боль

Проснувшись наутро, Бэкхен чувствовал себя неважно: действие таблеток прошло, и боль, хоть и в меньшем размере, но вернулась. Проглотив горькие пилюли, он собрался и пошел в школу. Пока он шел, он проклинал вчерашних парней, баскетбол, производителей обезболивающих, школу, пасмурную погоду и всё, что мог. В школьном дворе его встретила Йери: — Привет, Бэкхен. Не забыл про доклад? Прошу, скажи, что ты его закончил. Сама и сделала бы, раз так нужен тебе. Пихал я в задницу твой доклад. — Прости, Йери, я как-нибудь это улажу. Не волнуйся и извини меня, пожалуйста. Девушка зашла внутрь школы, а Бэкхен остался на улице. Надо было как-то закончить работу, поэтому он решил не пойти на первые уроки, чтобы где-нибудь посидеть с ноутбуком и дописать. Пока не прозвенел звонок, Бен покинул школьный двор и пошел в сторону канала близ школы, у которого располагалась кофейня. Он вошел в заведение и сел на место у окна, начав работать. Когда спустя почти час он закончил, ему удалось наконец разогнуть спину и потянуться, протяжно зевнув. Он посмотрел в окно и увидел на мосту через канал четверых парней в форме его школы. Они о чем-то болтали, сидя на перилах. В одном из них Бэкхен узнал капитана баскетбольной команды, других смутно помнил. Ему не хотелось выходить из кафе и сталкиваться с ними. И не то чтобы эти парни были неприятны, ему просто не хотелось. Поэтому Бэк заказал себе какао и продолжил сидеть в кофейне, забив на учеников. Однако через пятнадцать минут помещение прорезал звук дверного колокольчика, оповещая о приходе новых клиентов. Вошла компания шумных молодых людей, которые нарушили покой сидящих за столиками. Едва вошел первый из них, он сразу же направился к Бэкхену, привлекая его внимание оживленным жестикулированием. Он, не спрашивая разрешения, сел напротив и спросил: — Привет, ты Бэкхен, да? Я Сехун, — и протянул руку для рукопожатия. Потревоженный Бэкхен не успел ответить, потому что одна за другой последовали фразы присоединившихся ребят: — Эй, двигайся. — Черт, здесь жарко, открой окно. — Как дела, Бэкхен? Последнюю сказал Чанель, который вчера провожал Бена до дома. Из-за его спины высунулся Минсок и обеспокоенно спросил: — Как голова? Не болит? — Ну как тебя вчера сопроводил кавалер Чанель, а? Целовались или просто скромно попрощались? — сказал парень с проколотой губой, после чего последовал смех. — Помолчи, Ифань. Ребят, хорош говорить, он не может ответить, — призвал к тишине Минсок, после чего устремил на Бена выжидающий взгляд, жаждя ответа. — Все хорошо, спасибо. Уже не болит. И я не целовался с Чанелем. — Ладно, держи свои тысячу вон, Сехун! — Ифань протянул купюру названному, а потом добавил, вздохнув. — Эх, Чанель, а я в тебя искренне верил. Сехун, довольный, положил деньги в карман и сказал: — Говорю же, Чанель в последнее время слабину дает. Я там, конечно, не был, но зная силушку богатырскую нашего хена, могу только выразить тебе соболезнования и пожелать скорейшего выздоровления, Бэкхен. — Кончайте стебаться, идиоты. Эй, будешь что-нибудь? — начал Минсок. — Я плачу. Считай это извинением. Ифань наигранно обиженным голосом сказал: — Хен, нам ты и копейки одолжить не можешь, а тут платишь за Бэкхена? Ты задел мои чувства. Минсок пропустил это мимо ушей и подозвал официантку. А Чанель тем временем спросил: — А ты чего не в школе? — Доклад делаю. Собирался уже идти в школу. — Прогуливать уроки, чтобы сделать уроки? Логично, — прокомментировал Сехун. — А мы из-за истории, — ответил на незаданный вопрос капитан баскетбольной команды. — Знаешь, я тебя раньше у нас не видел, ты перевелся? — Да, полтора месяца назад. — Где до этого учился? Черт, да Бэкхен почти два года ведь просидел дома. Он и названия средней школы даже не помнил, соврать было нечего. — Я из другого города. — Откуда? — Тэгу, — Бэкхен сам не понимал, откуда берет эту ложь. — Где твой диалект тогда? — Оу, ребята, что за допрос? — прервал их Чанель. — По-моему, Бэкхен не очень хочет говорить об этом. В сердцах Бэк от всей души поблагодарил Пака. Далее парни рассказывали уже о себе, но Бэкхен не очень внимательно слушал. А потом сказал: — Думаю, уже пора. Скоро физика, надо сдать доклад. Они все впятером покинули кофейню и направились в школу. Внутри им уже надо было расходиться по своим и классам, и они разминулись. Однако поднимался на свой этаж Бен не один, а опять в сопровождении Чанеля («Мне в это же крыло, у меня там астрономия»). Бэкхена не волновало то, что между ними повисла давящая тишина, он сам вообще был в себе. Чанель же был напряжен тишиной и подбирал возможные темы для разговора, в итоге сказав: — Дай свой номер. — Зачем? — Чтобы звонить тебе или писать, не думаешь? — У меня нет телефона. — Да ладно, не ври. — Не вру, — после чего Чанель смерил его удивленным взглядом. Сначала Чанель смутился и озадачился, а затем отчего-то засмеялся. Прекратив смеяться, он посмотрел в глаза Бэкхену, улыбнулся и сказал: — Ладно, Бэкхен, увидимся. Удачи с докладом, — и свернул в другой коридор. : После уроков, идя с Кенсу домой, Бэкхен чувствовал себя хорошо: головная боль ушла, раздражение спало, дел серьезных не было. Он проводил До до станции метро, а сам двинулся дальше. Пока он шел, он заметил, что нагнал идущую впереди фигуру. Это был Чанель: можно было понять по походке и росту. Бен очень хотел пойти домой один, слушая музыку. Но если Пак обернется, то это будет выглядеть странно. А Бэкхен ведь не странный, верно? Он молча примкнул к Чанелю, который шел, засунув руки в карманы. Сравнявшись с ним, Бэкхен даже не посмотрел на него, а лишь в такой же тишине и темпе продолжил идти вровень с баскетболистом. Чанель сначала слегка удивился, смерил своего неожиданного спутника взглядом, а потом улыбнулся. Тишину нарушил Чанель: — Почини свой телефон скорее, ладно? — А? — он забыл о своей лжи (опять). — Ну, чтобы я взял твой номер. — А, хорошо. Чанель подумал, что Бэкхен довольно красивый, когда не понимает чего-то: его глаза полумесяцы округляются, рот немного приоткрывается, голова склоняется набок, а брови слегка сдвигаются, образуя неглубокую складку меж ними. В такие моменты его можно сравнить с щеночком, несмотря на обычную суровость и серьезность лица. — Стой, — Чанель вцепился в плечо Бена, когда тот собирался перейти дорогу на красный, и мимо пронеслась машина. — Ой, — Бэкхен долго не реагировал. — Черт, больно, пусти. Пак замялся и тоже поздно отреагировал, не сразу выпустив плечо парня. — Ты постоянно о чем-то думаешь и ни черта не видишь вокруг. Иногда на Землю спускаться тоже надо. А Бэкхен лишь потирал плечо и едва слышно шипел, даже не слушая. А потом сказал: — Ну у тебя и руки конечно. — Прости, больно было? — Чанель потянулся к плечу, чтобы проверить, но Бэкхен схватил его за запястье и начал рассматривать ладонь. Она была широкая и большая. Длинные пальцы были мозолистыми, кожа рук была жесткой и шершавой, а ногти коротко стрижены, на некоторых был приклеен пластырь. Бэкхен провел своими нежными пальцами по грубой коже, а по телу прошлись мурашки. Он зачарованно смотрел на едва заметные бугры мозолей, забыв о самом Чанеле, который, стесненный ситуацией, сказал: — Эй, Бэкхен, у тебя что, фетиш на длинные пальцы? — он шутил и не ожидал, что Бэкхен на полном серьезе ответит ему:  — Нет, у меня фетиш на длинные пальцы с мозолями, — не отрывая пожирающего взгляда от рук парня, все так же держа их в своих собственных. Но потом Бен приложил ладонь Чанеля к щеке и потерся о нее кожей лица. Пак дернул руку, но вырвать ее не удалось: Бэкхен вцепился в руку длинными ногтями, словно кошка, у которой отнимают ее любимую игрушку. Самого Бэкхена ситуация ничуть не смущала, ни то, что хозяину рук неприятно, ни то, что он выглядел как идиот. Он просто каждой клеткой тела хотел почувствовать шершавую поверхность ладони. Вообще-то, у Бэкхена никогда не наблюдалось такой озабоченности или тяги к мозолям, он сам иногда с презрением смотрел на «рабочие» руки — он не любил неухоженность. Но тут почему-то его понесло. У Чанеля покраснели кончики ушей, потому что то, что творил рядом стоящий парень, выглядело глупо и очень смущало Пака. Да он даже глаза прикрыл, осталось только замурлыкать. Спустя минуты две он не выдержал: — Что ты делаешь? Прекрати, — и снова предпринял попытку высвободить руку. Бэкхен опомнился и отпустил конечность Пака. Тот встряхнул рукой и почувствовал себя неудобно: у самого-то Бэкхена руки были мягкие, пальцы длиннее паковских, а на подушечках не было ни трещин, ни грязных пластырей. — Прости, — хотя Бен ни капли не раскаивался за содеянное и даже не смутился. — Да-да, все в порядке, — с сарказмом отмахнулся Чан. — Просто тебя прет от мозолистых пальцев, окей. Пошли уже, зеленый свет. Они дошли вдвоем до развилки, где их пути расходились. Всю дорогу Бэкхен следил за всеми движениями рук Чанеля, не отрывая взгляда и не боясь быть замеченным. А Пак начал нервничать и спокойно вздохнул, когда наконец от его рук ушел взгляд бэкхеновских глаз. Теперь они смотрели в лицо самому Чанелю. — Ладно, пока, — он опять мягко улыбнулся, — фетишист Бэкхен. Тот лишь молча кивнул и развернулся в сторону дома. : А дома Чанель лежал на своей кровати, разглядывая свою вытянутую к потолку руку и вспоминая этот яркий контраст между его грубой кожей и нежной щекой Бена. Сам Бен же весь остаток дня провел, рисуя эскизы руки Чанеля. Ничего не выходило, и он лишь рвал неудавшиеся зарисовки. Перед сном он подумал: «Завтра надо его найти и еще раз прикоснуться».