Солнце клонилось к закату, окрашивая пол, стол и кучи бумаг в тёмно-оранжевый свет. Тобирама сидел, подперев руками свинцовую голову, будучи не в силах сосредоточиться на работе. В голове роились самые тяжкие думы, перед мысленным взором то и дело представала фигура Акиры. Вновь и вновь он видел, как тяжёлые кулаки Анбу врезаются в незащищённый живот, спину, лицо, слышал её стоны боли и рычание сквозь плотно сжатые зубы.
Это сводило с ума.
Сегодня он отдал приказ менталистам уничтожить воспоминания Ичиро и Нобу, которые касались важных вопросов безопасности Конохи. Яманака справились, но, скорее всего, паршивцы уже успели доложить об этом Райкаге. Хорошо хоть, перехватили последнее послание Куроки, в котором говорилось о нападении биджу и о весьма унылой ситуации в деревне. Но к навалившимся проблемам добавилась ещё одна — осведомитель сплёл из своей одежды верёвку и повесился в камере, и Тобирама не успел переговорить с ним.
Не совладав с эмоциями, Сенджу саданул кулаком по столу. Проклятье! Как им удавалось так хорошо скрываться, они вели свою деятельность больше полугода! И Акира тоже была в этом замешана…
Тобирама резко встал, едва не опрокинув стул, и стал мерить шагами кабинет. Сейчас это напоминало метания раненого зверя. Сенджу не мог решить для себя, верить ей или нет? Она пыталась убедить его в том, что не желала выполнять задание, отчёты её были расплывчаты и непонятны, да и, просмотрев воспоминания Куроки, он чётко слышал, как тот называл её предательницей и говорил, что Райкаге сильно недоволен.
Такое чтение прошлого не было идеально чётким, картинки смазывались, голоса звучали как сквозь хороший слой ваты, но всё-таки сенсору удалось понять, из-за чего они разругались. Этот ублюдок пытался внушить Юри, что Тобирама ей воспользуется как вещью, чтобы просто вышвырнуть!
Он приблизился к окну, бездумно глядя на улицу. С каждой минутой буря в душе не утихала, нет, она разыгрывалась всё сильнее. Никому не ведомо, в каком стрессе прошли те недели, в течение которых Акира пребывала на грани жизни и смерти, но радость от её выздоровления и встречи омрачилась неприглядной и грязной правдой. И от этого было ещё горше.
Почему ей понадобилось всё усложнить? Почему не сказала сразу?!
А он, наивный, думал, что узнал об этой женщине всё, но на деле её душа, её мысли оказались для него закрыты. Юри была замкнута в себе и отчасти напоминала Тобираме его самого. О чём она думала, ложась с ним в постель, улыбаясь, открывая завесу над тайнами своей загадочной души? Хотела ли превратить в послушного подкаблучника, хотела ли заставить его выболтать важные сведенья? Памятуя о том, что все Юри были хитры и вероломны и думая о том, что сказала ему Акира, Сенджу будто путался в липкой паутине. Он хотел бы ей поверить, но внутри поднималась стена протеста, подогреваемая злостью, и внутренний голос твердил о коварстве Юри-химе.
Сколько раз она лгала? И сколько ещё ей предстоит солгать?
И нелёгкая правда лишь в том, что их доверительные отношения оказались не такими уж доверительными, а сам Тобирама стоял у принцессы далеко не на первом месте. Этот факт ранил его мужское эго, заставил почувствовать себя обманутым и униженным. Разбитым.
Он был безжалостен с ней и с самим собой. Только так. Без шансов.
Шиноби, пытаясь вырваться из плена дурных мыслей, пробежался взглядом по одному из отчётов, но написанное будто уплывало, сливалось в какую-то бессмыслицу.
«К демонам всё это…»
Внезапно размышления прервал настойчивый стук в дверь, и на пороге показались двое старейшин. Тобирама мгновенно натянул маску сдержанного равнодушия, чтобы незваные гости не догадались о его душевном состоянии.
— Тобирама-сан, разрешите? — вежливо поинтересовался наполовину седой и сухощавый Саске-сан из клана Учих. Глаза, окружённые сетью глубоких морщин, смотрели пытливо, словно тот был выискивающим добычу коршуном.
Сенджу отлично знал, что этот человек являлся одним из самых рьяных противников Мадары и возглавлял оппозицию. Этот ничем не примечательный с виду ниндзя таил в себе море загадок и подвохов, ненавидел древесный клан всеми фибрами души из-за гибели своей родни, был противником заключения мира между Учихами и Сенджу, а после не хотел примирения со страной Молний. Он не упустит шанса насолить неугодным, вон, с Хаширамой частенько спорит, да и Тобирама не раз вступал с ним в словесные баталии на собраниях.
Следом за Учихой хитрой кошкой проскользнула Иоко-сан, едва не заставив сенсора откровенно поморщиться. Старуха никогда не жаловала их с братом, считала чересчур самонадеянными и амбициозными, всячески пыталась вставить палки в колёса. Антипатия у них появилась давно и была взаимной.
«Что им от меня надо?» — без всякой радости подумал Сенджу, но вслух лишь коротко поздоровался и кивнул, приглашая давних оппонентов зайти.
— Мы пришли поговорить о ситуации с пойманными шпионами, — с порога начала Иоко, едва притворив за собой дверь.
«Вот так прямо, да? Не думайте, что я буду миндальничать с вами, господа».
— У меня нет времени для досужих разговоров. Что именно вы хотите мне сказать и что желаете услышать? — сенсор обошёл парочку полукругом, исследуя их задумчивым взором. Взором, от которого обычный человек давно бы заледенел от могильного холода.
Женщина стояла, сложив ладони на животе, в то время, как Учиха достал из-за пояса трубку и стал её раскуривать, говоря между делом.
— Мы хотим слышать ваше мнение и знать ваши планы, Тобирама-сан.
Сенджу едва не задохнулся от такой наглости. Заявились к нему в кабинет и ведут себя так, словно он обязан перед ними отчитываться! Надо поставить стариков на место, чтобы не зарывались.
— Об этом будет объявлено завтра, на совете, — Сенджу скрестил на груди руки. — И это всё, за чем вы пришли, Саске-сан? Иоко-сан? — сенсор перевёл внимательный взор на чинную старуху.
Она пыталась казаться спокойной, но чакра рябила как поверхность реки в ветреную погоду.
— Зная мягкий характер вашего брата и его склонность ко всепрощению, мы не можем пустить всё на самотёк, поэтому пришли к вам, — морщинистые руки теребили пояс кимоно. — Нами движут только самые благородные порывы и желание обезопасить деревню.
«Так я вам и поверил…»
— Значит, во мне вы не видите склонности ко всепрощению, в ваших глазах я, напротив, жестокосердный прагматик? — шиноби поглядел на неё исподлобья.
Интересно, что задумала эта карга?
Иоко осторожно качнула головой и, пожевав губы, отвечала:
— На наш взгляд, вы более здравомыслящий и хладнокровный шиноби.
Тобирама резко потерял терпение.
— Прошу, не забывайтесь, Иоко-сан. Я никому не позволю говорить гадости за спиной моего брата.
И тут, выпустив из лёгких клубы сизого дыма, вмешался проклятый Учиха:
— Вы не правильно поняли старейшину, господин Сенджу. Она даже не думала оскорблять Хокаге своими речами. Но дело в том, что Хаширама-сама уже один раз дал шанс одной неблагонадёжной личности, но та не оправдала его надежд. Нам не хочется, чтобы ситуация повторилась.
— И о ком же вы говорите, уважаемый Саске-сан? — зло сощурился сенсор.
— Вы прекрасно знаете, о ком. О Юри-химе, которая бесчинствовала под личиной Инацумы, и которая виновна в гибели Хамуры Шуичи, племянника достопочтенной Иоко-сан.
На этих словах старуха гневно засопела.
— Он убеждал нас, что та не представляет для Конохи никакой угрозы, а теперь выясняется, что дипломат — это шпион. Стараниями этой мерзопакостной троицы безопасность деревни оказалась под сомнением!
В подсознании снова возник образ Акиры. Она была живой, нежной, смеющейся, а теперь сидит в мрачной камере и наверняка не признаёт своей ошибки, хотя говорила об ином и казалась раскаявшейся. Мысли эти не давали Тобираме покоя, рвали душу, как стая голодных волков.
— Начнём с того, что заступился за неё перед Хокаге-сама я, значит, ответственен за эту женщину тоже я, — он говорил твёрдо, стремясь придавить их каждым своим словом, точно камнем.
Старики недовольно переглянулись, и словно мысленно обменялись приготовленными фразами. Иоко сама по себе была более дерзкой и несдержанной, поэтому, горделиво вздёрнув маленький подбородок, произнесла:
— Какая жалость, Сенджу-сан. Мы с Саске-саном знаем немного больше, чем остальные старейшины, и мы… — она запнулась, покосившись на Учиху, — я, так точно, будем требовать смерти шпионов.
Тобирама слегка усмехнулся, но до веселья было ой как далеко.
— Вы вправе требовать то, что считаете нужным. Но помните, что кроме вас там будут Главы кланов и остальные старейшины, и каждый из них имеет свой взгляд на ситуацию.
— Да разве могут быть другие мнения? Эти шиноби желали деревне зла…
— Действительно, это грубое нарушение правил влечёт за собой наказание, — жуя трубку, перебил её Учиха. — И мы вправе уничтожить их всех.
Порыв ветра распахнул окно, ворвался в кабинет, точно невежественный посетитель, и взметнул со стола несколько бумаг. Атмосфера в кабинете была такой напряжённой, что даже эти отвлекающие звуки не смогли её развеять.
Сенджу прошёлся до стола и, опираясь на него бедром, смерил старейшин взглядом, вложив в него всё своё высокомерие:
— Мне понятно ваше желание восстановить справедливость, но не забыли ли вы, что в руках Райкаге находятся трое наших ирьенинов? Даже если шпионы заслуживают смерти, Кумогакуре из мести не погнушается испачкать руки кровью наших отважных медиков, которые сейчас, рискуя жизнью, выполняют свой долг ради мира и всеобщего блага, — с каждым словом Тобирама мрачнел всё сильнее, и ему стоило огромных усилий держать эмоции в себе.
Иоко-сан нервно пригладила пряди выцветших волос на висках и проговорила. Нет, прошипела:
— Ничего он им не сделает, медики вернутся к нам в целости и сохранности, это ведь не мы нарушили договор. А шпионов надо убить, чтобы преподать Кумо урок. Надо отомстить им за оскорбление, проучить!
Тобирама помнил, с какой ненавистью она глядела на Акиру во время переговоров, так и мечтала учинить ей пакость. Как же злила необходимость считаться с этими старейшинами, поколением, вся жизнь которых, от рождения и до недавних пор, прошла в нескончаемых войнах. Они не ведали другой доли, настолько привыкли к сражениям, интригам и мести, что это стало частью их бытия, частью их самих. Даже теперь, в относительно тихое время они думали только о принципе «око за око».
— Вы слишком много на себя берёте, Иоко-сан, — он по очереди оглядел старейшин прищуренными глазами. — Безопасностью Конохи занимаюсь я, а не вы.
— Но это ещё не значит, что мы лишены права голоса, — багровея от гнева, процедила старуха. — В день основания деревни ваш брат клялся, что здесь будет царить закон и равноправие, что все присоединившиеся кланы получат защиту. Коноха — это не только вы, Сенджу, как бы вам этого не хотелось! Деревня — это все мы: Хамура, Учиха, Яманака…
— Не стоит перечислять, Иоко-сан, я и сам всё отлично помню, — осадил её Тобирама. Чувство, что его, как несмышлёного юнца отчитывает эта женщина, унижало и оскорбляло.
Как она смеет повышать на него голос?
И всё же, как бы сенсор не злился, Иоко была в чём-то права.
Закатные лучи падали на лица стариков, смазывая их черты. Сейчас они казались слабыми и немощными, но Сенджу знал, что раньше это были весьма опасные шиноби. Шаринган Саске-сана наводил на врагов дрожь, а старейшину из клана Хамура называли Ядовитая Магнолия северных лесов.
Тобирама прекрасно знал, что не имеет ни морального, ни физического права причинять вред этим ниндзя, хотя искушение было велико. Нельзя опускаться до угроз и рукоприкладства — это бесчестно. Как сказала Иоко, деревня — это не только Сенджу, и он не может решать за всех.
— Я не советую вам пытаться склонить на свою сторону остальных старейшин и Глав кланов, хотя бы потому, что одним из наших ирьенинов в Кумогакуре является наследник Нара, а двое других — внуки ваших сподвижников. Нельзя забывать о том, что из мести Райкаге может расправиться с неповинными. В наших интересах выйти из ситуации с минимальными потерями и постараться сохранить мир, как бы тяжело это ни было. Поэтому, Иоко-сан, забудьте личные мотивы, они в высшей степени эгоистичны.
Старики слушали его речь, недовольно хмурясь и переглядываясь. Когда Сенджу замолчал, женщина окинула его высокомерным взглядом и сцепила пальцы за спиной.
— Мы пришли к вам, Тобирама-сан, потому, что надеялись — вы разделяете наши взгляды. В глазах общественности вы здравомыслящий и жёсткий шиноби с холодной головой, но… — старуха выдержала драматическую паузу, бросила беглый взгляд на соратника, который вовсю пыхтел трубкой. — … но, видимо, мы ошибались.
Внутри у Сенджу начала подниматься волна негодования. Чего старуха добивается? Хочет, чтобы он сорвался, выставил их обоих вон? Но Иоко, неправильно расценив его мрачное молчание, продолжала нести ядовитые речи с победной улыбочкой:
— Нам известно, почему вы так рьяно печётесь о судьбе этих отбросов, Тобирама-сан. Хоть принцессе и удалось закрыть свою память от вмешательства, из воспоминаний Ичиро Юри и Нобу Куроки нам удалось выяснить кое-какие интересные детали…
Тобирама сделал шаг по направлению к ней, но старейшина намёка не поняла и затыкаться не спешила.
— … и детали эти не играют вам на руку, Тобирама-сан.
Сенджу выдохнул сквозь сжатые зубы и высвободил волну Ки. Старуха осеклась, застыла с приоткрытым ртом, а потом попятилась назад, пока не упёрлась лопатками в стену.
Она смотрела на него глазами, полными ужаса, словно тот приставил остриё катаны к её тощей шейке и давил, давил.
Саске-сан выронил из рук трубку. Сенджу успел заметить, что в глазах его сверкнуло алое пламя шарингана.
— Если вы осмелитесь произнести об этом хоть слово, клянусь, я не посмотрю ни на ваш возраст, ни на то, что вы старейшина — и убью.
Конечно, Тобирама понял намёк старухи. Это был даже не намёк, а завуалированная угроза. Им известно об их с Акирой отношениях и, дай старым интриганам волю, те доставят уйму хлопот.
Его переполняло тёмное, вязкое, словно трясина, чувство. Внутри поднималась жажда крови, а настойчивый голос твердил: «Заставь страдать, раздави, уничтожь».
Тобирама целую вечность вглядывался в зрачки Иоко-сан, видя там смесь страха, упрямства, негодования и жажды мести. Пальцы непроизвольно сжимались в кулаки, и шиноби поймал себя на мысли, что представляет, как они ложатся на дряблую шею старухи.
«Так нельзя… «.
И тут раздался негромкий голос Учихи:
— Прошу, смирите свой гнев, Тобирама-сан. Я нисколько не виню вас, и я вас… — он набрал в лёгкие побольше воздуха. — …понимаю. Не каждому дано устоять перед чарами прекрасной женщины, особенно если это опытная куноичи.
Проклятье! Эти старики что, самоубийцы?! Разве не видят, что он стоит на грани? О, нет, они знают, что Тобирама всё равно их не тронет, потому и льют на него потоки отравленных речей. Глупцы пытаются уличить его в слабости к женскому полу.
Он медленно повернулся, чтобы встретиться с красноглазым взглядом. Складывалось такое ощущение, что эти двое пришли, чтобы попытаться надавить на него. Надавить. На него.
Разве не смешно?!
Ни капли не смешно. Особенно после этих его слов.
— Вы ступили на зыбкую почву, Саске-сан, — рыкнул Тобирама, уничтожая его глазами и медленно приближаясь к старику. — Вы думали склонить меня на свою сторону, а если не выйдет — запугать. Но вы просчитались.
Шаг. Второй. Третий. Учиха бессильно скрипнул зубами, он прекрасно знал, что сейчас его глаза бессильны.
— Вы можете рассказать всем и каждому, можете попытаться настроить против меня остальных старейшин, но это будет стоить вам жизни.
Сенджу говорил проникновенно и вкрадчиво, нисколько не смущаясь последствий. Он дошёл до такого состояния, когда уже всё равно.
— Нужно уметь смолчать в нужный момент, и нужно видеть грань, за которую нельзя переступать. Ваше желание защитить Коноху похвально, но ваши методы заставляют меня посмотреть на вас совсем другими глазами, уважаемый Саске-сан. Помните, что я тоже хочу защитить деревню, и никто мне в этом не помешает.
Старик медленно выдохнул, украдкой вытирая влажные ладони о ткань чёрного кимоно. После раздосадованно покачал головой.
— А чем лучше ваши методы, Сенджу-сан? Или вы думали, что мы не знаем, что творится вокруг? Ваша ненависть к моему клану живёт в вашей крови, и её не искоренить. Вы думаете, что знаете всё, но вы слишком молоды и незрелы, чтобы предвидеть последствия своих поступков.
Учиха коротко кивнул и, сделав знак соратнице, гордо двинулся к двери, оставив Тобираму кипеть от злости, так и не нашедшей выхода.
Ненависть в крови. Что он имеет в виду? Или, может, сам мнит себя пророком?
У порога старик обернулся и, смерив шиноби долгим взглядом, произнёс:
— Мадара-сама тоже хотел защитить деревню, но что из этого вышло?
Сенсор медленно вдохнул и выдохнул, а после звенящим шёпотом произнёс:
— Уходите. Ради всех Богов уходите, иначе я за себя не отвечаю.
Дверь, наконец, захлопнулась.
Тобирама сомкнул веки, отсчитал десять секунд, пытаясь войти в равновесие. Только вот буря в душе не утихала, и Сенджу преследовало упрямое чувство, что это ещё не конец.
Это лишь начало его падения.
***
На следующий день состоялся совет Глав кланов и старейшин. За столом в Резиденции Хокаге собралось две дюжины человек, и каждый считал своим долгом высказаться, обругать вероломных облачников и вспомнить былые обиды. Кто-то кричал, что нечего вообще было с ними мириться, кто-то пытался образумить не в меру разошедшихся соратников, а Хаширама, как обычно, призывал всех к спокойствию.
За окном ярко светило солнце, будто спешило нарезвиться перед долгими и тёмными зимними месяцами. Играя на контрасте, атмосфера внутри помещения висела самая напряжённая, хоть ножом режь. Ясное дело, шиноби были встревожены и озадачены. После вчерашнего разговора Иоко и Саске-сан выглядели присмиревшими, должно быть, угроза физической расправы, брошенная кипящим от холодной ярости Тобирамой, пришлась кстати. Сенджу лишь раз пересёкся с ними взглядом, и старики, оскорблённо поджав губы, отвернулись от него, как от прокажённого.
— Смерть предателям! — брызгал слюной несдержанный Инудзука.
— Помолчи, собачник, — грубо одёрнул его глава Нара, до побеления костяшек сжимая в пальцах ручку. — В Кумогакуре сейчас мой сын, ты гарантируешь его безопасность?
Многие склонялись к тому, что не стоит рубить с плеча. Мир достался и так нелегко, значит, надо положить все силы на то, чтобы сберечь его, ведь взаимное убийство заложников столкнёт страны лбами и огонь войны разгорится, как встарь. Но были и те, кто упрямо выступал за кровавые методы.
Когда настал черёд Тобирамы держать слово, он спокойно произнёс:
— Нам известны все данные, которые шпионы успели собрать и передать своему начальству, значит, в наших силах сделать так, чтобы раскрытые сведенья не принесли им существенной пользы. Будет изменена структура защитного барьера и расположение постов, — Сенджу говорил, чувствуя, как по нему скользят заинтересованные взгляды десятков пар глаз. — Их воспоминания были детально изучены и уничтожены, а нападение Лиса… Что ж, об этом уже знает весь мир. Такое не скрыть, как ни пытайся.
«Мы пришли к вам, Тобирама-сан, потому, что надеялись — вы разделяете наши взгляды. В глазах общественности вы здравомыслящий и жёсткий шиноби с холодной головой, но, видимо, мы ошибались».
Некстати вспомнились слова старейшины из клана Хамура, и тут как по заказу, прозвучал скрипучий голос:
— Но, насколько мне известно, — начала Иоко-сан, опасливо косясь на Сенджу, — воспоминания принцессы Юри не были раскрыты, а, значит…
Но её бесцеремонно перебил Йошичи-сан. Он был спокоен и, как всегда, уверен в себе:
— Воспоминания Юри-химе о Конохе были уничтожены мной. Она больше не опасна. Как и Нобу Куроки, и Ичиро Юри. Менталисты Кумо, даже если захотят, не смогут и капли выжать из их памяти.
Произнеся эти слова, ниндзя метнул на Сенджу краткий взгляд всеведающих голубых глаз.
Оба знали, что Акира не дала даже Йошичи проникнуть через ментальные барьеры, держалась до последнего.
«Как просто даётся ложь…» — подумал Сенджу, и эта мысль заставила его проникнуться к самому себе ненавистью и презреньем. Кто он такой, чтобы так холодно лгать своим соратникам, да ещё и вмешивать в свою ложь главу Яманака?
И, главное, ради кого это всё?
Ради женщины. Как и следовало ожидать, чувства к ней сделали его слабым. Но эта слабость — последняя.
— Да что такое творится, а?! — яростно рыкнул Тобирама и с грохотом опустил кулак на стол. — Ни перед одним врагом я не чувствовал себя таким беспомощным, как перед ней. Под угрозой безопасность Конохи, и Акира безусловно виновата и должна понести наказание, но я не могу… и не смогу…
Хаширама сидел на подоконнике, растерянно вертя в руках шляпу.
— Брат…
Тобирама вскинул на него пронзительный взор, словно ища поддержки и ответов.
— Ты ведь любишь её.
Это был не вопрос, а утверждение. Сенджу резко выдохнул и сдавил пальцами виски. Как же хотелось избавиться от этой боли, вырвать её с корнем! Она разъедает внутренности похуже яда цветов Айи.
И Акира сама как цветок — красивая, но ядовитая. Внешне беззащитная, но стоит копнуть глубже…
Хаширама вздохнул и отвёл каштановые пряди от своего лица. Он до сих пор не отошёл после нападения Мадары, а навалившиеся заботы напрочь лишили Хокаге покоя и нормального сна. Он похудел и осунулся, и как же тоскливо было без его заразительного смеха, который, казалось, мог прогнать любые тучи.
— Я обещал всегда защищать её, — криво улыбнулся Тобирама. — Я не могу нарушить своё слово.
— Мда-а…- протянул старший брат. Его лицо выражало крайнюю степень задумчивости. — Конечно, Акира-тян поступила нехорошо, но разве у неё был выбор?
Выбор?
Выбор есть всегда — так думал Тобирама.
— Если бы ты был на её месте, как бы ты поступил?
— Я не на её месте, — недовольно бросил младший Сенджу, поднимаясь.
И всё же какая-то часть его признавала, что он, как и Юри, никогда бы не поставил чувства превыше блага своей деревни.
«Послушай, Тобирама… Нобу я знаю уже десять лет, он один из немногих людей, кому я могу доверить свою жизнь. И всегда прикрою его спину, даже если мне будет грозить смертельная опасность. Я никогда не брошу своих товарищей и свою семью».
Это слова сказала ему Акира в ответ на его вспыхнувшую ревность.
«Никогда не брошу…»
Она, действительно, очень верная подданная Кумогакуре, и на месте Райкаге он бы молился на неё.
— Мне невыносимо смотреть на твои терзанья, Тоби, — широкая и тёплая ладонь нии-сана опустилась на плечо, обжигая даже сквозь металлический наплечник.
— Перестань, Хаширама. Убери этот свой жалостливый взгляд, мне от него только хуже.
Чувствуя себя неблагодарной скотиной, младший Сенджу сбросил руку брата и направился к выходу.
— Мне надо побыть одному. Прости.
И тут с места поднялся Глава клана Сарутоби:
— Я за то, чтобы разорвать мирный договор с Кумогакуре и напасть на них! Ходят слухи, что деревня Облака ослаблена внутренними распрями, Райкаге стремительно теряет авторитет! — он сопровождал свою речь эмоциональными ударами кулака по столу. — Разве это не наш шанс? Хокаге-сама, вы хотите, чтобы нас опередил Мизукаге или Тсучикаге?
— Вы в своём уме, Осаму-сан? Хотите новую войну развязать? С меня довольно, я итак потерял двоих сыновей, отца и братьев! — возразил Глава Хьюга с горячностью, которую от него никак нельзя было ожидать.
Всё это время Хаширама молчал, слушая словесные баталии с самым мрачным выражением лица. И, когда раскрасневшиеся и уставшие от криков ниндзя выжидательно уставились на Главу деревни, тот достал из глубокого кармана бело-красной мантии два свитка и кинул их на стол.
Тобирама удивлённо поглядел на бумаги, гадая, что же они могут скрывать, ведь нии-сан не удосужился поделиться с младшим братом их содержимым!
— Это письма от Райкаге и Яцучи-сана. Первый предлагает обратный обмен заложниками и угрожает убить наших ирьенинов, если Лист учинит расправу над его людьми, — Хаширама развернул письмо и протянул его сидящему по левую руку Главе Учих, дабы тот ознакомился и убедился в правдивости его слов.
Тем временем, Хаширама продолжал говорить, а его длинные загорелые пальцы вертели в руках писчее перо.
— А Яцучи-сан сулит в обмен на сохранённые жизни его родственников наладить поставки редких сортов ядовитых растений, которые не были оговорены в первоначальном договоре. Кроме того, я решил, что страна Молний заплатит нам откупную за то, что Кумогакуре нарушила один их пунктов мирного соглашения. Они дадут нам деньги. Много денег.
В ответ на это заявление над столом прошелестел ропот, ниндзя снова затарахтели, точно галки по весне.
«Идея с деньгами могла принадлежать только Хашираме! — подумал младший Сенджу, массируя переносицу. — Ну, хитрец…»
В конце концов Глава деревни подвёл черту под этим заседанием словами:
— Друзья мои, выслушав каждого из вас, я взвесил все за и против, и принял сторону большинства, — беглый взгляд с сторону Тобирамы, и он снова продолжил. — Мы обменяемся заложниками снова, чтобы избежать ненужного кровопролития.
Казалось, помещение заполнила могучая чакра Хаширамы, так, что остальным здесь места просто не осталось. Старый приём, но действенный. Несколько особо вредных старейшин типа Саске-сана и Иоко Хамуры осеклись на полуслове, решив, что упрямец Хокаге уже не изменит своего решения. Но скоро они разойдутся и будут шипеть, как змеи, о его молодости и несмышлённости, даже если сейчас их лица украшают согласные улыбки.
— Верное решение, Хокаге-сама, — степенно кивнул дородный Акимичи, потирая подбородок. — Не стоило опускаться до уровня наших давних противников, которых мы по воле случая вынуждены звать друзьями.
Тем временем, у Тобирамы начала болеть голова. Захотелось скорее попасть на свежий воздух, подальше от этих приевшихся лиц, от раздражающих голосов.
— Если это всё, разрешите откланяться, Хокаге-сама, — младший Сенджу с каменным лицом поднялся со своего места и, дождавшись кивка Хаши, активировал Хирайшин.
***
В эту ночь он не мог уснуть и, плюнув на всё, спустился в унылый тёмный сад. Сел у корней клёна, на землю, устланную покрывалом из тлеющих листьев, и поднял пьяный взгляд к небу.
За облаками пряталась круглобокая луна, озаряя Коноху мёртвенным белёсым светом. Совсем как в ту ночь, когда Акира сидела в его саду, делясь с ним своими мыслями. Именно тогда он впервые посмотрел на неё другими глазами, её слова позволили ему коснуться её души. Он сам посеял семена этого опасного чувства, сам взрастил их, по своей воле вручил ключ от своего сердца в руки женщины, которая оплела его ядовитыми побегами. Ядовитыми, но притягательными — как цветок Айи.
Ну, вот. Снова думает о ней.
Что за проклятье такое? Сенджу задавал себе вопросы, но путался в ответах. Привыкший постоянно анализировать происходящее, Тобирама никак не находил покоя, мозг отказывался работать в рациональном направлении тогда, когда в дело вмешивались эмоции.
Он обещал вытащить Акиру из ямы, и он это сделал, а остальное пусть останется на её совести. Он разрешил себе поверить в то, что она не из злого умысла, но по глупости скрыла своё задание — как будто это могло сберечь осколки его гордости. Но воцарившаяся между ними гармония была безнадёжно утеряна, и попытки восстановить её будут выглядеть уродливыми швами на тончайшем шёлке.
Губы Сенджу скривились в невесёлой улыбке. Он сложил руки на коленях и откинулся на древесный ствол, закрывая глаза. Всё-таки алкоголь не способен принести забытье, сколько не заливай в себя эту дрянь.
Сегодня после собрания Хаширама отправил свой ответ Райкаге, и через несколько дней состоится обмен заложниками — так будет лучше для всех. Так будет правильно.
Тогда, касаясь лица Акиры, Тобирама незаметно убрал печать Хирайшина. Отныне, как бы ни был силён соблазн, он не сможет за долю мгновения и оказаться рядом с ней. Эта болезнь проникла в него слишком глубоко, отравила кровь и разум, а избавление грозит быть мучительным. Но всякая боль временна, она пройдёт, как на смену зимы всегда приходит весна, как ночь сменяет светлый день. И дышать станет легче.
По крайней мере, Тобирама хотел в это верить.
