Гром и Молния.

Ночи стали длиннее, а дни короче. Кумо всё чаще просыпалась, окутанная влажными серыми облаками, море пенилось и штормило, а ветер задул с севера, пронзительный и резкий. В такую погоду лежать бы в уютной и мягкой постели, но Акира поднялась до рассвета, по годами выработанной привычке, и сейчас сидела в кабинете своего дяди. Она запивала горькие слова крепким зелёным чаем, избегая смотреть родственнику в лицо. Казалось, зачем тому слушать девичьи излияния, но молчать было невозможно, слова сами срывались с губ, а Яцучи-сан умело направлял беседу в нужное русло, задавая наводящие вопросы. И, когда Юри глубоко вздохнула и отставила чашку в сторону, взор скользнул по лицу дядюшки, и она увидела в его глазах неподдельное сочувствие и участие. Можно было списать это на разбитое душевное состояние после вести о смерти Акено, однако, интуиция редко подводила химе. — Ты не осуждаешь меня? Глава клана пожал плечами, всё ещё сильными и широкими, несмотря на почтенный возраст. — А имею ли я такое право? — ответил он вопросом на вопрос. — Конечно, ты можешь наказать меня за недостойное поведение, за провал важной миссии и вообще… ты всегда был человеком чести, я думала, ты меня не поймёшь. Яцучи сплёл пальцы и устало опустился на них лбом. Сидел так несколько минут, о чём-то размышляя, потом поднял голову и посмотрел на неё пронзительно, с какой-то затаенной жалостью, и повидавшие многое глаза стали мокры от нахлынувших слёз. Но старый шиноби моргнул — и всё исчезло, будто плохая иллюзия. — С возрастом учишься не делить мир на чёрное и белое. Я сам не безгрешен, поэтому тебя, мою любимую племянницу, я осудить никогда и ни за что не смогу. Что бы там не говорили, миром правит любовь, а не жестокость, — Яцучи-сан встал из-за стола и, разминая затёкшие плечи, стал ходить по кабинету. — Будучи в Конохе, я пообщался с этим Сенджу поближе, надо признать, он очень достойный молодой человек, и мне искренне жаль, что у вас ничего не получилось. На этих словах по сердцу будто клинком полоснули, но Акира лишь отвела взгляд, не хотела, чтобы дядюшка видел в нём боль и пустоту. — И мне поразительно, что после всего пережитого ты сумела сохранить в себе искру наивности и детской невинности, девочка моя. Принцесса была не в силах сидеть в кресле, когда родственник ходил туда-сюда, сгорбившись, будто её тяжесть частично передалась ему. Она встала, коснулась его плеча и… с удивлением осознала, что они сравнялись в росте. То ли за прошедшие девять месяцев она вытянулась, что было маловероятно, то ли годы и треволнения тянули дядю к земле. — Я просто глупа, дядя. Вот и всё. Тот тряхнул головой. — Нет-нет, ты вовсе не глупа. — Я виновата. Слов не хватает, чтобы описать мою вину перед всеми. Ради своих эгоистичных желаний и иллюзорных устремлений я… Но Яцучи перебил её: — Ты — нежное весеннее дитя, которому пришлось нести на своих хрупких плечах непосильную ношу. Ты должна была расти в заботе и довольстве, любоваться цветами, играть на сямисене и слушать песни цикад, ты должна была выйти замуж за хорошего человека и родить ему детей, но из-за моего попустительства ты рано повзрослела и познала войну с её самой неприглядной стороны… На этот раз настала очередь Акиры прервать самоуничижительную речь дядюшки. Теперь понятно, от кого ей передалась эта тяга к самобичеванию. От его пропитанного горечью голоса хотелось расклеиться и заплакать от жалости к себе самой, но этого никак нельзя допустить. — Прошу, не вини себя. Кто знает, что со мною было, не выбери я путь куноичи? Может, лежала бы в могиле рядом с мамой, — тут химе вспомнила встречу с родными в своём подсознании и осторожно улыбнулась. — И я, кстати, говорила с душой отца. Он велел передать тебе, что не злится, так что прекращай вести такие речи. Услышав это, ниндзя сначала округлил глаза, а после глубоко задумался. Должно быть, он не первый раз слышал о подобном, а, может, и сам когда-то общался с мёртвыми, ведь мир духов гораздо ближе, чем кажется на первый взгляд. — Ты знаешь, я бы тебе не поверил, если бы сам не встречал их… Души ушедших, — в серых глазах мелькнули искорки, словно он вспомнил нечто глубоко лелеемое и оберегаемое. — Через какое-то время после смерти моей первой любви ко мне приходила её душа, просила отпустить и снова открыть своё сердце. Я точно знаю, что это был не сон, поэтому могу предположить, что ты действительно разговаривала с Изаму. Да, памятная была встреча… Столько удивительного, шокирующего и странного произошло к ней за последний год, что прежней она уже не станет никогда. Акира осторожно обняла себя за плечи, а потом решительно подошла к окну и распахнула створки. Бодрый утренний ветер ворвался внутрь, взметнув со стола бумаги, обдал предрассветной влагой, разметал волосы по плечам. — Погляди, ты видишь отсюда море? — внезапно спросила Юри. — Я стала ближе к воде, и теперь вижу в ней гораздо больше, чем когда-то. Вода не знает препятствий, что-то она обойдёт, где-то прорвётся мощным потоком, и даже камни её не остановят. Совсем как Тобирама. И как ей быть теперь, когда он так далеко? Остаётся лишь радоваться его успехам и достижениям, и тому, что он жив и невредим. Дядя за её спиной негромко хмыкнул. — Так же, как и тебя. Думаю, что ослиное упрямство ты унаследовала от своей неугомонной бабки. — И от тебя, — парировала Акира и повернулась к нему. — Все говорят, что мы похожи. — Ха, я старый и страшный! А за тобой женихи должны толпами бегать, — шиноби слегка покраснел и поскрёб пальцами голову, а после продолжил с серьёзным лицом. — Не пойми меня неправильно, девочка моя, но тебе всё равно надо выйти замуж. Юри возмущённо выдохнула, готовясь произнести вслух всё, что думает по этому поводу, но родственник не позволил. — Я не стану тебя торопить, должно пройти время, чтобы страсти в твоей душе утихли, и тогда ты должна найти утешение в семье, в детях. Она не знала, насколько много правды в словах старого шиноби, но сейчас это казалось дикостью. В её жизни был и будет только один мужчина, другие не нужны. — Мне нечего дать детям, моя душа опустела, дядя. И я просто хочу, чтобы меня не трогали, дайте мне собрать себя по кусочкам. Я так хотела тишины и мира, но дело в том, что я не знаю, что мне с ними делать. Я умею только воевать. Пришла очередь дядюшки вздыхать. Он приблизился к племяннице, тёплая рука сжала плечо, а другой он коснулся распущенных волос, ласково погладил склонённую голову. — Война-война… Для нас, для шиноби, она никогда не закончится, даже если сложить оружие. Всем нам ещё предстоит страшная битва со своей совестью и с воспоминаниями. Хотел бы я забрать твою память себе, я всё равно стар и скоро умру, но тебе ещё жить и жить. И на твоё будущее не должна ложиться тень прошлого. Они обсуждали сложные вопросы, на которые нельзя было дать однозначный ответ. Акира думала, что после разговора с дядей много для себя уяснит, но на деле ещё больше запуталась, хотелось очистить голову и выкинуть из неё все мысли, потому что они угнетали. Принцесса бросила взгляд на часы из тёмного дерева — стрелка неумолимо двигалась вперёд. — Дядя, мне пора идти. Райкаге ждёт. Яцучи, естественно, порывался отправиться с ней, но химе убедила его в обратном. Родич лишь тяжело вздохнул и похлопал её по спине. — Тогда удачи, девочка моя, и не позволь этой старой обезьяне себя запугать. Уверен, он не сделает тебе ничего плохого, потому что не захочет развязывать конфликт с нашим кланом. В свете последних событий Эй стал более осторожным и лояльным, боится за свою шкуру и власть. Немногим ранее Акира узнала, что во время её отсутствия произошло много интересного. Райкаге был больше воином, нежели политиком, поэтому стремился упрочить свои позиции в стране Молний при помощи грубой силы, давя на кланы и подминая их под себя, но главы их, закалённые годами битв, интриг и заговоров, оказались не так просты. Целый месяц Кумо стояла на пороге гражданской войны, оппозиция бушевала, даже была предпринята попытка убийства Лидера, и, в конце-концов, эти факты заставили упрямого Эя пересмотреть свою политику. Она подозревала, что во всей этой смуте дядюшка сыграл не последнюю роль. — Акира… — окликнул дядя, когда химе была уже на пороге. — Жизнь всё расставит по своим местам, и будет так, как предначертано свыше. Юри печально улыбнулась. — Спасибо тебе за поддержку. Я люблю тебя, дядюшка. Резиденция гордо высилась в самом центре деревни. Анбу провели Акиру по широкой лестнице из белоснежного, как облака, мрамора, на третий этаж и, убедившись в отсутствии у неё оружия, отворили дверь. — Здравствуйте, Эй-сама, — молвила Юри, едва зайдя на порог кабинета, и склонила голову в вежливом поклоне. Глава деревни степенно восседал в кожаном кресле спиной к окну, и свет восходящего солнца озарял его всклокоченную чёрную шевелюру, в которой обозначились первые нити седины. Большие руки с длинными пальцами перекладывали папки с документами, внимательные глаза скользили по строкам, и, подмечая какие-то огрехи, шиноби то и дело хмурился. — Заходи, Акира-тян, — негромко пригласил Райкаге-сама, не отрывая взора от своих бумаг. Анбу за её спиной коротко кивнул и ретировался. Прозвучал щелчок дверного замка. Подняв выше подбородок, Юри уверенно прошагала вперёд и замерла в полуметре от стола. Наблюдая за сосредоточенной работой мужчины, Акира пыталась разобраться в клубке своих чувств, но одно могла сказать точно — она больше не боялась Райкаге. Столько потрясений случилось за последнее время, она столько потеряла, что душа попросту выгорела, как поле жарким летом. Что способен сделать человек с руками матёрого убийцы, который сейчас так легко и непринуждённо сортирует папки и ставит размашистые подписи? Да, эти твёрдые смуглые пальцы могут раздавить её, но подобный конец не страшнее смерти Акено, Рюо и потери Тобирамы. Принцесса дышала спокойно и размеренно, ожидая, пока Лидер обратит на неё своё высочайшее внимание, а тот будто нарочно тянул время и хотел заставить понервничать — избитый психологический приём. «Ничего, у меня в запасе ещё много времени» Наконец, когда внушительная груда была разобрана, Эй-сама выудил папку в чёрном кожаном переплёте и небрежно кинул на гладь мраморного стола — та проскользила и остановилась у самого края, едва не падая на пол. Сверху изящными серебристыми буквами значилось имя Акиры. — Твоё личное дело, — равнодушно отозвался Первый, переплетая пальцы под подбородком и впериваясь в куноичи взглядом. Задержав выдох, она провела подушечками пальцев по тиснёной надписи. Имя вроде её, но какое-то чужое… Странное чувство, будто смотришь на себя со стороны. — Сперва я хотел бы выразить тебе своё сочувствие, Акира-тян, — его глубокий голос вырвал Акиру из оцепенения, он обволакивал, но та не спешила терять бдительность. — Ты попала в западню выродка из Кири, потеряла брата и товарищей, испытала тяжелейший стресс. Слова отдались болезненной тяжесть под сердцем. И как такое забудешь? — Благодарю за участие, Первый-сама, — она поклонилась, низко опуская голову. В добрые намерения Райкаге не верилось, разбор полётов он решил отложить на десерт. И Акира не ошиблась. — В этой папке я должен сделать отметку о твоей миссии в Конохагакуре. Как бы ты сама себя оценила, Юри-тян? Мужчина говорил спокойно, без надрыва и криков, и от этого обманчиво-вежливого тона захотелось отгородиться каменной стеной. — Я не справилась. Острые взгляды перекрестились, точно клинки. Эй-сама пожевал мясистые губы, взлохматил и без того торчащие волосы. Коротко выдохнул. — Ты не справилась, да. Но как это понимать, уважаемый джоунин деревни Скрытого Облака? Если он и хотел, чтобы слова прозвучали с сарказмом и издёвкой, то этого заметно не было. В его голосе Акире послышалась лишь усталость. Стиснув пальцы в кулаки, принцесса твёрдо заявила: — Ваше задание, Райкаге-сама, противоречило моему пониманию чести шиноби. Лидер наградил её долгим, тягучим взглядом, от которого даже бывалые воины покрывались холодным потом, словно хотел пригвоздить её к стене. Дерзость молодой женщины стала для него неожиданностью. — Запятнать честь шиноби может лишь предательство своей родной деревни, — отчеканил он, давя каждым словом. — Я знаю, и поэтому… — Акира вдруг занервничала и облизнула пересохшие губы — все слова мигом вылетели из головы. Первый забарабанил пальцами по столу. Он ждал оправданий. — Из каких соображений ты сливала мне полную ерунду и сплошные очевидности? Ты, одна из лучших разведчиц нашей Родины? Ичиро-кун и Нобу-кун поработали не в пример лучше тебя и заработали повышение. А ты… Акира-тян, если бы я не знал тебя все предыдущие годы, то я бы подумал, что ты решила всех нас предать. — Это не так! — выпалила она, помотав головой. — Я даже не помышляла о предательстве! Мой клан, деревня и страна значат для меня очень многое, я бы всё отдала, чтобы разорвать порочный круг войн, взаимного недоверия и неприязни. Но мы должны быть терпимее, Эй-сама. Ведь если мы не научимся доверять друг другу, то Эпоха Воюющих Государств не закончится никогда. Гибнут тысячи невинных, а жизнь шиноби теперь не стоит и ломанного медяка. И это было действительно так, по крайней мере, с точки зрения Акиры. Но всё равно это не оправдывало её, воля руководства должна была выполняться неукоснительно, она и сама когда-то наказывала ослушавшихся её приказов. — Твои доводы глупы и смешны, и вообще, ты этой высокопарной чуши в Конохе нахваталась?! Или слабоумием заразилась?! — Эй-сама стремительно свирепел. Он гулко хлопнул ладонями по столу, и Юри показалось, что тот едва выстоял. — Мне плевать на весь мир кроме страны Молний, пусть лучше гибнут они, чем мы! А ты, — он обличающее ткнул пальцем в принцессу, — ты никогда меня не поймёшь, потому что не несла на своих плечах бремя власти. И ты ещё хочешь обвинить меня в бесчестье, Юри-химе?! Может, ты на моё место метишь?! Думаешь, что знаешь, как нам следует жить и как поступать?! В глазах Первого сверкали искры гнева. Эй-сама был очень вспыльчивым и экспрессивным человеком, он легко загорался и тогда спасайся, кто может. Даже ближайшее окружение старалось не попадаться в такие минуты под горячую руку, а что уж говорить о ней, чей клан этот шиноби всегда недолюбливал? — Я ни в коем случае не хотела вас оскорбить, Райкаге-сама, — тон её был мягким и покладистым, словно принцесса соглашалась с громкими словами Райкаге, но внутри был не ураган, нет. Холодный ветер над пустошью. А тот всё не хотел остывать, кипел, как котелок над огнём и брызгал слюной. — О чести шиноби она говорит, посмотрите-ка на неё! Стоит тут передо мной, ни много ни мало, жена Даймё, птица высокого полёта! Ты ещё Хашираму мне в пример приведи, и я точно прибью тебя, девчонка! Казалось, старший Сенджу стоял у Первого костью поперёк горла. Неудивительно. Сейчас Акире было нечего ответить на эту тираду, да и не особо хотелось, поэтому она молча разглядывала плитку на полу. Девушка отдавала себе отчёт в том, что сказала ему лишь часть правды, а то, самое важное, скрыла печатями так, что даже Яманака не подкопается. Предпочла умолчать о своих чувствах к мужчине. Это не то, о чём следует знать Лидеру. Побушевав ещё минут десять, излив на неё тонну упрёков и ругательств, Глава Облака, наконец, отдышался и продолжил более спокойным голосом: — Конечно, можно сделать скидку на то, что ты женщина, неразумная, спесивая и … тронувшаяся? Сломанная? — он нахмурился, видимо, подбирая слова. — Нет, я не так выразился. Твоей силы духа на десятерых хватит, я тебя знаю давно… но всё-таки мне не понять… не понять… Наши менталисты подтвердили отсутствие посторонних закладок и прочих манипуляций с разумом, и медики заверили, что твоё физическое здоровье тоже в порядке. Но говорить такие возмутительные глупости в здравом уме и твёрдой памяти? Я уже молчу про то, как вы с Нобу-куном попались на горячем… два идиота! Акира наблюдала, как Эй-сама притянул папку обратно и стал медленно перелистывать жёлтые страницы её личного дела: мелькали фотографии, таблицы, диаграммы, заметки. Наконец, он дошёл до конца и там, где значилась цифра «384» жирными буквами написал: «Миссия провалена». — Итого двадцать девять провалено, триста пятьдесят пять выполнено. И что мне делать с тобой теперь, Акира-тян? — Я безмерно уважаю вас, и смирюсь с любым вашим решением, Эй-сама, — она снова опустила глаза и не сдержала вздоха. Глава Кумогакуре усмехнулся и прошагал к широкому окну, опёрся руками о каменный подоконник. — Не ври мне, Юри. Такие, как ты, не умеют смиряться. Предательский румянец окрасил скулы, и принцесса шумно втянула носом воздух. — Даже теперь ты стоишь, низко опустив голову, но в глазах твоих бушует дьявольское пламя. Ты слишком похожа на Яцучи, этого бунтаря и безумца. Как теперь я могу доверять тебе? Над ними повисла напряжённая тишина, лишь ветер шелестел в кронах деревьев, что росли под окном, да негромко тикала стрелка настенных часов. Шиноби прочистил горло и, опустив голос, спросил: — Надеюсь, ты понимаешь, что с этого момента твоя карьера больше никогда не пойдёт вверх? Сердце дрогнуло, но внешне это никак не отразилось. Всё тот же спокойный взгляд, сдержанная речь. — Да, Райкаге-сама. Спустя несколько длинных минут, в течение которых каждый будто прислушивался к своим внутренним ощущениям, Райкаге-сама решил — хватит любоваться рассветом, и повернулся к ней. — Что ж, Юри. Ты мне неплохо послужила в своё время и я дам тебе шанс реабилитироваться. Я отправлю тебя на миссию в Страну Снега, им нужна помощь в охране береговой линии от контрабандистов из Ивагакуре и пиратов. Обещали хорошую оплату, а Кумо как раз надо подлатать дыры в бюджете. Она не сдержала печальной улыбки. Юкки-но-Куни. Сколько тягостных воспоминаний связано с этим маленьким государством! Когда-то давно молодая девчонка в маске рисковала там жизнью, мёрзла под суровыми северными ветрами и теряла товарищей одного за другим. Нехороший, неприветливый край. То, что Райкаге отправляет её именно туда, значит, скорее всего, одно — он не рассчитывает на её возвращение и даёт шанс искупить ошибку. Возможно, посмертно. Подойдя ближе, Лидер опустил широкую ладонь на её макушку и потрепал, словно Акира действительно была для него неразумным ребёнком или шелудивым щенком. — В память о твоих былых заслугах я прощаю тебя, Акира-тян. Каждый может ошибиться, но не дай Ками тебе оступиться снова. — Прощаете, но отправляете в ссылку? Уголок сурового рта дёрнулся, а переносицу прорезала глубокая морщина, и тогда Акира впервые посмотрела на Лидера другими глазами. Перед ней стоял уже немолодой, уставший от тяжкого бремени человек, который пока не мог уйти на покой. Душа его всегда была охвачена пламенем, гордыней, тщеславием, он пытался бежать по инерции, но дух и тело начали медленно угасать, время и годы не щадили даже его. — У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы попрощаться с родными и привести в порядок свои дела. Юри-химе отрывисто кивнула. Будь, что будет. — Да, Райкаге-сама. И я больше не разочарую вас, — казалось, губы двигались сами собой, произнося эти слова. — Никто не усомнится в моей преданности Кумогакуре, как и в моей преданности вам… Не успела девушка закончить речь, как была бесцеремонно оборвана властным жестом. Эй-сама вскинул руку, веля ей немедленно замолчать. — Не играй со мной, Акира-тян! Мне ли не знать, какой притворщицей и лицемеркой ты можешь быть. Сталь в словах, и Юри всего на мгновение окутал прежний трепет перед этим человеком. Она чувствовала кожей его пристальный взор, который словно просвечивал её насквозь, доставал до костей и сухожилий. Настоящий ястреб, хищник, заклевавший не только уйму врагов, но и друзей, и конкурентов. — Не заставляй меня пожалеть о том, что пощадил тебя, — он степенно опустился в кресло, а Юри сделала несколько шагов к двери, но внезапно остановилась. — Позвольте спросить, Райкаге-сама, как долго будет длиться эта миссия? — Пока порядок не будет восстановлен, — недовольно произнёс Лидер. — Либо пока я не призову тебя обратно. «Вряд ли второе когда-то случится». — Я всё поняла, Райкаге-сама. — Тогда иди, — сухо закончил шиноби и уткнулся в свои бумаги, ясно давая понять, что та может выметаться. И Акира с огромным облегчением покинула кабинет. *** Принцесса двигалась скоро и уверенно — времени не так много, надо завершить все дела, чтобы завтра утром отбыть с лёгким сердцем. Интересно, как отреагируют родные на весть о её миссии? Эх, не надо сейчас об этом думать, и всё же дядя расстроится, когда узнает, что его только что вернувшаяся кровинка снова уходит. А Ичиро? Он на днях прибыл из Листа, встревоженный и не оправившийся до конца после той роковой ночи. Брат, узнав о нападении на отряд Акиры, всеми правдами и неправдами уломал Хокаге-сама отпустить его, и тот сдался, несмотря на то, что ноги юноши пока до конца и не прижились. Точнее, функционировали они нормально, но младший Юри говорил, что совсем их не чувствует, и даже если их отгрызут собаки, не сразу заметит пропажу. Вместе с наследником Юри прибыл и Така, принеся сердцу куноичи небывалое облегчение и успокоение — ученик жив, Мицу так и не удалось поймать его. Что касается младших братьев, Митсуо и Кэтсеру, то они вряд ли заметят её отсутствие, слишком большой разрыв в возрасте не давал им сблизиться по-настоящему, а вот Нобу точно опечалится. Ещё бы, в прежние годы они очень часто ходили на миссии бок о бок. Дом. Как странно было называть это место подобным словом, ведь сердце её навсегда осталось в старом поселении клана, высоко в горах, где рождаются рассветы, а крутые вершины кутаются в одеяла из мягких белых облаков. Куноичи сорвалась на лёгкий бег по суматошным улочкам Кумогакуре, затем последовал подъём в гору — и она оказалась на кладбище. Несмотря на то, что деревня была молода, пространство вокруг пестрело серыми гранитными плитами — памятью о тех, кому не суждено вернуться. У ворот высился чёрный мемориал с трёхстишьем: Замшелый могильный камень. Под ним — наяву это или во сне? — Голос шепчет молитвы. И было в нём что-то не от этого мира. Тихой поступью девушка приблизилась к самым последним могилам и, больше не сдерживаясь, упала перед ними на колени, расстилая у изножий покрывало белых лилий. Пальцы судорожно стиснули жёлтую клочковатую траву, волосы тяжёлой волной соскользнули со спины и подобно занавеси скрыли лицо от посторонних взглядов на долгих полчаса. Здесь было тихо. По серому небу плыли неповоротливые тучи, ветер колыхал сухие стебли и доносил с запада солёный запах океана. Это спокойное, хорошее место, ведь и Акено, и Рюо любили, когда пахнет штормом, любили ветер в лицо и цветение сакуры по весне. Деревья эти сейчас тянулись вдоль тропинки стройными рядами, чтобы зазеленеть и с наступлением марта покрыться нежно-розовыми цветами. «Любовь хрупка, как лепестки сакуры, но так же прекрасна. Пусть иногда и приносит нестерпимую боль». Сделав несколько вдохов-выдохов, Юри уселась в позу лотоса, не сводя взгляда с коричневых, будто скукожившихся в предвкушении мороза стволов и веток. Хотелось верить, что этот сон не может длиться вечно, на смену колючему холоду обязательно придёт тепло, и солнце разгонит свинцовую хмарь, обновляя не только жёсткую почву, но и мысли, и отогревая сердца, и если… «… если сакура зацветёт третьего марта, мы…» Додумать мысль не дали знакомые голоса, что донеслись из-за спины. Сюда стремительно приближались Ичиро с Нобу — куноичи узнала их по чакре ещё на подходе, и через несколько секунд эти двое возвышались над ней, точно каменные статуи. — Привет, сестрёнка, — негромко поздоровался отото. — Она тебя не слышит, — заметил Нобу. Его рука почти срослась, да и хромота пропала, а вот обычная лёгкость возвращаться не спешила. — Нам уйти? Принцесса отрицательно дёрнула плечом и позволила товарищу поднять её, а потом подалась в надежные объятья Нобу с Ичиро. Стоя тут, у могил своих близких, троица особенно остро ощущала быстротечность человеческой жизни. Хотелось навечно запечатлеть этот тихий, какой-то домашний и уютный момент, чтобы промозглыми вечерами доставать его из глубин памяти и греться об него, как о пылающую печь. — А ведь мы даже не знаем, где их тела. Вместо Рюо похоронили его протектор, а вместо Акено — осколок его катаны, — глухо заметил Куроки, нарушая тишину и невесомость мгновений, скользя глазами по высеченным именам. Словно вторя безрадостным речам, где-то над головами закричала птица, и ветер налетел, зашелестел в верхушках сонных сакур, разметал полы серого плаща химе. Ичиро горестно вздохнул и сжал плечо сестры сильнее. — Поверить не могу… Здесь должен лежать я, а не Акено. Я, а не он должен был возвращаться из Конохи в тот день, а он взял на себя мою смерть. Лицо отото было непривычно жёстким и серьёзным, а взгляд рассеялся, словно он увяз в омуте воспоминаний. Чакра его стала такой же колючей и жёсткой, рассыпалась на тысячи синих искр. — Перестань нести чушь, — одёрнул его Нобу. — Ещё не хватало себя корить. Виноваты эти ублюдки из Кири, никак не ты. — Он прав, — наконец, подала голос Акира и погладила большим пальцем подбородок младшего, поворачивая к себе и заставляя посмотреть в глаза. — Акено умер как шиноби, и память о нём навсегда останется с нами. Слабое утешение, но лучше уж так, чем совсем никак. Ичиро невесело ухмыльнулся. Все знали, что он любил Акено больше остальных братьев, с самого детства они были не разлей вода, делились секретами, успехами и неудачами, вместе росли, тренировались, влюблялись в одних и тех же девушек, а потом и воевали бок о бок. Ему сейчас больнее, чем Акире, хотя и ей было прекрасно известно чувство, когда от души отрывают кровоточащий кусок. — Ты сейчас плакала, онее-сан? — внезапно спросил юноша, нахмурив брови, и Юри стыдливо мотнула головой, а Куроки продекламировал: — Весна уходит. Плачут птицы. Глаза у рыб Полны слезами. И получил тычок от Ичиро. Когда у брата выдавалось плохое настроение, огребали все вокруг. — За что? — возмутился шиноби недоумённо. — Задолбали твои стишки, — пробурчал братец раздражённо. — Ими только юдзё развлекать! У меня уши от них зудят. На лице Нобу отразился полный спектр чувств от оскорблённого достоинства до смертельной обиды. Он подбоченился и поглядел на наследника Юри исподлобья. — Да ты хоть знаешь, кто их написал?! — Как будто ты знаешь, — парень отмахнулся. — Я-то знаю, в отличие от тебя, занозы и неуча. Слушая эту несерьёзную перебранку, Акира с удивлением осознала, что жизнь, оказывается, не замерла, а идёт своим чередом. Её любимый брат и верный боевой друг живы, они рядом, тёплые и настоящие, и она счастлива именно здесь и сейчас, с ними, и Рюо с Акено тоже рядом, хоть незримы и неслышимы. Всё меняется кроме одного: под ногами её земля, которая в новом году даст обильные всходы, за спиной пенится море, полное рыбы, над головой ворочаются облака, скрывая в ленивых телах искрящиеся громовые разряды. Жизнь идёт, и, пока сердце бьётся, надежда жива. Вдруг Ичиро, не прерывая словесных пикировок с товарищем, повернулся к сестре и присвистнул: — Да ты, никак, улыбаешься! — Представь себе, да, — резонно заметила Акира. — Я ведь тоже человек, братишка, я могу плакать, смеяться, обниматься и дать в лоб тоже могу. В последнем ты не раз убеждался на собственном опыте. Младший выставил вперёд ладони, как будто защищаясь от гнева старшей сестры, и она увидела, что глаза того просветлели. Ему очень шла улыбка, а никак не хмурое выражение лица или ехидная ухмылочка. — Кстати, вы помните, как года два назад Акено проиграл мне спор, и ему пришлось нацепить хенге миловидной красоточки и заявиться в штаб… — Заткнись, — предупреждающе рыкнул Нобу, но Ичиро продолжил: — … и ты не распознал его, ещё и подкатывать пытался к этой Аканэ-Акено! Эта история долго передавалась из уст в уста, заставляя Куроки злиться и краснеть, вот и сейчас ниндзя сердито насупился. Акира улыбнулась краешками губ. — А Рюо, узнав о нарушении дисциплины, лишил вас троих месячного жалования. — Да, это было обидно, — вздохнул Ичиро. — Зато весело! — И нечестно! А помните… С каждой минутой ощущалось, как притупляется душевная боль. Они поминали павших не слезами, а весёлыми историями и искренними улыбками, благодаря которым те снова обретали плоть и создавалась иллюзия присутствия. Юри не хотела ничего забывать, ведь её память — это её связь с прошлым, часть неё самой, и, какие бы детали там не таились, лишаться их было неправильно. Она должна помнить и знать, как это бывает. Забывать нельзя. Не для того, чтобы отомстить, нет… да и некому более мстить, Джеро и Мицу мертвы. А для того, чтобы остаться человеком. И про детей Рюо, мальчиков-восьмилеток забывать нельзя. Она научит их всему, что знает сама, даже если у них будет другой официальный наставник, пусть только попросят, всё объяснит и покажет. Ведь Рюо никогда не гнушался обучать несмышленых малолеток, таких, какой она была когда-то, премудростям Райтона. Только сначала вернётся из Юкки-но-Куни. Ведь вернётся же?

***

Свой двадцать седьмой день рожденья он встретил на границе со страной Ветра, один, словно пытался откреститься от ненужных поздравлений и внимания, что было лишь втягость. Этот год был тяжёлым и выматывающим, поворотным. Тобирама снова охранял границы страны Огня от посягательств песчанников, а на исходе зимы, когда по земле побежала талая вода, вернулся домой. И вот сейчас они с Хаширамой стояли в долине Завершения бок о бок, думая каждый о своём и поддерживая тонкую духовную связь друг с другом. Старший брат молча созерцал творение талантливых ниндзя-скульпторов, которые увековечили образы двух величайших шиноби своего времени, представителей великих кланов. Тела их, как и тела обычных людей, были смертными, но камень навсегда сохранит память и предупреждение для потомков Рикудо. — Ты чувствуешь? Ветер изменился, — негромко, будто обращаясь к самому себе, произнёс Хаширама. Сейчас по лицу его невозможно было ничего прочесть, лишь горькая складка пролегла у губ, и тогда младший Сенджу понял — эти слова обращены к Мадаре. Тому самому Мадаре, что когда-то повстречался брату на берегу реки. К Мадаре-мечтателю и Мадаре-безумцу, к тому, кто безвозвратно пустил корни в кровь и душу Хаширамы, а потом вырвал себя оттуда, оставив кровоточащую полость. Мадара тоже был здесь, прямо на этом месте, стоял незримой тенью рядом с ними, глядя за горизонт, и ветер трепал его непослушные волосы. — Он веет с Юга, — продолжил тот с улыбкой. — Тепло. Даже сакура зацвела на удивление рано. Тобирама кивнул. Он был в какой-то степени фаталистом и разглядел нечто знаковое в том, что сакура расцвела сегодня, третьего марта, как раз в День рождения Акиры. Они не виделись около пяти месяцев, и за это время пустота в душе успела покрыться ледяной коркой, но сейчас лёд начал таять, обнажая открытую рану. Не думал Сенджу, что может быть так тяжко, даже затяжная миссия не отвлекла его от мыслей о Юри-химе. Но ведь он шиноби, воин, и ничего не может быть более глупым и нелепым, бесполезным, чем эти чувства. Но в то же время не было ничего важнее них. В тот день, когда едва успел прийти ей на подмогу, он обнял её в последний раз. Сделал бы больше, если бы им не помешали. В итоге улизнувшего нукенина удалось изловить, но момент был уже упущен — Акира сознательно закрылась и отгородилась от него, словно готовя себя к неизбежному расставанию, да и он сам решил для себя — справится, отпустит, ведь так будет правильно. И что в итоге? Коноха, жители, клан, которым он отдавал себя до последней капли медленно отходили на второй план, растворялись в тумане и теряли свою важность, а жизнь давно утратила цвет. Так не должно было случиться, и правая рука Хокаге даже не мог предположить, что со временем деревня станет ему в тягость. Тут, словно желая подлить масла в огонь, нии-сан произнёс: — Я думаю, что совсем скоро передам пост Хокаге тебе. Год или два самое большее. — Что? — сенсор вскинул голову и с удивлением посмотрел на Хашираму. Он не ослышался? Что значит, передаст? Хаши самый лучший и талантливый Каге, и ему никогда не достичь его уровня, ведь у того есть то, чего нет у Тобирамы — способности покорять людские сердца и селить в них свет. — Ты будешь прекрасным правителем, Тоби. И в этот миг Тобирама остро почувствовал, что его непобедимый, несгибаемый брат стареет. Это было едва уловимое изменение в чакре, которое ощущалось даже не на сенсорном, а на интуитивном уровне. Хаширама шагнул за пределы сил обычного шиноби, посмел приблизиться к божественному уровню и бросил вызов самой природе человека. После той битвы в сердцевине мощного древа что-то лопнуло, сдвинулось, и теперь сила медленно, но неотвратимо разрушала его. Широкая ладонь похлопала младшего Сенджу по плечу — Первый усмехнулся. — Не переживай, я буду помогать тебе поначалу. — Ты просто хочешь иметь больше свободного времени, чтобы без зазрений совести таскаться по казино, — проворчал Тобирама, хотя на самом деле это было преувеличением. У нии-сана было двое замечательных детей, и он старался уделять им столько внимания, сколько мог, а азартные игры не тешили его так, как в ранней молодости. — Кстати, — внезапно взгляд Хаши стал лукавым. — Как дела у Акиры-тян? Не делай такое лицо, я знаю, ты писал ей недавно. Вот зараза! Только прикидывается наивным дурачком, а на самом деле хитёр и внимателен, как лис. — Она на миссии в Стране Снега, — не видя смысла скрывать правду, честно признался Сенджу. В конце-концов, Хаширама поддерживал его в самые трудные минуты и сейчас лгать ему будет просто подло и нечестно. — А что? Старший брат улыбнулся так искренне и открыто, как умел лишь он один. — Да ничего. Просто я хочу видеть тебя счастливым.