Steps

Гарри молча смотрит на капельки дождя, неторопливо скатывающиеся вниз по стеклу огромного окна. Серые тучи куполом накрыли город, не оставляя и проблеска света. Ангел смотрит вверх, и думает о том, что где-то там он раньше жил. Грусть удушающими щупальцами пробирается вверх по горлу, потому что он туда уже не вернется. Его схватят еще на подходе к родному Раю, и публично казнят на Главной Площади. Он больше не увидит Найла, его блондинистые волосы и веселую улыбку вперемешку с ярким взглядом голубых глаз. Он не встретит Лиама с его грустными карими глазами и безграничной заботой, потому что третьего шанса у него уже не будет. Стайлс моргает, видя мутную пелену перед глазами - он сам виноват, что купился на идеального демона. Луи еще спит; его рука обнимает кудрявого со спины, не давая вырваться, и Гарри чувствует себя тепло и защищенно, просто потому что он рядом. Он знает, что весь пропах им – друзья тут же поймут, что произошло - , но он странно рад этому, потому что этот темный – его настоящая влюбленность, возможно, самая первая. К Джеймсу он не чувствовал такого вообще. Может, он просто хотел разнообразия, и все. Но Луи другой, совершенно и точно. Гарри чувствует себя так, будто он его соулмейт, потому что ни одно существо не может подходить другому так сильно. Каждый изгиб тела темного идеально подходил телу ангела, его тонкие губы невероятно фантастически подходили к губам Стайлса, и сам взгляд, которым он смотрел на него, уже заставлял ноги ангела становиться ватными. Это было невероятно, но это была реальность. Его личный кошмар. Все еще не поворачиваясь лицом к демону, Гарри чувствует, как одинокая слеза прокладывает влажную дорожку вниз по его щеке. Он не знает, почему именно он, почему тот, которого он любит всем сердцем – чертов демон, запретный плод, который нужно ненавидеть всей своей сущностью. Как он вообще умудрился вляпаться во все это, буквально наступить на одни и те же грабли дважды, но факт остается фактом. За его любовь придется поплатиться жизнью, которая в обоих реальностях была непозволительно короткой – перед ним была куча дверей вверх, к светлому будущему, но он прыгнул с обрыва в бездну. Осознание ужасающей безысходности накатывает с головой. Чужая рука на талии внезапно сжимает тело ангела крепче, прижимая к себе, будто точно зная, что ему сейчас нужно. Гарри поворачивается к Луи лицом, беззащитно глядя на него глазами с застывшими в них слезами. Демон внимательно и грустно смотрит в ответ, тихо вздыхая и притягивая его к себе, разрешая уткнуться в шею и тихо заплакать от страха и злости на самого себя. Две фигуры слились в объятиях на смятых простынях, не произнося ни слова, пока природа за окном беззвучно оплакивала молодую несчастную любовь. Темный зарывается в спутанные кудри лицом, почти безучастно глядя на дождь и позволяя слезам катиться из глаз, пропадая где-то в волосах Гарри. *** Когда они встречаются с Найлом и Лиамом, те просто невыразимо грустно смотрят на него, издалека чувствуя запах, который темный оставил на нем, и, сначала по очереди, а потом все вместе, обнимают его, тихо плача у него на плече. Наверное, это конец. *** Вскоре им удается немного прийти в себя, и, чтобы отвлечь друзей и себя от невеселых мыслей, Найл смеется (все еще немного наигранно) и просит все подробности сегодняшней ночи до того, как они отправятся на работу. «Не заставляй меня спрашивать это у Луи», - угрожает он, и Гарри понимает, что он может, поэтому выкладывает все подчистую, иногда специально добавляя слишком интимные подробности и довольно наблюдая за кривящимися лицами друзей. - Боже правый, наручники? – широко раскрывает глаза Лиам, впрочем, тут же неловко смеясь. – Я не знал, что ты любитель подобного, Гарольд. - Ставлю на то, что он сам не знал, - вставляет свои пять копеек Хоран, и все трое смеются, чувствуя, как будущее уже не кажется таким страшным. А еще Гарри думает о том, что да, он не знал. - Нет, я все понимаю, но плеть? Это уже явно слишком для ангела! – продолжает возмущаться Пейн всю дорогу до многоэтажки-офиса, а парни лишь тихонечко посмеиваются. На рабочем месте все кажется необыкновенно легким, особенно когда Луи неожиданно оказывается позади кудрявого, скользя по его талии руками и зарываясь носом в кудри. Найл и Лиам смешно вытягивают лица, имитируя лица парочки, наигранно тянутся, нелепо вытягивая руки и растопыривая пальцы, обвивают друг друга руками и ногами, крича что-то типа «Я так люблю тебя, Лиам!», «Я не могу без тебя жить, Найл, любовь моя!» и «Давай будем вместе всегда-всегда!», «Давай окей будет нашим всегда?», «Окей!». Луи и Гарри смеются над ними, обнимая друг друга и радуясь тому, что они окружены своеобразной стенкой из непрозрачного пластика, скрывающего их целиком. Они так часто ведут себя слишком нежно, что вскоре Найл начинает шумно возмущаться этой «ауре зашкаливающей ванильности» вокруг них. - Луи, ты вообще демон? – бурчит он, глядя на то, как его босс счастливо и глупо улыбается, утыкаясь Гарри в шею. – Ты ведешь себя хуже шестнадцатилетней девочки-ангела, влюбленной в нашего премьер-министра. Серьезно, чувак, ты посмотри на себя, - непонятный взмах руки в сторону влюбленных, - что ты делаешь? Ты же должен быть брутальным и независимым, таким себе бэд-боем. Где твои крылья? Они черные? Ну-ка покажи мне их, я не верю тебе. Ну? Ну, где же они? АГА, стесняешься белых крылышек, да? Стесняешься, я по глазам ви… В следующий момент его сдувает со стула мощным потоком воздуха из-за одного взмаха угольно-черных крыльев. Гарри заливается хохотом, откидывая голову на плечо Томлинсона(кудрявый наконец узнает его фамилию), и не может остановиться еще около минуты. Эти моменты кажутся такими яркими и легкими, наполненными веселыми улыбками, ленивыми поцелуями и влюбленными взглядами, незабываемыми и нескончаемыми, что, когда ангел вспоминает о том, как мало у него осталось времени, он замирает, чувствуя, как улыбка медленно сползает с лица. Томлинсон, словно чувствуя это, утыкается лбом ему в висок, касаясь носом щеки, и закрывает глаза, тихо выдыхая. Найл и Лиам, мгновенно уловив их настроение, тоже внезапно стихли, и вскоре Гарри почувствовал, как его обнимает за плечи две пары рук. Луи, слава Богу, не отстраняется, а присоединяется к объятиям, и кудрявый тихо удивляется, как же идеально он влился в их компанию с этими его колкими комментариями и звонким смехом. Но сказки рано или поздно заканчиваются, и, что ж, их была уж слишком недолговечной. - Пойдем ко мне в кабинет, - тихо шепчет демон на ухо, - Пришли новые бланки для заполнения, плюс я хотел бы тебя кое с кем познакомить. Это мой друг, мы с ним давно не виделись. - Друг-демон? – зачем-то уточняет Гарри, хотя это и так очевидно – с кем еще будет дружит демон? - Ага, - как-то слишком сдержанно отвечает Луи, видимо, пытаясь побороть желание ответить сарказмом. – Нормальный парень, самый обыкновенный. - Хорошо, - отвечает Стайлс и следует за начальником, ловя на себе странные взгляды сотрудников. Наверное, все они думают о том, насколько он продажный. Что пытается соблазнить босса для продвижения по карьерной лестнице, что он типичная секретарша, которая вечно лезет к начальству в надежде на капельку внимания. Он может прочитать это в их глазах, озлобленных взглядах, направленных на него, хотя более чем уверен в том, что половина из них сейчас хотела бы оказаться на его месте. Он чувствует себя под прицелом камер, неуютно и холодно, так, что липкая паника пробирает вверх по горлу, а взгляд автоматически утыкается в пол. Когда он устраивался на эту работу, последнее, чего он хотел, - это всеобщей ненависти к нему, и сейчас это кажется даже смешным. Хотя, по сравнению с его настоящими проблемами, это просто детские обиды. Но когда проходящая мимо вполне миловидная девушка «случайно» спотыкается и опрокидывает на его новую белую рубашку две чашки обжигающе горячего кофе вместе с железным подносом, который ощутимо ударяет его прямо по шрамам, которые только-только затянулись после той битвы с Луи, Гарри вскрикивает, думая о том, что, блять, детская обида не должна приносить столько боли. Он хватается за безнадежно испорченную рубашку и в край обожженную кожу, но стискивает зубы и молчит, пока та самая работница, спешно извиняясь и еле скрывая злорадную усмешку, поднимает поднос и предлагает салфетки, который вообще ничем ему не помогут сейчас. Ангел лишь мотает головой из стороны в сторону, приседая и пытаясь чуть заглушить боль – скоро его организм должен справиться с этим. Луи громко отчитывает девицу и ведет Стайлса в свой кабинет теперь уже рядом с собой. Как только дверь за ними закрывается, он тут же расстегивает пуговицы на рубашке от, мать его, Yves Saint Laurent, и стягивает ее к чертям. Кожа на животе покраснела и едва ли не начала пузыриться, и Гарри становится плохо, когда он только смотрит на нее. - Я ненавижу кофе, - шипит он, желая прикоснуться руками, чтобы как-то ослабить боль, и в то же время боясь это делать. Луи спешно откидывает уже ненужную тряпку в сторону, ища аптечку и что-нибудь кудрявому переодеться в шкафу. - Как скоро начнется исцеление? – спрашивает он, вытаскивая на свет божий бинты и какую-то мазь, на которую Гарри подозрительно косится. – Что? Это первая помощь, Стайлс, спокойно. Ангел смущенно улыбается и садится прямо на стол, раздвигая ноги для Луи, осматривающего повреждение. Он внимательно исследует взглядом каждый миллиметр покрасневшей кожи, думая о том, сможет ли он немного снять боль, если использует немного внутренней энергии. Гарри глухо стонет, потому что он будто плавится, а мышцы живота содрогаются от боли, но он все-таки способен выдавить ответ. - Уже скоро, но зажить за пять минут он тоже не может. Часов шесть, возможно. - Черт, - шипит Томлинсон, потому что у демонов с ожогами вообще никаких проблем не было, а тут ждать четверть дня. – Я попробую? – спрашивает он, глядя на ангела снизу-вверх и нерешительно протягивая пальцы к его животу. Тот лишь ослабленно кивает, желая уже убрать эту боль подальше. Он неожиданно решительно кладет руку прямо на выглядящую ужасно неестественно кожу, заставляя ангела вскрикнуть сначала от боли, а после глухо застонать от облегчения. Как ни странно, это помогало – стало гораздо легче, а вскоре осталось только сильное щипание, что уже было прогрессом. И как раз в тот момент, когда Луи стоял со своей ладонью на животе Гарри, а сам ангел откинул голову назад со стоном наслаждения, в кабинет заходит третий человек, который, впрочем, тут же замирает на пороге с удивленным выражением лица и застывшей на нем пораженной улыбки. Правда, парочка заметила его только тогда, когда он провокационно громко спросил: - Луи, ты говорил, что твой парень горяч, но я бы не хотел убеждаться в этом настолько наглядно. Томлинсон тут же отстраняется, бросая Гарри свою футболку и поворачиваясь к неожиданному гостю, лица которого ангел разглядеть не мог – приходилось довольствоваться только стройными ногами в черных джинсах и кожаных берцах. Он натягивает вещицу, что так уютно велика ему, и поворачивается как раз в тот момент, когда демон объясняется. - На него кофе пролили, извращенец. – Луи приобнимает опустившего взгляд в пол Стайлса за талию и довольно, как кот, говорит, - Зейн, это Гарри. Гарри, это Зейн. И Гарри чуть не схватывает инфаркт, когда поднимает взгляд и мгновенно узнает скандально знакомые черты лица с этими скулами и большими шоколадными глазами. - Зейн Малик? – в состоянии аффекта выговаривает он, глядя широко распахнутыми зелеными глазами на нового знакомого. Тот лишь подмигивает ему. - Ага. А ты тот ангел, с которым Луи познакомился в драке? – кивок. – Оригинальный способ подката. Как там мои родители? - Организовали похороны, потому что были уверены, что ты не выживешь в Аду. – выдавливает из себя Гарри с трудом, потому что перед ним сейчас стоит буквально живая легенда в истории загробного мира, а это вообще не способствует концентрации внимания. - Ну, они всегда не сильно меня любили, - улыбается Малик и добавляет, кинув взгляд на стоящего рядом Томлинсона. – И перестань на меня смотреть, как на шоколадный торт, Луи ревнует. Гарри неловко усмехается, переминаясь с ноги на ногу, и переплетает свои пальцы с пальцами его парня, внезапно начиная улыбаться, как идиот, когда чувствует, что чужая рука крепче сжимает его. Зейн смотрит на них и презрительно фыркает, и в его глазах все-таки мелькает тщательно спрятанное веселье. Лица Найла и Лиама бесценны, когда Луи и Гарри знакомят их с новый темным в их компании. Хоран быстро приходит в себя и уже вскоре обсуждает с Маликом прелести жизни на земле, а Пейн все никак не может выдать ничего связного. Гарри начинает подозревать, что что-то тут неладно, но его отвлекают бесчисленными ленивыми и наполненными нежностью поцелуями, а потом еще кучей работы, которую нужно срочно делать. День пролетает почти незаметно, и он настолько заполнен эмоциями и впечатлениями, что трудно поверить в то, что еще утром оно было совершенно серым. Так часто бывает – новые воспоминания вытесняют старые из памяти, но всего лишь на ограниченный срок. Никто не может избежать своего же прошлого, иначе оно бы уже не играло никакой роли. А это совершенно не так. Луи и Гарри не спеша гуляют вдоль пустынных улиц. Солнце бросает последний лиловые лучи на каменные переулки, сливаясь с серым светом фонарей. Вдаль тянутся бесконечные кирпичные стены, исписанные граффити, и темный внимательно рассматривает каждое, не желая упускать ни единой детали. Его глаза сияют в свете заходящего солнца, и Гарри кажется, что он вообще не может быть реальным. Он смотрит на взъерошенные карамельные пряди, на острые скулы и морщинки в уголках глаз, когда он улыбается. Ангел тонет в Луи, даже не пытаясь сопротивляться, и, что же, в этом есть свое особое наслаждение. - Зачем ты так разглядываешь их? – спрашивает ангел, переплетая их пальцы. Луи слабо улыбается и качает головой. - Потому что искусство – это единственное прекрасное, что осталось в этом мире, а я привык ценить настоящую красоту. Искусство прекрасно само по себе, но искусство запретное еще слаще, потому что оно парадоксально. Его не должно существовать здесь, но вот он я – стою и хочу запомнить каждую черточку перед тем, как какой-нибудь урод придет и сотрет это все. Солнечный свет вдруг яркой вспышкой отражается от чьего-то окна, солнечным зайчиком скользя по мягкой коже демона. Ангел грустно качает головой. - Прекрасно то, что недолговечно, - печально усмехается Гарри в ответ, и думает о том, что прекрасной была их любовь. – То, что существует тысячи лет, становится актуальным только для его создателей, не более. Луи крепко сжимает зубы в попытке сдержать рвущиеся наружу слезы, но предательская влага все равно появляется крошечными капельками в уголках глаз, не катясь по щекам вниз. Он смотрит на Гарри, на его бархатную кожу и прекрасные черты лица,, смотрит в его глаза и жалеет о том, что их история должна закончится именно так. - Ты прекрасен, - шепчет он, крепче сжимая пальцы ангела и чувствуя, как он делает то же самое в ответ, - и ты недолговечен. Гарри улыбается сквозь слезы, и прижимает их переплетенные руки к груди, вновь осознавая, как чертовски мало времени у них осталось. Поэтому он собирается с силами и шепчет: - Но есть такое искусство, которое вечно и незыблемо. То, которое будет существовать еще миллионы и миллиарды лет и которое все еще будет оставаться прекрасным. – такой могла бы быть их любовь, думает ангел, но не говорит этого вслух. Луи знает, и отчего-то по щекам катятся слезы, а на губах все еще цветет грустная улыбка. – Ты прекрасен, Лу. И ты будешь таким вечно. Я знаю. Они притягивают друг друга в объятия и просто вновь оплакивают то, что у них могло бы быть, возможно, в другой жизни или Вселенной. Солнце садится за горизонт, вспыхивая напоследок и оставляя город ночи. Они сидят в обнимку под звездами до самого рассвета, не говоря ни слова, но делясь друг с другом слишком многим. Просто потому что времени почти не осталось. "И я принес тебе, царевне ясноокой, Тот жемчуг слез моих печали одинокой И нежную вуаль из пенности волны".