Мальчик и чудовище

Этой ночью Стайлз ждал Дерека в форме волка. Так было последнюю пару ночей, и Стайлз был почти на сто процентов уверен, что на этот раз дело не в его неправильном поведении в том порнографическом сне, хотя с тех пор Дерек не являлся к нему человеком. Может, Дереку проще быть в теле волка: ему надо следить за Скоттом, и этим легче заниматься, если Стайлз не будет его отвлекать. В конце концов, Дерек не оставлял его одного ночами, а тот самый сон в изобилии обеспечил Стайлза воспоминаниями для превосходной мастурбации, не говоря уже о чарующей возможности вновь использовать обе руки. Ему не на что было жаловаться. Стайлз нетерпеливо дожидался шанса как следует пообниматься. Днём Дерек вытерпел жалостливые причитания Скотта и примкнувшего к нему Стайлза ровно до тех пор, пока раны Скотта не перестали кровить, после чего погнал их дальше на пробежку. Ему определённо не хотелось об этом говорить. Стайлз понимал его сейчас, как никогда раньше, но тем не менее очень хотел добавочных обнимашек. Так что ночью, почувствовав прильнувшего к нему сзади Дерека и объятия его рук, он незамедлительно открыл глаза: — Привет, — зевая, проговорил он. Хотелось перевернуться на другой бок и потискать Дерека, но раз нельзя, значит, нельзя. Ему было хорошо и так. Он положил свои руки поверх рук Дерека и крепко-крепко стиснул его предплечья, притираясь как можно ближе к нему спиной, пока не ощутил, что Дерек — кажется — тихонько смеётся. Тогда Стайлз ослабил хватку, и Дерек потёрся колючей от щетины щекой о его шею и легонько вжался в бьющуюся жилку: «Здравствуй». Затем он сместился чуть назад и уткнулся носом в его затылок. Перед глазами встали медленно подживающие проколы на шее Скотта, и он тут же наклонил голову, желая того же… но сейчас у Дерека нет когтей, да и без когтей со Скоттом во сне он говорит свободно. — Да, — тихо сказал Стайлз. — Хотел бы я, чтобы со мной ты тоже говорил. Дерек тяжело вздохнул, и Стайлз почувствовал, как он кивнул. Они полежали так недолго, с минуту, после чего Стайлз принялся ворочаться: то старался поплотнее прижаться к Дереку, то хотел самым лучшим образом расположить голову на подушке, то комкал в руках одеяло, то вновь клал руки поверх дерековых рук. Дерек какое-то время мирился с вознёй, но затем крепче сжал Стайлза и навалился на него сверху, прижав к матрасу. Стайлз затих, и он снова потёрся щекой о его шею, издав нежный тихий… ну да, практически рык, с лёгким намёком на вопрос. — О, — проговорил Стайлз, прогибаясь под тяжестью горячего тела и ощущая, как твердеет его член. — Да, продолжай… Рука Дерека скользнула с живота на резинку пижамных штанов, и он снова вопросительно рыкнул. У Стайлза на секунду перехватило дыхание при мысли о том, что ему сейчас предлагают, и он лихорадочно закивал. Дерек просунул пальцы под резинку и опять тем же манером попросил разрешения продолжить. — О мой грёбаный бог, если ты сейчас издеваешься за то, что той ночью я спрашивал у тебя разрешения, то давай посмеёмся когда-нибудь потом, а сейчас ты засунешь руку мне в штаны. Немедленно, — взорвался Стайлз. Судя по тёплым дуновениям на шее, Дерек смеялся. Его пальцы проползли вниз ещё на долю дюйма. — Ну ты и мудак, — фыркнул Стайлз, отталкивая Дерека и перехватывая его руку, чтобы засунуть её в штаны поглубже. Однако вместо этого дерекова рука ухватилась за кромку штанов, чтобы стянуть их. Такому намерению Стайлз был склонен помочь и услужливо спихнул штаны, оставшись полуголым и укутанным в объятья. Крупная сильная рука легла на верхнюю часть бедра, и большой палец неторопливо прошёлся по краю паховой зоны. Прикосновение побудило Стайлза заёрзать, потираясь о матрас; хотелось большего. Дерек — на самое ушко — ши́кнул и придержал прижатое к нему тело, но тут же сместил руку ниже и обхватил пальцами член Стайлза. Стайлз издал отчаянный всхлип и с силой прикусил губу, пытаясь не кончить позорно быстро. Это было… так ново, так отличалось от того раза, когда Дерек позволил ему тереться о его задницу. Сейчас кто-то другой — Дерек — прикасался к нему. Его рука была мощнее и шире, и сжимала крепче, чем привык Стайлз. Он толкнулся в кулак, и этого было почти, почти достаточно, но ни с того ни с сего Дерек издал разочарованный звук и отпустил его. — Что… — выдохнул Стайлз. — Чего, нет, мы же… можем… Он был готов немедля пообещать что угодно — впрочем, не имея ни малейшего представления, что пошло не так, — когда внезапно Дерек одним резким движением перевернул его на левый бок, вокруг себя, а сам вновь оказался за его спиной и сомкнул руку на его члене. Правую руку. Стайлз не удержался от улыбки: — Ага, значит, ты тоже не левша. Дерек фыркнул и, сжав кулак, с силой провёл по члену вверх-вниз — с чрезмерной силой. Короткий стон Стайлза на этот раз явно не был полон удовольствия. Дерек тревожно засопел и раскрыл пальцы, так что лишь ладонь прикасалась к члену. — Всё хорошо, — проговорил Стайлз, заметив, что Дерек так и замер; он подвигал бёдрами, потираясь о его ладонь. — Просто чуть нежнее. Тот кивнул и осторожно, бережно огладил подушечкой большого пальца головку члена. — Да, — сказал Стайлз. — Да ладно, у тебя же тоже… Дерек мягко сомкнул пальцы вокруг члена и принялся его ласкать, пока Стайлз, уставившись во тьму, соображал, что у него, может быть, не такой же прибор; может, он не обрезан. Стайлз насмотрелся немало порнушки, чтобы твёрдо знать, как этот нюанс влияет на технику дрочки. — Оближи, — подсказал Стайлз. — Так пойдёт легче… Рука Дерека вновь исчезла с члена, и Стайлз едва успел выразить недовольство, как эта же рука прижалась к его рту. Нет, не чтобы заткнуть; он почувствовал мягкое, влажное касание шеи. Касание языка Дерека. Стайлз тихонько всхлипнул, открыл рот и лизнул ладонь. Она пахла его собственным членом. На вкус не ощущалось ничего, кроме солёности пота, но возбуждение буквально вынудило его ухватиться за свой член — он ведь лизал Дерека. Дыхание за спиной сбилось, и Дерек отнял ладонь ото рта, шлёпнул по руке Стайлза — тот убрал её — и принялся надрачивать его член. Пока ещё неловко, но уже намного лучше, с этими пошлыми влажными шлепками и таким правильным трением. Стайлз обернул пальцы вокруг пальцев Дерека, направляя; и да, немного странно, что прикасаться к руке Дерека было так же приятно, как чувствовать его руку на своём члене. Что ж, у них изначально всё было очень странно. Вскоре он кончил, отдаваясь целиком в руки партнёра, тяжело дыша и откинув голову назад. Частое дыхание Дерека омывало его скулу, а колючая щека щекотала нежную кожу шеи. Он тихо, снова этим своим почти-человеческим голосом ши́кнул, убирая испачканную в сперме руку. — Давай сюда, — пробормотал Стайлз, ухватив Дерека за запястье и вытирая о футболку. Постирать её можно и завтра. Дерек слегка покачал головой и ещё разок лизнул тёплым языком шею, после чего устроил руку на груди Стайлза и оставил её там, пока тот уплывал в сон, размышляя: неловкий секс — это ведь всё равно секс, слово-то то же самое? *** Отец работал допоздна следующие несколько дней, что позволяло Стайлзу тайком встречаться с Дереком и Скоттом после школы, когда последний успевал выкраивать время между тренировками по лакроссу и работой. Приближалось полнолуние, и Дерек стремился как следует вымуштровать новообращённого. Стайлз по большей части бездельничал и спокойно наблюдал, хотя однажды Скотт, будучи в волчьей форме и, очевидно, раздражённый суровой тренировкой, внезапно ринулся на него. Дерек оглушительно взревел, сверкая алыми глазами, и Скотт немедленно рухнул оземь, уже в форме человека. Стайлз даже не успел понять, что его друг вполне мог на него наброситься; тем не менее, оба оборотня потом искренне просили прощения. В общем, несмотря на некоторые шероховатости, обучение Скотта шло успешно, и близящееся полнолуние беспокоило Стайлза гораздо меньше, чем очередное вероятное проклятие, нависшее над Дереком. И это не говоря уже про убийц, до сих пор разгуливающих на воле, и про все те секреты, что Стайлз хранил от своей стаи. Ему нужно было решить, не следует ли сдаться и поведать Дереку об истинной причине пожара, но это явно не была та тема, которую можно непринуждённо встроить в разговор за завтраком. С отцом не получалось серьёзно поговорить вплоть до пятницы, когда на выходе из школы Стайлз заметил, что его ждёт отцовская патрульная машина. Он вздохнул и, не споря, сел внутрь. Отец любезно сообщил: — Не хотелось бы, что ты заблудился по пути домой, — и завёл мотор. — Не хотелось бы опоздать на приём, чтобы узнать, что моё запястье не сломано, — немедленно согласился Стайлз. Джон проигнорировал подкол и поинтересовался, как прошёл день в школе, на что Стайлз пустился в обширное повествование о том, какие подводные камни ждут его при написании эссе по английскому в ближайшие выходные; рассказ занял всё время до приёмной у кабинета доктора. Они успели посидеть от силы пять минут, когда отцовский телефон разразился трелью; Джон бросил на сына извиняющийся взгляд, однако решительно вышел наружу, чтобы принять звонок. Стайлз порылся в рюкзаке в поисках тетрадей. Первая игра Скотта в лакросс, сдобренная его мохнатой проблемой, состоится завтра вечером, а в воскресенье будет полнолуние, так что Стайлз подозревал существенный недостаток свободного времени для спокойного выполнения домашних заданий на выходных. Медсестра вышла из кабинета и позвала его на приём; отец ещё не вернулся, но она не стала дожидаться его возвращения и отвела Стайлза на рентген. Отец зашёл внутрь, когда со Стайлза уже снимали свинцовый фартук, и они остались в смотровой; вскоре появился доктор Вергиз со снимками, хмуря брови: — Вижу, вы сняли гипс, хотя согласно вашей истории болезни прошло лишь четыре недели. Я правильно излагаю, так? — Как раз сегодня четыре недели, да, — кивнул Стайлз; его самого удивила мысль, что целый ворох событий с момента его визита в дом Хейлов уместился в такой срок. — Мне, эм, стало некомфортно с гипсом. Да и не болело совсем ничего. — Что ж, причину этого я могу сказать, — произнёс доктор Вергиз, помещая два снимка на световой щит. Он щёлкнул выключателем, и на обоих стала видна левая рука Стайлза, причём разница была очевидна и без указаний доктора. Трещины в запястье на левом снимке были отчётливо заметны — резкие чёрные линии на белых костях. И ни единого их следа на сегодняшнем снимке. — Вы замечательно поправились, — несколько озадаченно сообщил доктор. — Обыкновенно на текущем этапе лечения признаки перелома ещё видны, поскольку после сращивания самой кости требуется также восстановление окружающих тканей, на которых в норме образуется рубец; однако в вашем случае ничего не осталось. Честно говоря, если бы не моя уверенность в правильности снимка, я бы мог подумать, что мы засняли не ту руку. Стайлз изо всех сил сдерживал самодовольную ухмылку: «Это заслуга моей стаи». Отец, сидящий рядом на пластиковом стуле, поёрзал, а затем осторожно спросил: — Это нечто… ненормальное? — Что вы, нет! — изумился доктор Вергиз, впрочем, быстро перейдя к профессионально-успокаивающему тону. — Нет, нет… необычное, но не ненормальное. Стайлзу просто повезло с физиологическими особенностями. Каждая травма заживает по-разному, и кто-то выздоравливает быстрее других. Всего лишь разброс статистики. Ваш случай любопытен, но не является поводом для беспокойства. Стайлз горделиво усмехнулся, однако доктор Вергиз послал ему строгий взгляд: — Вам следует понимать, что у вас нет неуязвимости. Повторные повреждения склонны давать накопительный эффект; к примеру, таковыми являются травмы головы. Стайлз быстро изобразил понимание и кивнул: — Да, конечно, я полностью согласен. Я прекрасно помню, как это больно, поверьте, и не намерен больше себе ничего ломать. Ведь если бы он повредил себе что-то снова, пришлось бы изрядно изворачиваться, чтобы пойти со Скоттом в заповедник. Он успел набросать план этого похода — равно как следующего, который не выпадет так удачно на выходные, и следующего после следующего, — пока доктор Вергиз проводил краткий ликбез по безопасному поведению, после чего проверил, раз выпала возможность, давление у его отца и опросил того на предмет пищевых привычек. Стайлз всецело приветствовал такое внимание к здоровью отца. Джон, очевидно, относился к этому иначе, и очень скоро они покинули кабинет доктора. По пути к машине он раздражённо ворчал что-то насчёт своего давления, успокоившись только за рулём автомобиля. Рация молчала, и отец не предпринял ни одной попытки проверить полицейскую радиоволну; Стайлз знал — он делает всё от него зависящее, чтобы отрешиться от работы ещё хоть на несколько часов. Сегодня у него вечерняя смена, а завтра — дежурство по какому-то очень странному «рваному» графику — режим работы в выходные издавна был непостижимо сложным, — а на следующий день полнолуние, и Стайлз уйдёт в лес на ночь, будет его отец дома или нет. Если для этого придётся сбегать тайком, ему остаётся надеяться, что целый понедельник, честно проведённый в школе, позволит наладить отношения с родителем. Даже если придётся закинуться тройной дозой аддерала, чтобы не заснуть на уроках. Собственно говоря, сейчас самое время. Когда отец выехал с парковки, Стайлз прочистил горло, получил взгляд с приподнятыми бровями в стиле «Хочешь мне что-нибудь сказать?» и, не отводя глаз от дороги, неуверенно начал: — Я просто хотел уточнить… конечно, ты бы обязательно сказал мне, если бы наклёвывалось что-то серьёзное, но… ты приблизился к разгадке? Про… про пожар, я имею в виду. У Хейлов. Отец молчал, и Стайлз украдкой взглянул на него: его лицо приняло выражение огромной усталости, и он утомлённо растирал его ладонью. Стайлз поморщился и опустил глаза. Это было «нет». — Я знаю, что у тебя много других забот, — тихо продолжил Стайлз, отвернув голову к окну и очень стараясь не представлять, что очередное проклятие сотворит с Дереком и хватит ли ему духу рассказать, что сделали с его семьёй, когда тот не может ничего ответить, не может заплакать и, о да, не может даже покинуть лес и отомстить, если захочет. — Я всё понимаю, я не… — Эй, стой, — оборвал его отец. Стайлз в изумлении поднял взгляд. — Дело очень тяжёлое. Мы не можем просто довериться выводам Питера Хейла. Мы должны представить приемлемые доказательства, а любое из них имеет шестилетнюю давность. Мы получили заключение из Бюро, однозначно указывающее на поджог, у нас есть основания по меньшей мере вызвать того страхового следователя на допрос, а это уже может заметно помочь следствию, мы… Просто нужно время, Стайлз. Он вздохнул и покачал головой. — До сих пор не найдено ни одной веской улики, ведущей к организатору преступления, поэтому рискованно задерживать людей и запускать процесс исключительно на устных показаниях, особенно когда это может спугнуть нашу главную цель. Поверь мне, единственное в истории нашего городка массовое убийство не является низкоприоритетным делом, ясно? Мы взялись за него серьёзно и собираемся призвать этих людей к ответу. Мы всё сделаем, как полагается. — О, — отреагировал Стайлз и вновь отвернулся к окну. Он не мог передать словами, какое безграничное облегчение и благодарность он испытывал. Дерек будет в безопасности, он и Скотт будут в безопасности, всё будет хорошо. Его отец поймает плохих парней — и женщину, — а Стайлз, Скотт и Дерек смогут спокойно и дальше быть чуть-чуть проклятой стаей. С ними всё будет в порядке. Всё как-нибудь уладится. Стайлз снова метнул короткий взгляд на отца — тот смотрел то на дорогу, то на него с каким-то непонятным беспокойным выражением лица. — Хорошо, — выдавил Стайлз, прервав неловкое молчание. Он чувствовал, что отец наблюдает за ним, и недоумевал, почему повисла такая пауза, но затем понял. Сегодня же ровно четыре недели. Он выпрямился и посмотрел прямо в глаза отцу с улыбкой, значившей «спасибо» и «теперь я уверен, что всё будет отлично», хотя на самом деле сказать он так не мог: — Знаешь, чего нам не хватает? Нам не хватает пирога. Отец скептически заметил: — Что, какого-то веганского пирога из капусты и… — Да нет же, настоящего пирога, с мороженым и всяким таким. Слушай, ну серьёзно ведь! — Стайлз взмахнул руками. — У меня есть мутантская способность к самоисцелению! Разве не повод отметить? — Сам не верю, что говорю это, — заявил отец, — но ты ведь помнишь слова доктора, что твоя мутантская способность к самоисцелению не извиняет безответственное поведение, верно? Но, говоря эти слова, он улыбался, уже поворачивая на улицу с их любимым кафе. *** Ночь Стайлз провёл у Скотта — на самом деле у Скотта, а не в лесу с ним (или без него), поскольку мама Скотта в тот вечер была дома. В субботу у неё была ранняя смена, так что она имела возможность прийти на игру. Перед уходом, когда на улице было ещё темно, она заглянула к ним в комнату. На кровати между Стайлзом и Скоттом лежал Дерек. Стайлз сонно заморгал глазами, Скотт в полудрёме пробормотал что-то и махнул рукой, а Дерек тихо, но настороженно поднял голову, чтобы посмотреть на Мелиссу. Она прошептала: — Господи, да спите дальше, я бы сама ещё поспала, — помахала им рукой и вышла. Стайлз послушно последовал указанию, однако в следующий раз, когда он открыл глаза, снаружи было едва ли заметно светлее. Скотт бодро тормошил его, попутно оживлённо перечисляя всё, что ему непременно требовалось потренировать в последней раз перед игрой. Стайлз вновь зарылся в подушку, но было уже поздно — Дерек исчез, а значит, на этот раз он окончательно проснулся. *** Большую часть утра заняли физические упражнения на свежем воздухе в лесу. После этого Стайлз кое-как дополз домой; неимоверно сильно хотелось спать, так что он только отметил присутствие Дерека и рухнул в сон. Немногим позже, борясь с дремотой, он заставил себя переделать столько домашки, сколько смог, пока отец не постучал в дверь и не спросил: — Ну как, поедешь на игру? Стайлз, проморгавшись, сфокусировал взгляд на отце: — А, ты уже дома. — Ага, — ответил тот, слегка улыбаясь. — Когда я вернулся, ты спал. Засиделись вчера со Скоттом? — Встали рано, — проговорил Стайлз, с тоской глядя на учебник химии и понимая, что заданное придётся отложить до завтра: ничего из только что сделанного он не помнил. — Э-э, да, конечно же, поеду. Спасибо. Он встал, надел куртку и прошёл к машине, позволив отцу идти рядом и держать руку на тыльной стороне его шеи; по крайней мере, хоть в машину он забрался без отцовской ладони на макушке. А ведь до двенадцати лет он был уверен, что это такой папин жест заботы, а не профессиональная деформация. На полпути к школе живот у Стайлза громко заурчал, и тут он вспомнил, что перехватил бутерброд после возвращения из леса с утра и больше весь день ничего не ел. Отец, не отрывая взгляд от дороги, произнёс: — Похоже, ужинать мы будем в буфете. Стайлз что-то возразил, сам не понимая, что; язык работал на автопилоте, пока мозг пребывал в полудрёме, так и не проснувшийся с самого утра, будто весь день был причудливым сном, а сам он по-прежнему лежал в постели Скотта со своей стаей. К тому моменту, когда они выбрались из машины на стоянку, Стайлз разразился длительным монологом о трихинеллёзе и кошерном питании, хотя он не то чтобы разбирался в этом предмете. У входа на поле стояла Эллисон, широко улыбаясь и нетерпеливо озираясь по сторонам. Увидев его, она энергично помахала рукой, даже пару раз подпрыгнув. Стайлз захлопнул рот и пошёл напрямик к ней. То, что отец направился вслед за ним, он заметил, только когда улыбка Эллисон изрядно потускнела, а в её позе поселилось напряжение: — Здравствуйте, шериф. Привет, Стайлз. — Эллисон, — сказал отец тем самым ага-я-шериф тоном, который обожал использовать, чтобы по полной программе оконфузить Стайлза перед одноклассниками. — Ты добралась сюда своим ходом? Эллисон залилась румянцем от смущения, и в затуманенном сознании Стайлза всплыли слова отца, что он остановил Эллисон… О боже, его отец остановил Эллисон за превышение скорости неделю назад! Она покачала головой: — Нет, меня подбросил отец. Я рассчитывала, что смогу вернуться обратно со Стайлзом. — Конечно, мы тебя подвезём, — заверил Джон и похлопал Стайлза по плечу. — Стайлз сядет назад, а ты сможешь проехаться на переднем сидении. Стайлз закатил глаза, но потом отец сказал: «Увидимся на трибунах, ребята», — и наконец ушёл. Видать, было в мире немного милосердия. Стайлз повернулся к Эллисон, когда отец вышел за пределы зоны слышимости; её улыбка уже вернулась на место, и она поправляла своими изящными пальцами причёску… Сонливость слетела вмиг, смытая ледяной волной адреналина, при виде маленького фиолетового цветка, вправленного в её волосы за ухом. — Эллисон, что… что это у тебя? Он с трудом сдержался, чтобы не выхватить цветок и не бросить на землю. В голове звенели слова Дерека, переданные ему Скоттом: «Аконит… И для людей он опасен…». — А, это… — улыбка Эллисон стала немного смущённой; она вынула цветок из волос и повертела в пальцах. — Мне его подарил отец. Он сорвал его сегодня в лесу. Ему, кажется, показалось чудны́м, что он цветёт не по сезону. Стайлз глубоко вдохнул и выдохнул, изо всех сил стараясь не выбить ядовитое растение из её рук. — А ты в курсе, что это такое? Эллисон нахмурилась и внимательно оглядела цветок: — Я не знаю… цветок? Я не очень хорошо распознаю растения. — Я вполне уверен, что он ядовит, — заявил Стайлз, избегая произносить «волчий аконит» — почему-то эти слова казались опасными, говорящими слишком много. — Ребёнком я часто играл в лесу и мелкие фиолетовые цветки были, типа, суперзапретными. К ним даже долго прикасаться нельзя, яд может просочиться сквозь кожу. Глаза Эллисон широко распахнулись. Она немедленно выбросила цветок и судорожно растёрла кожу за ухом рукавом, натянутым на руку. Стайлз смягчил выражение лица: — Думаю, из-за одного-единственного цветка ничего не случится… Ладно, прости, ты хотела что-то сказать. И вновь Эллисон с небывалым энтузиазмом улыбнулась — белоснежная улыбка и сверкающие глаза так сияли, что чуть ли не светились: — Боже, Стайлз, я тебе первому расскажу — ты был прав! В гости собирается моя тётя Кейт, и родители начали поговаривать о том, чтобы остаться! Стайлз улыбнулся в ответ, подхваченный её воодушевлением, и радостно обнял её, когда до него дошёл смысл ранее сказанного. Дереку — а заодно и Скотту — будет грозить встреча с отцом Эллисон, раз тот гуляет по лесу и смог отыскать там цветущий аконит. Стайлз постарался убедить себя, что ситуация под контролем. Дерек точно знает, что людям видеть его небезопасно, и он проследит за Скоттом, когда они тренируются. К моменту, когда он сделал шаг назад, разомкнув объятия, прежняя улыбка уже вернулась на его губы: — Эллисон, это же потрясно, Скотт обрадуется, как не в себя! Это… это классно! Она кивала, как болванчик, всё так же улыбаясь: — Мама, вроде, собирается найти работу. Кажется, хочет подменить кого-то в школе… Эллисон закатила глаза, и Стайлз состроил бесконечно сочувствующую гримасу. В пятом классе папа каждый вторник вёл час ПРОДОВАН (ПРОсвещение Детей О Вреде Алкоголя и Наркотиков), и ему каждый раз нестерпимо хотелось спрятаться под партой. — В любом случае, — Эллисон задорно вздёрнула подбородок; прежняя улыбка вновь расцвела на её лице, сегодня её ничем было не сбить, — это значит, я остаюсь, по меньшей мере до конца учебного года! Да ещё и Кейт приедет, будет так здорово! Она клёвая, не терпится её с вами познакомить. Стайлз продолжал улыбаться, пытаясь представить, на что похожа таинственная старшая версия Эллисон. — Ей надо закруглиться с какими-то делами по работе в Аризоне, но уже на следующей неделе, во вторник или в среду, она будет здесь, — добавила она, когда Стайлз мельком глянул на поле для лакросса. — А не пора ли… — Стайлз кивнул в сторону трибун. — Ах, да, — сказала Эллисон, беря его за руку и поворачивая в сторону входа. — Лидия заняла нам места, но… Есть кое-что. Вот тут улыбка напрочь покинула лицо Эллисон, сменившись таким нервным выражением, какое не вызвал даже шериф. Стайлз нахмурился. — Просто… Лидия упоминала… — Эллисон закатила глаза, будто уже слышит упрёк в том, что не надо слишком много слушать Лидию, но продолжила, — что с астмой у Скотта бывают резкие обострения и всё такое, и ещё она говорит, что не надо бы ему быть в первой линии. На тренировках у него вроде всё в порядке, но вы, парни, много бываете вместе, и ты знаешь его дольше… У него там всё будет хорошо? На этот раз Стайлз ухмыльнулся совершенно искренне, вспоминая, как этим утром Дерек раз за разом натаскивал Скотта не прыгать выше и не бегать быстрее, чем могут обычные здоровые подростки. Он похлопал Эллисон по руке: — О, да. На этот раз Лидия совершенно не права. Со Скоттом всё будет в порядке.