Приправь и правь

Несмотря на воскресенье, народу в парке было пока немного – всё же они пришли очень рано, практически к открытию. Пока назначенная гидом Киоко вертела головой, высматривая самый соблазнительный аттракцион, Орегано подучила Рёхея рассказать о своей победе на соревнованиях по боксу в прошлом месяце. Тот увлечённо размахивал руками, показывая особо удачные удары, и Ханна, кажется, стала проявлять к нему хоть какой-то интерес. Тсуна млел от вида Киоко, Гокудера украдкой зевал, Орегано, болтая ногами, читала на скамейке какую-то книжку. - Травоядные вышли на водопой? – голос Хибари был мирным, словно и на него подействовала расслабляющая атмосфера парка. Гокудера выхватил динамит, Рёхей воспылал, Тсуна приготовился их сдерживать, девчонки даже головы не повернули – привыкли уже. Кроме Орегано. Чёрт, почему у неё при виде Хибари всегда делается такое лицо, словно она собирается вцепиться ему в горло? Она что, парень? Гокудера поморщился. Ну да, так и есть. Промолчит она, как же. - Хочешь попить вместе с нами, Кёя-чааан? – и голос такой противный, как у янки. - Не зови меня по имени, сто раз говорил, - он даже тонфа не достал, точно добрый сегодня. - И как же мне тебя называть? - Сейчас объясню, - Хибари схватил девушку за руку и потащил куда-то за угол. Киоко вцепилась в зарычавшего Рёхея, Тсуна завопил: «Успокойся, Гокудера-кун!», Ханна вздёрнула бровь, Орегано на ходу успокаивающе замахала рукой: «Дон Савада, я сама разберусь!». - Я сам за ней схожу, - твёрдо сказал Десятый, и Гокудера заткнулся. За углом были палатки с едой. Возле одной из них Хибари что-то втолковывал спокойно сидящей на столе (вот чёрт!) Орегано. Тсуна только обрадовался, что они не дерутся, как эти идиоты зашептались, чуть ли не в обнимку. А ведь люди смотрят! Не Семья, а просто жесть. Ладно Орегано, он уже смирился с тем, что их медику самой бы не помешала помощь психиатра, но Хибари! Хотя… он, если разобраться, ещё более чокнутый. Наконец это безобразие прекратилось, и Хранитель Облака, что-то бросив на прощание, вразвалочку удалился. Орегано направилась к Тсуне. - Не стоило беспокоиться, дон Савада, всё улажено, - она поклонилась на ходу и свернула за угол. Даже не попросила его ничего не говорить Гокудере-куну! Хотя он бы и так не сказал, ещё и этих разнимать, ну их. Он пошёл следом, увидел встревоженные глаза Киоко-тян, и выбросил из головы Орегано, Гокудеру и их странные разборки. Все эти качели-карусели Гокудере не особо нравились, но Киоко, а значит, и Десятый, были в восторге. А вот наблюдать за работой Орегано было любопытно. Исподволь - вопросами, словами, взглядами - она подталкивала Десятого к Сасагаве, а Ханну к Рёхею. Просто урок внутренней политики на свежем воздухе. Он сомневался, что в медицинском такому учат, но Реборн как-то обмолвился, что Орегано проходила спецподготовку. На американских горках она, наконец, замолкла. Гокудера увидел, что тонкая рука, сжимающая поручень, какая-то слишком бледная. Да уж, и лицо не лучше. Орегано походила на дельфтского фарфора пастушку, потерявшую любимого ягнёнка – у них в замке был такой сервиз. Кожа отливает голубизной, в фиалковых глазах застыл ужас, даже губы побелели. - Ты что, высоты боишься? – дошло до него. - Высоты – нет, падать – да, - ещё и ёрничает. Он накрыл её ладошку своей, не намного больше, и девушка вроде как перестала дрожать. Даже не зажмурилась, когда вагончики тронулись. При виде Тоннеля Любви Гокудеру чуть не стошнило – более дурацкого места и не найти. Ну и конечно, заметив умоляющие глаза Десятого, Орегано затащила Хаято в первую же аляповатую лодочку. И уставилась на него влюблено, как Русалочка. - Тебя так сильно укачало на горках? - Нас из соседних лодок видно. А может, и слышно, так что потише, – зашипела она, продолжая улыбаться. Ну да, всё для фронта, всё для победы. - Ты это… извини, что я так… ну, утром… - замялся он. - Да всё нормуль. Было бы странно, если б ты не хотел, - скосив глаза на лодку Десятого, Орегано рассчитано наклонилась и целомудренно чмокнула Гокудеру в щёчку. – Если совсем припёрло – заведи подружку. Только домой не таскай, – она говорила, словно о мусоре. – И не ровесницу, с ними дальше переглядок да поцелуйчиков всё равно не зайдёт. Ага, у Тсуны с Киоко сейчас именно это и творилось. - Ты так говоришь, как будто тебе всё равно, - Гокудера тоже коснулся её щеки губами. - Мне даже думать об этом больно. Но не давать человеку того, что он хочет, и запрещать искать это на стороне – как-то нелогично, не находишь? - У тебя, значит, принципы, а я Блудница Вавилонская? – Гокудера старался, чтоб Десятый не увидал его взбешённого лица. - Считай, что я заинтригована, - лодка уже подплывала к причалу. – Держи себя в руках. -…После утренних откровений Шиттопи-тян я начинаю жалеть, что у нас нет комнаты без окон, - Орегано выгнулась назад, подставляя голову под бьющие сверху тяжёлые горячие струи. - Мне иногда кажется, что она видит сквозь стены, - пробормотал из-за занавески Гокудера. Орегано пробурчала что-то про поликлинику и опыты. - Мириться-то будем, или умотался за день? – она с любопытством выглянула из-за шторы. - Ямамото сказал, что после таких ссор девушки к себе неделями не подпускают! – авторитетно изрёк Гокудера, стаскивая, впрочем, джинсы. - Ямамото – он как Казанова, только Ямамото. - У него много поклонниц. - А у кого больше – у него или у тебя? - Поклонниц? - Что, тоже не о том подумал? - Я их не пересчитывал. - А зря. Это поднимает самооценку. - Тебя волнует моя самооценка? - Ммм, дааа… Хотя главное, чтоб кое-что другое поднималось…