Гром и Молния.

Осознание обрушилось на Тобираму внезапно, как горный обвал в погожий день. Всё это время он, старательно игнорируя боль в груди, выполнял долг шиноби, но сейчас эта боль, разорвав оковы, увеличилась тысячекратно. Реальность нахлынула на него вместе с вонью от обгорелой плоти, тяжёлым запахом крови и удушливой атмосферой переполненного госпиталя, когда он, едва стоя на ногах от усталости, передал бессознательного Хашираму в руки опытных ирьенинов. Одно имя пульсировало в разгорячённом мозгу – Акира. - Хокаге-сама погрузился в сон, но состояние стабильно, динамика положительная, слава Богам, его жизни ничто не угрожает, - констатировал пожилой медик, закончив осмотр. Разум Тобирамы, занятый мыслями о принцессе, выхватил только последние несколько слов, которые свидетельствовали о нормальном состоянии брата. Хаширама сильный, он справится со всем. В мире нет человека с большей выносливостью и живучестью, а вот Акира… Сенсор просканировал местность, но так и не обнаружил её чакры. Проклятье, она не могла умереть! Тот факт, что Сенджу может потерять её в одночасье, не укладывался в голове, он в это просто не верил. Степенный ирьенин о чём-то твердил ему, но шиноби, охваченный беспорядочными мыслями, совсем не слышал его слов. В момент, когда, склонившись над телом бесчувственной Акиры, Тобирама заставил себя отрешиться от происходящего, чтобы обрушившееся на него потрясение не подорвало боевой дух, но сейчас Мадара был мёртв, а Девятихвостый запечатан, поэтому чувства и эмоции вырывались из-под контроля. Надо найти её во что бы то ни стало, но липкое чувство тревоги мешало ему активировать Хирайшин, и причиной тому был подспудный страх не обнаружить Юри живой. Шиноби замер на месте, смотря перед собой невидящими глазами и медленно сжимая-разжимая пальцы. - Тобирама-сама, вам тоже нужно пройти диагностику, - обратился один из медиков. - Я в этом не нуждаюсь, - сбросив оцепенение, не слишком вежливо отвечал он и ураганом вылетел из палаты. Она была здесь, на первом этаже госпиталя среди таких же пострадавших. Мест не хватало, поэтому многих просто положили на пол, измазанный багровыми разводами, отовсюду слышались стоны боли, кто-то рыдал навзрыд. В ноздри ударил едкий запах лекарств, крови и пота, перед глазами пестрели картины из грязных тел, снующих от одного к другому санитаров и медсестёр. Здесь производили экстренную сортировку раненых: кто-то отправлялся домой самостоятельно лечить нетяжёлые увечья, кого-то везли в операционную, а кто-то, не дождавшись помощи, тихо испускал дух. Тобирама подхватил с носилок тело девушки и, перешагивая через охающих и ахающих больных, направился к лестнице. В данный момент ему страстно хотелось оторвать Наоки голову за то, что он посмел бросить Юри там где она точно погибла бы. Прижимая Акиру к своей груди, шиноби мог чувствовать тепло её тела – оно не остыло, значит, принцесса жива. Сейчас его не волновал никто другой, и, пожалуй, это было эгоистично для человека его уровня, но он не мог упустить шанс спасти девушку. Распахивая ногой дверь в отделение интенсивной терапии и не обращая внимания на убийственный взгляд уборщицы, Сенджу бесцеремонно зашёл в одну из палат. - Такеши… Ирьенин как раз закончил манипуляции над телом одного из пострадавших. Он вздрогнул и обернулся на голос, а после склонил голову в почтительном поклоне. - Тобирама-сама! – усталый взгляд медика заскользил по ноше его командира и, не разбрасываясь словами, парень дал знак нести её на стол. Сенсор осторожно уложил Акиру на гладкую поверхность. Яркий искусственный свет упал на бледное, почти серое лицо Юри-химе, выхватывая тёмные круги под глазами, заляпанные кровью щёки и подбородок, дыру на водолазке и запёкшуюся рану между рёбрами. Кровь не шла, значит, Наоки хоть что-то удалось сделать, и это спасало его от неотвратимой расправы. - У неё закончилась вся чакра, - произнёс Тобирама, вот только голоса не узнал. Он был севшим, чужим, а внутри стремительно разрасталась пустота. Такеши был единственным ирьенином в этой большой палате, где, кроме Акиры лежали ещё четверо бессознательных шиноби. Медиков катастрофически не хватало. Тем временем Такеши торопливо обследовал тело пациентки. Он должен был её помнить, так как уже лечил деформированные чакроканалы Акиры по пути из страны Молний. Надо сказать, этот молодой ирьенин был единственным после Хаширамы, кому он мог доверить спасение жизни куноичи. «Хаши… - подумал Тобирама. – Ты нам нужен, возвращайся скорее». - Каков прогноз? – задал он волнующий вопрос, когда лекарь закончил процедуру. Выглядел Такеши неважно – переутомление налицо. - Нельзя ответить определённо… - расплывчато пояснил парень, быстро подключая оборудование. – Такой стресс чреват серьёзными осложнениями для организма, Юри-химе повезло, что она не умерла на месте. Думаю, роль сыграло родство с кланом Узумаки, она оказалась довольно вынослива… Такеши как-то странно, даже виновато, поглядел в сторону Сенджу. - Сейчас её организм, можно сказать, в анабиозе. Системы органов работают по минимуму, и для того, чтобы тело вышло из этого состояния, ему надо выработать хотя бы небольшое количество чакры… - И когда это случится? Тобирама напоминал сам себе напряжённую пружину, ему стоило огромных усилий держать себя в руках. Между тем, ирьенин уверенно разрезал одежду принцессы, отбрасывая в стороны лоскуты ткани. Он не торопился с ответом, но, когда молчать стало уже просто некрасиво, Такеши негромко произнёс: - Этого может не случиться вообще. Сенсор чувствовал, как сознание заволакивает мутная пелена, и одновременно с этим тлеющие угли гнева вспыхнули с новой силой. Это заставило его разозлиться на самого себя, на Наоки с Ичиро, биджу бы их побрал, и больше всего на Акиру. Она совершила ужасно глупый и опрометчивый поступок, позволя использовать свою чакру. Решила поиграть в игры со смертью и не рассчитала сил! Тобирама коснулся бледной испачканной руки с обломанными ногтями. Конечно, принцесса поступила так, как велело ей сердце и долг – она защитила наследника клана и родного человека. Будь на месте Ичиро Хаширама, сенсор сделал бы точно так же, и Хаши рискнул бы всем ради брата, так почему же Акира не может? Сенджу прекрасно понимал, что у него нет никакого права осуждать Юри, и не было у него права приказывать ей остаться в безопасном месте, и вообще он не может влиять на её жизнь и распоряжаться ею. Рациональная часть Тобирамы прекрасно понимала это, а вот Тобирама-собственник был в ярости. - И чужая чакра здесь не поможет, к сожалению. Не хочу слишком сильно обнадёживать вас, Тобирама-сама, но я постараюсь сделать всё от меня зависящее, чтобы принцесса очнулась. - Я надеюсь на тебя, Такеши, - ответил шиноби, пристально вглядываясь в лицо Акиры и лелея надежду на то, что веки её сейчас дрогнут, и она откроет свои неземные, проникающие в душу глаза. Но задерживаться дольше он не мог, в деревне было несметное количество дел, и во время недееспособности Хаширамы вся ответственность ложилась на его плечи. Сейчас лучше всего было оставить Акиру заботам профессиональных медиков и заниматься тем, чем следует, но для начала нужно вернуться в долину, где до сих пор лежит неупокоенное тело Учихи. С этими мыслями Сенджу, попрощавшись с Такеши, направился прочь из больницы. Дождь до сих пор не прекратился. Капли упруго стучали по серым камням, вызывая невольные мысли о природе, что оплакивает постигшую их трагедию. Как пафосно, как банально… Тобираму едва не вывернуло. Тело Мадары отнесло вниз по течению, но не далеко, поэтому шиноби быстро нашёл его. Бывший недруг лежал вниз лицом, чёрные волосы змеились по воде, а из спины торчала рукоять клинка. Он оказался смертным, таким же, как все остальные люди. И кровь его тоже была красной. Учиха ему никогда не нравился, как, впрочем, и весь клан красноглазых. Тобирама долго не мог понять, что нашёл в этом человеке Хаширама, даже испытывал гнев и ревность, потому что не хотел делить ни с кем доверие своего нии-сана. Этот Мадара был для него костью в горле. Шли годы, войны продолжались, брат и Учиха больше не пропадали на берегу реки, тренируясь и строя планы, но Хаширама всё равно с завидным постоянством продолжать доставать своего то ли друга, то ли врага. Хотелось как следует пристукнуть братца, чтобы мозг его встал на место, но не тут-то было! Он ни на день, ни на минуту не оставлял надежду вернуть Мадару прежнего, забывая, что годы меняют людей. Много воды утекло с тех пор. Умер Изуна, война истощила кланы, довела людей до белого каления, и тогда, наконец, свершилось чудо. Мир. Деревня. Союзы с другими кланами. Отрадно было наблюдать, как все их мечты начали сбываться, и тогда Тобирама на какое-то время поверил, что Мадара преодолел Проклятие Ненависти Учиха. Сенджу вытащил охладевшее тело на берег, извлек из раны катану и окинул фигуру ниндзя беглым взглядом. Он точно был мёртв, мертвее не бывает. Шиноби не чувствовал ни гнева, ни неприязни, ни ненависти. Внутри будто все выгорело вместе с частью деревни. Да и толку от бесполезной траты эмоций, всё равно время не повернуть вспять. Тобирама взвалил тело Мадары на плечи, спеша скорее покончить с этой неприятной миссией, и перенёсся в старый, давно заброшенный храм в горах. Считалось, что монахи вымерли из-за эпидемии, но Тобираме в это мало верилось. Скорее всего, бедняг перебили охотники за наживой. Он уже бывал в этом месте, удачно оставив здесь свою метку. Сейчас это место казалось ему идеальным для того, чтобы стать усыпальницей для Учихи. Ниндзя, приложив ладонь к стене, деактивировал цепочку защитных печатей, и плита перед ним отъехала в сторону, являя взору спуск в тёмный и затхлый подвал. Несколько десятилетий храм пустовал, а мрачная аура, витавшая над этим местом, отпугивала случайных путешественников. Спускаясь вниз, сенсор чувствовал, как на плече покачивается мёртвое тело, и слышал, как вода с его волос гулко капает на пыльные камни. В центре усыпальницы находился каменный помост и массивный гроб, предназначенный, видимо, для какого-то очень богатого и влиятельного человека либо для настоятеля монастыря. И пол, и стены и сама гробница были испещрены затейливой вязью рун, часть из которых стёрлась от времени. «Вот и всё…» - устало подумал Сенджу, опуская Мадару в каменный гроб и накладывая несколько слоёв защитных печатей. Сверху с протяжным скрипом легла плита. Так закончилась история самого известнейшего и сильнейшего из Учих. Тобирама и правда так думал.

***

Свет луны сочился в палату сквозь незашторенное окно, озаряя холодным светом лицо спящей девушки. В полной тишине палаты время от времени пищащий аппарат контроля за жизненными функциями был единственным источником звука, и тишина эта давила на уши. Тобирама медленно потёр виски и на несколько секунд закрыл глаза. Он чувствовал себя до невозможности усталым и старым, необходимость сохранять на людях видимость тотального спокойствия и полного контроля над ситуацией изматывала. Акире выделили отдельную маленькую палату на верхнем этаже больницы, куда шиноби наведывался вот уже в третий раз. Прошло целых трое суток со дня нападения на Коноху, а казалось, всего несколько часов. В воздухе до сих пор витал мерзкий запах гари и смерти, на месте пострадавшего квартала ныне был пустырь, и казалось, что это гноящаяся рана на теле деревни. Погибших насчитали около двух сотен, может и больше, потому что от многих тел вообще ничего не осталось, нечего было кремировать. Сенджу неслышно поднялся со стула и замер у окна. Лицо обдувал прохладный ветерок, играл с растрёпанными волосами. Когда-нибудь жизнь снова потечёт своим чередом, трагедия отойдёт на второй план, и дышать станет легче. Шиноби вновь повернулся к Акире, задержал взор на неподвижном и холодном, точно маска, лице. И в сознание в очередной раз прокралась склизская мысль, а что, если она всё-таки умрёт? В ответ на это всё существо его взбунтовалось. «Такого не будет, нет. Потому что сейчас моя вера – это единственное, что я могу ей дать». И всё же… А что, если… Сенджу яростно стиснул кулак. Проклятье! Хотелось влепить его в стену со всего размаху, хотелось покалечиться, чтобы хотя бы на минуту забыть о боли душевной, но подобный выброс эмоций лишь подчеркнёт его слабость. Акира, Акира… Ведь обещал себе много раз ни к кому больше не привязываться, но появилась она, и всё как-то само собой случилось. Рассчётливый, хладнокровный шиноби сдался без боя в плен куноичи со стихией Молнии. Такой же яркой, скорой и непредсказуемой. Тобирама, оставаясь наедине с самим собой, никак не мог отделаться от настырных воспоминаний о моменте знакомства, об их разговорах и стычках. Мог ли он подумать тогда, во что всё это выльется? Нет и ещё раз нет! Но факт остаётся фактом – он стоит в изножье больничной кровати, сам белый, как смерть, и лелеет внутри надежду снова услышать её заливистый смех. Юри очень красиво смеётся. Тобирама вообще редко улыбался, а тем более, смеялся, но иногда с ней ему было даже весело, хоть с чувством юмора у Акиры было едва ли лучше, чем у самого Сенджу. Таких искренних и светлых, точно солнечный луч среди бесконечной зимы, моментов, в его жизни было очень и очень мало. Так разве можно позволить себе лишиться их навсегда? Сенсор очертил линию подбородка принцессы, коснулся холодных растрескавшихся губ, пропустил сквозь пальцы прядь мягких волос. «В каком из миров ты сейчас находишься?» Воздуха снова сделалось катастрофически мало, словно грудную клетку зажало в тисках. Она должна очнуться как можно скорее, иначе он просто сойдёт с ума. Это будет помешательство в чистом виде. Но если всё-таки… Если Шинигами не отдаст её добровольно, Тобирама найдёт способ вырвать её из его лап.

***

- Это всё полностью моя вина. Кулак с грохотом опустился на крышку стола. - Хаширама, не смей так говорить! – внутри пульсировало раздражение. - Здесь нет твоей вины. Но упрямый брат только мотнул головой. Он проснулся через двенадцать часов после своего боя с Мадарой и сейчас, спустя неделю, чувствовал себя гораздо лучше. Правда, Хаширама был всё ещё бледен, глаза не горели прежним азартным блеском, щёки ввалились, и вся его фигура будто согнулась под грузом проблем. - Я должен был давно понять, что с ним творится что-то страшное, ведь, по-сути, я был его самым близким человеком. Кроме меня у него никого не осталось… Но я погряз в делах, как в болоте, переставая замечать то, что происходило под носом. Такое ощущение, что, раньше чем Мадара предал деревню, я предал его. Они с братом всегда хорошо понимали друг друга, но были вещи, которые Тобирама понять не в силах. Быть может, потому, что он не был таким же светлым и добрым человеком, как Хаширама. - Не говори глупостей, Мадара не был ребёнком, которого надо было постоянно ублажать. Его сгубила гордыня и жажда власти, а также собственная кровавая репутация и жгучая учиховская ревность, - безжалостно бросал аргументы младший Сенджу. Ему хотелось стереть с лица нии-сана это скорбное выражение. Тот лишь покачал головой. - Я не смог спасти его, это моя вина. И то, во что он превратился – тоже моя вина. Тобирама устало вздохнул. Если Хаши вбил себе что-то в голову, то вытащить это не так просто. - Ты дружил с выдуманным образом, брат! Мадара давно перестал быть тем мальчиком с реки, да и смерть Изуны его сильно подкосила и ожесточила, но, если бы тогда умер не он, а я, разве ты, нии-сан, обозлился на весь мир? Хаширама наградил его долгим взглядом, а после бессильно опустился в кресло. - Я не знаю. Не знаю… Сенджу чувствовал, насколько брат угнетён и подавлен, его боль не утихла даже спустя неделю, напротив, с каждым днём он мрачнел всё сильней. На похоронах погибших он произнёс длинную речь, от которой многие жители деревни рыдали, как дети, но сам не проронил ни слезинки, держа всё глубоко в себе. Вместе с проблемами внутренними братья теперь опасались давления со стороны других стран, ведь у них теперь есть Девятихвостый, и это вызвало сильнейшее недовольство у четырёх Каге. Надо было что-то думать и принимать решение как можно скорее, чтобы эти трения не вызвали новый пожар войны. - Не волнуйся за меня, Тобирама, - после долгого молчания изрёк старший. – Я вижу, что тебе тоже не сладко. Эмоции, которые ты так тщательно скрываешь, поедают тебя изнутри. Мне ты всегда можешь выговориться, я выслушаю и пойму. Сенсор не мог не видеть беспокойства в карих глазах брата, поэтому сосредоточил взгляд на стопке пергаментов, нервно теребя ручку. Хаширама, проведя повторное обследование Акиры, лишь подтвердил слова Такеши. В тот миг внутри у Сенджу что-то болезненно щёлкнуло и оборвалось. - Прекрати жалеть меня, нии-сан. Я в этом не нуждаюсь, - ответил он глухо. - Ты не меняешься, брат. Вредно держать всю боль в себе. Пусть вредно, но Тобирама по-другому не умел. Желая одиночества, сенсор решительно встал со своего места. - Я пойду прогуляюсь, - и покинул кабинет Хокаге через открытое окно. Коноху окутал промозглый осенний вечер. Тобирама медленно брёл по улице, едва замечая прохожих шиноби и рассеянно кивая на их привествия, хотя на самом деле ему хотелось, чтобы те просто исчезли и не маячили перед глазами. Чувствуя настрой правой руки Хокаге, люди либо шарахались в стороны, либо обходили его десятой дорогой. Под ногами шуршала палая листва, ветер свистел над крышами домов, разметая золотые листья. Лицо Сенджу было непроницаемым, словно фарфоровая маска, под которой ниндзя прятал эмоции и нелёгкие думы, а они час от часа становились всё более гнетущими, и в груди разрасталось липкое, удушающее отчаяние. Каждый вздох давался ему с трудом. Он не замечал, что ноги сами собой вели к переполненному зданию госпиталя. Он бывал тут каждую ночь, когда деревня, ещё не отошедшая от трагедии, погружалась в беспокойный сон. Договаривался с Такеши и посещал палату одной из пациенток. Сенджу было плевать на то, что медик догадывался о том, что заставляет его упорно приходить сюда и сидеть возле бесчувственного тела химе из страны Молний, точно молчаливый страж, почти до рассвета. Эти часы были наполнены болью, стонами раненых, что витали по коридорам, скрипом каталок и запахом медикаментов. И мыслями. Мысли не давали Тобираме покоя, превращая его в одержимого, едва не сводя с ума. Порой он сам страшился собственных дум, настолько они были отвратными, словно гнилые внутренности. Признаться честно, зачатки этой идеи появились у шиноби давно, со времён смерти Итамы и Каварамы, но именно сейчас младший Сенджу созрел морально, чтобы взяться за её разработку. Глядя на спокойное, бескровное лицо Акиры, он погружался в воспоминания о тех драгоценных часах, которые они провели вместе, о тренировках и разговорах в ночной тиши, о близости. Наивный дурак, он бросал громкие слова о том, что всегда будет защищать её. Мужчина горько усмехнулся. Что ж, защитил. Так защитил, что сейчас она пребывает в глубокой коме и, по прогнозам медиков, вряд ли пробудится. Век шиноби короток, и ничего с этим поделать нельзя. Их философия твердила, что надо уметь смиряться и принимать мир таким, какой он есть. Но Акира не заслужила такой скорой смерти, ведь она даже не жила. В ночных кошмарах ему снилось, как черви пожирают нежное девичье тело, которое он ещё недавно с такой страстью ласкал, и Сенджу просыпался в холодном поту. Он сходил с ума раз за разом, он не мог нормально есть, потому что организм отказывался принимать пищу, он носил все переживания внутри, не мог поделиться даже с Хаширамой. И чувствовал, что эти эмоции убивают его, превращая в жалкое подобие человека. А вот и серое здание показалось – стены его были пропитаны болью, надеждой, радостью и чёрной печалью. Как сенсор, он хорошо это чувствовал. Метнув беглый взгляд в сторону, Тобирама заметил на лавке в тени кленовых деверьев сгорбленную фигуру Яцучи-сана. Что ж, неудивительно. Он прибыл сюда этим утром, разъярённый и едва не лишённый разума от свалившегося горя. Этот шиноби никогда ему не нравился, но сейчас сенсору было по-человечески жаль его, ведь и сын, и любимая племянница находились на грани гибели. Сенджу решительно зашагал в его сторону и, не спрашивая разрешения, присел рядом. Глава Юри поднял на него взгляд покрасневших глаз под тяжёлыми веками, и негромко изрёк: - Ахх… это ты, Сенджу… Налетел ветер, швыряя охапки сухих листьев им под ноги, раздувая просторное одеяние пожилого мужчины. В руке у Яцучи была походная фляга и, судя по витавшему запаху, там находилось спиртное. - Добрый день, Яцучи-сан, - приветствовал его тот, упираясь локтями в колени и укладывая на сплетённые пальцы подбородок. - Ах-ха… - крякнул тот. – Если бы он был добрым, я бы здесь не сидел, а Ичиро с Акирой были бы живыми и здоровыми. А с ним не поспоришь. Между тем, Юри продолжал, и речь его была пьяной, тягостной, будто смысл жизни отныне потерялся: - Вот и настигло меня новое горе… да, Боги решили, что слишком хорошо мне жилось. Но почему, мать их, они не забрали меня? – ниндзя шмыгнул и потёр раскрасневшийся нос. – Почему это случилось именно с моими детками? - Судьбу не выбирают, Яцучи-сан, - резонно отметил Тобирама, следя пустым взглядом за тем, как уличная кошка играет с выброшенной кем-то бумагой. На верхнем этаже уже с минуту орал какой-то пациент. Наверное, со стороны казалось, что его тон звучит буднично, но давался он только благодаря привычке держать большинство чувств на привязи. Чем спокойнее выглядел Сенджу, тем более ужасающей была буря в его душе. Юри резко втянул воздух и стикнул кулаки, вкладывая в этот жест всё свое отчанье. - Будь проклят Девятихвостый! Будь проклят Мадара! На крик из окна высунулась чья-то любопытная, перемотанная бинтом, голова. Поторчала несколько секунд, и, не заметив ничего интересно, скрылась. Тобирама и сам ни один раз проклинал Учиху за то зло, что он причинил деревне. Как бы Хаширама не пытался его обелить, младший Сенджу никогда не поймёт его поступка, ведь нет причины, способной оправдать такое злодеяние. - Я не понимаю… не понимаю… - бубнил Яцучи, заливая горе крепким вином. – За что им это всё? Они ведь так юны… Ичиро был моей гордостью и надеждой… а Акира… родную дочь я не смог бы любить больше… Всхлип. Глоток. - …она была очень доброй девочкой… - Почему вы говорите о ней так, будто она уже умерла? – с нескрываемым раздражением поинтересовался Тобирама. «Старый дурак…» Между тем, Глава клана Юри устало потёр нахмуренный лоб и выдохнул сквозь зубы. - Да потому что, глупый мальчишка, я не верю в чудеса… Жизнь, тыча носом в дерьмо, научила меня ожидать только худшее. Не одного Яцучи жизнь покалечила, но всё же, какой бы безвыходной не казалась ситуация, нельзя предаваться тоске и отчаянью. Сейчас у него была, хоть и крохотная, но надежда. Сенджу выпрямился и откинулся на спинку скамьи. Начал моросить мелкий осенний дождь, капли его путались в бороде и усах старого вояки, но он этого не замечал, просто таращился в пустоту, думая о чём-то своём. - Такая гордая, сильная, ответственная… Отец и мать обожали её, жаль, что они умерли слишком рано, - Яцучи снова глотнул вина и прочистил горло. – Изаму никогда не простит мне, что я позволил ей изучать ремесло шиноби и отправил на войну. И снова это противное чувство, от которого грудная клетка наполняется свинцом. Не вздохнуть, не выдохнуть. Тобирама молча сжал руки в кулаки и постарался успокоиться, однако, выходило плохо. - Она там здорово настрадалась, хоть ничего и не говорила, никогда не жаловалась… но я-то знаю, видел по глазам… - печальным шёпотом изрёк ниндзя. И тут сенсор не выдержал, метнул на собеседника гневный взгляд: - Яцучи-сан, старый вы ублюдок, как вы могли отпустить её воевать?! Почему не удержали, не отговорили? – с горечью спросил он, а перед мысленным взором замелькали картинки из воспоминаний принцессы, от которых даже у бывалого воина кровь стыла в жилах. – Ей не было места среди той грязи и вони. - А разве я мог её удержать? Она хотела быть сильной, хотела защитить себя и близких людей, а я, в свою очередь, не желал, чтобы она погибла как её мать и сотни других женщин, не в силах отстоять свою жизнь, – и вдруг Сенджу обжёг полный подозрения взор. – Стоп… а какое твоё собачье дело, сопляк? Тебе-то что до Акиры и до всех Юри? Такое чувство, что опьянение Яцучи было показным, ибо сейчас с глаз упала мутная пелена, и они вновь стали льдисто-голубыми, цепкими, проницательными, а рот превратился в сжатую полоску. Он внимательно следил за Тобирамой, пытаясь найти тайный умысел в его действиях и словах. Настоящий притворщик и актёр, хоть и стареющий. Однако печаль его, казалось, была вполне искренней, потому что Акиру невозможно было не любить. - Это дело вас не касается, - процедил Тобирама, но через несколько секунд признал: – Хотя всё-таки касается. Наградой ему стал ничего не понимающий взгляд этого лиса. Брови взлетели на лоб, морщины пропечатались глубже, он опустил руку с флягой и совсем забыл о ней, весь вид выражал крайнюю заинтересованность. Сенджу решил, что бессмысленно тянуть дальше и скрывать свои намерения. Как-никак, Яцучи её самый близкий родственник и опекун. - Вообще-то я собираюсь сделать Акиру своей женой, когда она поправится. «Если поправится...» - шепнул противный внутренний голос. Юри слегка вздрогнул, глаза его округлились, следом открылся и рот. Он пару раз моргнул и переспросил: - Ты собираешься… чего? - Вы прекрасно слышали, что я сказал, - Тобирама скрестил руки на груди. – Не надо изображать глухого. - Какой ты шустрый, мальчишка! – возмущённо прикрикнул на него Яцучи, взмахнув рукой, отчего из фляги выплеснулось несколько бордовых капель. – Мало ли, чего ты хочешь! Я, может, тоже много чего хочу! И я не разрешу моей девочке выйти замуж за такого… - старик попытался подобрать какой-нибудь обидный эпитет, но, казалось, от неожиданности забыл половину слов. - … ей нужен хороший и заботливый муж, который будет думать о её благополучии, а не о выгоде для своей деревни. Я с ней разговаривал на тему замужества, она очень негативно относится к этой затее, и за тебя, отпрыска Сенджу, тем более не пойдёт! Главный Юри кипел и бурлил, как чайник над огнём. Щеки раскраснелись, глаза превратились в две щёлки, даже усы зашевелились от волнения. Тобирама, сохраняя ледяное спокойствие, искоса поглядел на Яцучи-сана, вкладывая в свой взгляд тонну высокомерия и презрения. - Откуда вам знать? - Как, откуда? Она моя племянница, и я знаю ход её мыслей! Поражаясь самоуверенности старого шиноби, Тобирама устало потёр висок. Интересно, он и в самом деле такой дурак или только прикидывается? - Считайте, что я вас предупредил, Яцучи-сан. Вам остаётся лишь смириться с этим фактом, а Акира против не будет. По правде говоря, Глава Юри был вторым человеком, которому Тобирама сообщил эту новость. Первым стал, как ни странно, Ичиро. Пришлось рассказать вздорному брату Акиры о своих намерениях, чтобы хоть немного утихомирить его, застукавшего сестру в очень недвусмысленной ситуации. Тот сначала пыхтел, совсем как Яцучи сейчас, а потом смирился и даже пожелал ему удачи, саркатически усмехаясь при этом. - Что ж, посмотрим-посмотрим. Я надеюсь, ты не совершал по отношению к ней… - мужчина понизил голос, - …никаких… неприличных действий? Его холодные глаза опасно сузились, а пальцы до побеления сжали фляжку. - Можете быть спокойны, - непоколебимо начал Тобирама. – Я не сделал ей ничего плохого. Или того, чего она сама не хотела бы, - немного подумав, добавил он. Юри несколько секунд переваривал поступившую информацию, а после вылил в себя остатки вина и утёр губы рукавом. - Не сомневаюсь. В противном случае Акира бы тебе все кости переломала. Уж кто-то, а она себя в обиду не даст. Моя маленькая отважная девочка, - на последних словах голос его надломился, и мужчина отвернулся. Они сидели рядом, не глядя друг на друга, но с каждой минутой Тобирама ощущал всё большее сродство с Юри. Так бывает, когда общая беда объединяет людей, заставляя сплотиться перед лицом неприятностей. Поборов гордыню, сенсор произнёс: - Яцучи-сан… - М? – встрепенулся тот. - Вы ведь не собираетесь просидеть под дождём весь день и всю ночь? Вы гость и, быть может, мой будущий родственник, - на последних словах старый упрямец напрягся, но смолчал. – Поэтому я приглашаю вас в бар. - Что, тоже хочешь напиться, Сенджу? – ухмыльнулся тот. Казалось, в нём шла внутренняя борьба, но все-таки Яцучи ответил: – Ладно, не к лицу мужчинам киснуть. Пошли.