Цирцея-Прайм

От бараков тянуло сортиром и блевотиной, и немного – крепким дешёвым пойлом и запахом машинной смазки. Контейнеры с иридием блоками высились у посадочной площадки в ожидании челноков, которые доставят металл на грузовое судно. Кахир тяжело ступал по грёбаному красному песку, забивавшему всё – любые щели, двигатели машин, даже в задницу набивался так, что киркой откалывать можно. И он, считающийся правой рукой Хана, должен следить за новой партией рабов на каком-то идиотском астероиде. Батарианец в сердцах сплюнул себе под ноги, оскалив острые зубы. Дерьмо. И новая порция дерьма должна была прибыть с минуты на минуту на одном из челноков, только совершенно другого сорта. Наёмники. Подобранные вербовщиками среди сброда на Омеге или в другой клоаке. Желающие выбраться со дна жизни колонисты, дезертировавшие или отставные военные, искатели приключений – они наплывали пачками и такими же пачками подыхали. Ничего нового. Ничего интересного. Воздух огласил почти животный вой, и из серой коробки барака чья-то закованная в тяжёлую броню нога выпихнула тело в старой рабочей униформе, когда-то белой, а теперь отвратительного красно-коричневого цвета, как и всё здесь. Человек попытался подняться, но вышедший следом «Сокол» не дал ему это сделать, наступая на спину и прижимая ногой к земле. - Пытался взломать охранную систему бараков, добраться до оружия, командир, - пояснил наёмник в ответ на вопросительный взгляд Кахира. - Кончай его, - сухо бросил тот, отворачиваясь и проходя мимо, но слыша хрип человека, с которого сорвали защитную маску, просто оставив задыхаться - атмосфера на астероиде отсутствовала, а палач явно был не в духе, раз выбрал столь лёгкий способ. Кахир любил, когда люди страдают как можно мучительней. Как страдали батарианцы, населявшие систему Бахак. Но бывали среди них редкие исключения, как Хан, когда-то вытащивший Кахира из такой задницы, в которой сам батарианец, будучи на месте главы «Соколов», порешил бы любого – хоть человека, хоть саларианца, хоть собственного брата, - просто, чтобы не мучился. Что и говорить, Хана он уважал. На площадку приземлился челнок, и из ближайшего барака потянулись подгоняемые надсмотрщиками рабы – таскать контейнеры. Эту работу могла сделать техника, но главный надсмотрщик колонии, Вик, предпочитал на неё не тратиться. Впрочем, сейчас его задницу носило, хрен знает, где, и разбираться с новыми наёмниками, присланными взамен двум неудачникам, погибшим под завалом шахты, приходилось Кахиру. По личной просьбе, за которую тот потом стребует сполна. От челнока навстречу батарианцу двигались двое – в изрядно потасканной броне, у одного на поясе болтается переделанная на коленке винтовка, чья модель была списана Альянсом, в лучшем случае, лет десять назад, зато за спиной – достаточно неплохая «снайперка». У другого – два ПП типа «Каратель», если Кахира не подводили сразу обе пары глаз. А они подводили его редко – как в распознавании попыток замаскировать оружие под откровенный хлам, так и в очевидности военной выправки одного из наёмников, хоть тот и пытался двигаться свободно. И не так плохо, кстати. Кахиру впервые за долгое время стало… интересно. - Нас прислали с базы «Бета», - заговорил не тот, что с выправкой, другой. – На замену. - Я в курсе. Моё имя Кахир, ваша задача – заткнуться и делать то, что скажу я. Идите за мной. Они прошли, лавируя между снующими на погрузке рабами, в сторону главного блока, и внутри батарианец, наконец, снял осточертевший шлем, грузно опускаясь на стул за большим прямоугольным столом, наполовину скрытым под всяким хламом. Очевидно, что наёмники последовали его примеру. Один из них был рыжим, с поросшим такой же рыжей щетиной лицом и хладнокровным, но жёстким взглядом. Другой… другой смутно кого-то напоминал, но батарианец никак не мог понять, кого. «Грёбаные людишки все на одну морду», - пронеслось в голове. - Значит, с базы «Бета»? – наконец, спросил он. - Да, нас выбрал Вик, когда был на базе, - хоть снова ответил чёрный, у Кахира не осталось сомнений, кто в этой паре главный. – Сказал, здесь нужны люди. Обещал доплату. - Сколько? - Три тысячи кредитов сверху. - Негусто, - хмыкнул батарианец. – С баблом совсем туго? Решили в дерьме покопаться? – он поднялся, тяжело опираясь руками на стол. – Кому вы гоните? У тебя, - он ткнул пальцем в чёрного, - движения убийцы. Ты, - кивок в сторону рыжего, - носишь с собой винтовку, чтобы носу ковыряться? - А что я сделаю? – вскинулся чёрный. – Нам обещали работу на Омеге, а вместо этого засунули в задницу. Испытательный срок, - он хмыкнул, сплёвывая сквозь зубы на и без того не слишком чистый пол. Рыжий, до сих пор хранивший молчание, едва заметно дёрнул бровью, но так ничего и не сказал. – Если ты думаешь, что предел моих мечтаний – подгонять полудохлых рабов, ты идиот. «Соколов» рекомендовали как что-то стоящее, но на самом деле… - Сначала докажи, что ты чего-то стоишь, - Кахир оскалился, но скорее одобрительно. Этот новичок ему нравился. – Ладно, хрен с вами, - он снова опустился на стул, и гнутые тонкие ножки жалобно скрипнули. – Кто вы? - Бен, - представился чёрный, - а это… - Шив, - рыжий, наконец, соизволил разомкнуть губы. - Колонисты? - Да, мы с Иден Прайм, - Шив поскрёб щетину. - У людей много связано с этим названием. - Легендами сыт не будешь. Особенно, когда кроме них ни черта нет. Записывались в армию – тоже попёрли. Работали сами, но ты понимаешь, - он развёл руками, и Кахир кивнул. – Вербовщик «Соколов» сказал, им нужны толковые наёмники, знающие, с какой стороны хвататься за дробовик. Да только теперь мы здесь. Батарианец выглянул в окно – погрузка заканчивалась, а значит, разговор вскоре придётся свернуть. Пока. В чём-то он понимал этих парней, сам когда-то начинал точно так же. Их рассказ не вызывал лишних подозрений – два идиота, желающие лёгких денег и готовые пойти на всё, лишь бы свалить из дыры, в которой суждено было родиться. Родной мир Кахира тоже не отличался мало-мальски приемлемыми для жизни условиями. - Будет вам дело, - наконец, кивнул он, - если себя оправдаете. Изначально Хаксу не понравилась затея изображать наёмников. После некоторых раздумий – он в этом убедился. Только иного выхода проникнуть в группировку у них не было. После того, как Ольсен узнал о шпионке-азари, он дал полный карт-бланш Рену, который тут же решил, будто он распространяется на двоих. Но и Альянс давно желал прижать «Соколов» к ногтю и если не уничтожить полностью, что было невозможно столь малыми силами, то уменьшить прыть преступной группировки. Однако, Хаксу не давало покоя, что сил у них мало как-то чересчур. Некоторое время ушло на обдумывание легенды. Создание новых документов. Приведение себя в отвратительный вид – капитан давно не позволял себе даже лёгкой щетины. Затем - наняться в преступную группировку, с которой стоило бороться в открытую. Оставалось только гадать, как глубоко предстоит ещё пасть во время выполнения порученного задания. «Я мог бы, конечно, выбить дверь с ноги, влететь в помещение и заорать как полоумный «Я Спектр, сдавайтесь все, и сразу!», - сказал ему Рен перед тем, как отправиться на Омегу, - только после этих слов мне просто прострелят башку. Ничего личного, ничего героического». И, обозревая неплохо, совсем неплохо экипированных «Соколов», Хакс вынужден был теперь с ним согласиться. Если они так охраняют свои горнодобывающие базы, что говорить о центральных. Они задержались на «Бете» всего на день, и этого достаточно было, чтобы оценить их планы как невозможные. К слову, трудней всего Хаксу далось перейти со Спектром на «ты». Их поместили в один из освободившихся жилых блоков и уже в первую ночь подняли по тревоге – разгерметизация одного из бараков. Кому-то из рабов удалось взломать индивидуальную систему жизнеобеспечения, и они просто задохнулись, когда вышел весь кислород. Двадцать три человека покончило жизнь самоубийством, и им осталось только таскать тела к утилизатору органических отходов. Стараясь не вглядываться в перекошенные застывшие лица, Хакс удивлялся тому, что у каждого барака был индивидуальный блок вместо подключения к главному узлу, который мог бы взять на себя функции в случае неисправности. Вместе с ними запихиванием тел в утилизатор занимались два батарианца, одного звали Гарг, другого Зорак. Оба провели на базе около полугода, и это считалось приличным сроком. «Рабы дохнут чаще, конечно, - просвещал Гарг после за кружкой того, что здесь звалось пивом. Эту жижу разливали и рабам, и надсмотрщикам, - новые партии подвозят каждые недели три. Но и нам достаётся. Не бунт или шахты, так обстрел». Хакс угрюмо кивал, всем видом давая понять, что прекрасно понимает, и продолжал делать вид, что пьёт. Блок был рассчитан на четверых, но они жили вдвоём вместо тех несчастных, погибших под обвалом. - Шив… - начал Рен, но Хакс его остановил. - Нас не прослушивают, - сказал он, активируя свой инструментрон. – Здесь повсюду камеры, но они не пишут звук. В нашем блоке одна камера, направлена больше на твою половину. Только не забывай, что нас могут банально услышать. - Хорошо, - Рен сел на жёсткую койку, неловко отцепляя плечевые сегменты непривычной для него брони. Сначала Хакс хотел помочь, но вовремя удержал себя от порыва. Им следовало держать дистанцию, и не только потому, что за ними следят. – Единственный шанс добраться до цели без лишнего шума – через Кахира. Рен поднялся, продолжив снимать броню. Хакс через некоторое время последовал его примеру, и минут двадцать прошли в молчании. - В следующий раз, когда у тебя появится план, не ставь меня перед фактом. - Но мы же всё обсуждали, - Рен напустил на себя крайнее удивление, одёргивая задравшуюся чёрную водолазку. - Мы обсуждали твой план. Ещё одна затянувшаяся пауза. В блоке не было ни единого окна, даже под потолком, поэтому Хакс, устроившись на своей койке, просто изучал серую стену, испещрённую надписями на разных языках - подарок от прежних жителей. Подушка и покрывало, которыми пользовалось явно не одно поколение наёмников, вызывали отвращение. Банка газировки, которую Рен прихватил из допотопного автомата в коридоре, открылась с оглушающим шипением, сразу стирая из головы все зачатки мыслей и оставляя после себя лишь глухое раздражение и боль, всё ещё не оставившую его до конца. С одной стороны, он понимал правоту Рена, но что-то мешало полностью принять такой ход действий. Будучи снайпером, он привык выжидать и прятаться, но ещё ни разу не выдавал себя за другого человека. Насколько глубоко им придётся внедриться в группировку до того, как они смогут подобраться к цели? Сколько времени это займёт? А вот Рен чуть ли не впервые казался ему полностью спокойным и сосредоточенным. Сейчас он лежал на своей койке, удобно пристроив голову на такой же отвратительной подушке, как и у самого Хакса, ковыряясь в своём КПК. Устроился он ровно так, чтобы камера зацепила идиотскую игрушку на экране – довершение образа молодого и туповатого искателя приключений, - но видеть его таким было… Странно. Непривычно. Наверное, потому, что Хакс ни разу ещё не оставался рядом так долго и в столь непринуждённых условиях, так что понятия не имел, какой Рен на самом деле. И он всё ещё не был уверен, что хотел это узнать. Прошло около недели на базе, прежде чем их снова подняли по тревоге. Очередной бунт, который задавили в течение получаса – практически не умеющие обращаться с захваченным оружием рабы просто не смогли ничего противопоставить наёмникам, даже не смотря на жажду свободы и, казалось бы, изначально сопутствующую удачу. Их было восемь. Остальные клялись, что ни при чём. Временно прервали все работы в шахтах, и рабов выстроили, под надзором, вдоль временно пустующей взлётной площадки. Провинившиеся перед ними на коленях, руки за голову – их участь так или иначе уже решена, но Кахир не хотел в этот раз ограничиваться простым снятием защитных масок. - Вы рвётесь на свободу, - неспешным шагом он прохаживался вдоль ряда, разворачиваясь и возвращаясь в начало колонны, - но даже не знаете, что с ней делать. Вы крысы, обречённые сдохнуть в неволе. Ржаво-красная от въевшегося песка, броня батарианца в отблесках далёкого Тиккуна казалась кровавой, а его высокую мощную фигуру рабы научились распознавать издалека и сторониться уже через несколько дней пребывания Кахира на базе. Все слышали о его жестокости, но никто не сталкивался с ней лично. Сам Кахир предпочитал считать себя справедливым, а не жестоким. - И, как всем крысам, вам знаком страх. Хриплый смех донёсся через динамик шлема, едва уловимый кивок, и наёмники выстроились позади восьмерых рабов, дула их винтовок упёрлись тем в основание шеи. Кахир с удовлетворением, неприкрыто отразившимся на черно-белом лице, замер сбоку от них, заложив руки за спину, и готов был уже отдать приказ стрелять, как ему пришла в голову другая идея. - Зорак, - позвал он, и один из батарианцев недоумённо обернулся, не меняя, однако, положение оружия. – Встань к остальным. - Да, командир, - приглушённый голос звучал разочарованно. Он убрал винтовку, отступая, и рабыня, в которую он был должен выстрелить, удивлённо посмотрела на Кахира, словно забыв о страхе. В её глазах уже успела пронестись надежда о помиловании, прежде чем батарианец скомандовал. - Шив. На место Зорака. То, как его тряхнуло от неожиданности, доставило не меньшее удовольствие, чем тягучее чувство страха и безысходности, исходящее от рабов. Этот рыжий настораживал Кахира и вызывал безотчётное раздражение. Лёгкое чувство подвоха не оставляло батарианца, вспыхивая с новой силой каждый раз, стоило ему столкнуться с взглядом холодных светло-зелёных глаз. Справедливо говорят, что выдержать прямой взгляд батарианца сложно, но именно этот человек единственный на базе ни разу не отвёл глаз первым. И сейчас он без слов подошёл и занял место Зорака, упирая дуло своей винтовки в шею рабыни. Но Кахир всё равно видел, что его рука чуть – совсем незаметно для человеческого взгляда – подрагивает. Впрочем, это естественно для того, кому не приходилось много убивать в своей жизни. Пора проверить парня на непробиваемость. Хакс старался выглядеть максимально естественно. Он знал, не мог не знать, что рано или поздно придётся сделать… что-то такое. В голове вереницей проносятся сцены – вот он стреляет батарианцу в голову, пользуясь паникой, сносит ещё несколько не успевших опомниться наёмников – Рен, безусловно, подхватывает инициативу, у него просто не остаётся выбора. Вместе они приканчивают оставшихся, отпускают рабов. Сбежать с базы обратно на «Гидасп» и придумать план… а какой? «Соколы» будут гудеть как растревоженный улей, а необходимые им люди залягут на дно, хрен знает, насколько. Он стиснул зубы, на секунду крепко зажмуриваясь, благо, под шлемом никто не мог видеть его выражение лица. Ему приходилось убивать, конечно, но то были преступники, заслуживавшие смерти. Не простые люди, которым и так не повезло попасть в рабство. Зорак продолжал бубнить тихо, чтобы не услышал Кахир, что его лишили единственного развлечения за неделю. Из колонны рабов послышался сдавленный плач, и он в три шага преодолел расстояние, пиная под зад хныкающую девку, чудом не повалившуюся на землю. Просто, чтобы снять напряжение. - И это, - продолжил Кахир, чуть прищурившись, переведя взгляд на Зорака, - единственный конец для тех, кто посмел выступить против нас. Смерть. Он махнул рукой, и раздались выстрелы. Один в один, без единого промедления. Лицо батарианца на мгновение прорезает победная усмешка. - Что следующее в твоём плане? Атаковать войска Альянса, чтобы выслужиться у пиратов? Самим превратиться в работорговцев? Ещё ни разу, на памяти Рена, капитан не терял самообладания, даже голос не повышал, считая это ниже своего достоинства. Ему и в голову не приходило, что тот способен метаться взад-вперёд по помещению, уничтожая взглядом за каждую попытку пошевелиться или что-то сказать, пока не выговорится он сам. А теперь он стоит перед ним, правда, не забывая оставаться в «слепой» зоне – и не кричит, услышат, умудряясь говорить вроде бы тихо и спокойно, только ощущение, будто на тебя орут. И Рен молчит, слушая его, не потому, что ему нечего возразить – а потому, что сам он вряд ли сможет сдержаться в ответ. - Ты говорил, что для тебя, прежде всего – интересы человечества. И так они выражаются? Пальцы всё ещё хранили ощущение от нажима на курок, в ушах стоял звук выстрела. Первое время его трясло и хотелось швырнуть чем-нибудь в стену, как Рен. Он должен был понимать принцип малой жертвы, но слышать о том, что ради достижения цели пришлось бросить отряд или повернуть войска, спешащие на помощь всеми богами забытой колонии, чтобы спасти человечество в целом – совершенно иное, нежели самому приносить эту малую жертву. Он должен был понимать, и понимал, да, всё-таки у него не было иного выбора, но взвинченные до предела нервы требовали разрядки. - Ты не представляешь даже, с каким дерьмом пришлось столкнуться мне, - в конце концов, послышалось злое шипение Рена, а его глаза нехорошо сузились. – Что, роль героя оказалась не такой чистенькой, как ты ожидал? – он тихо рассмеялся. – Бывает, привыкнешь… Воздух разрезает хлёсткий звук пощёчины, и Рен отшатывается, держась за щёку, в глазах – недоумение и затаённый страх. Капитан хватает его за воротник одежды, до треска ткани, впечатывая в стену. Хакс смотрит в тёмные глаза и, наверное, впервые отчётливо понимает, что ненавидит его. Ненавидит перевернувшего всю его жизнь, заставившего растоптать собственные идеалы, да, в чём-то идиотские, но зато его собственные, не навязанные извне ни положением, ни долгом, бывшие всегда частью его самого. И ему кажется, что это не он держит Рена, заставляя хрипеть от нехватки воздуха, а этот мальчишка, на самом деле, давно уже схватил его за горло мёртвой хваткой, утягивая за собой. Хочется ударить его ещё и ещё, наблюдая, как расцвечивают бледную кожу ярко-алые сполохи пятен, а из разбитой губы тянется тонкая струйка крови, хочется, но… - Я тебя ненавижу, - доверительно шепчет он, прежде чем кончиком языка слизнуть с подбородка несуществующую в этой реальности кровь. - Я тебя тоже, - выдыхает Рен в самые губы, и капитану кажется, что он проиграл какой-то негласный спор самому себе. Чёрная водолазка с растянутым воротом летит в сторону, и ладони Хакса проходятся по обнажённой коже, усыпанной родинками, запоминая каждую линию, каждый шрам, которых на этом теле оказывается немало – гораздо больше, чем у него самого. Белёсые, тонкие, давно зажившие полосы пересекают правый бок, словно кто-то рванул плоть когтями. Над ключицей, которой так приятно касаться губами, след от выстрела. Он изучает его тело, словно карту, руками, губами, а Рен стоит, прижавшись голой спиной к ледяной стене, не способной охладить жар, возникающий от любого, даже самого лёгкого прикосновения, и если бы не она, давно уже рухнул на пол, неспособный удержаться на подрагивающих ногах. Он зарывается пальцами в короткие рыжие пряди, и равно хочется как оттолкнуть, так и прижать ближе, хотя ближе, кажется, уже невозможно. Хакс толкает его на кровать, немного медля, чтобы раздеться, после нависая сверху, вглядываясь в раскрасневшееся лицо, протягивает руку, смазывая большим пальцем выступившую над верхней губой испарину. Рен тянется вслед, целуя длинные крепкие пальцы. - Скажи, - хриплый голос кажется чужим, - ты… - Заткнись, - Рен обхватывает его лицо ладонями, пытаясь увлечь в поцелуй, но Хакс ведёт головой, уворачиваясь. - Нет, ты уже был с?.. - Просто заткнись, - с раздражённым рычанием капитану затыкают рот поцелуем, скользя языком по линии рта, ловя сбившееся дыхание, и больше не требуется никаких слов. Ледяные ладони неуверенно скользят по его спине, осторожно лаская, привыкая касаться чужого тела, и кожу пощипывает легчайший электрический разряд, являющийся плодом затуманенного всполошённого воображения лишь наполовину. Ткань тонких брюк вместе с бельём соскользнула до колен, не без помощи рук капитана, оглаживающих бока, бёдра, и чувствуя, как в ответ на движения подаются всем телом, неумело, но так горячо и искренне, что враз вышибает всё дыхание из лёгких, а жар ошпаривает собственное тело, разливаясь вдоль хребта. Он развёл в стороны крепкие бёдра, заставляя бесстыдно раскрыться, касаясь губами нежной кожи, изредка прихватывая её зубами. Ничего так не хотелось, как просто зарыться носом в поросший тёмным жёстким волосом пах, вдыхая терпкий, пока ещё незнакомый запах чужого тела. Хакс спустился ниже, устраиваясь между раздвинутых бёдер, удерживая их от внезапного желания Рена свести ноги, закрывшись, касаясь кончиком языка возбуждённой плоти. - Чёрт… - Рен наверху застонал, резко дёрнувшись и явно приложившись макушкой о металлическую спинку кровати. Сам Хакс только тихо рассмеялся, повторяя движение, слизывая выступившую капельку смазки, обнимая и сжимая губами набухшую от возбуждения головку, чтобы после взять в рот глубже, вызывая ещё один гортанный стон, отзывающийся мурашками по собственной разгорячённой, покрытой испариной коже. После капитан смазывает очередную выступившую каплю, поднося пальцы к его губам, надавливая, сминая неподатливый поначалу рот, заставляя принять в себя, сдавшись под мягким, но настойчивым натиском. - Оближи, - шёпотом, глядя в затуманенные глаза напротив и ловя едва заметный ответный кивок. Рен ласкает языком его пальцы, и Хакс еле сдерживается, чтобы не выебать его ими прямо в рот. Плоть не сразу поддаётся вторжению, но затем нехотя раскрывается, позволяя проникать глубже, а взгляд мечется от собственных к побелевшим пальцам, судорожно стискивающим покрывало, и хочется, нужно прошептать что-то успокаивающее, расслабляющее, но все слова испарились из головы, кроме судорожно-неловкого обещания «Сейчас…», которое Хакс торопливо произносит время от времени, продолжая растягивать, подготавливать. И всё равно этого оказывается недостаточно, когда он, проведя по собственному члену смоченной слюной ладонью, входит в тело, подхватывая его под бёдра, ловя чужой сдавленный вскрик. И его самого будто зажало в тиски этого жаркого желанного тела, заставляя замереть, привыкая и давая привыкнуть, прежде чем сделать осторожное плавное движение вперёд, к которому Рен его буквально вынуждает, вскидывая бёдра в болезненно-жадной попытке насадиться на его член самостоятельно. И у Хакса словно срывает последние предохранители, заставляя жадно, резко вбиваться в такое узкое тело, до синяков сжимая пальцы на бледных бёдрах, и Рен двигается, пытаясь поймать его ритм, окончательно сводя с ума, заставляя падать в какие-то ранее неизведанные глубины горячечного безумия, раз за разом достигая дна и проваливаясь всё глубже. Хакс не может оторвать взгляд от полуприкрытых затуманенных желанием глаз, закушенных губ, с которых в любой момент готов сорваться немой крик, сильного крепкого тела, сейчас полностью находящегося в его власти, мягкого и податливого словно воск. Он ловит ответную дрожь, рукой обхватывая чужую возбуждённую плоть, проводя по всей длине в такт движениям, и в какой-то момент мир перед глазами взрывается со вспышкой сверхновой, а тело сотрясает оргазм, оглушая, и огромных усилий стоит не повалиться бессильно сверху, позабыв обо всём. - Ты не забыл про камеру? – первое, что произносит Рен, стоило ему отдышаться и прийти в себя достаточно для того, чтобы сказать хоть что-то, и Хакс на мгновение впадает в ступор. Что и говорить, обычно первые после секса фразы звучали… по-другому и были куда менее оригинальны. - Что?.. – он приподнимается на локтях. - Забыл, - наконец, признаётся он, падая обратно, закидывая руки за голову и чуть пихая Рена к краю узкой кровати в попытке отвоевать себе немного больше места. Тот, судя по вернувшемуся в голос ехидству и наглости, и так устроился слишком хорошо. - Если Гарг сидит на камерах, наверняка визжит от радости. Он несколько дней назад поставил на то, что мы спим вместе. - Визжащий батарианец? Секс на жёсткой узкой койке в бараке для наёмников, тихие неловкие смешки, бьющий рекорды по идиотизму разговор, визжащие батарианцы у камер наблюдения… Хаксу кажется, что его выбросило в какую-то иную реальность, в далёкую-далёкую от его собственной галактику. И он не имеет ничего против.