Самая лучшая

Утром женщина проснулась с тяжелой головой, болью во всем теле, но уже без озноба. Сев в кровати, она оглядела комнату. Брагин спал, неуклюже развалившись в неудобном кресле и откинув голову назад. Почувствовав непреодолимое желание воспользоваться уборной, Марина нерешительно откинула одеяло и попыталась встать на ноги. Голова кружилась так, что ей пришлось опереться рукой о стену, чтобы не упасть. Так медленно, по стеночке, стараясь не шуметь, она и добралась до туалета. Преодоленная дистанция ей показалась просто марафонским забегом. Сосредоточившись на своем занятии, она не заметила, что Брагин проснулся и наблюдает за ней, сидя в кресле. За одну секунду он встал, и в два шага преодолел расстояние от кресла до туалета, опережая Марину. Став у двери, он скрестил руки на груди.  — Вот скажи мне, Нарочинская, у тебя мозги есть? Давно температура 40 была? Тебе меня позвать западло? Я зачем здесь сижу?  — Я в туалет хочу? — Она напрягла связки, и получилось громко.  — Я понял. Я смотрю, у тебя голос прорезался. Ты уже не умираешь и даже поползла куда-то. Видимо идешь на поправку.- Он отошел от двери, пропуская её в туалет. — Двери изнутри не запирать.  — А если запру. Высаживать будешь? — Она медленно проползла вовнутрь.  — Хочешь проверить? На выходе он подхватил её и отвел в кровать. Любое физическое усилие давалось ей с большим трудом, и сразу забирало силы. Протянув ей градусник, Брагин начал готовить уколы. Забирая у неё градусник, он поймал её вопросительный взгляд.  — Уже лучше, но не намного. — Он склонился над ней со шприцами в руках. - Дай, я сама сделаю. — Попросила Марина.  — Сейчас дам, смотри, чтобы унесла. — Олег все делал быстро и уверенно. Марина понимала, что сопротивляться ему бессмысленно.  — Я пойду, завтрак принесу. Будешь есть. — Сказал он, когда закончил.  — Я не хочу.  — Я тебя не спрашиваю. — Брагин надел свитер и положил рядом с ней мобильный телефон. — Звони, если что. Я скоро. Под воздействием лекарств ей опять захотелось спать, и она задремала. Проснулась она от ужасного запаха сгоревшего молока, у её изголовья на тумбочке стояла малопривлекательная серая масса, размазанная по тарелке. Возле чайника суетился Брагин, заваривая себе чай и размешивая в чашке некую лечебную субстанцию для Марины.  — Сделай и мне чай, пожалуйста? — Попросила она осипшим голосом.  — После каши и лекарства будет тебе чаек. — Брагин демонстративно отхлебнул из чашки.  — Я сейчас хочу.  — Я тебе уже ответил, после каши, микстуры и градусника, будет чай. — Сказал он, неспешно попивая чаек. Кое-как ему удалось впихнуть в неё четыре ложки каши, лекарство и измерять температуру. Температура, казалось, вцепилась в неё мертвой хваткой, под действием уколов падала незначительно, и сразу поднималась. Несмотря на самоорганизовавшийся лазарет в отдельно взятом номере, жизнь в отеле шла своим чередом. Врачи после завтрака спешили на мастер-классы, устраиваемые их коллегами, сидели в барах, обмениваясь опытом и телефонами, давали интервью журналистам, кто-то поехал на экскурсию, кто-то ушел гулять по городу. К переживаниям и заботе о Марине, к середине воскресения, у Брагина добавилась новая головная боль. Пропал Куликов. Его вещи остались в номере, телефон не отвечал, из коллег его никто не видел. Всерьез заниматься поисками Куликова, у него не было ни сил, ни времени. Он тратил их на то, чтобы залить в Марину суп. Она отбрыкивалась, мотала головой, махала руками и даже один раз выбила у него из рук ложку с супом. Закончив, наконец, процесс кормления, ругаясь и обещая убить её, когда она поправится, Брагин ушел переодеваться. Вечная боевая стойка и странная манера Брагина заботиться о ней, отнимали у Нарочинской гораздо больше сил, чем сама болезнь. После обеда, когда она уставшая от поединка с тарелкой супа и своим лечащим врачом, обессиленная от уколов и других манипуляций, мирно спала, в дверь осторожно постучали. Брагин сидел в кресле и был занят поисками Куликова, подумав, что это он сам и возвернулся, Олег обрадовался и пошел открывать. На пороге стоял высокий незнакомец. Брагин сразу узнал его, именно с ним Марина провела весь вчерашний день. Мужчина улыбнулся Олегу своей фирменной голливудской улыбкой и что-то сказал. Поскольку Брагин не имел никаких, даже маломальских познаний в языке Шекспира, то он тоже улыбнулся и начал моргать. Незнакомец довольно быстро смекнул, что собеседник его не понимает, и заговорил еще быстрее, присовокупив к разговору еще и усердную жестикуляцию. Из всего этого действа Брагину удалось распознать только одно слово — Марина, чему он был несказанно рад, и в свою очередь, начал на пальцах объяснять незнакомцу, что она заболела и сейчас спит. Если бы кому-то посчастливилось наблюдать этот диалог со стороны, он бы, наверное, умер со смеху, прямо на своем наблюдательном посту. Мужчина, кажется, наконец, что-то понял, попрощался и ушел. Через некоторое время он вернулся с небольшим аккуратным чемоданом в руках, который он осторожно занес в номер и поставил на пол в коридоре. На молчаливый вопрос Брагина «что это?», американец быстро заговорил и замахал руками, как крыльями, изображая самолет. До Брагина, наконец, дошло, что молодой человек улетает и пришел попрощаться, а в чемодане подарки для Марины. Окрыленный догадкой, Брагин энергично закивал и тоже задвигал руками, изображая поезд, пытаясь донести, что они тоже скоро поедут, но только на поезде. Расстались они вполне довольные друг другом и своим взаимопониманием. Вечером, когда на улице было совсем темно, Марина проснулась и удивленно уставилась на незнакомый чемодан. - Так, это твой американский хахалёк приходил, попрощаться хотел. — Отозвался Олег, проследив за её взглядом.  — Джонатан?  — Я не знаю. Он не представился.  — Он уже улетел?  — Наверное. Я так понял, что – да.  — А в чемодане что?  — Подарки.  — Понятно. — Марина потерла глаза руками и потянулась за телефоном. Её звонок застал Джонатана Флеминга, любимого ученика её отца, в аэропорту. Ей было ужасно жаль, что они так мало общались. Проклятая болезнь сразила её в самый неподходящий момент. Раньше, лет семь назад, в Америке, в прошлой жизни, они были очень близки. Вместе учились, вместе работали, и жили тоже вместе, только недолго. Затем все надежды на их совместное счастливое будущее перечеркнул один росчерк пера её бывшего мужа, и, как следствие, отказ в визе, возвращение в Россию, болезнь и смерть матери, болезнь и спешное возвращение отца. Сначала Джонатан часто приезжал в Россию, на день рождения Нарочинского, на её день рождения, на Новый Год. Потом его визиты становились все реже. У него появилась новая интересная работа, большая частная практика, преподавание. "Господи, Джонатан уже преподает и выпускает студентов. С ума сойти, как быстро бежит время." Попрощавшись с Джонатаном, Марина смахнула навернувшиеся слезы и прикрыла глаза. К действительности её вернул голос Олега.  — Заканчивай с лирикой, и давай возвращайся на нашу грешную землю. — Он протянул ей градусник. Поздно вечером обнаружился Куликов. Он позвонил из Екатеринбурга, куда скоропостижно отправился с товарищем, по местам боевой славы, как говорится. Точно, как Женя Лукашин из всеми любимой комедийной мелодрамы. Он просил Брагина собрать и привезти в Москву его вещи, а заодно придумать что-нибудь и отпросить его у Зименской на три дня. Ночью опять вернулся озноб, и поднялась температура. Брагин нервничал, ругался, и даже смастерил импровизированную стойку из светильника, с помощью которой можно ставить капельницы. Так он просидел всю ночь рядом с ней, контролируя капельницу.