Тринадцатый отдел: архивные файлы. Файл № 005 «Индиго».

Всю дорогу до города они молчали. У шлагбаума на въезде Аркадий вышел, коротко кивнув на прощание. Только поворачивая во двор уже знакомого дома, Игорь сказал, глядя сквозь лобовое стекло на опустевшую по случаю дождя спортплощадку: – Показали дикому туземцу, как в интернете картинки искать, он и решил сдуру, что понял устройство компьютера. М-да. Кто мы все, если не туземцы? – Ага, – с невинным видом поддакнул Саша. – Аборигены с голым задом. – Это что же, ты теперь все мои сны смотреть будешь? – поинтересовался майор, заглушая мотор. Цитату он явно опознал. – Понятия не имею. Первый раз такое… Вообще-то я думал, это мой сон. Сверим детали? Потом как-нибудь. – Потом, да… А сейчас лучше наблюдай за уникальным явлением объективной реальности. Когда еще такой шанс выпадет? – О чем это вы? – Ну как же. Картина маслом – твой шеф понятия не имеет, что делать дальше. Наслаждайся, пока можешь. – Может, это вас удивит, но меня совсем не радует факт, что мой шеф умеет ошибаться, – хмыкнул Саша. – Мироздание и без этого достаточно мрачное место. На местах убийства Саша бывал не так уж редко. Уж точно чаще, чем положено среднестатистическому студенту в его возрасте. Отдел регулярно помогал местным правоохранительным органам в обмен на разного рода помощь. Взаимодействие это ни в коей мере не было официальным, а, напротив, «носило характер устной договоренности», как приходилось иногда писать в объяснительных записках «наверх». Отдельные люди в МВД, вроде капитана Лебедева и его начальства, договаривались с Игорем в формулировках вроде «пусть твои мальчики посмотрят». Иногда вопросы решались чуть ли не за бутылку коньяка. Саше порою хотелось писать длинные научные статьи об этом уникальном явлении. «К вопросу о специфике менталитета служащих российских госструктур», например. Вряд ли где-то еще в мире могла существовать подобная система: сверхсекретный отдел, чьей деятельностью вообще-то, как случайно узнал Саша на втором году работы, официально была «разработка и внедрение новых технологий оборонного и стратегического значения», и его сотрудники-«эксперты», шаманящие с маятником над свежим трупом по неофициальной просьбе полиции. Надо отметить, раньше их вмешательство в ход расследования хотя бы не приводило к появлению новых трупов. На площадке перед уже знакомой квартирой толпился народ. Вездесущие старухи, сменившие по случаю цветастые платки на траурно-однотонные, скорбной стражей замерли под дверью, обмениваясь бессвязными репликами и многозначительными взглядами. – Разрешите, – Игорь с трудом протиснулся сквозь заслон. – Ишь! – обвиняюще бросила ему вслед сознательная общественность. Саша нырнул в дверь следом за шефом, стараясь сохранять невозмутимый вид. Лебедев, оказавшийся на месте чуть раньше, уже с кем-то спорил на повышенных тонах. – Ничего не знаю, мне нужно работать, а мертвое тело со временем, знаете ли, свежее не становится! – возмущался невысокий щуплый мужичок в помятом пиджаке. – Подожди, вот товарищи посмотрят, и увезете… – Какого хрена им вообще здесь надо? При чем тут бытовое убийство и военная разведка? – Каждый раз я задаю себе тот же вопрос, – откликнулся Игорь из-за спины спорщика, и тот повернулся, подавившись началом фразы. – Бытовое убийство? Это ваше заключение? Мужчина хмуро покосился на Лебедева. Тот кивнул: – Рассказывай как есть. – Ну, насчет бытового – это я погорячился… Мое заключение, значит, такое: на женщину натравили специально натасканную собаку. Животное действовало, если можно так выразиться, профессионально. Это не нападение из ярости, собака сразу целилась в горло. – Похоже на прошлые трупы, ага? – Похоже. По ним, правда, не только я работал, я по самому первому… и с ним заминка кое-какая вышла. – Там с наличием ран на теле непонятно, – пояснил Лебедев. – Я рассказывал. В официальном заключении в итоге написали «сердечная недостаточность». Конечно, можно допустить, что мужик в темном лесу чего-то сильно испугался… – А здесь квартира была закрыта изнутри, – заметил Рогозин. – По крайней мере, из нее никто не выходил. Тут камеры слежения есть, мы уже забрали весь материал, – отчитался Лебедев. – Соседка услышала, как плачет девочка, поговорила с ней через дверь, узнала, что «мама мертвая», и вызвала нас. Дверь ломала бригада, замки хорошие… – Девочка у вас? – У психолога. Ничего не говорит, ступор, шок. – Ничего, у нас заговорит, – оптимистично сообщил майор. Заметил гримасу полицейского и вздохнул: – Да не в этом смысле. Что мы, совсем звери, что ли? – А кто вас знает, – мстительно сказал судмедэксперт. – Я вот читал Солженицына… Теперь уже Игоря перекосило. – Я лучше пойду на труп полюбуюсь, – сказал он, аккуратно обойдя собеседника. – Нет более духоподъемного зрелища для кровавого пса режима, нежели свежие останки невинной жертвы. В эту комнату? – В спальне, – сказал Лебедев. – Она так и не проснулась. Перчатки наденьте. И осторожнее, там довольно много крови… Последняя реплика была адресована скорее Саше. Тот кивнул, забирая протянутые перчатки, и поспешил за Игорем. – Не так уж и много, – сказал он, оглядывая комнату с порога. Если точнее, крови совсем не было. Тело на кровати было накрыто с головой белой простыней в мелкий синий цветочек. Рогозин осторожно, двумя пальцами ухватил край простыни и откинул ее. – И где же, собственно, следы? – спросил он громко. Горло женщины выглядело неповрежденным. Бледная кожа, вьющаяся над ней сероватая дымка – так на зрительном уровне воспринималась та самая энергия, которую называют «некротической». Остаток эфирного тела некогда живого человека, в норме рассеивающийся довольно быстро. Саша сморгнул, и дымка исчезла, хотя ощущение от нее никуда не делось. – Не может быть, – растерянно сказал подошедший патологоанатом. Отпихнул Сашу плечом и подбежал к трупу. – Тут все залито было… кровать, пол… – Снова исчезающие раны? – понимающе произнес майор. – Да мы все тут их видели! Вся бригада! Я же фото снял… сейчас найду, – полицейский кинулся в другую комнату, и почти сразу вернулся с массивной «зеркалкой». – Вот, посмотрите! На экране фотоаппарата картина была более впечатляющей. Действительно – разорванное горло, кровь. Саша посмотрел на фото, потом на труп. – А это не может быть… как у нашего Тима? – спросил он тихо. – Ну, с фото. – Давайте отойдем, – Игорь понял его с полуслова и тут же взял в оборот судмедэксперта. Потащил его обратно в гостиную, по пути выясняя вполголоса, не доводилось ли тому ранее видеть что-то, для окружающих совсем не очевидное. Саша остался наедине с трупом и потерянно вздыхающим капитаном Лебедевым. – А вы будете этими своими методами смотреть? – осторожно поинтересовался тот после пары минут неловкого молчания. – По свежим следам, так сказать. Саша снова глянул на мертвое тело и быстро отвел глаза. Концентрироваться на нем ему совсем не хотелось. Постоять на смутных контурах застарелого кровавого пятна – это одно, а свежий труп – совсем другое. – Я попробую, – неохотно сказал он. Надо же сохранить, так сказать, лицо родной конторы в глазах правоохранительных органов. Взгляд зацепился за распахнутые дверцы шкафа. На одной из них болтался небрежно брошенный махровый халат. Такая привычная, неожиданно мирная бытовая деталь. Саша подошел к шкафу и осторожно взялся за край халата, пытаясь настроиться на образ его обладательницы. Прикрыл глаза, очистил сознание от посторонних мыслей. Последняя из них была о том, что Игорь не одобрит самодеятельности. Сначала ничего не происходило. Но постепенно звуки внешнего мира растворились в оглушительном внутреннем молчании, и в голове замелькали то ли картинки, то ли ощущения. Чужие эмоции, оставившие яркий отпечаток в пространстве. Радость, узнавание… и следом страх и недоверие. «Он вернулся… нет, не может быть… он ли? Так изменился… другой или тот же? Боря? Это ведь ты?» – закружился калейдоскоп чужих мыслей, словно эхом вторящим его собственным сомнениям. Тот или другой? Пусть хищный зверь, но знакомый, давно прирученный – или чуждая, нечеловеческая, бесконтрольная сила, ломающая каждого на своем пути? Кто вернулся к Олесе Бондарь, нацепив знакомую маску? А кто вернулся к нему?.. Боль и страх накрыли его коварно подкравшейся волной. Зверь смыкал клыки на горле женщины. Растерянной, поверившей на секунду, что из-за грани жизни можно вернуться, ни капли не изменившись. Накатившее головокружение было настолько сильным, что Саша на мгновение потерял ориентиры – где верх, где низ… Когда мир перестал вращаться, обнаружилось, что ненадолго он все-таки вырубился. Потому что совершенно не помнил, как оказался на диване в соседней комнате. – Ничего, не переживай, я один раз над трупом тоже в обморок грохнулся, – оптимистично вещал где-то сбоку капитан Лебедев. – А когда первый раз жмурика увидел, так блевал, словами не описать! – Вот и нафига? – спросил Рогозин, сидевший на полу рядом с диваном. Саша успел поймать на его лице встревоженное выражение и слегка улыбнулся, показывая, что все нормально. – Хотел выяснить, что случилось. – Выяснил? – Волк, – вздохнул Саша. – Это был волк. – Тело будете к себе на экспертизу забирать? – уточнил патологоанатом. – Зачем? – Игорь покачал головой. – У нас и экспертов таких нет… наши все больше по иному профилю. А вот с вами я бы хотел еще побеседовать. – Вещи собирать или как? Носки там, сухари… – язвительно поинтересовался мужчина. – …ага, и гондонов пачку, – проворчал Игорь. Саша хихикнул и сел на диване, опираясь на его плечо. – Посиди пока, – удержал его майор. Полицейские за его спиной возились, собирая вещдоки. Сашин взгляд невольно упал на небрежно брошенную на пол куклу. – Этого не должно было случиться ни по каким раскладам, – вздохнул Игорь. – Я думал, что все контролирую… Похоже, руны и правда работают на уровне переписывания вероятностей. Стоянов завершил ритуал правильно и отвел от себя беду… Кто ж знал, что такой… рикошет случится. Саша обдумал несколько вариантов ответа разной степени язвительности и утешительности, и ограничился нейтральным: – Жалко ее. – Мне тут сказал один субъект, что смерти нет, – неопределенно хмыкнул Рогозин. – Доказательств, правда, никаких не предоставил. – Да, – кивнул Саша. – Осталось объяснить это пятилетнему ребенку.

***

По логике вещей, Дашу должны были доставить к ним в офис, однако Игорь настоял, чтобы ее сначала осмотрели «свои» врачи, и распорядился отвезти ее в полузакрытую клинику, знакомую всем сотрудникам Отдела – там они регулярно проходили медосмотр. Немного чаще, чем требовалось в универе, и уж точно чаще, чем хотелось бы. Феликсу он тоже позвонил – уточнил, можно ли в столь юном возрасте определить потенциал оператора. Получив положительный ответ, попросил подъехать в клинику. И воспользоваться уже, наконец, современным сканером вместо самопального энцефалографа. – Думаете, Даша причастна к смерти матери? – спросил Саша, когда его начальник наконец сбросил вызов и выдернул из уха наушник гарнитуры. Разговор не мешал ему вести машину, но Саша все равно несколько опасался его отвлекать. – А ты думаешь, что нет? – Она же еще ребенок. И я видел волка… чем бы он ни был. – Невинные младенцы по определению невинны, да? Предлагаю не воспроизводить сейчас давний спор святого Пелагия и блаженного Августина о первородном грехе и возможности попадания младенцев в ад, ограничусь кратким резюме: всякое случается. А задача об убийстве в закрытой комнате при наличии в этой комнате второго человека имеет довольно очевидное решение… Саша покачал головой и на всякий случай спор продолжать не стал. Вернувшись в офис, майор заглянул в свой кабинет и вдруг замер на пороге. Повернулся, жестом подозвал к себе Тимофея и спросил драматическим шепотом, указывая в дальний угол комнаты: – Это вот что еще за… постмодернизм? – Сдается мне, ты не совсем понимаешь значение этого культурологического термина, – прокомментировала Алиса, с интересом заглядывая через его плечо. – Употребляешь его к месту и не к месту. – Всегда считал это слово ругательным, – отмахнулся Игорь. – Именно он, проклятый, в свое время развалил Союз! – Кто, вот этот медведь? – обалдело уточнил Тим. – Нет, постмодернизм, он же разрушил культурное ядро, консолидировавшее… – Медве-едь? – протянула Алиса. – Тимочка, поверь старой живодерке, это что угодно, только не медведь. – Ну подумаешь, зелёный. Другого не было! А вы сказали, срочно… Когда сотрудники отдела перестали, наконец, толпиться в дверях, Саша тоже смог взглянуть на неведомое чудовище. Тим постарался на славу – у гигантской плюшевой игрушки, размерами почти с взрослого человека, сходства с медведем было не больше, чем с кем-нибудь из земноводных или рептилий. Глаза-стебельки на тонких ниточках и вовсе наводили на мысли о фауне иных планет. – И зачем это здесь? – осторожно уточнил Саша. – Это для ребенка, – сказал Рогозин. – Девочке нужен какой-то отвлекающий фактор. Большой и пушистый объект вызовет этот… обнимательный рефлекс, во! Я читал про опыты на обезьянах… – Опыты! На обезьянах! – драматически простонала Алиса, прежде чем упасть на стул и расхохотаться. – Игорёк, твои познания в вопросах воспитания детей ужасают своим… постмодернизмом. – Дети любят игрушки, – мрачно сказал майор. – Детей нужно развлекать и обучать, и иногда кормить. Ничего сложного. – Ну не было там медведей! – воскликнул Тим, для пущей убедительности прижимая руки к груди. – Какое счастье, ты все-таки признаешь, что это медведем не является! Я уж начал было опасаться, что ты не в ладах с реальностью… – Вы все тут не в ладах с реальностью, как будущий психолог говорю, – Саша покачал головой. Привычная атмосфера родного дурдома, наполненная перепалками и бессмысленными шуточками, что ни говори, радовала. Не радовал тот факт, что для ее возвращения понадобились действительно трагические события. – И если Даша полезет с этой конструкцией обниматься, готов поставить ей тот же диагноз. Рефлекс, серьезно? Она с сегодняшнего утра сирота, а вы ей – медведя… – Маму я ей вернуть не могу, – серьезно произнес Игорь. Он, наконец, уселся в кресло, не преминув, впрочем, подозрительно покоситься на расположившегося в углу «медведя». – Зато могу попробовать разобраться, что за конструкцию с причинно-следственными связями успел при жизни навертеть ее папа. – Саше давно стоит присвоить звание «совести нашего отдела», – негромко сказал Алик, входя со стопкой бумаг. – И он прав, вообще-то. Не говоря уж о том, что это мы виноваты, хоть и косвенно… – Говори уж, как есть, – проворчал майор, потянувшись за бумагами. – Я знаю, что я виноват. И не косвенно, а самым что ни на есть прямым образом, пусть пока и не понимаю, каким именно. И если вы ждете от меня по этому поводу всяческой рефлексии и прочих соплей… – Все-таки косвенно, – Алик указал на распечатки. – Прочтите сначала. Это отчет медиков. Девочку сюда уже везут, с ней закончили. – Звучит-то как грозно, «отчет медиков», – вздохнул Игорь. – Тогда как на деле – Феликс, который вообще в отставке, и две лаборантки… Ну, вижу, и что с того, что девочка – потенциально весьма сильный оператор? Это с самого начала было понятно. – Вот результаты сканирования биополя, видите? – Вижу. Хреновые какие-то результаты. Почему кривая двоится? Первый раз такое. Прибор у них полетел, что ли? – Не прибор, – Алик нетерпеливо нахмурился. – У нее два эфирных контура, непонятно, что ли? – Призрак отца все-таки! – Тим завертелся в кресле. – Такая серия в «Икс-файлз» была. Только там мужик в дочку воплотился, а не подселялся… – Херня, – убежденно сказал Игорь, рассматривая малопонятный график. – Наведенное что-то. Амулет одушевленный, с подселенной искусственной сущностью. На ней ничего не нашли? Может, в одежде где зашит. – В одежде ничего. А вот на теле татуировка. Да вы прочитайте, что ж мне, все пересказывать? – Татуировка, значит. А девочка-то с понятиями, – хмыкнула Алиса. – Я первую татушку набила, когда была лет на десять старше… – Рисунок сделан в первый год жизни, – невозмутимо уточнил Алик. Саша покосился на страницу, где располагалась большая черно-белая фотография – видимо, той самой татуировки. Знакомый стиль: переплетение ломаных линий, все углы – острые. Рунескрипт – так называют сплетенные в единый рисунок руны. – Сделать из собственного ребенка одушевленный амулет – это сильно, конечно, – Рогозин покачал головой, рассматривая фото. – Надеюсь, никому не нужно объяснять, что слово «одушевленный» я употребляю вовсе не в метафизическом контексте? – Понятно, это в смысле – с записанной на него программой, – Тим нервно побарабанил пальцами по столу. – Вроде того «спутника некроманта». Энергетический слепок. Не душа. А все-таки, не может это быть Бондарь? Ну, в виде слепка? – А тату ребенку сделала безутешная вдова? Сразу, как потеряла мужа? Бред. – А если он при жизни сделал тату, а потом как-то так получилось… – Слишком многое в этой истории «как-то так получается» – передразнил его Игорь. Тимофей, до этого пребывавший в привычно благодушном настроении, тут же ощетинился: – Так может, вы нам расскажете, как все на самом деле было? А мы будем слушать и восхищаться, все равно больше ни на что мы тут не способны… – А вам не кажется, что рисунок похож на волчью морду? Саше очень хотелось хоть как-то остановить назревающую ссору, и он выдал первое, что пришло в голову, но, едва закончив фразу, осознал, что это вообще-то довольно важная деталь. – И правда, – прокомментировала Алиса, рассматривая фотографию татуировки. – На рунных камнях скандинавов знаки часто вписаны в узор, рисунок… но чтоб рисунок составляли из них – о таком я не слышал, – нахмурился Алик. – Ну, сейчас много всяких новоделов, кто ж теперь знает, как там настоящие скандинавы колдовали… – Рогозин задумчиво посмотрел куда-то сквозь рисунок. – Что волк нематериальный, это понятно, раз он ран не оставляет… Эфирное тело рвет человеку, и дело с концами. – А фотографии? А свидетели? – снова вскинулся Тим. – И вот тут мы переходим к вопросу о нераскрытом потенциале нашей родной мил… полиции. Наряд по вызову приехал, готовый увидеть труп, вопли девочки про кровь им пересказали… Вот они и увидели свежий след на эфирном плане. Пусть теперь описывают в протоколах массовые галлюцинации. А патологоанатом у них и вовсе неплохой сенс, да еще с талантом к пси-проекции. И нам здорово повезло, что он попал на это дело, иначе и дела никакого не было бы. Уж по крайней мере, не было бы этих необъяснимых фотографий ран, которых нет. И Лебедев, вероятно, к нам бы и не обратился. – Проекции? Тимофей, так у тебя коллега появился! – Алиса хлопнула парня по плечу. Тот застыл, глядя на начальника нечитаемым взглядом. – Да, как видишь, незаменимых у нас нет, – с доброжелательной улыбкой сказал ему майор. Саше сейчас ужасно хотелось двинуть Игорю в челюсть. Пусть он и понимал всю бесперспективность своего намерения. Напряжение, повисшее в воздухе между этими двоими, было физически ощутимым. Саша не сильно удивился бы, если б в комнате что-нибудь загорелось. Чем они, в конце концов, хуже одержимых змеедемонами сантехников*? Те вообще, помнится, весной самыми настоящими файерболами швырялись… Хлопнула дверь в приемной. – И где вы все? – поинтересовался на удивление веселый голос Феликса. – Мы, видите ли, прибыли, а тут никого нет! Алиса распахнула дверь, и стало понятно, кто такие «мы»: на руках у него сидела Даша, с любопытством вертя головой по сторонам. Аккуратно собранные светлые хвостики вертелись следом, едва не создавая сквозняк. Шокированной или даже расстроенной она не выглядела. Понятное дело – хоть у Феликса и другая специализация, но уж как-нибудь успокоить пятилетнего ребенка у него способностей хватит. Он вообще держался с ней уверенно. Как-то даже посветлел лицом. Саша вдруг представил его играющим с внуками. А что, веселый был бы дедушка. Со своеобразными, конечно, шуточками. Впрочем, кто его знает, стал бы Феликс натягивать свою обычную довольно отталкивающую «маску», если б не был так одинок? – Привет! – радостно сказала Алиса. – Надо же, какая принцесса у нас в гостях! Девочку торжественно внесли в кабинет. Она внимательно оглядела обстановку, задержала взгляд на Игоре и на зеленом предположительно медведе и, кажется, нашла эти объекты в равной степени подозрительными. Майор, впрочем, тоже на нее смотрел так, что Саше стало смешно. Судя по несколько напряженной позе, его начальник сейчас имел дело с непредсказуемым и потенциально опасным объектом. С которого нельзя было глаз спускать именно ввиду его непредсказуемости. И ежесекундно быть готовым в случае чего его обезвредить. Освободившись от хватки Феликса, Даша спрыгнула на пол и бесстрашно подошла к медведю. Осмотрела и поинтересовалась: – Это игрушка того мальчика? – Которого? – Игорь, похоже, несколько растерялся. – Который у вас тут заперт. Тонкий пальчик безошибочно указал на сейф. – Ну ты даешь, Игорёк! – после изумленной паузы Алиса опомнилась первой и расхохоталась. – У тебя уже и по сейфам мальчики спрятаны? – Мне можно с ним поиграть? – Этот удивительный ребенок, кажется, совсем ничего не боялся. Или это у нее такая реакция на стресс? Да нет… Саше вспомнилась их первая встреча. Характер у дочки Бондаря уже был непростой. Вся в отца. – Потом поиграешь, ладно? – Игорь чуть склонился к девочке. – Он никуда не убежит. Он же мертвый. – Ты совсем идиот? – язвительно поинтересовался Феликс. Саша ничего сказать не успел, но мысль у него промелькнула примерно такая же. Ребенка только успокоили, отвлекли от мыслей об умершей маме… – Ты пока это… поиграй… с медведем… – растерянно сказал майор, сообразивший, что тактика неправильная. Взял медведя за странной формы лапу и протянул ее в сторону ребенка. – А в сейфе-то что? – громким шепотом осведомилась Алиса, и Света принялась вполголоса объяснять ей про амулет из Змиевского. Даша послушно взялась за протянутую ей лапу игрушки. Взгляд ее будто затуманился. «Как бы опять не впала в шок» – забеспокоился Саша. Обогнув стол, он подошел к ребенку. – Зачем Даше медведь, когда у нее волк есть, правда? Он присел, заглядывая в лицо девочке. Та посмотрела на него с недоверием. – Волчок… А ты его видишь? – Сейчас не вижу, а раньше видел. – А он сейчас спит. Ночью, может быть, проснется. – А ты можешь нам его показать? – Может, мы сначала примем меры предосторожности? – быстро перебил его Алик. – Если это тот волк, о котором я думаю, не хотелось бы… – Он не придет, – девочка покачала головой. – Если никто не захочет мне сделать больно. Игорь внимательно посмотрел на Сашу поверх головы девочки. – Нет, здесь никто не станет проводить таких экспериментов, – сказал Саша. Не для Даши, конечно, сказал. – А что тут экспериментировать, – проворчал Тим. – Фон от татушки есть, но очень слабенький. Если не знать, что искать, не найдешь. Все уж прощупали, небось. Откуда столько энергии возьмется, чтобы чью-то эфирку порвать? Конечно, все прощупали. Саша чувствовал, что на девочке сконцентрировано внимание всех находящихся в комнате. Даша, судя по всему, это чувствовала тоже. Она задрожала и инстинктивно шагнула к нему, видимо, ища защиты у единственного человека, кто не давил на нее сконцентрированным биополем. – Отвалите вы от ребенка, – сказал Саша и подхватил девочку, усадив ее на край стола. – Спит волчок, значит, пусть спит, ага? – Привязка к лунному циклу, – сказал Алик. – В этом есть смысл, да… где там фото валялось? Вот же руна Йера, точно, она и создает цикличность! Она и означает цикл, собственно… Когда ребенок вырастет, у нее будут свои… циклы, вот на них и будет завязана работа амулета, а пока… – Папа может его разбудить, – сообщила Даша, мгновенно заставив всех замолчать. – Но папа ведь… далеко? – осторожно уточнил Саша. Девочка вздохнула. – Он иногда приходит… – У меня в столе лежат результаты эксгумации, – сказал Игорь, разведя руками. – Все однозначно, ДНК, зубы, что они там еще сверяют? Он это. – Значит, нам в очередной раз придется пересмотреть концепцию мироустройства,- хмыкнул Феликс. – И уверовать в жизнь после смерти. – Или кто-то выдает себя за Бориса. – Можно попробовать покопаться в ее воспоминаниях… – Только не сейчас, – быстро сказал Саша. – Я бы не рекомендовал… как психолог. – Ну вообще-то, технически…. – начал было Тим, но его неожиданно поддержала Алиса. – Правильно, и так замучили ребенка! В течение ближайшего месяца она опасности не представляет, все в этом убедились, так? – Я не могу подписать подобное заключение, – Рогозин покачал головой. – На подобные случаи есть вполне конкретные инструкции. И они не предусматривают таких пунктов, как «оставить в покое ребенка». – Знаю я эти инструкции! – закричала Алиса, в порыве гнева смахнув со стола стопку бумаг. – Я по ним жила с детского сада и до совершеннолетия! Что, нужна стране еще одна убийца-психопатка?! – Даш, пойдем, – Саша подхватил девчонку и унес из комнаты. – Незачем тебе слушать, как дяди и тети ругаются. Они такие слова знают, что тебе их еще рано слушать. – Я могу сама ходить, я уже большая, – Даша начала вырываться, стоило ему прикрыть дверь кабинета. Спрыгнула на пол, деловито прошлась меж столами. – Конечно, – вздохнул Саша. – Просто мы все отвыкли общаться с детьми, вот и таскаем тебя на руках по очереди. Пользуемся случаем. Хочешь порисовать? Ты любишь рисовать? Он сгреб со столов ручки разных цветов, выдал их девочке вместе с листом бумаги и ненадолго сунулся обратно в кабинет. – Ближайших родственников – нет. Отдать в детдом – не вариант, – устало объяснял майор, откинувшись в кресле. – А если ее там воспитательница обидит? Или дети? Это ж как бомбу подложить. Кто согласен отвечать за десятки детских трупов, если этот ее «волчок» разгуляется? – Да не так он работает, это же очевидно, – вздохнула Алиса. Она уже успела успокоиться, ей явно было стыдно за недавнюю вспышку. Саша ее понимал. Она знала, что это такое – с детства быть объектом исследований. Игоря он тоже понимал. Человека, который может убивать голыми руками и просматривать какие-то там «линии вероятностей» ближайшего будущего, но при этом понятия не имеет, как вести себя с детьми. Научные статьи об этом читает, чтобы понять. – Какого хрена ее личный «охранник» нападал на деловых партнеров отца? – Кто-то его перепрограммировал, видимо. Не представляю, как такое возможно. Но это делает объект еще более опасным и непредсказуемым… – Объект… – покачала головой Алиса. – Сдадим ее в лабораторию, значит? В центр? – Пока попробуем сами разобраться. Кто бы ни натравил «волка» на убитых, выйти на него мы можем, только если он придет за девочкой вновь. Значит, поместим ее в контролируемую среду, установим наблюдение… – Просто уточняю: вы же рассказали всем, что мы узнали в лесу? – негромко спросил Саша. – Что именно коллеги Бондаря его и убили. – Да это и так понятно было, – пожал плечами Тим. – Обычная история. Умер от инфаркта, как же… «Нахрена мы вообще туда ездили?» – очень захотелось спросить Саше. Ну да, вероятно, Игорь надеялся восстановить картину недавнего убийства, но ее перекрыли воспоминания о более старой, но гораздо более насыщенной эмоциями истории. А может, именно Саша увидел именно эту историю, потому что она срезонировала с его эмоциональным состоянием. А Игорь… кто сказал, что он «считал» с места ту же самую информацию? Он ведь ничего не рассказывал… только подтвердил рассказ Саши. – Лучше бы поместить ее туда, откуда предполагаемому «папе» будет, на первый взгляд, несложно ее похитить. Я б на его месте попытался, – деловым тоном сказал Алик. Саше вдруг стало тошно все это слушать. – Можно выяснить, что именно Даша знает, в процессе нормального человеческого разговора, – сказал он. – Даже я, всего-то на третьем курсе психфака, немного знаю, как это делается. А вас такому вообще не учили, что ли? Только подавлять психику и сканировать? – Представь, что не учили, – усмехнулся Рогозин. – Покажешь класс? – Нужно время. Но я попробую. Даша на удивление дисциплинированно ждала его, рисуя за столом. Впрочем, отсюда ей не сбежать при всем желании: уж с таким-то «объектом» их охрана должна справиться. Рисовала она преимущественно синей ручкой, не размениваясь на раскрашивание. В хаосе ломаных линий, обозначавших то ли густой лес, то ли ночной мрак, явственно выделялась человеческая фигура. Рядом с ней – какая-то зубастая сосиска с шипастым хвостом. – Это папа, – пояснила Даша, не дожидаясь вопроса. – А это волчок! Саша сосредоточился, вспоминая все, что им рассказывали о детской психологии. Кажется, ребенок в такой ситуации должен был все-таки рисовать нечто, отражающее недавно пережитый ужас. Труп мамы, например, на этой картине был бы вполне уместен. Однако Даша четко обозначила свои приоритеты.