Осколок

      Будни Синигами оказались довольно захватывающими. Ичиго даже считал, что мог бы привыкнуть к тому, что после занятий, он, первым делом, мог пойти не домой, где его ждала первоклассная еда от Юзу, а куда-то на край города, где появился очередной «минус».       «Минусы», или, как их ещё называли Синигами, Пустые — это души погибших людей, которые остались в мире людей, или Генсее, по какой-нибудь причине. Это могла быть привязанность к какому-нибудь месту или чувства к человеку, такие, как любовь или, чаще всего, ненависть. Также Пустым можно было стать по простой некомпетентности самих Богов Смерти, тех же Синигами, они просто могли не успеть отправить душу в Сообщество Душ.       Сообщество Душ, в свою очередь, как понял сам Куросаки, — это что-то среднее между Раем и Чистилищем. Ну не мог он смириться с тем, что в Раю есть место нищете и бедности, что там есть место для выпивки и разношёрстных банд, которые могли терроризировать мирно существующие там души. Всё это попахивало, как очень часто подмечал неисчезающий глюк, отвратительно.       Сам Куросаки младший тоже не считал, что в Сообществе Душ всё так хорошо, как описывала ему Кучики Рукия. Кучики Рукия, в свою очередь, — это именно та самая маленькая особа, скинувшая его в тот роковой день с кровати. Она же и была той, так называемой и ею почитаемой, Синигами. Эта же девушка и поведала ему всё, что он сейчас знал о мире духов.       Сам Куросаки младший ещё долго будет вспоминать как она разозлилась, когда он, сказав, что всё прослушал тогда, перед нападением Пустого, получил по рыжей голове. Она толкнула целую тираду в его честь, а после ещё долго подкалывала и смеялась над ничего не умеющим парнем.       Ичиго так же долго будет помнить тот момент, он был правда единственным, но сильно эмоциональным. Дело, собственно, в его глюке. Которому, просто напросто, настахеро, по другому он тогда не выражался, так как находился в форме крайне взбешённой и злой. Поведение неожиданно появившейся одноклассницы, которая сама утверждала, что она на много лет старше самого Куросаки младшего, он ещё мог терпеть. Но когда она завалилась в дом семейства Куросаки, глюк, почему-то, то ли из-за близкого соседства с обговариваемой особой, то ли из-за чувства ущемления, ведь разговоры по душам теперь у глюка и Ичиго происходили крайне редко... В общем: тогда Ичиго точно убедился, что его шизофрения может прикасаться к физическим объектам. Особенно это было заметно тогда, когда Рукия чуть не умерла от резко упавшего с холодильника ножа.       Но вскоре Ичиго сам нашёл решение этой проблемы. Он поступил крайне категорично, даже грубо, по отношению к Рукии, но по-другому он не мог не подвергать Кучики опасности со стороны своего чрезвычайно, как оказалось, собственнического глюка. Ичиго просто попросил помощи у нового знакомого, которым был знакомый Рукии, Урахара Киске, или странной наружности человек, как тогда описал его черноволосый парень. И Куросаки младший был тогда с ним согласен, как никогда до этого. Но Киске всё же помог, отговорив Рукию всё время таскаться за Куросаки младшим. Как он это сделал и что предложил взамен, Ичиго не представлял, да и не хотел, даже вопрос такой появился у него только сейчас.       Сам Ичиго сейчас шёл по улице, вдоль дороги. Сейчас, спустя два часа после школы, он, уже оставив сумку с учебниками дома, до этого сделав все домашние задания, просто брёл вперёд. Прохладный, но ещё не настолько холодный, как ночной, ветер зарывался в рыжие волосы. Погода была, скажем так, не ахти. Серые тучи так и грозились налиться свинцом и излить свою тяжёлую судьбу в каплях прохладного дождя. Благо куртка и джинсы, в паре с кроссовками, добавляли плюс десять к теплоустойчивости человеческого тела.       — О чём думаешь? — медленно шагая в ногу с молодым Куросаки, черноволосый, теперь уже с надетой поверх чёрной футболки толстовкой и в кроссовках, улыбался хмурому небу, закрывая редкие лучи солнца вытянутой пятернёй.       Прекрасно понимая, что в такую погоду на улице будет крайне малолюдно, Ичиго повернул лицо к появившемуся, который также отреагировал на молодого Куросаки.       — Чего? — удивлённо спрашивает юноша.       — Да вот задумался, — вздыхая, Ичиго возвращает взгляд к серому асфальту снизу. — Теперь я — временно исполняющий обязанности Синигами, — буцнув лежащий камень, который, отскочив от носка кроссовка, ударился о стеклянную банку, не выброшенную в мусор каким-то ленивым гражданином. — Теперь на мне ответственность за живых людей, за души уже умерших людей, а также я должен убивать Пустых, которые и могут сожрать первых двух.       — Не знаю, к чему ты клонишь, — садясь на ближайшую лавку, которая была в нескольких шагах от них, брюнет хлопает по ней правой ладонью, приглашая Куросаки младшего тоже сесть. — Но ты ничего никому не должен, — виновато улыбнувшись, он смотрит в нахмуренные глаза Ичиго. — Не знаю обрадует тебя эта новость или нет, но ты волен делать то, что хочешь, и то, что сочтёшь нужным.       — А как насчёт тех слов?       Голос Ичиго дрогнул, когда на его голову, совсем неожиданно, упала холодная капля. Его руки затряслись от напряжения, они сейчас были крепко сжаты в замок и локти были упёрты в колени. Устало положив лоб на руки, Куросаки закусил нижнюю губу. Он всего лишь человек, ещё ребёнок, а стал думать о столь сложных вещах, как защита живых людей, и даже больше — о их защите после смерти.       Его спина вздрагивает, когда на правое плечо ложится рука собеседника, его губы перестают шевелиться, просто замирая на бледном лице, а взгляд становится испуганным.       — Прекрати себя накручивать, — в его голосе не было злобы, но была какая-то странная властность, во взгляде черноволосого юноши не было осуждения, лишь какое-то больное понимание, странное желание поддержать, помочь. — Ты всего-лишь необычный смертный, — замечая желание идти вперёд, которое было спрятано невероятно глубоко в потускневших молочно-шоколадных глазах, парень, закинув руки за спинку скамейки, улыбается в прояснившееся небо. — Неужели ты думаешь, что без тебя Синигами не справились бы? Перестань! Тебе дали силу и ты уже отплатил сполна той малявке! Ты уже давно отдал этот кредит, — улыбка снова пропала с его лица, но она уже была не нужной, взгляд Ичиго изменился, а в какую сторону — решать уже ему самому. — Пускай теперь эта малявка вернёт спокойствие в твою семью.       Встав с места, Куросаки младший огляделся. Они дошли до городского парка — это довольно далеко, дорога назад займёт порядка часа, но в компании это время пройдёт незаметно, в этом Ичиго был уверен...       Дорога и правда оказалась не в тягость. Накопившиеся в голове Ичиго вопросы требовали ответа, а дать лучшие советы по их решению не смог бы никто, кроме, конечно же, некогда злосчастного, но теперь уже, можно даже сказать, приемлемого глюка.       Он был не противоположностью Куросаки младшего и не его протеже, он был чем-то родным. Иногда самому Ичиго казалось, что, возможно, это его брат, но отец категорично махал на такое обеими руками. Тогда оставалось только одно, вечно счастливый и правда был глюком. Но тогда как объяснить его причастность к покушению на Рукию? — подходя к дому, размышлял Ичиго, уже оставшись в задумчивом одиночестве.       Зайдя в дом и никого там не встретив, Ичиго поднялся на второй этаж, откуда и услышал странные звуки, доносящиеся из туалета. Оказавшись в нём, он обнаружил примотанного к унитазу Кона. Кон — это модифицированная душа плюс. Эту загадку животного мира прошляпил шляпник, а Ичиго решил оставить себе. Душа плюс, которая сейчас находилась в теле плюшевого льва, нужна была Ичиго для того, чтобы покинуть своё тело без вмешательства извне.       Но размотав скверно пахнущую игрушку, Куросаки младший тут же пожалел: Кон начал бегать по комнате и орал нечто нечленораздельное.       — Кажется, у твоей подруги проблемы, — держа в руках странное послание, парень так и сел на край кровати, передавая его Ичиго.       Встревоженно посмотрев на лицо брюнета, которое, сдерживая смех, глумилось над оформлением письма, Ичиго быстро прошёлся по нему взглядом. Решил лёгкую, даже невероятно лёгкую, как, лёгши на кровать, прокомментировал глюк, загадку, Куросаки младший обеспокоенно развернулся к окну.