***
Стоянов оказался «крепким орешком» – Светке пока что не удалось к нему подобраться, и от ментального давления он неплохо закрывался «щитами», пусть и не слишком профессиональными. От отчаяния она решила, чтоб не приходить с пустыми руками, запудрить мозги начальнику его охраны – разумеется, злостно нарушив указание шефа «зря не рисковать». Но в таких ситуациях, как гласит пословица, «победителей не судят». А сейчас девушка с полным правом могла считать себя победителем в локальной битве, потому что, получив доступ к файлам охраны, смогла стянуть подробный отчет о действиях «подозреваемой» за последние несколько недель. Собственно, судя по характеру слежки, Стоянов не столько стремился защитить вдову, сколько выяснить, не причастна ли она к убийствам. Однако до сих пор она не предпринимала ровным счетом ничего подозрительного – ни встреч с посторонними людьми, ни неожиданных перемещений. К отчету прилагалось огромное количество фотографий и видео, и Саша сейчас добросовестно просматривал этот объемный архив. Обычная жизнь обычной одинокой мамочки. Вот поведение ребенка местами настораживало. Девочка имела странную привычку надолго замирать, глядя в одну точку, нередко играла с невидимыми камере объектами – вполне возможно, это было что-то наподобие давешнего «шарика». Саша на всякий случай запросил ее медицинскую карту – нет ли неврологических отклонений? Мало ли, какие побочные эффекты сопровождают ее повышенную, без сомнения, экстрасенсорную чувствительность. В детский сад Дашу не водили, мать растила ее дома, и возможно, тому были объективные причины. Впрочем, если есть деньги, почему бы ей и не посвятить себя ребенку. А деньги были, бывшие деловые партнеры Бориса отчисляли Олесе щедрую долю с прибыли. И если бы он не успел лично пообщаться с этой тихой, скромной женщиной, вполне мог бы допустить, что она их чем-то шантажирует. А что думать теперь – не имел понятия. Люди, конечно, редко представляют собой именно то, чем кажутся. Однако так гениально притворяться просто невозможно. Ключом к событиям вполне могла быть Даша, учитывая ее способности. Но как ребенок может быть связан с убийствами? – Не призрак же отца ее оберегает, в самом деле? – пробормотал он, поднимая глаза. Игорь сидел напротив с кружкой чая и тоже что-то читал с ноутбука, с завидной скоростью щелкая страницами. Идиллический вечер в семье секретных агентов: сидят двое за одним столом и изучают разведданные. Только друг другу через плечо не заглядывают – вдруг еще уровни допуска не совпадут. – Интересная версия. И не лишенная оснований. С поправкой на то, что призраков не бывает. – Уверены? Игорь со вздохом стянул очки, протер глаза, явно с трудом фокусируясь на окружающей реальности. – Ну ты же сам не раз работал на местах убийств. Остается энергетический слепок. Фантом, матрица, как угодно. Но не душа. Все, что он может – бесконечно воспроизводить сцену своей смерти или значимый эпизод жизни. Это не разумная структура, это как зацикленный видеоролик. – Удивительно, что после всего… после всего пережитого, – чуть запнулся Саша, – вы не верите в… загробную жизнь, ну или что-то такое. – Мне кажется, после смерти то, что от нас остается, уже не интересуется событиями материального мира, – туманно ответил майор. – И не является той же самой личностью в общепринятом смысле этого слова. И вряд ли будет заниматься глупостями вроде мести бывшим деловым партнерам. – То, что девочка издалека приняла вас за отца, – Саша чуть улыбнулся, – что это может значить? – Хороший вопрос. А сам ты как думаешь? – Вот вечно не могу понять, это вы так воспитываете у меня независимое мышление или же надеваете маску «мудрого гуру» каждый раз, когда не хотите отвечать «не знаю»? – Ну, хоть в остроумии поупражняешься за мой счет, и то хлеб, как говорится. Даю подсказку: я с этой дамочкой раньше нигде не пересекался, так что ребенок не мой. Уж я бы запомнил, наверное. Саша помолчал, вертя в руках карандаш. – А вы никогда не думали завести детей? – спросил он неожиданно. Рогозин посмотрел на него крайне подозрительно. – Честно тебе скажу, Саш, будь ты девушкой, я бы сейчас уже переползал канадскую границу. К чему такие вопросы? Нет, я понимаю, рано или поздно тебе захочется попробовать, что такое нормальная семья. Заранее благословляю тебя и твою избранницу хоть на десяток спиногрызов, я не против. Буду им погремушки носить и сказки рассказывать. – Во-первых, после ваших сказок детей можно будет сразу в дурку сдавать оптом, – раздраженно фыркнул Саша. – Во-вторых, так просто вам от меня не отделаться. В-третьих, я же спросил в прошедшем времени. Просто пытаюсь понять. Вы же были женаты, так почему бы и нет? Вполне представляю, какой был бы красивый малыш… с такими же голубыми глазами… – Ага, а потом меня убили бы на каком-нибудь очередном задании, – будничным тоном произнес Игорь, глядя в сторону. – И малыша с красивыми голубыми глазами воспитывали бы мама с бабушкой. И вырос бы он размазней и маменькиным сынком. И слушал бы всю жизнь истории о том, что отец его был лохом, пошел за копейки жизнь за родину отдавать, нет бы занялся бизнесом, продавал холодильники, был бы дома каждый вечер… – Это какая-то жизненная история, да? – тихо уточнил Саша. Майор усмехнулся. – Вот когда отправишься познавать прелести традиционной семьи, узнаешь, что такое тёща. Неважно. В конце концов, продажа холодильников, как видишь, тоже не самое безопасное занятие. – Рефрижераторные установки они продавали, – уточнил Саша, покосившись на экран, где под развернутым фото прятался файл с досье на всех погибших бизнесменов. – Работа у меня, в общем, не располагает к тому, чтобы брать на себя подобную ответственность, – резюмировал Рогозин. – Потому что ответственность включает страх смерти. Понимаешь, почему? Если есть зависимое от меня существо, которое без меня не выживет… А таким, как мы, смерти бояться никак нельзя. – И все-таки… – помолчав, продолжил Саша. – Вот ребенок, не помнящий отца, слышит спросонья незнакомый мужской голос и выбегает с воплем «папа!», что это может значить? Подсознание вытащило воспоминания из младенчества? Она же совсем крохотная была, когда Борис погиб… – Говоришь, она видела «шарик», – майор задумчиво скрестил руки под подбородком. – Дети часто видят такие вещи, верно? – Но этот ребенок явно с выдающимися способностями. Что такого она могла почувствовать во мне, что напомнило ей об отце? Что-то, что можно ощутить на расстоянии, в соседней комнате? – Сильное биополе? – предположил Саша. И тут же понял, что попал в точку. Игорь одобрительно кивнул. – Человек с сильной энергетикой. Почти наверняка – практик. Маг, я имею в виду. Одной йогой так не прокачаешься. И еще, я не думаю, что это воспоминания глубокого детства или что ее посещает призрак. Я думаю, девочка уже в сознательном возрасте встречалась с кем-то, кто запомнился ей своим биополем. И кого она считает «папой». – Думаете, Бондарь жив? – до Саши наконец «дошло». – Это одна из версий. На всякий случай я направил запрос на эксгумацию тела. Что характерно, Олеся Бондарь вовсе не возражает. Правда, ей я сказал, что всплыли новые обстоятельства по делу о его смерти… – А нас, значит, так и держите в неведении! – возмутился Саша, сам себе напомнив Тима в этот момент. – Я вам что, Шерлок Холмс киношный, чтоб ходить и пространно рассказывать о каждой детали? – устало вздохнул Игорь. – Надо же когда-то и своей головой учиться думать, а не только вокруг меня прыгать в восхищении. «И вот здесь Тим и Алик сказали бы, что он ведет себя подозрительно», – мысленно отметил Саша. Просто отметил, не делая выводов.***
Волку снится, что он бежит по бескрайнему ледяному полю. Лапы скользят, когти судорожно цепляются за скользкую поверхность. Но останавливаться нельзя, нужно добежать туда, где тепло, где дом. Он поводит носом на бегу, пытаясь уловить след того, кого должен охранять. Так далеко… Девочка все дальше убегает от него во сне, словно проверяя на прочность связывающие их узы. И всегда возвращается к нему, но он все равно не может не бежать следом. Вдруг на этот раз будет иначе. Чьи-то голоса доносятся из-за чернеющей вдали кромки леса. Крики и лай охотничьих собак. Ищут его, но не знают, глупые, что для этого нужно выйти из леса на тонкий лёд замерзшего озера. Волк не боится их, он знает, что этот лед выдержит не каждого. Лёд поёт, лёд говорит с ним, шипит едва слышно под лапами, выдыхает: «ис-са». Под ним – черная бездна воды, только и ждущая, чтобы поглотить глупых охотников. Волк не боится бездны, бездна смотрит на мир из его желтоватых глаз, и она никогда не предаёт свои порождения. Девочка танцует на льду, ее хрупкая фигурка будто из ниоткуда вырастает перед ним, и волк останавливается. Успел. Она играет с чем-то, невидимым волку. Для нее это ледяное поле, наверное, видится весенним цветущим лугом, полным жизни. Каждому своё. Девочка прижимается к его обледенелой шкуре. – Ты устал? Он не устал, только немного голоден. Он всегда голоден, когда спит, и сможет насытиться, только когда проснётся. Чёрная фигура приближается к ним. Это человек в плаще, и его одежда развевается, будто от сильного ветра. Там, где волк видит лёд и полный штиль, в мире этого человека, должно быть, голые скалы и злая метель: его лицо иссечено мелкой снежной крупой, а руки придерживают край плаща, едва справляясь с порывами вьюги. – Папа! – смеется девочка и бежит к нему. Волк ложится на лед, опуская голову на лапы. На свалявшейся белой шерсти на мгновение проступают светящиеся знаки, сеть ломаных прямых – ни одной плавной линии, все угловатые, острые, колючие, ледяные и обжигающие. Волку не нужно смотреть на них, чтобы знать, что они означают. Это его имя.***
Очередное утро началось с тщетных попыток вспомнить ускользающий из памяти сон. Во сне совершенно точно был Игорь, который что-то увлеченно рассказывал – в точности как наяву, трепло оно и есть трепло, в какие слои астрала с ним ни выходи. Саша почему-то был совершенно уверен, что этой ночью имел дело не с обычной игрой усталого мозга, порождающей бессмысленные картины. Сон вполне мог быть общим для двоих участников, однако Игорь на наводящие вопросы не отреагировал, отмахнулся – ничего, мол, не помню, отстань. Саша медленно брел на кухню, пытаясь собрать воедино ускользающие фрагменты воспоминания. Он так старательно вызывал в памяти образ начальника, каким тот был во сне, что, столкнувшись с ним на выходе из ванной, в первую секунду лишь удивился детальности своих визуализаций – вон какая мыслеформа перед глазами образовалась, в натуральный рост, в одном полотенце, ухмыляется, тянется облапать, как будто и не проснулись десять минут назад в обнимку, долго разбираясь спросонья, где чьи ноги-руки и кому нужно первому пошевелиться, чтобы, наконец, разомкнуть объятия… Он поймал смеющийся взгляд Игоря и вздрогнул, сраженный ворвавшимися в сознание картинами. Словно бы увидел себя на мгновение со стороны – глазами Рогозина. И зрелище это имело не так много общего с человеческим восприятием. Дело было даже не в картинке, а в сопутствующих ощущениях. За одно мгновение Саша как будто увидел и парня со встрепанными волосами, только что вышедшего из спальни, и мальчишку, лезущего на дерево с книгой – спрятаться в листве на самом верху, может, хоть там не достанут; молодого мужчину с ироничным взглядом; человека средних лет, сдержанного и уверенного в себе… И все эти персонажи переплетались, накладывались друг на друга, как слои стереокартинки, нисколько не мешая, впрочем, видеть детали мира «здесь и сейчас»; и все они были единым целым, многомерным, бесконечным, бессмертным, со смехом танцующим на грани множества реальностей существом. Вся эта конструкция, впрочем, сопровождалась чувством безусловной если и не любви ко всему сущему, то, по крайней мере, доброжелательности, которую явно испытывал смотрящий. Это было весьма кстати, иначе Саша, пожалуй, просто умер бы от ужаса на месте. – Ты чего? – спросил Игорь, заметив, видимо, как парень непроизвольно отшатнулся назад. – А у тебя… у вас это… пена на щеке осталась, вот, – ткнул он дрожащей рукой в белое пятно на лице собеседника и умчался на кухню прежде, чем успел увидеть реакцию. – Интересно, с каких это пор тебя так пугает вид пены для бритья? – со смехом спросил Игорь из коридора. Саша даже не сразу понял смысл его слов. Вцепившись в край стола, он пытался справиться с приступом паники. Давно с ним такого не случалось, пожалуй. Казалось, пора нелогичных и беспричинных страхов прошла вместе с самыми первыми этапами ученичества. Вполне нормальная реакция сознания, вынужденного то и дело перестраивать годами взлелеянную картину мира, впуская в нее то экстрасенсов, то энергетических вампиров, то еще каких-нибудь шаманов немытых, мать их… кого там Игорь в таком случае вспоминает? Неважно. И даже собственный начальник – остановимся на этом слове, чтоб не скатываться в пошлость, говоря «любовник», или в лишний пафос, говоря «Учитель» (непременно с большой буквы!) – так вот, даже собственный начальник вполне может показаться жуткой нечеловеческой тварью. Как однажды в спортзале, когда Саша случайно увидел их с Аркадием тренировку. Да и позже, в боевых условиях, когда тот небрежным движением руки перебил артерию случайному противнику. И во множестве других ситуаций, начиная с того мгновения, как он впервые встретил взгляд этих невозможных серо-голубых глаз, взгляд, наполненный силой, которой нет места в привычной картине «материального мира». Но с тех пор столько времени прошло, а уж событий – кажется, и в десять лет не впихнешь, не то, что в жалкие полтора года. Уж казалось бы, можно привыкнуть ко всем странностям человека, с которым живешь… да, живешь, даже если формально ключи от старой квартиры еще болтаются в кармане, создавая иллюзию независимости, кого обманешь подобной игрой? Точно не самого себя. Вслед за страхом пришла злость, столь же бессмысленная и абсурдная. Словно поймал Игоря на обмане – прикидывался, понимаешь, человеком, а оказался?.. Если он вообще так воспринимает – людей, события, объекты… Саша не понимал, как это возможно, чтобы одна многомерная бесконечность обнимала во сне другую, поднималась, ворча на звенящий будильник, шла в ванную бриться, оставляя на щеке следы пены? Как можно существовать в мире стен и часов, сохраняя ощущение, даже не ощущение – абсолютную уверенность, что времени и пространства не существует? – Ну что такое на тебя нашло, рассказывай, – ласково сказал Игорь, обнимая его сзади. Только на контрасте с теплыми, уверенными руками Сашка ощутил, что уже некоторое время мелко дрожит, как в лихорадке. Вздохнул и честно попытался объяснить происходящее, для верности отодвинувшись от Рогозина – неловко как-то, право же, обвинять человека в нечеловеческой сущности, повиснув у него на шее. Майор, пусть и не сразу, проникся серьезностью ситуации и уселся на стул напротив. - Интересно, – резюмировал он, выслушав сбивчивый рассказ парня. «Интересно» или «забавно» – две самые типичные реакции Игоря на что бы то ни было. Со стороны кого-то другого это выглядело бы равнодушием, но Саша знал цену этому «интересно». Интонации означали, что проблема требует решения, и решение будет найдено, даже если для этого придется привлечь совершенно немыслимые ресурсы. Некстати вспомнились вчерашние бредни Тима с Аликом, и мысли понеслись по новому витку бесконечной спирали сомнений. Казалось, уж он-то должен быть уверен, что рядом Игорь и никто другой, как бы сильно тот ни изменился, но… В конце концов Саша решился. Пусть не высказать прямым текстом, но… пройти по тонкому мосту между правдой и полуправдой. Как, наверное, и положено человеку обеих его профессий – будущей официальной и нынешней, обозначенной в карточке-пропуске с «тремя неприличными буквами», как порой шутил Игорь. – Ребята в отделе думают, что после отпуска к нам вернулся не совсем тот человек… которым вы были. И я начинаю их понимать. И пусть какой-нибудь юный идеалист, так похожий на него самого пару лет назад, назвал бы это предательством товарищей. Но разительно отличающийся от того юного идеалиста эксперт ГРУ Грачев А.Н. слишком много архивных материалов изучил этим летом и мог с примерами аргументировать, почему ложная «солидарность» в его родной конторе не приветствовалась. А вот не сообщенная вовремя начальству информация не раз становилась причиной серьезных проблем. Он замер, глядя на майора с надеждой. Тот же сейчас все объяснит, правда? – Какие же они молодцы, – сказал Игорь, улыбаясь, и Саша почувствовал ледяной холод, растекшийся по венам. – Настоящие разведчики. Надо им премию выписать, что ли. – То есть… они что… правы? – слова давались с трудом, воздух выходил из омертвевшей груди неровными толчками. – Нет, конечно, – фыркнул Рогозин. – Но то, что они меня заподозрили, просто отлично. Да они просто обязаны были в такой ситуации подозревать самый худший вариант! Саш, ты это, кстати, ножик положи, что ли. Все нормально. Саша только сейчас обнаружил, что стискивает в руке кухонный нож. Незаметно схватил его со стола, едва почуял потенциальную опасность – в точности как Игорь учил, в таких ситуациях действуй на инстинктах, привыкай все время бессознательно искать в ближайшем окружении предметы, способные стать оружием… – И ты у меня молодец, – сказал Игорь. Встал, шагнул навстречу, осторожно разжимая его пальцы, чтобы забрать нож. Впору было удариться в еще одну паническую атаку. Теперь уже – испугавшись самого себя. Но Игорь был рядом, накрывал своим полем. Успокаивающим и теплым. Привычно, знакомо… «Усыпляет бдительность», - насмешливо произнес внутренний голос, приобретший за последний год на удивление холодные, отстраненные интонации. – Если рассуждать философски, конечно, я не тот самый человек. Так и вы все уже не те, что были полгода, год назад… Опыт меняет всех. Особенно опыт мистический. Но и обычный жизненный, в принципе, для этого сгодится. – Когда-то давно, на Новый Год, – тихо сказал Саша, – я загадал желание, чтобы жизнь у меня была интересная. Тогда это казалось важнее всего. Именно чтобы интересная. – А потом Дед Мороз принес тебе меня, – игриво сказал майор, снова заключая его в объятия. - Я думаю, это был какой-то другой персонаж, – проворчал Саша, пытаясь поддержать шутливый тон. – Из какой-нибудь другой мифологии. Где фигурируют древние хтонические чудища, реки крови и обязательные жертвоприношения. Но принёс, да. В красном мешке с бантиком. – А по поводу того, что ты сегодня увидел… – Игорь замолчал, обдумывая дальнейшие слова. – Неужели вы и правда так… все воспринимаете? – Саша запрокинул голову, словно пытаясь прочесть ответ в его глазах. – Все эти вещи невероятно сложно описывать словами, – задумчиво сказал Рогозин. – По ощущениям похоже, но, как бы это тебе объяснить… я много чего воспринимаю, не вижу глазами, даже не чувствую кожей – просто знаю, и все. Но я об этом не думаю. Потому что совершенно точно уверен, человеческий ум вообще не приспособлен для обдумывания таких вещей. А в психушку я пока не собираюсь. Например, я до сих пор не могу объяснить словами, где именно я провел свой… летний отпуск. Ты, наверное, думаешь, что я секретничаю, да? Саша помотал головой. – Я вообще об этом вспоминать не хочу. – Понимаю, – немного виновато сказал майор и притянул его ближе. – А я вот, честное слово, просто не могу …не то что названия придумать тем вещам и явлениям, которые видел… я их и вспомнить толком не могу. Уверен, что это знание всегда будет со мной, но сейчас мне с ним совершенно точно делать нечего, как ребенку с синхрофазотроном каким-нибудь, например. Вот ты описал словами, и я понимаю, что так и есть… смотрю на тебя и знаю, каким ты был мальчиком и каким будешь мужчиной. Не то чтобы я будущее вижу, понимаешь? Может, завтра нас всех снесет какой-нибудь метеор размером с полгорода. Просто в тебе это уже есть, все варианты будущего и прошлого. Как будто человек – это не статический срез, а динамический процесс, понимаешь? – Слова-то какие, ужас. Все читаете учебники по физике для выпускных классов, или наконец на университетские перешли? – Саша честно постарался улыбнуться. Сколько можно трястись, в самом деле. – Меня это тоже пугает, – с обезоруживающей искренностью сказал Рогозин, глядя ему в глаза. – Веришь? Саша и сам не понял, как потянулся его поцеловать. Почувствовал, как Игорь, отвечая на поцелуй, осторожно «закрывается», опасаясь, видимо, напугать парня еще каким-нибудь внезапным откровением. Но, похоже, больше сеансов внезапной эмпатии на это утро запланировано не было. – Самое главное, что ты во всех вариантах – солнышко, – пробормотал майор через пару минут и уткнулся ему куда-то в шею. – Вот нашел слово, блин, – фыркнул Саша, безбожно ломая мелодраматичность момента. – Больше вариантов нет? Зайчик, рыбка, что там еще молодым парням их «папики» говорят? – Ты меня зря провоцируешь, – сверкнул глазами Рогозин, принимая вызов. – Я ж придумаю, мало не покажется. Саша представил, какие конструкции может породить больное чувство юмора шефа, и запоздало ужаснулся. К счастью, в соседней комнате пронзительно заверещал телефон, подводя итоговую черту под событиями этого безумного утра. – Так-с, лёд тронулся, – через некоторое время Игорь появился в дверях, уже завязывая галстук. – Света наконец прижала Стоянова, уже без шпионских выкрутасов, химией его ширнула и вперед. А он просек, что происходит, и, прежде чем отрубиться, выдал фразу «Какое счастье, что вы из спецслужб, свяжите меня с вашим начальством, мне нужна защита». – И это называется «прижала»? – хмыкнул Саша. Рогозин ослепительно улыбнулся. – Ну, всегда ведь приятнее работать с добровольцами, правда? Мы ведь не сторонники насилия. «Химией ширнула, и вперед, – мысленно повторил Саша. – Да уж действительно, мы те еще гуманисты».***
Сколько Саша помнил эту квартиру, бардак здесь был всегда. Даже не бардак – слишком уж это слово приземленное и обыденное. «Хаос» прозвучало бы точнее. Впрочем, почти всегда над пестрыми стопками журналов и книг, расставленных вдоль стен, танцевал терпкий дымок благовоний, и то, что при иных обстоятельствах можно было бы окрестить пародией на студенческую общагу, моментально превращалось в хипповский флэт, оформленный в стиле бохо. Плакат с Моррисоном на стене надежно подтверждал впечатление, одобрительно взирая на курильницу. Временами казалось, что он с меланхолической улыбкой принюхивается к дыму, и тогда стоило, пожалуй, осторожно осведомиться у хозяина квартиры о химическом составе нынешних благовоний. – Ладан? – чуть подумав, сообразил Саша. – Чертей гоняешь, что ли? – Их тоже, – неопределенно ответил Тим. Он с недовольным видом плюхнулся на ковер, подгребая под себя парочку подушек. Подушки здесь заменяли большую часть мебели – еще одна «восточная» нотка интерьера, да и экономия немалая. – Нет, ну ты видишь, что творится? Нас уже и на допросы не пускают… – Он же обещал запись показать, – Саша уселся рядом. – Обычное дело, по-моему… – Не понимаю, что там может быть секретного, – Алик поддержал товарища, вынырнув из кухни с пузатым чайником и парой кружек. – Саш, притащишь пакет? У меня руки заняты… – Конечно… – Сказал, представляете, что вид у меня несерьезный, что этот Стоянов меня и за собеседника не посчитает! – продолжал возмущаться Тимофей за спиной. Саша подхватил с кухонного стола пакет с едой, оглянулся и замер. Над мойкой висел внушительных размеров паук. В углу, в паутине, оплетавшей кафель и угол шкафа, слабо трепыхалось несколько запутавшихся насекомых. – Это что за домашняя зверушка у тебя? – поинтересовался он, вернувшись в комнату. – Там, на кухне. – Это средство от тараканов! – гордо сообщил Тим. – Он их ловит и жрет. Ты его не трогай, он полезный. Лучше всяких искусственных ловушек. Когда их будет пара десятков, от тараканов я избавлюсь в принципе. – Интересно, кого он заведет, чтобы потом избавиться от пауков? – куда-то в пространство спросил Алик. Тим на мгновение призадумался. – Ящерицу какую-нибудь? – Комодского варана, – фыркнул Саша. – Чего уж мелочиться. – Насчет твоего вида шеф, конечно, прав, – Алик сделал мину посерьезнее и потянулся за чаем. – Ты как будто сам не понимаешь. Человек просил встречи с начальством, естественно, он не молодого парня ожидает увидеть. – Знаю, что не ожидает. А почему это мы должны его по шерстке гладить? Он ожидает серьезных дядь в костюме, а вхожу я, с крашеными патлами и в пирсинге. У него когнитивный диссонанс, разрыв шаблона, он выбит из привычной колеи и более пластичен для воздействия. До сих пор работало же! – Может, тут объект нетипичный. И вообще, зачем его жестко допрашивать? Он что, подозреваемый? Он параноит и боится стать следующей жертвой, это очевидно. – И он что-то хотел нам сообщить, – задумчиво сказал Саша. – Именно нам, ну или аналогичной организации. Может, в этом вся суть. Мало ли что он может сказать. Может, у нас уровня допуска не хватит на эту информацию, откуда мы знаем? Секреты у разведки бывают не только мистического толка, знаете же. Вдруг он, например, завербован чужими спецслужбами и решил признаться. Тогда это нас вообще не касается. Зачем нам лишние расписки подписывать потом? – Стоянов для этого слишком трус, это раз, – сказала Света, появляясь из двери спальни. Саша и Алик уставились на нее, как на призрак, но девушку это нисколько не смутило. – И два – он обладает кое-какими способностями и умеет ими пользоваться. Он от меня закрывался довольно успешно. Так что это все-таки наш профиль. Алик удивленно покосился на Тима. Тот развел руками. – Они тут у меня тусят иногда… ну, пока у Косого увольнительная… – У кого?.. – У меня, – пояснил появившийся следом парень. Старый знакомый из «ящеров» по фамилии Матвейчук. Ну конечно, можно было догадаться. – Это меня в отряде Косым кличут, – пояснил он. – Вам тоже можно. – В мишень не попадаешь, что ли? – хмыкнул Алик. Парень, впрочем, не обиделся. – Зачем мне в нее попадать, я к любой мишени со спины подкрадусь и зарежу! – А у вас тут типа секретное совещание? – Света огляделась и почему-то с подозрением уставилась на чайник. – Мы все по тому же вопросу, – пояснил Алик, на всякий случай подвигая чайник поближе к себе. – Ты сама сказала, что в этой бредятине не участвуешь, вот мы и… – Саш, и ты с ними? – девушка повернулась к нему. – Ты тоже этот бред поддерживаешь? – Я просто зашел чаю выпить, – Саша поднял руки, защищаясь. – Я и не знал, что у нас совещание. Так, наверное, чувствуют себя двойные агенты. Хреново им, в таком случае. Там не спалиться, здесь не проговориться. Игорь с удивительным равнодушием отнесся к сообщению о приступе паранойи у сотрудников и предпринимать ничего не собирался. Вот Саша и не посвящал его в дальнейшие планы наспех собранной «инициативной группы». Хотя и не понимал, почему проблему нельзя решить одним откровенным разговором. Выслушал бы шеф их подозрения, объяснил, что все не так, позволил бы себя «просканировать», например… хотя… Саша вспомнил утреннее происшествие и вздохнул. Пожалуй, насчет сканирования – это он погорячился. Можно случайно такого насмотреться… – Делать вам нефиг, – резюмировала Света и потащила своего кавалера к выходу. – Кто-нибудь сегодня вообще на работу собирается? – Вот чаю выпьем, и пойдем, – безмятежно сообщил ей Алик. – Все равно нам там сегодня не рады. Дождался, пока за парочкой закроется дверь, и снова укоризненно посмотрел на Тимофея. – Устроил тут, понимаешь, дом свиданий… – Ну а че им, в спортзале кувыркаться? – пожал плечами тот. – Их там уже пару раз застукали… А дома у Светки мама. А Косой вроде парень нормальный, чего бы и не… – Да ты прав, я завидую, наверное, – неожиданно откровенно сказал Алик. – У всех личная жизнь, и только у меня одна работа. Вокруг фонтанируют эндорфины, дофамин и окситоцин. И только я трезво и объективно оцениваю реальность вокруг. – Ишь, умных слов понахватался, – усмехнулся Тим. – Ладно, давай к делу. – Что, какие-то новые данные? – спросил Саша. – Если в двух словах, то… Игра все-таки состоится, – торжественно объявил Тим. – Кое-кто из игроков позапрошлого года отметился странными сообщениями в личной переписке… они шифруются, но используют те же обозначения, что и два года назад, и речь все так же идет о создании артефактов и финальном ритуале. Вот только, похоже, в этот раз наш Мастер додумался собирать с игроков вступительные взносы. – Подселенцы осваиваются в нашем мире, начинают понимать его механизмы? – предположил Алик. Саша вздрогнул, вспоминая события почти годичной давности. После знакомства с методами проникающих в наш мир сущностей он чуть было не начал всерьез бояться сантехников. А также почтальонов и прочих, кто по долгу службы имеет доступ в чужие квартиры. В тот раз их противник действовал достаточно хаотически, прощупывал почву, пробовал разные подходы. Помнится, сотрудники Отдела пришли к выводу, что имеют дело с иерархически организованной армией, где есть свои рядовые и генералы. До чего же додумаются «генералы» в этот раз? – Важно место проведения, – Саша понимал, что озвучивает очевидное, но этот вопрос его действительно волновал. – Насколько я понимаю, очередной ритуал планировался в Га… тьфу ты, в Змиевском. Местные врата были самым «тонким местом» в пространстве, а ночь Хэллоуина – такое же «тонкое место» во времени, логично попытаться совместить их для прорыва. Но теперь врата запечатаны надолго. Куда еще они могут пойти? – Как всегда, неизвестно. До последнего дня, – вздохнул Тим. – Рогозину докладывали? – А то. – И что? Тим смотрел куда-то в сторону, бесцельно теребя пальцами уголок подушки. - Ему, кажется… пофиг. Говорит, мы не комитет по отлову ролевиков, пусть детишки играются. Он считает, это теперь безопасно. – Так может, и правда? – хмыкнул Саша. – А если он ошибается? Мы же не знаем, сколько еще вокруг бродит таких… с прошлой Игры запрограммированных. И выслеживать их только у Оли получалось... – Он что-то знает, – убежденно сказал Алик. – Я не утверждаю, что он… играет на другую сторону. Но… Саш, я вынужден повторить вопрос насчет странностей. Не замечал чего-нибудь… такого? Эпизод со случайным всплеском эмпатии Саша точно не собирался пересказывать товарищам. Слишком уж это… личное. Но было что-то еще. Что-то неестественное, зудящее беспокойной мухой на границе сознания. – Пробежка, – подумав, медленно произнес парень. – Он стал ее пропускать. Раньше говорил, что утренние процедуры для него – святое. – Да, я тоже помню эту фразу, – мрачновато усмехнулся Тим. – Ну что, будем считать это симптомом? – Симптомом чего? – Саша вздохнул. – Да, он изменился. Повторюсь: а кто бы не изменился после такого? Люди вообще меняются. По разным причинам. Нам просто надо… привыкнуть, что ли. – Я понимаю, что тебе очень не хочется принимать такую возможность, но попробуй взглянуть на ситуацию объективно, – мягко сказал Алик. – Ему эти… эндорфины мешают, – фыркнул Тим. – И эти… какие ты там гормоны называл? – Согласно новейшим исследованиям, организм влюбленных выделяет… – начал Алик. Саша встал, едва не опрокинув низкий столик. – Все мои, как вы говорите, «эндорфины», весной в больнице закончились, – сказал он, не глядя на товарищей. – Дальше были только антидепрессанты, студенты меда ими приторговывают в общаге, если кто не знал. А исследования эти тоже читал. Три месяца организму нужно на формирование «влюбленности», полтора года на привязанность. Потом, как задумано природой, совместное потомство подрастает, и можно разбегаться. Прекрасная картина мира, а главное, логичная! – Ладно, не заводись, – вздохнул Тим. – Извини. – Давайте по существу. Что от меня требуется? Наблюдать? Так я наблюдаю. – Я бы на твоем месте задумался, что ты можешь ему противопоставить, – осторожно, будто взвешивая каждое слово, произнес Алик. – В случае, если мы все-таки правы. Всем нам стоит над этим задуматься. – В чисто силовом контакте у нас шансов нет, – вздохнул Тим. – Ни физически, ни энергетически. Наш единственный козырь – внезапность. И неожиданность. «Нет у вас этого козыря», – мысленно позлорадствовал Саша. И, конечно, немедленно ощутил раскаяние. – А если он что-то заподозрит? – В конце концов, если у нас будет уверенность… есть же всякие… вышестоящие, гм, инстанции… – пробормотал Тимофей. – Если найти контакты и в Москву сообщить, например? – Пока они до нас доберутся, пока поверят да проверят, тут уже раскрытый портал будет. А если мы не правы… всем конец. Не знаю, сместят шефа или нет, а нас точно по домам разгонят. Доэкспериментировался, скажут, с молодыми кадрами, хватит. Хорошо если память не возьмутся стирать, а то мало ли… – Давайте договоримся, – выдохнул Саша. – Без предварительного обсуждения настолько решительных шагов не предпринимать. Пока не будет хоть каких-нибудь доказательств. «Паранойя как профессиональное заболевание сотрудников разведки. Отличная тема для диплома, – мрачно подумал он. – Надо будет заняться… Ну, если этой осенью конца света все же не случится».