Часть 18., Не изменишь — фанфик по фэндому «Bangtan Boys (BTS)»

Часть 18.

1 апреля 2016 г. в 22:14

Настройки текста

— Чони, солнышко, подойди на минутку, разговор есть, — его мама улыбается, немного нервно, но улыбается, и Чонгук сразу чувствует что-то неладное, но подходит. Его отец сидит в кресле, скрестив руки, и смотрит в пол, недовольно сведя брови. Мать же стоит у окна, зажав штору между пальцев, и следит бездумным взглядом за уходящими родственниками. Чонгук стоит между ними и переводит вопросительный взгляд с одного на другого, пытаясь понять причину такого поведения. И в голове сразу появляется одна такая, и, не дай Бог, Чонгук окажется прав. — Присядь, дорогой, — миссис Чон снова улыбается и кивает в сторону дивана, поворачиваясь спиной к окну и облокачиваясь поясницей о подоконник. — Это правда, Чонгук? Ты действительно встречаешься с Чимином? Чонгук холодеет внутри мгновенно и бледнеет внешне, наверное, тоже. Ему не страшно перед родителями, он не боится их реакции, но его пугают последствия и то, что они могут сделать, если будут сильно против. — Откуда вы узнали? — Гук хрипит, но взгляд не отводит, смотря прямо на мать. — Нам племянник твой сказал. Он застукал вас в твоей спальне перед ужином, а потом по секрету вечером рассказал об этом нам. Нам — это всем, Чонгук, его мать и отец тоже знают. — И вы так легко поверили ему? — Мы видели, как ты поцеловал его на прощание, Гук. Чонгук вздрагивает и думает, что все же ушли. Как такое могло получиться-то? Он тяжело вздыхает и поднимает на них усталый взгляд, скрещивая руки. — И что вы от меня хотите? — Прекратить эти отношения и взяться за голову, наконец, — отец Гука отмирает и басит своим низким голосом, заставляя брюнета вздрогнуть от неожиданности. — Ты же понимаешь, что мы этого не потерпим. — Почему? Это никак не портит репутацию твоей фирмы, пап, тем более я отказался от управления ею. Что не так в том, что я встречаюсь с Чимином? — То, что он парень, Чонгук, как и ты! — его отец срывается и кричит, поднимая на сына взбешённый взгляд. — Спать надо с девочками, понимаешь? Как и любить их, как и семью с ними заводить! А это всё — баловство, которое я не потерплю. — Кто тебе дал такие стереотипы?! — Чонгук голос тоже повышает, но не срывается, держа себя в руках. — Сейчас это уже нормально, так почему мне нельзя, если у меня чувства?! — Это ненормально! Ненормально, понимаешь?! Быть мальчику с мальчиком не в дружеских отношениях — ненормально! И ты не указывай мне на мир, сопляк ещё! — мужчина вскакивает с места, грозя Чонгуку кулаком, но мать быстро оказывается рядом и сажает мужа на место, успокаивающе поглаживая по плечу. — И какие чувства?! Хочешь сказать, что любишь его, да? Любишь?! Молодость у тебя в штанах играет, а не любишь ты его! — Люблю, — Чон говорит совершенно серьёзно, пожимая на конец фразы плечами, отчего отец поражённо замирает на месте и смотрит непонимающе, как и мать позади него. — Я действительно люблю его. — Кого мы вырастили… — брюнет зарывается пальцами в волосы и обречённо стонет. Миссис Чон всхлипывает и отворачивается, отходя от кресла и снова подходя к окну. — Мам, пап, Чимин хороший, вы зря так про него, — Чонгук вздыхает и хочет продолжить, но отец прерывает его, не меняя своего положения. — Он может быть лучшим, но это не значит, что ты должен встречаться с ним. — Но- — Без но, Чонгук. Ты обязан с ним расстаться. Чон замолкает, потупляет глаза в пол и молчит. Родители тоже молчат, наблюдая за Чоном, и думают каждый о своём: один о верности решения, другой о сыне в целом. И если один сомневается, то второй настроен твёрдо. — Нет, — Чонгук говорит это не поднимая головы, мысленно решая отстаивать всё до конца. Не для этого он с Паком начинал встречаться, чтобы потом поставить точку таким образом. — Я не буду с ним расставаться. — Ты думаешь, я жду твоего мнения на этот счёт? — Нет, не ждёшь, но и я не собираюсь сдаваться. Я не прошу вас принять мой выбор или прислушаться к тому, что я говорю, всё равно бесполезно, но я буду бороться. И за себя, и за него. Я готов отказаться от всего, если вам так будет удобнее, и уйти. Я уже достиг возраста, чтобы принимать собственные решения, и если первое было поступление в университет искусств, то второе — Пак Чимин. И нет, пап, это не просто молодость в штанах, это нечто большее и именно то, что называют любовью. Отец Чонгука молчит, продолжая смотреть куда-то перед собой, и шумно вздыхает, поднимаясь с собственного места и направляясь к лестнице. — Уйти тебе не удастся, потому что ты уезжаешь с нами в Америку учиться. Прощайся с Чимином по-хорошему и начинай паковать вещи. Экзамены сдашь экстерном, готовься к ним. А ещё любые контакты с Чимином, кроме университета, запрещены, и там сократи с ним общение на минимум. Тебе пойдёт это на пользу, как и ему. — Что?! Никуда я не поеду! — Чонгук подскакивает с места и раздражённо смотрит вслед отцу. Тот даже не оборачивается, пропуская реплику сына мимо ушей, и продолжает говорить ледяным тоном дальше. — Завтра в универ не поедешь, поедешь со мной в посольство. Мама займётся твоим переводом, я же обо всём договорюсь там. Поучишься заграницей, может, умнее станешь. — Ты меня не слышишь? Я никуда не поеду! Если вы уже это запланировали, то езжайте сами. Мне и тут хорошо. — Ты не понял? Это не обсуждается. Попробуешь сбежать, сделаешь хуже Паку. Фирма его отца с недавнего времени сотрудничает с нами, поэтому, будь добр, не порть его папе бизнес. Чонгук замирает, поражённо смотря на застывшего наверху отца, и внутренне каменеет, не готовый к такому совершенно. Он не хочет ехать, совсем не хочет. Он не хочет оставлять Пака здесь одного, он не хочет вот так всё оставлять. Он очень хочет, чтобы отец передумал, а мать за него вступилась, потому что внутри всё ощутимо рушится и начинает колоть своими осколками. И вид, наверное, у него сейчас жалкий и беспомощный, но Чонгуку на это плевать, а эмоции скрыть он не может. Его слишком душит предательство родителей, и слишком давят свалившиеся обстоятельства. Он знал, что после белой полосы всегда стартует чёрная, но даже и не думал, что та возьмёт и похоронит их. Чонгук замирает не только внешне, но и внутренне, теряет все слова и смотрит беспомощно, показывая отцу его превосходство. А ещё у него комок в горле и слёзы, и чувствует он себя снова маленьким, которого не слушают и мнение в счёт не ставят. — Иди спать, Чонгук. Завтра рано вставать и много делать, — Чону кажется, что настолько холодного отца он видит впервые, а сталь в его голосе неприятно режет его внутри. Он тупит взгляд, собирает себя по кусочкам и несёт в свою комнату. Он даже не замечает два внимательных взгляда на себе и, как только захлопывает за собой дверь, снова рассыпается. И вместе с полетевшими чувствами у него летит самообладание, а внутри просыпается гнев, усмирить который он даже не пробует. Чонгук шипит, сносит рукой торшер с тумбы, наступает на осколки, не чувствуя пронзившей боли, и идёт вглубь, сваливая стоящий рядом стул. Он что-то кричит, сносит тумбу, потрошит шкаф с книгами и прочими безделушками, смахивает все стоящие предметы со стола и переворачивает его, озлобленно пиная и утробно рыча. Он оборачивается, подхватывает второй стул и швыряет его в зеркало, разбивая его на большие осколки, осыпающиеся на пол. Он голыми руками разбивает второе, небольшое, но слишком любимое не им, и гневно сверкает глазами, озираясь по сторонам. И вот тут гнев постепенно начинает отступать, прячась где-то за тоской и тугой болью внутри, отчего Гук тихо воет, хватается пальцами за волосы и оседает на пол, падая коленками прямо на осколки. Он не пытается держаться, отдаваясь эмоциям, и тихо плачет, глуша громкие всхлипы, и закрывая ладонями лицо. Он безумно хочет сейчас к Чимину, в его объятия и целиком в то тепло, которое он дарит. Ему очень нужна сейчас поддержка, потому что один он это не перенесёт, и ему до дрожи необходим Пак. Он очень хочет, чтобы рыжеволосый сейчас подошёл сзади, сел на корточки и обнял его, прижавшись к спине, а затем шепнул бы взволнованное, но искреннее «всё будет хорошо, Гуки, я здесь» и плакал бы вместе с ним. И Чонгук совершенно реалистично представляет это в своём воображении, а от этого всё ещё больнее жжётся внутри. Но он внезапно слышит торопливые шаги, чувствует мягкие прикосновения и тёплые объятия, а ещё немного иной, но такой же взволнованный шепот и видит слёзы в родных глазах. И Чонгука прорывает конкретно, он громко всхлипывает и ревёт в голос, прижимаясь к матери ближе и слепо ища у неё поддержки. Она зарывается Гуку пальцами в волосы, успокаивающе поглаживает кожу и целует его лицо, пытаясь успокоить его и себя заодно. Она гладит его второй рукой по спине, тоже громко плачет и чувствует себя отвратительно. Ведь видеть то, как ломается твоё чадо на глазах ужасно. Ещё тогда, в гостиной, во время этого ненужного разговора от материнского сердца не ускользнула та решительность во взгляде Чонгука и та смелость, с которой он был готов идти до конца. Она не считала выбор сына правильным, но была готова идти на уступки. И когда Чонгук, кажется, внутренне похоронил себя тогда у лестницы, она уже была готова броситься к сыну и бороться за его счастье тоже. И если бы Гук не сдвинулся с места, то сдвинулась бы она. Чонгук цепляется пальцами за её одежду, утыкается носом в плечо и очень хочет выглядеть сильным. Но его душат слёзы, его душит обида и разрывает на части внутренняя боль. Он чувствует, как истекает кровью внутри, хотя на самом деле она течёт только из порезов снаружи. Чонгук понемногу затихает, насильно давит внутреннюю истерику и пытается вернуть себя к жизни, хотя бы видимость создать, потому что внутри без одного человека всё не восстановить. И Чонгуку из-за предстоящих событий остаётся только с этим учиться выживать, а ещё отпустить Пака и дать ему вольно жить, когда упрямо хочется обратного. Его мама с ужасом смотрит на исцарапанные руки, прижимает Гука ближе к себе и хочет укрыть уже выросшего ребёнка от всего, спрятать от проблем и разобраться с этим самой, так, как было тогда, когда Чон только учился жить в этом мире. Но сейчас она этого не может совершенно, потому что влюблён её сын, а такая сильная реакция только подтверждает его слова. Она верит, что он любит, она верит, что должны любить в ответ, и она очень хочет сыну счастья, плевать желая на все стоящие предрассудки. — Гуки, ты слышишь меня? Успокойся, я поговорю с отцом, мы что-нибудь придумаем, обещаю. — Не надо, мам, ты его не переубедишь. Я справлюсь сам. Прости за это всё, — Чонгук отстраняется и виновато тупит глаза, боясь посмотреть на масштаб устроенного им беспорядка. — Пустяки, сейчас всё уберём, — женщина слабо улыбается и успокаивающе поглаживает сына по плечу. — И я всё равно попытаюсь, дорогой. Хуже от этого не будет. — Зачем? Ты же тоже против. — Затем, что я вижу то, как ты ломаешься, Чонгук. И если этот солнечный мальчик может быть твоей опорой, то я соглашусь с этим. Чимин чудесный, я люблю его как собственного сына, но понятие друг и парень разные, и ко второму я готова не была. Как и отец, и ты прекрасно знаешь, как он относится к таким вещам. — Тебе правда нравится Чимин? — Очень, дорогой. Но мне это так же непросто принять, как и папе. Я буду долго свыкаться с тем, что вас может связывать что-то большее. Но я постараюсь это принять, потому что твоё счастье для меня важнее, чем чужие мнения. — Отцу, видимо, нет. — И ему тоже. Просто мы приверженцы традиционных семей. И его убедить в том, что Пак для тебя гораздо важнее, будет сложно. Но я постараюсь, Чонгук. И ты не сдавайся, если это действительно важно для тебя. — Ни за что. Я не сдамся, мам, я буду идти до конца. Женщина ласково улыбается, видя сквозящую решительность в его глазах, и спешит подняться, отряхиваясь и недовольно смотря на поцарапанные коленки. Она поднимает и Чонгука, сажает его на кровать и просит подождать, пока она сбегает за аптечкой. Чон виновато улыбается в ответ и кивает, пряча взгляд и скользя им по своей комнате. Им предстоит уборка, залечивание ран и сложный разговор. Но у Чонгука действительно слепая решимость и никакой надежды. Он выберется из этого дерьма и вытащит оттуда и Чимина. И тогда всё будет хорошо. Главное, не сломаться.

***

Утром он едет с отцом в посольство. Они молчат всю дорогу и вообще не разговаривают друг с другом, если только по делу. Чонгук с болью в глазах наблюдает за документами о переезде, где-то отдалённо слышит о согласии на выезд и совершенно не хочет оформлять визу. Он чувствует себя взбунтовавшимся подростком, потому что упрямо затыкает уши наушниками и врубает музыку, показательно игнорируя отца всю дорогу обратно. А дома всё начинается по новой: снова упрёки, снова обвинения и крики, — и Чон не знает, как выдерживает все оскорбления, не знает, откуда в нём столько мужества перечить и кричать в ответ, не знает, что осталось от него внутри, но возвращается в комнату уже без слёз, а только с болью, которая, видимо, будет преследовать его теперь постоянно. Отец говорит, что раны залечатся, что это простая юношеская влюблённость и первый раз всегда больно. Он говорит, что невеста в Америке гораздо лучше, и что с дочерью его друга они обязательно сойдутся. И Чонгук лишь кивает на это в ответ, зная, что бесполезно перечить. Но он иногда всё равно выступает против, всё равно срывается, хотя под конец дня ему становится без разницы на всё, а все эмоции пропадают разом. Мать смотрит настороженно и говорит, что отстоит. Пусть не сейчас, а когда он остынет. Пока что Чонгук знает, что это вроде как на пару лет, а потом он, если не женится, то вернётся обратно. И там у него будет тоже какой-то элитный университет и та же специальность, на которую он поступал. Отец говорит, что Чонгуку не о чем сожалеть, а Чонгук лишь тускло хмыкает в ответ и делает вид, что соглашается. — Это пройдёт, Чон, пойми. Я делаю только лучше, — «только хуже» мысленно исправляет Гук и продолжает смотреть куда-то сквозь окно. — Чимин тебе не пара, как и ты ему. Чонгук думает, что вроде их всё устраивало, и зачем в их отношения лезут, продолжает не понимать. Кроме, конечно, того, что они оба парни, и оба связаны по рукам и ногам. Друг с другом, причём, тоже. И Чонгук с ужасом представляет, что Паку предстоит пережить, когда он услышит о «приятной» новости от него. Чонгук знает, что Пак неровно к нему дышит, потому что, сколько бы тот не отнекивался, он видит это по глазам. Он видит это по жестам и чувствует в поцелуях. Они никогда не говорили о чувствах, но оба знают, что испытывают, просто не спешат озвучить. И сейчас Гуку хочется о своих кричать, кидаться к Паку, прижимать к себе и обещать оберегать. Только это совершенно лишнее и невозможное, поэтому Чонгук продолжает кричать только внутренне и любить Пака всё равно крайне сильно, задыхаясь, кажется, от своей любви.

***

Чонгук с остервенением хлопает дверью и швыряет рюкзак куда-то вглубь комнаты, падая на кровать и зажимая голову руками. Он ненавидит этот день, ненавидит потерянные глаза Пака и ненавидит себя за собственные слова. Он не стал делать ещё хуже, расставаясь с Паком грубо, он вообще не расставался с ним прямо. Он сказал всё так, как есть, только Чимин не дослушал, блеснул глазами и криво улыбнулся, делая вид, что всё в порядке. И Чонгуку больнее вдвойне, потому что он причина Чиминовых страданий, но поделать с этим ничего не может. А Чонгук знает, что Пак будет страдать. Он изучил Чимина уже слишком хорошо, чтобы знать, какая у того будет реакция. Чимин забьётся, замкнётся в себе и будет переживать всё в одиночку, накручивая себя ещё сильнее. Чимин будет стараться отдалиться, будет избегать его и обходить стороной, продолжая делать вид, что всё в порядке. Чимин будет проситься обратно внутри, но стойко держаться снаружи. И Чонгуку отчасти проще, потому что он не увидит его слёзы. Потому что если увидит, то сорвётся сам. Смотреть на то, как страдает любимый человек, сложнее, чем страдать самому. И Чонгук был бы рад, если бы их действительно связывали только перепихи по обоюдному согласию или прошлые враждебные отношения. Потому что Чонгук бы собрался со своей влюблённостью через какое-то время, правда, всё равно потеряв часть себя в этих отношениях и в Чимине, а Чимин бы дышал и дальше спокойно. Он бы всё также отдал, чтобы всю боль у Чимина забрать, но тот не отдаст ни за что, даже если бы Гук это и вправду мог. В комнату тихо стучат, и Чонгук не поднимает голову, чтобы посмотреть, кто это, понимая по стуку посетителя. Мама садится рядом на кровать и ласково гладит Чона по напряжённой спине. Чонгук не двигается, медленно выплывает из мыслей и готовится слушать, потому что та вряд ли зашла просто так. А ещё он знает, что она устала от этого всего так же, как и он. И если Чонгук внешне делает вид, что смирился, то его мать всё равно видит его насквозь. А ещё ей очень тяжело, потому что каждый день для Чонгука сравним с адом. Она видит, как ему становится хуже с каждым часом, и пытается дать возможность ему вдохнуть. — Я поговорила с отцом, милый, — она треплет Чона по волосам, нежно зарываясь пальцами в разлохмаченные пряди. — У вас будет шанс. Чонгук замирает и медленно поворачивает голову, смотря на мать серьёзно и неверяще. Она слабо улыбается в ответ и склоняет голову вбок, смотря прямо в глаза сыну. — Ты всё равно уедешь, твой перевод почти завершён, и отец не намерен его отменять. Но ты уедешь вместо планированных трёх лет всего на один, а потом, если Чимин тебя дождётся, сможешь переехать к нему. Чонгук не верит тому, что слышит, отчего шумно выдыхает и садится, подтягивая к себе свои длинные ноги. Женщина тихо смеётся, видя столько удивления в глазах своего ребёнка, и кладёт ладошки ему на колени, чуть сжимая их. Чонгук кладёт свои сверху и хватается за этот шанс всеми силами, начиная верить, что всё получится. — Как тебе это удалось? — Ну, ты же понимаешь, что твой отец не тиран, так? — Конечно, я и не думал об этом даже. Я понимаю, что ему сложно, и ни в чём не обвиняю. — И это правильно, сынок. Потому что он не обвиняет тебя ни в чём тоже. Он остыл, пришёл в себя и смог, наконец, услышать, что говорят другие, и я просто предложила ему такой вариант. Но ты должен зайти к нему в кабинет и отстоять свои отношения сам. Я буду мысленно с тобой там и честно собираюсь подслушивать под дверью, — брюнетка ласково улыбается и тихо посмеивается с крепких объятий Чона. Если бы отец так не любил её и, наверное, его тоже, то у них не вышло бы ничего. Чонгук встаёт и решительно идёт к отцу, вежливо стучась и дожидаясь разрешения войти. Его отец сидит к нему в кресле спиной и смотрит в широкое панорамное окно, видя в нём отражение сына. Чонгук подходит к столу, встаёт рядом и смотрит серьёзно и решительно, точно так же, как и смотрел на протяжении всей их драмы. — Ты действительно любишь этого мальчишку? — голос у мужчины уставший и притихший. Чонгук не видит его лица, но знает, что то, наверное, задумчивое и со сведёнными бровями. — Люблю. — И ты уверен, что это именно любовь? — Уверен. — Вы уже поговорили с ним? — Да, сегодня. — И что он сказал? — Он отпустил меня, решив не разводить больше проблем. — Умное решение. Отец замолкает, а Гук не спешит нарушить тишину. Он смотрит на свои руки, сжимает и разжимает пальцы, и совершенно не волнуется. Он бы вернул Чимина, обязательно вернул, если бы тот захотел к нему вернуться. А по его сегодняшней реакции Чонгук не совсем уверен, что это было бы так просто. — Ты знаешь же о том решении, которое теперь принято окончательно? — мужчина разворачивается в своём кресле и смотрит на Гука внимательно и серьёзно, прожигая своим взглядом. Но Чонгук под ним не тушуется, смотрит всё также прямо и упёрто отстаивает своё, не собираясь сдаваться. — Я уезжаю в другую страну на год, а потом возвращаюсь сюда к Чимину. — Не так быстро. Вернёшься к Чимину ты только с условием того, что Чимину ещё нужен будешь. Тебе будет запрещено общаться с ним, твой номер мы поменяем, а социальные сети я буду проверять. Если вы действительно так любите друг друга, то он дождётся тебя и обязательно встретит. — Но- — Приедешь ты в июне, а когда — будет зависеть от обстоятельств. Поэтому пусть отслеживает рейсы, если ты ему так дорог. — Хорошо, я понял, — Чонгук каменеет, но всё равно продолжает крепко держаться за спасительную нить. — Это всё? Я могу быть свободен? — Да, иди. Чонгук кланяется и разворачивается, не спеша удаляясь из кабинета. Он хватается за ручку и собирается уже открыть дверь, как слышит негромкий оклик и оборачивается. — Я очень надеюсь, что дочка моего друга тебе понравится больше, чем Чимин, но… Если для тебя эти отношения действительно так важны… Я не обещаю своей поддержки, но буду пытаться перешагнуть через себя. Не навязывай Чимину своё мнение, пусть мальчик думает своей головой. Но если вы действительно это выдержите, я отпущу тебя, Гук. Только не жалуйся потом. Чонгук кивает и выходит, тихо прикрыв дверь за собой и направляясь обратно в комнату. Он и не собирался навязывать своё мнение, оставляя выбор целиком и полностью Чимину. Он поймёт, если Пак не дождётся, он и не верит в это почти, потому что Чимин ни за что не станет ездить каждый день в аэропорт и отслеживать все рейсы из Америки. Но он очень хочет, чтобы он ошибался, и чтобы Пак действительно встретил его там, слабо улыбаясь и ничуть не меняясь со временем. Осталось только Чимину об этом как-нибудь рассказать. И когда Хосок присылает через несколько дней сообщение о том, что Пак собирается к родным в Пусан, Чонгук ему благодарен ужасно и натурально сбегает в нужный день, обещая быть дома к отъезду обязательно. Ему снова приходится вытерпеть немало, потому что его никуда пускать не хотят, а у отца гнев и злоба на неблагодарного сына. Но мама аккуратно выпускает его рано утром и порывисто обнимает, прося Чона не делать глупостей. Гук обещать не может, но постарается. Ему крайне сложно с осколками внутри, которые неприятно звенят и болезненно впиваются в кожу при виде Чимина, но Чонгук постарается их обоих собрать. Он знает, что это невозможно, но он хочет всё склеить. И если хочет это и Чимин, то со временем у них получится. И Чонгуку не остаётся ничего, как продолжать верить в то, что кажется несбыточным вовсе. Но они, так или иначе, придут к какому-то концу. А к какому зависит только от них самих и того, что у них внутри. У Чонгука внутри осколки, но он готов их выкинуть и собрать себя заново, потому что любовь не убиваема, и их сможет выстоять и преодолеть всё.

Примечания:

Да, сегодня 1-ое апреля, но нет, это не шутка и действительно прода >< Я надеюсь, вы ещё не устали от меня :D Поэтому пропаду тогда я на пару денёчков, чтобы вы отдохнуть успели х)

18+

Часть 18.