Не изменишь

      Новый год с каждым днём всё ближе, а с ним и забот всё больше. Сессия уже начала крыть всех, а с ней остались считанные дни до фестиваля и временного конца мучения. Готовиться к приятному и учиться одновременно сложно, но через это проходят студенты каждый год, каждый раз так и норовя сорваться. Некоторые срываются, а затем набирают долги, сетуя на свои ошибки в прошлом. Но университет в это время самый живой и шумный, в постоянной загрузке и праздничной суете.       Чонгук удивляется сильно, когда Пак уходит в это всё с головой, и разгребает перед новыми долгами старые, недовольно шипя себе на это под нос. Но Чон его не трогает никак, пробует предложить помощь, но в итоге оказывается выставленным из комнаты и послан куда подальше. Чимину ставят соревнования прямо в канун, и тот деланно недовольно вздыхает, на самом деле только радуясь им. У Чона с его потоком они позже, и тот не напрягается по этому поводу, но со старшекурсниками решили разобраться раньше всех. Те только и рады, что, наконец, смогут доказать друг другу, на что способны.       Они кое-как подготавливаются с номером к фестивалю, решив его снова сократить до минимума, ибо обоим некогда, пускай очень хочется. Оба и так выматываются слишком сильно, а Пак ещё хочет забрать все награды на предстоящей битве. Чонгук обещал прийти и посмотреть, потому что интересно, да и их это ждёт, и честно сказал, что за него болеть не собирается, за что потом получил.       У Чона вся эта нагрузка спадает быстрее, и тот распрямляет плечи за пару дней до фестиваля. Чимин только фыркает на это и продолжает приходить домой за полночь, уставший и вымотанный. Чонгук даже начинает привыкать переносить уснувшую тушку с кухни или гостиной в спальню, тихо посмеиваясь с этого каждый раз. Чимин благодарит за это молчанием и лёгкими прикосновениями с утра, зная, что мало, но из-за времени не имея шанса на большее. Впрочем, Чон понимает и не требует, лохматя макушку в ответ и улыбаясь кончиками губ.       Фестиваль проходит гладко, Тэхён шутит про комнату для инструментов и предлагает их снова там запереть, получая два недовольных взгляда в ответ. Чимин после извиняется, покидает друзей и спешит на извечную тренировку, потому что осталось всего ничего, а он привык себя загружать по полной. Следующий день должен быть таким же, вот только тренировка из-за прекратившейся на время учёбы переносится на утро и заканчивается не ночью, что даст отдохнуть перед соревнованиями хоть чуть-чуть.       Чонгук знает, что даже если Пак будет готов на 100%, он всё равно будет себя загонять из-за упрямства. А ещё он знает, что как бы Пак не отрицал и не огрызался в ответ, ему необходима хотя бы минимальная поддержка. Отчего Гук решает выловить его после занятий и превратить отдых дома в отдых не совсем дома. Если Чимин будет против, то у него есть и запасной план, а пока стоит попробовать.       Чимин выходит из здания гораздо позже, чем планировалось изначально. На улице уже темно, большими хлопьями валит снег, а люди активно спешат домой, радуясь концу рабочего дня. Шатен удивлённо моргает, замечая знакомую фигуру у ворот, и, неуверенно улыбнувшись, подходит к парню, останавливаясь рядом. — Чонгуки? Ты меня ждёшь? — Тебя. Не хочешь пройтись? — Давай, — Пак жмёт плечами и обходит Чона, пристраиваясь с другой стороны. — Давно ждёшь? — Нет, — Чонгук ни за что не признается, что на морозе торчит уже три с половиной часа. — Голоден? Может, поужинаем вне дома и нормально, наконец? — Ого, к чему столько всего? — Чимин недоверчиво щурит глаза, но быстро расслабляется и жмёт плечами. — Но я не против. — Я же не отвлекаю тебя ни от чего? — Нет, пойдём уже, куда ты там хотел.       Чонгук в ответ хмыкает и тянет Пака за рукав в противоположную сторону, перебегая дорогу и не спеша двигаясь по тротуару от оживлённой части. Чимин догоняет следом, подхватывает чужой темп и, вздохнув, прячет свою ладошку в чужом кармане, сверкая хитрым взглядом. — На свидание решил меня позвать, Гуки? Соскучился по мне? — Честно? Очень. Вот только на свидание это пока слабо похоже. — Ну ты подожди, целоваться позже начнём. — Чонгук в ответ фыркает и прячет нос в шарфе, вызывая лёгкий смешок и у Пака. Тот хочет сказать что-то ещё, но вздрагивает от неожиданности, когда чужая рука прячется в карман тоже и накрывает своей холодной ладошкой сверху, создавая контрастные ощущения. Чимин забывает фразу, которую хотел сказать, отвлёкшись на такое простое действие, которое не получал с несколько недель. — Волнуешься? Уже завтра ведь. — Да нет, чего волноваться. Всё равно все первые места мои. — А если честно? — А я честно. Ты сомневаешься во мне? — Нет, просто ты так загоняешься. — Беспокоишься обо мне, Гуки? — Беспокоюсь, — Чон хмыкает, кидая на Пака взгляд, а тот не сдерживает улыбку в ответ, стараясь выдать её за насмешливую, когда приятно колет всё от слов внутри. — Не волнуйся. Завтра всё закончится. Ты же придёшь? — Так хочешь меня видеть на соревнованиях? — Ну, хоть кто-то же должен болеть не за меня.       Чонгук тихо смеётся, сворачивая с улицы во двор, и просто кивает в ответ, поднимаясь по ступенькам и открывая дверь небольшой кафешки. Чимина галантно пропускают внутрь, а тот смеётся и отвешивает поклонившемуся Гуку лёгкий подзатыльник, приятно ёжась внутри от тепла.       Атмосфера ламповая и расслабляющая, пускай кафе почти заполнено, но успокаивающий джаз, наполняющий своими звуками помещение, смешивает шум с собой и даёт быстро привыкнуть к окружению. Они садятся за свободный столик, быстро определяются с заказом и ждут его, легко переговариваясь. Чимин рассказывает о тренировках, а Чону всегда нравится его молча слушать, наблюдая, как эмоции скачут по родному лицу. Чимин о том, что ему нравится, говорит увлечённо и с искрами в глазах, бегает взглядом и скачет с мысли на мысль, но Гук давно привык, да и нравилась ему эта непостоянность. Чимин в близких отношениях совсем другой, чем если просто смотреть с расстояния, но есть в нём то, что неизменно всё равно.       Язвительность и упрямство.       Но Чон привык, да и сам он не лучше.       После кафе Гук снова тащит Чимина гулять, и тот, для галочки повозмущавшись, выбирает куда идти сам и, смеясь, уносится от Гука подальше, запульнув перед этим снежком прямо в лицо. Чонгук думает, что они, кажется, совсем ещё дети, когда давно пора бы было повзрослеть. И главный ребёнок из них — Чимин.       Чонгук срывается с места и несётся следом, наворачивается на одном из поворотов и заваливается в сугроб, слыша звонкий смех вдалеке и смиряясь со своей участью. Но Чимина он всё равно догоняет, подхватывает под рёбра и валит на землю вместе с собой, получая в ответ много крика и смеха. Вот примерно о таком вечере Чонгук и думал, ведь Пак расслабляется окончательно и отдыхает морально, больше не чувствуя давящего стресса. И это именно то, что нужно для него сейчас.       Взъерошенные, но довольные, они решают просто спокойно пройтись, медленно направляясь к дому. Чимин снова прячет руку в чужом кармане, сразу встречаясь там с хозяином, и спокойно вкладывает свою маленькую ладошку в чужую, удобно накрывающую её целиком. Так теплее и удобнее, жаль только, что вторую так не уберёшь. — Кёнсу недавно звонил мне и жаловался, что ты трубку не берёшь. — Чонгук хмыкает и заводит разговор, ловя удивлённый взгляд в ответ. — Не беру? А зачем я ему был нужен? — Хотел с нами отметить праздники. — И что ты ему сказал? — Что если родители отпустят, то пусть приезжает. Только его одного в Сеул не пускают. — Значит, отмечаем без него. — Мог бы как старший брат съездить и забрать его, — Чон переводит с дороги на Пака осуждающий взгляд, а тот фыркает в ответ и отворачивается, подавляя хитрую улыбку. — Я подумаю над твоим предложением.       Они останавливаются у перехода и ждут, пока сменится сигнал светофора. Чимин видит обращённые на них подозрительные взгляды, но ничего не собирается предпринимать. Пусть думают, что хотят. В конце концов, они же не делают ничего противозаконного.       К Чону внезапно подбегает какая-то миловидная девчушка, доверчиво хватается за его руку и поднимает круглые глаза на брюнета, мило хлопая ими. Чонгук удивляется, но руку не вырывает, расплываясь в ласковой улыбке и поворачивая голову к гостье. — Вы переведёте меня через дорогу, мистер? — Переведу, только ты держись крепче. — Чимин вздрагивает от внезапно раздавшегося мягкого голоса рядом и переводит удивлённый взгляд за Чона вниз, с интересом смотря на маленькую девчушку. — Моя мама на той стороне. Я отвлеклась и не успела за ней, но одной переходить мне страшно. Вы же поможете мне, правда? — Обязательно. Больше не делай так, чтобы не теряться, хорошо, принцесса? — Меня Мика зовут. — Очень приятно, Чонгук. — А чего это парень на меня так смотрит? Он с тобой? — Да, Чимин, поздоровайся с нашей гостьей. — Пак переводит на Чона настороженный взгляд, а затем улыбается немного неловко и тихо выдыхает. — Привет, Мика. — А почему вы держитесь за руки? Он тоже боится переходить дорогу один? — Типа того, — Чонгук хмыкает, а Пак поспешно отводит от этой сцены взгляд. На душе нехорошо, а тёплая улыбка Чона делает всё в разы хуже. Чимину слишком не по себе.       Светофор переключается, и они не спеша двигаются к другой стороне. Девчушка, поблагодарив, тут же срывается с места и бежит к недовольной маме, виновато складывая ручки и прижимая их к голове. Та ворчит, но быстро остывает, тяжело вздохнув и, взяв непоседливую дочь за руку, возобновляет путь, крепче сжимая маленькую ладошку.       Чонгук смотрит на это всё с лёгким умилением в глазах, а Пак снова темнеет и отворачивается, уходя в свои мысли совсем. Чонгук что-то говорит, видит изменившееся настроение Чимина и хочет его снова развеселить, только тот как-то неловко улыбается в ответ, пропускает предложения и странно себя ведёт. Чонгук вспоминает, что так, кажется, кое-что и не сказал, и тормозит Пака в одном из переулков, внезапно обнимая и мягко прижимая к себе. — Чонгуки, ты чего? — Сам чего нос повесил? Тебе скучно со мной? — Чонгук голову с чужого плеча убирает, но из объятий не выпускает, заглядывая в удивлённые чужие глаза. — Нет, просто задумался. — Чимин, у меня есть небольшой сюрприз для нас на праздники. — Да? Это прекрасно, только давай пока ты не будешь… — Я купил три билета на море, нам пора немного отдохнуть. — Чонгук улыбается, не давая Паку договорить, а тот шумно выдыхает в ответ, вместо радости чувствуя лёгкое угрызение совести. Чимин хотел туда давно и больше всего, хотел тепла и солнца, когда на улице минус и снег. Чонгук, кажется, потратился сильно, вот толь… три? — Твой брат едет с нами, так что забрать его из Пусана всё равно придётся. — Чего? Кёнсу?! Он, наверное, чуть не взорвался от счастья. — Я думал, что оглохну, — Чонгук мягко улыбается. — А вот на твоём лице счастья я не вижу. Не хочешь? — Хочу, только… — Чимин глубоко вздыхает и аккуратно выпутывается из объятий. — Та девчонка напомнила мне об одной вещи, Чонгук. Есть ещё одно, чего ты не знаешь и знать не должен был. Вот только это не всплыло, но совесть меня мучает. — Рассказывай, — Чонгук берёт медленный темп и двигается дальше, напрягаясь немного от слов Пака. Тот снова умудрился где-то накосячить? — В общем… Если с парнями я не спал, то пару раз с девушками у меня был перепих и обычно тогда, когда я напивался. Одна особа наехала на меня ещё в конце июня с криками о том, что залетела от меня. Каким образом я не знаю, я не мог быть настолько пьян, чтобы брезговать защитой, но по срокам сходилось с бывшим сексом со мной. Я дал ей денег на аборт, ибо ребёнок мне этот не нужен, да и… — Чего? Чимин, ты с ума сошёл?! Какой к чёрту аборт?! — Чонгук внезапно вскипает, повышает голос и смотрит на Чимина недовольным взглядом, вызывая злость в ответ. — А что ты предлагаешь, воспитывать мне его?! Платить алименты?! Сама виновата в этом, нечего было ноги раздвигать и брезговать защитой тоже! — Ты больной? Чимин, она не факт, что сможет вообще иметь детей после! — А мне-то что с того?! — Чимин тормозит и непонимающе смотрит на злого до чёртиков Чона. — Я даже не уверен, что у этой шлюхи мой ребёнок. Она спит со всеми, кто мне это докажет. — Я разочарован в тебе, Чимин. — Ой, а скинь она ребёнка на меня, вернувшись, ты бы его воспитывал?! Был бы для него мамочкой?! Вон, с той же малявкой обходился как с родной, что, не хватает чужих детей тебе, Чонгук?! Это был мой ребёнок и мне было выбирать, что с ним делать! Мой, не твой!       Чонгук стекленеет взглядом и, презрительно фыркнув, разворачивается и уходит. До Пака медленно доходит то, какую глупость он сейчас вообще сказал, когда должен был извиниться и рассказать всё спокойно и без истерик, и, тихо воя, срывается за Чоном следом, выискивая взглядом его фигуру на улице и стараясь догнать, как можно скорей. — Чонгук, постой! — Чимин хватает его за руку и тормозит перед ним, преграждая собой дорогу и сбито дыша. — Прости меня, я не хотел… — Ты всё сказал и всё сделал, вину за собой ты всё равно не чувствуешь, зачем мне твои не искренние извинения. — Тон Чонгука холодный и непривычный, от него мурашки по коже и обида скапливается вместе с влагой в глазах. — Нет, не всё, и они искренние. Я не хотел на тебя кричать, прости. И за тот случай прости. — Простить? — Чонгук вдруг хмыкает и выдёргивает руку. — А сколько ещё у тебя таких секретов осталось, а, Чимин? Сколько ты мне ещё не рассказывал?       Чимин столбенеет, потому что ему не верят, и лишь поражённо хлопает глазами. Чонгук, кажется, переполнен. Чимин, кажется, доигрался.       Гук возобновляет путь, и Пак отчаянно цепляется за рукав снова, удерживая и не давая уйти. Он хочет опять начать извиняться, потому что это всё больше похоже на крупную ссору и последующий разрыв, вот только Чонгук резко руку вырывает и бросает холодно через плечо: — Всего хорошего тебе, Чимин.       А после уходит, оставляя Пака одного на улице со спутавшимися мыслями и горой вины. Чёрт возьми, почему он не мог вести себя нормально, почему не мог задуматься о последствиях сразу?! К чему вообще был весь этот цирк?!       Чимин вдруг отчётливо чувствует, как ненавидит себя и свой характер, и душит подкатившую истерику, потому что, кажется, они расстались, и виной всему выпущенные эмоции и давний косяк. Чимин, кажется, действительно доигрался, теперь по собственной глупости потеряв то, ради чего, вообще-то, и жил.