Осколок

      Вокруг были сумерки. Тьма была не настолько плотной, чтобы мешать глазу что-то разглядеть, но и не такой прозрачной, чтобы казаться туманом или серым дымом. Стоило мне здесь очутиться, как это место становилось каким-то знакомым, словно я здесь уже был не раз или два, а больше... намного больше.       Земля под босыми ногами была сухой и немного грела подошву ног. Это чувство было схоже с тем, которое я ощущал когда был ребёнком и бегал по горячему асфальту босиком. Странно... Странно что я ощущаю это в таком-то месте.       Дряхлые, деревянные лачуги, окружающие меня и которым, на вид, уже пошёл третий век, шатались от малейшего и почти не ощутимого ветерка. Сухого, насыщенного запахом гари и кислого дыма. Сами же лачуги, о которых недавно шла речь, так же были обожжены как внешне, так и изнутри. Кое-где, а именно на торчащих из крыши брусьях, ещё виднелись рубиновые угольки тлеющего дерева. Здесь, где бы я сейчас не находился, было тихо, словно в морге, который был в поликлинике отца.       Сначала, когда я только первый раз сюда попал, этот сон меня пугал, мне было необычно ощущать что-то подобное. Я будто нахожусь между реальностью и иллюзией, плотно обволакивающей мой разум.       Через некоторое время я начинаю медленно идти вперёд. Маленькие и уродливые лачуги сменяются пустой дорогой, а дальше я выхожу на огромный, также выжженный и покрытый серым пеплом холм. И я снова стою здесь, на нём, прямо на краю, откуда открывается вид на пылающий огнём Белый город. Огромные столбы тяжёлого, чёрного дыма, поднимаясь в верх, смешивались с необычно большим количеством влаги, находящимся в воздухе, и медленно оседали на землю. Подобно чёрному снегу, эти "хлопья" укрывали тёплую землю тонким слоем.       — Мы, наконец, добились этого, да, Ичиго? — губы сами начали шевелиться, заставляя меня удивиться. Такое я ощутил впервые.       Голова медленно начала поворачиваться влево, давая "мне", но в тоже время, как оказалось, не мне увидеть того, к кому обратились моим именем.       Рыжие волосы, привычно находящиеся в состоянии "непокорности" ещё с младших классов. Карие глаза со сведёнными к переносице бровями, которые, как подсказывает моя память, не расходились со смерти матери. Безэмоциональное, совершенно ничего не показывающее лицо, устремлённое на один единственный, самый толстый и, казалось, неохватный столб чёрного дыма.       Всего лишь в каких-то пяти метрах от не меня стоял "я", но всего с одним отличием — от него веяло холодом.       — Да, — его губы совсем незаметно шевельнулись, давая волю усталому голосу.       Сделав шаг вперёд, он выпустил чёрную рукоять Зангетсу, которую до этого держал в правой руке. Делая второй шаг, тем самым сокращая дистанцию между своим собеседником, второй я повалился на колени, смотря в лицо того, в чьём теле находился я.       Быстро, можно даже сказать молниеносно оказавшись рядом, тот, лицо кого я не вижу, поддерживая второго меня одной рукой, резко распахнул чёрное косоде свободной рукой.       Сверкая и переливаясь, словно в нём была сокрыта целая вселенная, в груди второго меня находился полупрозрачный шарик.       — Ты истощил абсолютно все запасы реацу, — тихо проговорил второй, с силой сжимая чёрный ворот одежды. — Насколько же ты глуп на самом деле, Куросаки Ичиго?       Я чувствовал, как его губы дрожали, а к горлу, прямо с самого низа, подкатил ком воздуха. Его пальцы всё сильнее сжимали тело второго меня, медленно опускающего веки.       — Ты не погибнешь, пока не выполнишь данную мне клятву! — голос говорившего наполнился злобой и отчаянием.       Положив левую ладонь на грудь второго меня, прямо на потухающий камень, он что-то произнёс. Настолько тихо, что даже мне не удавалось этого расслышать, сколько бы раз я этого не видел.       Открыв глаза, я приподнялся. Всё было так же, как и когда я ложился спать: тумбочка, стоящая справа и на которой лежала одежда, одинокий белый стул, который стоял возле шкафа, двери которого я решил пока не открывать, и чайный столик, стоящий рядом со стеной. Похоже я уснул до того, как попал во внутренний мир.       Поднявшись, я попытался обдумать увиденное. Я ясно помню хлипкие лачуги, горячую землю под ногами, серые облака, ставшие таковыми из-за огромного количества дыма, а ещё я помню себя и кого-то второго. Его голос... Знакомый, но я никак не могу вспомнить того, кому он принадлежал. Да, ещё одно. Тот камешек, переливающийся в груди у того второго меня...       — Хоугиоку, — вода быстро стекала по волосам, сползая вниз по шее, плечам и груди, быстро обволакивая бёдра и, разбиваясь об мраморный, белый пол душевой, спешила утечь вниз по трубам... если они здесь вообще есть.       Это точно был тот проклятый шарик, который Айзен вытянул из Рукии, когда мы были на Холме Соукиоку. Но почему он был у меня в груди? Почему я был так ослаблен и кто был тот второй, который явно беспокоился обо мне?       Закрыв воду и вытершись, я вышел из меленькой кабинки, которая и являлась душем. Всё же, как не странно, но здесь был душ и ванна, а ещё туалет и кухня. Словно я был не в обители высших "минусов" и их Владыки, а в одном из лагерных корпусов.       Сев на край кровати и положив занпакто на колени, я поспешил во внутренний мир. Нужно начать уже решать проблемы. И, пожалуй, начну ка я с тех, которые можно решить сейчас.       Спустя несколько минут, я уже мог точно утверждать одно — внутренний мир изменился. Это были почти незаметные, крохотные изменения: бетонные стены многоэтажек стали немного теплее, стёкла потемнели, а моё в них отражение стало немного искривлённым, будто чуточку состарив меня. Но помимо таких, как я уже сказал, незначительных изменений, были и другие, которые и делали первые "незначительными". Облака, зависнув на одном месте, были полупрозрачными, а лучи солнца, заходящего за горизонт и проникающие сквозь них, окрашивали их в ярко-розовый и красный цвета. Вторым видимым изменением стал плотный свинцовый туман внизу, прямо у основания зданий, уходящих глубоко вниз.       — Йо, Король, — вынырнув у меня из-за спины и положив левую руку мне на плечо, "минус" стал справа от меня, смотря вниз. Хотя в моём внутреннем мире это было "вперёд".       — И тебе привет, Хичиго, — я, скинув его руку со своего плеча, развернулся, так как старик стоял сзади. — Что здесь произошло, старик?       Стоя на флагштоке, олицетворение моей силы Квинси оставалось всё таким же невозмутимым и непрошибаемым на эмоции.       — Неужели всё-таки решил узнать? — с долей нескрываемой злобы произнёс занпакто-Пустой.       — Лучше уж поздно, чем никогда, — выдохнув эту заумную фразу с лицом полным разочарования, старик плавно сошёл с флагштока, подходя ко мне и "минусу", всё также стоящему возле меня. — Эти изменения, которые ты сейчас видишь, происходили постепенно. Сначала, когда ты начал менять приоритеты, изменились твои мечты, а вместе с ними потерпели изменений и здания. Одни стали теплее и крепче, некоторые похолодели и покрылись трещинами, а третьи и вовсе исчезли.       — Вот... как... — я не знал, что ответить, поэтому продолжал слушать.       — А после изменилось небо! — радостно воскликнула Хичиго, смотря в верх. — Теперь здесь есть и день и ночь, есть звёзды, Луна и Солнце! Правда и проклятый дождь тоже никуда не делся, — "минус" поник, даже на мгновение опустил руки, хмурясь и кривясь в отвращение. Дождь не нравился ни ему, ни старику. — Но также появилось и это, — Хичиго, указав пальцем на движущийся внизу туман, тяжело вздохнул.       — Что это? — я, сначала посмотрев на старика, но так и не получив ответа, перевёл взгляд на Пустого, который, сжав рукоять клинка, напряжённо выпрямился.       — "Это я."       В голове резко что-то "щёлкнуло", вызывая жуткую боль. Упав на колени и упираясь руками об стену, я изо всех сил пытался не потерять сознание.