, с Чонгуком. Ему плохо ужасно, всё теперь ощутимо колется и режется, вспарывает сердце и больно ударяется порванным куском о рёбра. Чимину кажется, что ему и дышать больно, и он не хочет переставать это чувствовать.       Впереди новая жизнь, без Чонгука и его надоедливой рожи. Новые отношения, которые будут в сто раз лучше старых, и внеземная любовь. Только Паку банально этого не надо, и он не знает, всегда ли людям так плохо, когда они расстаются, или он просто особенный. Пак надеется, что особенный, потому что иначе лучше не влюбляться вообще.       Чимин кутается в толстовку и замечает, что она не греет его больше совсем: холодная тряпка, которая только раздражает, окутывая тело. Чимину хочется знакомого родного тепла и поцелуев. Ему хочется подержать Чона за руку и начать возмущаться по какому-нибудь пустяку, а потом прильнуть к нему, зарываясь носом в складки шарфа, и вдыхать запах одеколона, сходя с ума. Ему хочется чувствовать себя нужным, засыпать в объятиях и просыпаться от поцелуев с утра. Ему хочется назад к Чонгуку, и он, правда, не представляет, что ему с этим делать.       Чимин сидит на подоконнике и смотрит куда-то вдаль, облокотившись лбом о стекло. И он безумно рад, что на улице не светит солнце, иначе он загнулся бы от царящего настроения вокруг. Ему бы дождя, а лучше грозы, только не май сейчас, к сожалению. Лучше бы он и дальше Чона задирал, бил периодически и нарывался, как только может, чем решился бы на это.       Чимин помнит, с чего это началось, и вспоминает с мазохистским удовольствием, делая себе больнее как можно больше.       Чимин не питал к Гуку ничего, кроме злости и раздражения, пока банально не пообщался с ним. Сначала эта дотошность и сквозящая из всех щелей ответственность раздражала его до скрипа в зубах, но потом он понял, что не зря, вообще-то, Гук это делает. Ведь чем серьёзнее он относится, тем лучше у него получается. Чимин почувствовал опасность, и сам стал относиться серьёзнее к делу. Собственно, так они и смогли нормально станцевать на баттле, не убив друг друга до него. Чимин откровенно засмотрелся на него, когда тот танцевал, отмечая, что сложен Гук шикарно, а танцует очень хорошо. Чимин снова стал чувствовать опасность, но уже наслаждался ей.       А затем он просто не знал, как себя с Гуком вести, и, решив, что ничего у них в отношениях особо и не поменялось, вернулся к прежнему раскладу. Любимая подростковая песня, которую Чимин всё же отрыл в старом плеере и вспомнил, исполненная Чоном тогда в кабинете, захватила дух. Чимин пугался собственных ощущений, отчего язвил всё больше, а потом просто пришёл к тому, что с этим святошей ему пообщаться хочется, и не такой он ужасный, каким кажется.       А потом он и не заметил, как влюбился.       По-серьёзному и не думая о последствиях.       И всё ведь было хорошо, вот только «хорошо» тоже заканчивается, и это «плохо», увы, они пережить вместе не смогут. По отдельности и уходя в себя всё больше, но не вместе уже никогда. Чимин не привык верить в чудеса, не привык надеяться на лучшее, но сейчас безумно хочется. Даже на падающую звезду он бы загадал всего одно желание, и верил бы до последнего, что оно сбудется. Но оно не сбудется, потому что Тэхён звонил на днях и сообщил, что билеты куплены, добивая этим рыжеволосого. Но Чимин был благодарен ему за это, потому что не решился бы спросить сам, и за то, что не сказал число.       Чимин слушает какую-то английскую песню и тихо подпевает одними губами, думая, что текст похож на них безумно. Он сгорает в Гуке, в то время как Чонгук сгорает в нём. Забавно. И устал он от этого ужасно, но остаётся только гореть и мечтать уплыть подальше с тем, с кем хочется безумно. История песни трагична, но свою историю Пак считает целой драмой с несчастливым концом.       А ещё ему она кое о чём напоминает, и Пак прикрывает глаза, не в силах больше бороться с внутренней пустотой и падая в самую её глубь.       Если вспомнить все его посещения дома Чона, то все они были разные. Возможно, с похожим сценарием, но разной концовкой, началом или продолжением. Но Чимин помнит один, который не повторялся совсем. И пусть ему больно, но и тепло одновременно, потому что такое не греть не может.       Чонгук просто позвонил с утра в выходной и сказал, что его родители уезжают к своим родителям, а ему надо закончить папину работу здесь, а потом он свободен. И Чон, улыбаясь в трубку, пригласил Чимина к себе с ночёвкой, обещая, наконец, посмотреть этот новый фильм, а не приставать к нему с самого начала. Чимин с радостью согласился, отключаясь и обещая быть к семи.       И Чимин не рассчитывал ни на что, спокойно приезжая в своих любимых разодранных серых джинсах с голыми коленками и растянутой толстовке с рюкзаком за спиной. Но когда дверь ему открыла одетая горничная, стрельнула хитрым взглядом и вышла из квартиры, оставляя Пака в лёгком недоумении, Чимин заподозрил неладное. Он стянул куртку, вешая её на своё обычное место, и сбросил тимбы, останавливаясь взволнованным взглядом в зеркале на себе.       Чонгук выплыл из поворота и приветственно ласково улыбнулся, а у Чимина скулы свело и в горле резко пересохло, потому что таким младшего он ещё не видел. Чонгук полностью отвечал образу богатого светского сынка успешной семьи. Идеальные чёрные узкие брюки, белая рубашка с закатанными по локоть рукавами, жилетка и бабочка в цвет, а ещё туфли и уложенные на бок волосы. Чимин резко почувствовал ту противоположность, которую проводят между ними в универе, делая одного галантным и воспитанным, а другого безбашенным и себе на уме. Чимин неуверенно улыбнулся в ответ и неловко помялся на месте, не зная, что должен делать. — Ну, вот, я не успел принять у тебя твою верхнюю одежду, — Чонгук разочаровано вздохнул и выпрямился, отлипая от косяка арки и расплываясь в уважительной улыбке. — Добрый вечер, Пак Чимин. Прошу следовать вас за мной. — Это что за игры такие, Чонгук? — Чимин насторожено двинулся за ушедшим Чоном и с интересом закрутил головой, замечая царящий вокруг полумрак. — Какие игры, Чимин, ты о чём? Я просто, наконец, соответствую твоим представлениям обо мне, — Чонгук хитро сверкнул глазами и отодвинул стул, приглашая Пака сесть. Тот окинул его внимательным взглядом, а затем сел на предложенное место, стараясь не следить за Чоном, а смотреть на расставленные в гостиной немногочисленные подсвечники с горящими свечами. — Свет действительно отключили, но это мне только на руку сейчас.       Чимин оторвал взгляд от засыпанного лепестками цветов стола и стоящих на нём пару свечек и перевёл взгляд на Чона, всё ещё насторожено смотря на играющих бесят в его зрачках. Чонгук галантно налил ему в бокал вина, придерживая в другой руке полотенце, и поинтересовался, не голоден ли он. Чимин ответил, что не против поесть, и облегчённо выдохнул, когда брюнет отстранился и ушёл. Потому что от такого Чонгука всё сводит внутри и дышать трудно становится, потому что сердце пылает и наброситься хочется. И Чимин не уверен, что продержится до конца этой недо-игры.       Чонгук возвращается обратно с подносом и медленно расставляет тарелки с едой, а у Чимина уже слюни во всю и далеко не от принесённых блюд. Чимин благодарно кивает, когда Чонгук услужливо ставит перед ним тарелку с каким-то мясом, и старается глаз не поднимать, потому что брюнет садится напротив и прожигает взглядом его. Чимин ест быстро и молча, стараясь думать о ком или о чём угодно, но думается только о Чонгуке, который к еде даже не притрагивается, не спеша потягивая вино из бокала и играясь с нервами Пака.       Чимин откладывает от себя приборы и вытирает салфеткой рот, бросая несмелый взгляд на брюнета и тут же отводя его в сторону. На такого Чонгука только дрочить ночами можно. — Вкусно было? — Очень, спасибо. — Тогда, может, согласишься со мной немного потанцевать, Чиминни? — Гук поднимается со своего места и подходит к нему, вытягивая вперёд руку и чуть склоняясь в поклоне, а Чимин думает, что лучше бы он не приближался вовсе, но руку даёт и встаёт следом.       Чонгук ведёт его к свободному месту рядом с окном и по пути включает музыку, заполняя тягучей мелодией квартиру и усиливая волнение Чимина в разы. Чонгук кладёт руку ему на лопатку, а во второй сжимает ладошку Пака и притягивает его ближе. Чимина прёт от одеколона Гука, от его образа и от всего происходящего здесь. Он чувствует себя героем какого-то фильма, потому что сюжет больно похож, но он не знает, чем это всё закончится. Хотя догадывается и скорее всего правильно.       Чимин послушно ведётся, позволяя Гуку кружить, и неплохо справляется с ролью партнёрши, не пропуская шаги и пряча глаза. Чонгук же тихо посмеивается про себя, потому что Пака смутить он смог и в тупик поставил, а спонтанная идея принята даже лучше, чем он себе представлял. Он чуть отклоняет Чимина вбок, целуя Пака в оголившийся участок шеи, и довольно улыбается, когда слышит судорожный вздох. Чимин думает, что это против правил и самый настоящий запрещённый приём, но держится, умоляя разум не отключаться раньше времени.       Чонгук плавно движется по комнате, огибает предметы и спускается рукой ниже, привычно устраивая её на талии парня. Он кладёт вторую руку Пака себе на плечо и мягко обхватывает пальцами его подбородок, поднимая голову вверх и заглядывая в глаза рыжеволосому. Пак смотрит всё ещё насторожено, но уже теперь по отношению к себе, чем к Гуку, и Чон хмыкает и целует, отпуская подбородок Пака и скользя рукой вниз по спине, заставляя Чимина прижаться вплотную. Чимин рвано выдыхает в поцелуй и обвивает шею Чона, зарываясь пальцами в волосы брюнета. Чон улыбается уголками губ, потому что с реакцией Пака не прогадал уж точно и завёл определённо. Чимина аж потряхивает от возбуждения, а Чонгук в официальном костюме теперь его определённо самый сильный фетиш. Он за всё его простит, всё разрешит, что угодно сделает, если только Чон снова появится перед ним вот так.       Чон отступает назад, утягивая за собой Пака, а затем подхватывает его и несёт в спальню, стараясь не врезаться никуда и донести своё чудо максимально аккуратно. Вот только Паку невтерпёж, он ёрзает и мешает, отвлекая от дороги своими пухлыми губами, и забирается своими шаловливыми пальчиками Гуку за воротник, оттянув бабочку и успев расстегнуть пару пуговиц. Чонгук всё же спотыкается и падает со своей ношей на кровать, прижимая её сверху и слыша недовольное шипение под собой. Чимин хочет сказать что-то колкое и обидное, потому что ударился ногой, но быстро забывает, что именно, потому что Гук не теряет время и скользит поцелуями по шее, уже заведомо зная слабое место Чимина и прикусывая нежную кожу. Чимин рвано дышит, цепляется за Гука руками и устраивается удобнее, сгорая от предвкушения и накатывающих ощущений.       Чонгук совсем не нежный, а требовательный и настойчивый, Чимин такого Чона ощущает впервые, отчего адреналина в крови чуть больше, а самообладания всё меньше. Ещё чуть-чуть и он повалит Гука и насадится на его член сам, без растяжки и предупреждения. Чонгук это, кажется, чувствует, отчего не тянет и стаскивает толстовку с Чимина, оглаживая бока и принимаясь играться с сосками. Чимин стонет сквозь зубы и выгибается под ласками, зарываясь рукой Гуку в волосы и стискивая их крепче. Чонгук тянет пряжку на джинсах и снимает мешающую ткань, слыша треск и явно делая одну из дырок на джинсах Чимина больше. Он садится Паку на бёдра, прожигает своими чёрными глазами, а затем ухмыляется и говорит: — Раздень.       И Паку кажется, что это скорей приказ, чем просьба, а приказ своего господина он готов выполнить с удовольствием. Чимин приподнимается и притягивает Чона за бабочку к себе, целуя в губы и принимаясь расстёгивать пуговки у того на рубашке. Он резко сбрасывает одёжку с плеч и снимает её совсем, отправляя в свободный полёт, а затем скользит по накаченному торсу ладонями вниз, вжикая ширинкой классических брюк и чувствуя, как его руки перехватывают. Чонгук наклоняется с Паком обратно, возвращая его в лежащее положение, и снимает брюки сам, удивляясь, когда Чимин успел стянуть с него жилетку.       Чимин изнывает от желания, и когда не чувствует больше давления на свой орган, нервно вздыхает и сам разводит ноги, давая Гуку устроиться удобнее. Чон это замечает и хмыкает, разводя ноги Пака ещё шире и потираясь своим членом о сжатые ягодицы парня. — Что, уже невтерпёж, малыш? Хочешь, чтобы я тебе вставил, правильно?       Чимин судорожно вздыхает и кивает, смотря на Чона из-под полуопущенных ресниц. Его кроет конкретно от этого властного тона, от хриплого голоса брюнета и от спектакля, устроенного им чуть раньше. Чонгук тянется за лубрикатом, спрятанным заранее под подушкой, и щёлкает крышкой, выдавливая себе немного на пальцы. Он приставляет пальцы к входу и ловит шумный выдох губами, проникая сразу двумя пальцами внутрь. Чонгук хозяйничает языком в чужом рту и выбивает у Чимина судорожные вздохи своими действиями. А ещё тот крепко хватается за его плечи и сильно сжимает пальцы.       Чонгук скользит поцелуями по шее парня, добавляя третий палец, и кусает Пака за подбородок, ставя прямо под ним засос. — А если я трахну тебя прямо так, Чимин, без подготовки? Вытерпишь? — Трахай, — Чимин говорит это на выдохе и его голос слегка подрагивает. — Еби, Чонгук, делай со мной всё, что хочешь. — Что хочу? — Чонгук хмыкает и нависает сверху, заглядывая Паку в глаза и сверкая своими чёрными. — Тогда не жалуйся потом, Чиминни. Чонгук выпрямляется, а Чимину на секунду становится страшно, что Гук действительно возьмёт его так на сухую и без растяжки, а это, наверное, очень больно, но тот его вроде как уже немного растянул, так что саднить утром будет не так сильно. Но Чонгук на взволнованный взгляд Пака только усмехается и стягивает с шеи бабочку, хитро щуря глаза. — Успокойся, не собираюсь я тебя жёстко брать. Я не хочу, чтобы моё чудо пострадало, — Чон хватает руки Чимина и обматывает их бабочкой, затягивая и прикрепляя к кровати, и шепчет на ухо, обжигая своим дыханием. — Будешь умолять меня коснуться тебя, мальчик мой.       Чимин дёргается и пытается освободить руки, но у него ничего не выходит, а Гук улыбается хитро и снова пальцами внутрь проникает, отвлекая и заставляя прогнуться. Чимин уже достаточно растянут, но Гуку хочется поиздеваться, заставляя Чимина сходить с ума и просить большего. Чимин к этому уже почти готов, потому что стонет несдержанно, подвиливая своей аппетитной задницей и насаживаясь на пальцы самостоятельно. Чон целует его бёдра, оставляет пару засосов, чмокает в коленку и вынимает пальцы, слыша разочарованный вздох и видя мольбу в глазах. Он смазывает собственный член, подставляет к входу и замирает, поднимая на Пака властный взгляд. — Хочешь большего, Минни? — Хочу. — Так попроси. — Давай же, Гукки, ну же. — Что-что? — Возьми меня уже. — Чего ты там говоришь, я не слышу? — Чон Чонгук, мать твою, трахни меня уже, ублюдок.       Чонгук хмыкает, видя раздражение в чужих глазах, и подхватывает Чимина, выбирая ему положение поудобней. Он гадко усмехается и стреляет глазами, проникая внутрь и еле держа улыбку на лице, продолжая играться. — Ну, если ты так просишь, малыш…       А затем шумно выдыхает, потому что Чимин горячий и сжимает его специально, зная, как это сносит крышу Чонгуку. Чимин кусает губу и ёрзает, ожидая действий, но Чон снова ухмыляется, отчего Чимин жалобно скулит и сжимает его сильнее. — Двигайся же, Гукки. Пожалуйста.       Чонгук резко выходит и входит снова, подчиняясь мольбам Пака, потому что у самого терпения уже никакого, а играться надоело. Он сильно сжимает бёдра Чимина пальцами, оставляя следы, и набирает темп, срывая с пухлых губ громкие стоны, и тихо постанывая сам. Чимин ловит темп, подвиливает бёдрами и хочет коснуться Чона, вцепиться пальцами в плечи и прижаться ближе, но лишь беспомощно сжимает ткань в руке и надеется её порвать. Чонгук скользит рукой и накрывает ладонью член Пака, забывая, что тот должен был его умолять об этом, и несильно сжимает, пробегаясь пальцами по стволу и задевая мошонку. Чимин стонет громче и выгибается в спине, толкаясь в руку Чона и прося разрядки, и брюнет подхватывает заданный им темп и ласкает орган Пака, разнося огромное удовольствие по телу парня.       Чимин держится до последнего, но не выдерживает и кончает, изливаясь в руку Чона и глотая его имя в накатившей эйфории. Чимин неосознанно сжимается, и Гук тихо шипит, толкаясь ещё пару раз в размякшее тело и кончая в Пака следом, закусив нижнюю губу. Они тяжело дышат, приводя сбившееся дыхание в норму и отходя от оргазма, а затем Чимин переводит на Гука взгляд и щурит глаза, сдерживая рвущуюся наружу улыбку. — Всегда было интересно, почему ты в меня каждый раз кончаешь? Неужели выйти нельзя? — Ты так меня сжимаешь, что это сделать нереально, — Чонгук хмыкает, а затем растягивает губы в нахальной улыбке, щуря глаза в ответ. — Тем более ты мой, а своё должно быть меченым.       Чимин судорожно вздыхает, потому что помнит, как светился на утро от этих фраз и от проснувшегося собственничества Гука. Это вообще было неожиданно, как и устроенный сюрприз, как и эта прямая заявка на Чимина. И у Пака тогда всё внутри свернулось, и галстук он всё-таки порвал, притягивая Чона к себе и впиваясь в губы поцелуем. И от этого всего больнее вдвойне, потому что свежая рана ворошится, а воспоминание одно из самых сильных, потому что он действительно был ему нужен. Чонгук редко когда говорил что-то подобное, но когда говорил, Чимин расцветал на глазах и улыбался довольно-довольно, даже не пробуя усмирить с ума сошедшее сердце.       Чимин такое вообще не говорил. Он старался делать вид, что от Гука ему нужен только секс, но проиграл почти сразу, потому что не мог без объятий и нежностей совсем. И Чонгук, наверное, даже и не заметил этой показухи или умно проигнорировал, оставляя Чимина в замешательстве и позволяя влюбляться всё сильней. И Пак действительно уже не знает, куда там дальше, когда он страдает и так, но он рад, что это хотя бы на почти начале их отношений произошло. А не через год, например. Пак бы не выдержал уж точно.       Чимин встаёт с подоконника и идёт к плите, ставя чайник и собираясь заварить кофе. В голове картинки их недавнего совместного утра, и становится только хуже, потому что теперь и здесь есть вещи, напоминающие о брюнете. Чимин не представляет, как бы он выжил вообще, живя он в квартире Чона. Там их море, вагон с тележкой, и это нереально просто. Ужасно. Он бы не смог там жить.       Чимин думает, что, гуляя по воспоминаниям, делает себе только хуже, но противиться не хочет. Зато потом будет легче. Он помучает себя сейчас, переживёт всё заново и отпустит. Должен отпустить. Он надеется на это. Очень сильно.       У него трещит мобильник на столе, но Чимин лишь смотрит на звонящего и досадно хмыкает, снимая блокировку и прикладывая телефон к уху. — Да, Чонгук? — Привет, Минни, — Пак убить его готов за это «Минни», но это явно больше по привычке, чем специально. — Я разбирался в шкафу и нашёл твои толстовки. Тебе принести их в понедельник? Ты придёшь в универ?       Чимин молчит несколько секунд, думая, что лучше бы не отвечал, потому что больно ужасно. А ещё влага к глазам подходит, но её он на волю пускать не намерен. — Оставь себе или выкинь, если не нужны. Я не уверен, что приду. — Приходи, — «Я соскучился, Чимин». — Хосок с Тэхёном скучают по тебе. — А ты? — Чимин это говорит прежде, чем думает, но забирать слова уже поздно. А ещё он сказал почти шепотом, и он надеется, что Чон просто не услышал. Чонгук молчит пару секунд, а затем вздыхает и говорит также тихо. — И я, — а затем снова вздыхает, и Чимин глотает вязкий ком в горле. — Ужасно, Чимин. — Х-хорошо, я приду, — голос дрожит, но Паку всё равно. Он прикрывает глаза и поджимает губы, сдерживая слёзы внутри. — До встречи, Гукки. — Пока, Чимини.       Пак сбрасывает вызов и откидывает голову назад, всхлипывая и не удерживая слезу, давая ей скатиться по щеке к губам.       Это ужасно, когда ты прогибаешься под обстоятельствами и знаешь, что кто-то тоже прогибается под ними, но вы не имеете даже возможности исправить их. Чимин ненавидит свою жизнь, себя и свою влюблённость. А ещё ему хочется к Чонгуку, который ненавидит сейчас всё точно так же.