Осколок

      С новым ударом сердца время будто замерло. На мгновение опустив веки, закрывая карие глаза, Ичиго смотрит влево. Пальцы его левой руки крепко удерживают смертоносную сталь врага. Вроде бы и противник, нависший впереди, больше, и силой должен обладать большей, но рука, почти не чувствуя сопротивления, уводит лезвие вниз. Человекоподобный лис, удивлённо округлив глаза, выпускает изо рта облачко раскалённого воздуха, тем самым показывая два ряда белоснежных клыков. Шаг вперёд и чёрное лезвие пронзает Капитана, входя между рёбер. Мир, всего за мгновение, изменился. Невидимо, неощутимо, почти на грани с обманом.       Плавно развернувшись и согнув ноги в коленях, рыжий, словно подхваченный порывом ветра, исчезает за скрипнувшими дверьми.       — Чего встали?! — яростно негодует старческий бас. — Немедленно схватить преступника, живым или мёртвым! — грубый стук трости заставил Капитанов очнуться от шока.       Первой, нервно дёрнувшись от яростного приказа, спохватилась Капитан второго отряда. На лету выхватив вакидзаси, она исчезла следом за преступником.       — Капитан Унохана, позаботьтесь о Капитане Камамуре, — яростно сжимая трость, скрежетал голос главнокомандующего. — Капитан девятого отряда, Иссин Шиба, вместе со своими дочерьми, вы будете взяты под стражу, как предполагаемые мишени преступника, и помещены под наблюдение Капитана Укитаке и Капитана Кьёраку. Возражения не принимаются! — категорично рыкнул Генрюсай. — Остальным Капитанам заняться поисками преступника Первого уровня, разрешено ношение и применение занпакто! — как подтверждение своим словам, старик ударил тростью, немо давая понять, что любые возражения рассмотрению не подлежат.       Сухо поклонившись из-за повисшей атмосферы, Бьякуя направился к выходу, держа левую руку на рукояти и осторожно осматриваясь по сторонам, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Капитаны Укитаке и Кьёраку, придерживающий правой рукой соломенную шляпу, натянуто улыбались, поднимая с пола бессознательные тела девочек, отключившихся от всего происходящего ещё тогда, когда к ним притронулась реацу брата. Ещё слабые и непривыкшие к духовному давлению, плотная и холодная реацу брата стала для них тем испытанием, которое они не смогли преодолеть. Иссин, недавно принявший белое хаори Капитана с кандзи "девять", сейчас обеспокоенно перешёптывался с Капитаном медотряда по поводу своих дочерей, но та, серьёзно посмотрев на встревоженного отца, который сразу же замолк, принялась за раненного Капитана седьмого отряда. Капитан десятого отряда, который так и не смог ничего понять, так как объяснять здесь никто ничего не хотел, сейчас, напряжённо сведя брови и покусывая губу, всецело отдал себя размышлениям. Зараки, который был поднят с лечебной кровати "золотыми" руками Уноханы Рецу, исчез почти сразу, как закончились указания и, скорее всего, разозлившись, что зря только время здесь потерял, исчез на поиски преступника, которому задолжал победу. Наконец выйдя за порог, как ему показалось, адского места, аристократ, медленно чеканил каждый свой шаг, пытаясь не упустить не единой детали всего, что здесь произошло.       Казалось бы, чего ему переживать? Всего-лишь на Готей-13 опять было совершенно нападение — это уже не в новинку: все уже смирились с мыслью, что этот месяц будет самым неудачливым для Синигами, и так оно и есть. Но вспоминая дела минувшие, когда гордый Капитан хотел казнить свою сестру за, казалось бы, пустяковое дело, которое можно было бы решить и банальными связями клана, он не мог отрицать того, что находится в долгу перед этим "преступником", которой, опять же, занимается всё тем же — спасает сестёр, но уже своих, а не чьих-то. Да, он напал на Капитанов, но разве те не сами виноваты в том, что проиграли риока? Если же их смог победить простой человек, получивший силу от Рукии и даже не знающий никаких основ, не говорит ли это о том, что они не достойны называться Капитанами?       Передёрнув плечами, Кучики замер, чтобы в следующий миг искривить губы в усмешке... О чём это он? Он ведь и сам был побеждён.       Остановившись после десяти минут ходьбы, он, наконец, находясь в уединении, упал перед каменной плитой на колени. Сил, которые помогают ему держать маску равнодушия, больше нет. Нет больше ничего, что могло бы ему их дать.       — Она так похожа на тебя, — под шелест падающих лепестков сакуры, которая цветёт здесь всегда, также прошелестел на мгновение нежный голос. — Твоя сестра выросла, Хисана, — обращаясь к покойной жене, устало произносит двадцать восьмой глава. — Рукия осталась всё такой же непоседой. Она всё так же пылает жизнью... Не то, что я, — улыбка, пропитанная болью, медленно тянется на тонких губах. — Я ведь чуть не совершил самую ужасную ошибку. Наверное, если бы ты меня увидела, то возненавидела бы... — наклонив голову вперёд, слегка касаясь лбом прохладного камня, аристократ слегка раздражённо вздыхает. — Он так похож на меня в молодости, — наверное, только перед ней, уже давно отошедшей в иной мир, он позволит себе это признать. — Такой шебутной, бестолковый, своевольный, непокорный, — руки сами собой скомкивают сырую землю, сжимаясь в кулаки. — Как же мне тебя не хватает...       Вставая, слегка пошатываясь из стороны в сторону, он никому не расскажет об этой секунде, минуте, часе и дне. Никто и никогда не узнает горькой правды про то, что в его груди не кусок льда, а настоящее, живое сердце. О том, что под ледяной маской аристократа сокрыта детская досада и тот же детский интерес и обиды. Пусть все и дальше считают его холодным и безжалостным Капитаном, который хотел казнить собственную сестру, но так и не изменивший закону.       Сенбонзакура, неожиданно приятно отозвавшись на чувства своего хозяина, радостно заплескал в ладоши, чувствуя, как внутренний и всё время окружающий его лёд начинает таять, как несколько лучей, прорвавшись сквозь плотные, свинцовые облака, начинают греть яркий доспех. Мир "ледяного аристократа" возвращается к прежнему состоянию. Тому, которым его помнит своевольный и задиристый клинок. Яркий, тёплый, вечно дрожащий от насыщенной жизни, а иногда хмурый и бушующий, словно тайфун, если к ним в поместье, сто лет назад, приходила чёрная "кошка", вечно пытающаяся дразнить и донимать молодого господина.       Развернувшись в противоположную строну от камня, двадцать восьмой глава дома Кучики, снова надев "ледяную" маску, втянул воздух, пропитанный ароматом вишни и свежих лепестков. Где-то вдалеке, всего на мгновение, вспыхнули два "светлячка" реацу — это Капитан второго отряда нагнала преступника.       — "Интересно, сколько же ты сможешь выстоять против него", — с долей детского озорства, протянул у себя в голове Бьякуя.

***

      Вылетев за пределы бараков первого отряда, Капитан тайной полиции понеслась со всей скоростью за "маячком" ярко-голубой реацу, застывшей где-то в семистах метрах впереди. Ядовито растянув губы в усмешке, хрупкая, на вид, девушка, шёпотом произнеся формулу призыва шикая, горела желанием прикончить того, кто, по её информации, был связан мало того что с Урахарой, так ещё и с её любимой богиней, Ёруити. В прыжке вынырнув из-за угла какого-то здания, за которым и ощущалась реацу бывшего риока, девушка, чей взгляд пылал праведным гневом, так и замерла на месте, не веря своим глазам.       Полыхая чёрно-голубым пламенем, в крыше торчал чёрный, как сама ночь, занпакто. Духовная сила, исходящая от него, без сомнений принадлежала преступнику, но самого рыжего юноши рядом с клинком не было.       — Что... Кха... — выплюнув неожиданно собравшуюся во рту кровь, невысокая девушка, чисто интуитивно, потянулась руками к животу, уже следом дотрагиваясь до тёплой, напряжённой руки.       — Осталось семеро, — резко отведя руку вправо, сбрасывая тело миниатюрной девушки на узенькую дорожку между домами, Ичиго, подобрав Зангетсу чистой рукой и более или менее стряхнув кровь с правой руки, которая была в ней по кисть, развернулся туда, откуда ещё недавно сам и сбежал.       Девять Капитанов — это не шутки, но вот по одному — совсем другой разговор. Пропитать чёрное лезвие Зангетсу и воткнув его в одну из крыш, которых здесь было хоть отбавляй, как маячок, он просто дожидался подходящего момента, чтобы нанести удар.       — "Всё-таки Уэко Мундо учит многому", — предвкушая хорошую резню, хищно оскалился "минус".