Фанты, или Пока мы молоды

— Так что, ребята, этот проект — наше окно в большой мир. Сделайте, пожалуйста, все возможное, чтобы его не закрыли перед нашим носом, — громко сказал Генри Роскоз в заключение долгого совещания, оглядел сотрудников и встал. Согласно кивая, двадцать работников благотворительного отдела, стремившегося к избавлению от слова «отдел» и приобретению более внушительного статуса, также стали подниматься со своих мест. Им предстояло много работы: совещания, переговоры, поздние возвращения домой; от всех требовалась максимальная преданность делу и четкое выполнение обязанностей. В такой обстановке веселый праздник, прошедший неделю назад, обещал быстро забыться. Им давали последние полноценные выходные на ближайший месяц. Дальше, утверждал мистер Роскоз, если отдел хочет сделать большой рывок, от отдыха придется на время отказаться. Гермиона собрала перо, чернила, пергаменты и, уткнувшись в недавние записи, быстрым шагом поспешила к выходу из зала совещаний. Она не хотела терять время и твердо решила подготовить всю документацию на пожертвования в этот же день, в пятницу. Не глядя по сторонам, Гермиона резко повернулась, чтобы протиснуться в узкий проход и немедленно влетела прямо в плечо Малфоя. Малфой скривился и потер ушибленное плечо, а Грейнджер испуганно отшатнулась, так, что банка чернил едва не разбилась. — Извини, — пробормотала Гермиона, густо краснея. Она сказала ему что-то едва ли не первый раз за неделю. Драко сделал шаг назад, пропуская ее, и Грейнджер, вылетев в коридор, поспешила к своему кабинету. Малфой проводил ее чуть удивленным взглядом, пропустил еще пару сотрудниц и направился в противоположную сторону. * * * — О Мерлин! — пробурчала Джоанна, шмыгнула красным носом и уронила голову на стол. — Чувствую, что сейчас умру, — послышалось из кучи документов. Гермиона подняла глаза и сочувствующе оглядела больную коллегу. — Тебе бы бодроперцового — и под одеяло, — посоветовала она. — Угу. Грейнджер взглянула на свою стопку документов и на Джо. Снова на стопку, и опять на Джо. Наконец, она поборола сомнения и, решительно встав, подошла к столу коллеги. — Много у тебя срочного? Больная подняла тяжелую голову и жалостливо уставилась на Гермиону снизу вверх. — Намечается бесконечный день беготни по кабинетам. — Иди домой. Скажи только, куда бегать. Джоанна нахмурилась и, несмотря на привлекательность предложения, покачала головой. — У тебя самой много работы. Я не могу просто свалить все на тебя. С трудом сделав глубокий вздох и изобразив сосредоточенное выражение лица, она дрожащей рукой макнула перо в чернила. Гермиона положила ладонь на ее лоб и испуганно воскликнула: — Да у тебя жар! Домой, Джо! Поговори с Роскозом, он поймет. Скажешь, что в понедельник будешь как огурчик. Джоанна в отчаянии уронила перо, по-щенячьи преданно взглянула на Гермиону и потянулась к пергаментам. — Я тебе век благодарна буду, — устало прогундосила она. — Просто не заставляй меня больше участвовать в твоих праздничных играх и конкурсах, Джо. Она натянуто улыбнулась. — Посмотрим. Значит, вот эти документы нужно распределить по нашему отделу, чтобы ребята назначили встречи с соответствующими спонсорами и заверили их дальнейшее сотрудничество с нами. Гермиона, — добавила она, цепкой хваткой удерживая пергаменты, — если они где-нибудь потеряются, мне головы не сносить. Даже копии не спасут. — Поняла, лично в руки, — сосредоточенно произнесла Грейнджер, вытягивая пергаменты из ее рук. — Что кому нести? — На каждом документе внизу — номер кабинета. Пока Джо послушно собирала сумку, Гермиона листала пергаменты, строя планы передвижения по этажу. — А здесь кто? — поинтересовалась она, указывая Джоанне на незнакомый номер кабинета. — Как это – кто? — удивленно взглянула на нее Джо. — Малфой. — О… — вырвалось у Гермионы. – Джо, а давай ты занесешь ему это по дороге к Роскозу? Джоанна озадаченно уставилась на протягиваемый Гермионой пергамент. — Почему? — Просто… — и Грейнджер вдруг поняла, что никаких отговорок у нее нет. И, если уж взялась помогать, слово должна сдержать. — Ладно, не беспокойся, я все сделаю, — сдавшись, выдохнула она. Джо бросила на Гермиону еще один удивленный взгляд и обняла на прощанье. — Спасибо еще раз. Ты мой ангел. * * * В руках у Гермионы осталось три листа пергамента. На всех трех был один и тот же номер кабинета — того, где сидел Малфой. Она остановилась посреди коридора, уставившись в цифры. Гермиона всерьез думала, что ей хватит недели. Сначала, правда, она надеялась на то, что сможет успокоиться и за выходные успеет забыть о своих ощущениях. Но в понедельник, увидев Малфоя издали, Гермиона резко завернула в ближайший кабинет, сознательно променяв встречу с ним лицом к лицу на неловкий разговор о погоде с Дереком. Потом она жутко ругала себя за это. Но во вторник тоже сделала вид, что не заметила Малфоя у главного камина. И вот, в пятницу, столкнувшись с Драко совершенно случайно, стала красной как помидор и трусливо убежала. Взрослая, прошедшая войну, имеющая престижную должность, без пяти минут замужняя женщина просто сбежала. Гермиона глубоко вздохнула и сделала несколько нерешительных шагов в сторону кабинета Малфоя. Кто знает, что случилось с ней на дне рождения Джо. Возможно, было виновато хорошее настроение и праздничная выпивка. Но может ли пара бокалов терпкого вина лишить совесть спокойствия на неопределенное время только потому, что поцелуй Малфоя вызвал в ней гораздо более широкую гамму чувств, чем поцелуй Рона? Она честно пыталась рассказать Рону о случившемся, чтобы посмеяться, пустить шуточку в адрес Малфоя и забыть обо всем этом, сложившись комочком в объятьях Уизли. Но в последний момент у нее просто не повернулся язык. Тогда Гермиона оправдала себя тем, что боится сделать Рону больно. Но теперь, приближаясь к двери злополучного кабинета, отчетливо понимала, что просто струсила: ей было слишком страшно говорить будущему мужу о том, к какому воспоминанию она в конце концов приходит каждый раз, когда задумывается над чем-либо. Дело точно в том, что у нее не было других мужчин, кроме Рона. Именно поэтому, ощущая непривычную напористость губ чужого человека, пусть даже Малфоя, которого условно знала все школьные годы, она не смогла отреагировать на это так, как следует верной невесте. Рано или поздно это должно пройти. Вооружившись этим выводом, который успокаивал ее в моменты особенно громких криков совести, Гермиона дёрнула ручку двери, но та не поддалась. Кабинет был заперт. Гермиона выдохнула, осознав, что задержала дыхание. Она заглянула в небольшое окошко, разглядела через него весь кабинет, но Малфоя не увидела. Его определенно не было на месте. — Эй, Август! — крикнула Гермиона быстро проходящему за ее спиной парню. Тот остановился и обернулся, весело улыбаясь ей. — Где Малфой, не знаешь? — спросила Грейнджер, указывая большим пальцем на дверь пустующего кабинета. — Наверное, прогуливает рабочие часы в кафешке. С понедельника-то, боюсь, и обедать перестанем. Грейнджер благодарно кивнула, и Август продолжил путь. Глядя ему в спину, Гермиона устало опустила руки. До конца рабочего дня оставалось меньше часа, а она обещала бедной Джо не подвести. Но одно дело — заглянуть к Малфою в кабинет, бросить документы на стол и на автомате рассказать ему о его обязанностях, которые он, в принципе, и так знал, и быстренько ретироваться; другое дело — подсесть к нему за столик в кафе и попытаться навязать нудную документацию под что-нибудь крепкое пятнично-вечернее. Один промах — и неловкий разговор затянется. «Хотя, — вдруг подумала Гермиона, — это же Малфой. Это какой же должен быть промах, чтобы он сказал грязнокровке больше, чем требуют обязанности?». И, в который раз погрузившись в собственные мысли, она раскрыла двери лифта и вошла внутрь. * * * В тусклом свете вечернего кафе Гермиона разглядела белобрысую голову рядом с барной стойкой. Она сжала в руках пергаменты, словно спасительную соломинку, и, обходя столы, двинулась к Малфою. Грейнджер старательно заблокировала мысли от всего постороннего, снова и снова проговаривая про себя то, что собиралась сказать Драко. Поэтому, когда она остановилась перед ним на расстоянии вытянутой руки, не здороваясь, торопливо выдала: — Малфой, здесь документы на троих крупных благотворителей, которые периодически выделяли нам крупные суммы. Тебе необходимо в понедельник с ними связаться и назначить встречи, чтобы они подписали продленные договора. Нам дается неделя, чтобы привести в порядок документацию, так что… Гермиона почувствовала, как из нее вышел весь воздух, и вдохнула, чтобы продолжить заготовленную речь, но неожиданно поняла, что Драко смотрит на нее слегка удивленно и лишь наполовину осмысленно. — Малфой, ты меня слушаешь? — на всякий случай спросила она. Вместо ответа он плавным движением забрал у Гермионы пергаменты, положил их на стойку бара и подозвал бармена. — Какой-нибудь легкий коктейль для девушки, — тихим голосом попросил Малфой. — Эй, я же не коктейли распивать пришла! — запротестовала Гермиона, сдерживая волнение. — Давай-ка я тебе все повторю и пойду. Драко со скучающим видом повернулся к ней. — Ну выпей со мной, Грейнджер! Мне одному нельзя больше, я становлюсь похожим на алкоголика. В свои-то годы! – и, заметив, что Гермиона все так же смотрит на него исподлобья, нахмурившись, вздохнул и послушно добавил: — А потом ты скажешь мне еще раз, что я должен сделать с этими добрыми дяденьками, — он кивнул на пергаменты. — Там двое мужчин и одна женщина, — автоматически уточнила она, с сомнением усаживаясь на краешек высокого стула. Малфой усмехнулся. — С добрыми дяденьками и тетенькой. Гермиона бросила на него уничтожающий взгляд. Драко отвернулся и сделал небольшой глоток огневиски. — Что празднуешь? — спросила она, осторожно заглядывая в принесенный барменом бокал. — Пятницу? — Ну, скажем… — Малфой задумался, глядя куда-то вверх, – год, как отец вышел из Азкабана. Гермиона прикинула, стоит ли с этим поздравлять, но в конце концов решила промолчать. Она попробовала коктейль и неуверенно заерзала на стуле. «Сколько еще сидеть?» — то и дело думала Гермиона, исподтишка глядя на стрелки маленьких наручных часов. Малфой неторопливо пил огневиски, смотрел куда-то перед собой и, кажется, прекрасно улавливал ее неловкость. Когда его бокал опустел, она уже обрадовалась, собираясь потянуться за документами, но Малфой начал разыскивать что-то в карманах мантии и вытащил пачку сигарет, похожих на маггловские. Однако эти выглядели немного толще и к тому же были светло-сиреневого цвета. — Недавно мама сказала мне очень интересную вещь, — вдруг заговорил Драко, манерно растягивая слова. Мысленно Гермиона отчаянно простонала. Оправдывались ее худшие опасения. — Попросила меня не быть дураком, — продолжил Малфой. Он зажег огонек на кончике волшебной палочки, поднес его к так называемой сигарете, а сигарету — ко рту. Затянулся и медленно выдохнул слабый белоснежный дым. Грейнджер изо всех сил старалась держать язык за зубами. Хотелось сказать что-нибудь саркастическое по поводу маггловского изобретения. Тем более курение она считала вредной привычкой и не одобряла всей душой. — Она напомнила мне, что я еще очень молод. Не знаю, зачем мама завела этот разговор, но, кажется, очень даже кстати, — Драко немного помолчал, разглядывая висящие в воздухе над баром в виде затейливой фигуры бокалы. — Пока мы молоды, говорила она, наша жизнь очень пластична, меняет форму от слабого прикосновения пальцев. А пока есть возможность делать с жизнью все, что хочется, легко и непринужденно, этим надо пользоваться. Когда мы становимся старше, нами начинают руководить наши привычки. Мы привыкаем. Вот мама, например, привыкла к отцу. Видишь, дождалась его из Азкабана, осталась с ним, хотя ей легче было бы строить свою жизнь отдельно от Люциуса. Но она попросила об этом только меня. Отпустила, как птицу. Дала напутствие, что у общества меняются ценности, и я должен хорошенько потрудиться, чтобы меня начали уважать. — Он снова сделал затяжку и выдохнул дым вверх. — А ведь она вряд ли когда-нибудь по-настоящему любила отца. Малфой ненадолго замолк. Затем, заметив напряженный взгляд Гермионы, усмехнулся и поднял зажатую между пальцами сигарету со странным наполнителем к их лицам. — Магглы, конечно, глупцы, но иногда подают нам хорошие идеи. — В мире магглов подобные вещи вызывают привыкание. И очень вредят здоровью, — зачем-то проговорила Гермиона, сосредоточенно следя за его движениями. — Я же говорю — глупцы, — снова усмехнулся Малфой. Она промолчала и наконец оторвала взгляд от волшебной сигареты, которую Драко обхватил губами. Поняла, что Малфой так же внимательно смотрит на нее, и покраснела. Она отвернулась к барной стойке и сделала несколько глотков холодного коктейля. — К чему это ты говорил? — спросила Гермиона, не поворачиваясь. — К тому, что глупо — придумывать и использовать то, что тебя медленно убивает, если можно… — Нет, — быстро перебила Грейнджер, и Драко удивленно приподнял брови. — Про молодую жизнь и тому подобное, — тихо напомнила она. — А! — откликнулся Малфой. Но продолжать разговор не спешил. Он попросил у бармена какой-то напиток с неизвестным Гермионе названием и только потом снова заговорил: — Я вот задумался. У меня есть жена. — Драко склонил голову набок, словно представляя ее перед собой, и едва заметно повел плечом. — Красивая. Не глупа. Готова делать все, что я скажу. — Он кивнул бармену, принесшему ему голубоватый напиток в низком стакане, и провел пальцем по запотевшим граням. — Но вот в чем проблема. Я не уверен, что готов бежать к ней после нервного рабочего дня, что хочу целовать по утрам именно ее. Точнее, уверен, что не готов… и не ее. — Малфой сделал глоток. Гермиона поразилась, насколько личный оборот принял их разговор. Она всерьез подумывала о том, чтобы прервать Драко, иначе он будет жалеть, что столько всего сказал ей. Но, слушая его тихий задумчивый голос и случайные откровения, не могла ничего произнести. — Я даю ей все, что должен и могу, — делился Малфой тем временем. — Кладу на ее счет немалые деньги. Добросовестно выполняю супружеские обязанности. Вывожу в свет. Она, кажется, вполне довольна. А я – нет. А, вспомнил, — неожиданно прервал он сам себя, и Гермиона слабо вздрогнула. — Я тогда сказал маме, что, наверное, так старею. Поэтому она завела лекцию о молодых годах. Гермионе показалось, что Малфой больше ничего не скажет, но уходить ей отчего-то расхотелось. — Если это не старость, значит, рано или поздно пройдет, — осторожно заметила она. Драко покачал головой. Затем повернулся к Гермионе лицом, как будто не услышав ее слов. — Я считал себя несчастным. Но однажды просто представил: что будет, если я сделаю такое, чего никогда бы не позволил себе раньше. А что, почему я не могу ничего поменять? Ведь стоит хотя бы попробовать… Тогда ты мне попалась на глаза — шла мимо и что-то втолковывала Роскозу. И я подумал, почему бы не пригласить Грейнджер на ужин в хороший ресторан. Попытаться наладить с ней отношения. Улучшить ее мнение о себе. Гермиона резко подняла на него глаза, думая, что ослышалась. Но нет, она всё правильно уловила — Малфой действительно сказал это. — Она давно перестала быть уродиной-заучкой, и никто не упрекнет ее в глупости. Разве что вряд ли забыла о хваленой гриффиндорской необдуманной смелости, но я ведь не на войну ее собираюсь звать. Грейнджер смотрела в его внимательные глаза и пыталась понять, не шутит ли Малфой, не смеется ли над ней. Но, оглядывая ее лицо, он был так же задумчив, и Гермиона все-таки произнесла: — Ты не можешь пригласить меня в ресторан. Драко, слегка сбитый с толку, приподнял одну бровь. — Почему? — Ты женат, — тихо ответила Гермиона. — И не важен ни твой возраст, ни насколько легко тебе менять свою жизнь. Дома тебя ждет женщина, с которой вы связаны клятвой, — она сделала небольшую паузу. — К тому же, Малфой, ты, кажется, пьян. Драко молчал. Он продолжал долго смотреть в серьезные, немного усталые глаза Грейнджер, потом медленно повернулся к барной стойке. Его губы неожиданно растянулись в ухмылке. — Мне понравилось с тобой целоваться, — сказал Малфой и сделал глоток голубоватого напитка. От неожиданности Гермиона не знала, куда себя деть. Драко же следил за ней через плечо насмешливым взглядом. — Слово «женат» тогда не очень-то испугало кого-нибудь, помнишь? А будь мы лет на двадцать старше, заставили бы нас с тобой отвечать за собственные фанты? Ты была бы замужем за Уизли, я — женат на той же Астории, и сорокалетние коллеги только покачали бы головами и придумали нам что-нибудь поприличнее. Вроде совместного гимна Хогвартсу. Но нас не лишили удовольствия, Грейнджер, потому что все мы молоды. Молодость — пожалуй, единственное, что война так и не смогла отнять у нас. В этом все дело. До Гермионы наконец дошло, что имела в виду Нарцисса и о чем говорил Драко. И ей мгновенно показалось, что она встала на сторону Малфоя, невольно преодолев стену непонимания. А еще в глубине души Гермиона уловила слабое чувство, что ей стало очень жаль того потерянного времени, тех лет, когда она не желала и не стремилась замечать такой свободы. Наверное, об этом и жалеют в старости. Она смотрела на почти пустой стакан со своим коктейлем. Будет ли это открытие действовать на нее так же завтра, послезавтра, через неделю, через месяц? Изменится ли что-нибудь в ее повседневности, или этот отчего-то кажущийся ей ярко-синим огонек правильной чужой мысли постепенно погаснет и не захочет больше пробуждать в ней такое волнение? Вспомнит ли она об этом разговоре спустя несколько лет или забудет в суете благотворительности? — Я назначу с ними встречи и продлю договора, — вдруг послышался ей голос Малфоя через густую дымку задумчивости. Гермиона моргнула и взглянула на Драко. Он лениво пролистывал принесенные ею документы. — Ладно, — наконец отозвалась она и медленно слезла с высокого стула. Собственные ноги показались ей чужими, но Гермиона все же сделала несколько первых шагов к выходу из кафе. Потом еще и еще. Но когда она была уже на приличном расстоянии от бара, услышала за своей спиной: — Грейнджер. Гермиона обернулась, силясь разглядеть лицо Малфоя в тусклом свете. Он сидел вполоборота и щурился. — Ну что? Один вечер в ресторане? Завтра. Ей вдруг захотелось рассмеяться, но она сдержалась. И осознала, что не знает, что ответить. Хотя… Рон уехал в гости к брату, любоваться на драконов, и ей не предлагали ничего предосудительного. Лишь бывший школьный враг приглашал на дружеский вечер с надеждой, кажется, изменить ее мнение о себе. И, все еще находясь под каким-то необъяснимым влиянием важного разговора, Гермиона отчетливо произнесла: — Хорошо.