боль

— Может... хватит? — усталым голосом сказал Чанель. Но он опять был проигнорирован нарушителем своего спокойствия. Бэкхен, словно гипнотизированный, водил пальцами по ладони Пака. Они стояли в шумном школьном дворе после уроков уже около пятнадцати минут. И все это время Бэкхен просто пожирал взглядом руки Чанеля, не обращая внимания на попытки последнего отвязаться от него. — Мне на тренировку пора. Челка Бэкхена спадала на его глаза. Он постоянно встряхивал головой, чтобы смахнуть с глаз. Лицо было полностью сконцентрировано, словно он решал задачи повышенного уровня по физике. Иногда он закусывал нижнюю губу, а Чанелю ничего не оставалось, как просто наблюдать за эмоциями Бена, которые сложно было угадать. — У меня же руки вспотели, тебе не противно? — спросил Чанёль, но Бэкхён так и не слышал его. — Э, Бэкхен, что ты делаешь? — подошел к ним Сехун. Наконец Бэкхен отреагировал и вернулся в реальный мир: он поднял голову и посмотрел на Сехуна так, словно не сразу понял, кто это. — Ничего. Просто. — И даже не соизволил отпустить руку Чанеля в присутствии Сехуна. — Ну, раз ничего, то Чанелю пора в зал. Там Ифань рвет и мечет, что тебя все еще нет, поторопись, — обращался он уже к Чанелю. И наконец рука высвободилась, а Пак поспешил в раздевалку. Бэкхен и Сехун остались стоять посреди двора. — Ты домой? — Ага. : Бэкхен и Сехун шли до остановки метро сначала молча, но О начал расспрашивать Бэкхена. Ему не очень хотелось отвечать, но приходилось заставлять себя проявлять заинтересованность в разговоре. — Кто-нибудь из девчонок понравился, а? — Не знаю. Думаю, Суджон красивая. — Хочешь, познакомлю вас? — Не стоит. — А девушка у тебя была, Бэкхен? — Очень давно. — Какая она была? — Со стороны выглядит так, словно ты ко мне катишь. Лучше расскажи, у тебя у самого девушка есть? — Да, я сейчас вроде как с Айрин. — Кстати, а ты почему на тренировки не ходишь? — Баскетбол как-то не особо мое. Мне как-то больше по душе теннис. Сам чем занимаешься? — Ничем. Кроме школы особо никуда не хожу. — А как же с друзьями гулянки? Тебя часто видят с Кенсу и тем смазливым китайцем, как же его там… — Лухан. Они классные ребята, мне они нравятся. Но мы не часто видимся где-то кроме школы. — Тебе не одиноко? — Ну, вот и пришли, — Бэкхен проигнорировал вопрос. — Мне пора, уже поздно. И он направился в сторону своего дома, оставив Сехуна стоять у станции. Дома он снова рисовал, рисовал и рисовал. И у него снова не получалось. : Чанель, едва завидев Бэкхена по другой конец коридора, хотел было смыться, но не стал. Он прекрасно понимал, что следующие 10 минут (как минимум) пройдут в молчаливом созерцании Беном его рук. Ему самому уже начинало это нравиться: внимание, пусть и такое своеобразное, было приятно и тешило эго Чанеля. Да и когда Бэкхен смотрел на руки Чанеля, ему выпадала возможность наблюдать за интересной реакцией парня. Тоже своего рода развлечение. Но Бэкхен, идя навстречу, просто прошел мимо Пака, даже не посмотрев на него. Это удивило последнего, и он остановил идущего быстрым шагом парня: — Ты куда? — Модуль по тригонометрии, — торопливо отмахнулся. — Пошли после уроков вместе? — Мне надо остаться на пересдачу химии. А у тебя же баскетбол? — Сегодня нет. Я подожду. И разошлись. Пока Чанель ждал Бэкхена, ему было до невозможности скучно. Зал был закрыт, так что даже нельзя было побросать мяч. Все давно ушли, в школе были только незнакомые ему первогодки. Но идти домой он не собирался, решив дождаться до конца. Спустя долгое время Бэкхен наконец вышел из дверей химического кабинета. Когда он увидел сидящего на лавке Чанеля, который уже клевал носом, был удивлен: ему казалось, он уйдет, устав ждать так долго. Когда к нему подошел Бен, Чанель испугался и чуть не подпрыгнул то ли от неожиданности, то ли от радости, что ожиданию пришел конец. — Тебе надо было пойти домой. — Ну я же сказал, что подожду. Как сдал? — Нормально. Пошли. На улице уже было темно и пустынно. Пока они шли, Бэкхен даже не попытался полапать руки Чанеля, который этого ждал и боялся. Но Бэкхен не подавал никаких признаков заинтересованности к паковским конечностям. — Эй, ну потрогай уже мои руки, — он не выдержал и сказал это почти скулящим голосом. — Нет. — Почему? — Я понял, что чем больше к ним прикасаюсь, тем хуже у меня получается. — Рисовать? Бэкхен округлил глаза и вперил взгляд в Чанеля. — Ты откуда?.. — В день, когда Минсок чуть не выбил твои мозги в баскетбольном зале, ты уронил свой скетчбук. Прости, я не удержался и глянул. По телу Бэкхена прошел холодок. Если он знает, то и другие узнают. Они снова сделают из этого цирк, как с марками. Черт. Бэкхен сглотнул и с дрожью в голосе сказал: — Ты никому не показывал? — А кому я покажу? Он у меня дома лежит, как найду — верну сразу. Кстати, рисуешь ты классно. — Никому не давай. Не рассказывай, пожалуйста. Никогда не говори об этом. — Что? Короче, хочу сказать, что портреты у тебя зашибись. Я в этом мало что понимаю, но получается у тебя очень эффектно. — Пообещай, что никому не скажешь, ладно? Чанель только заметил испуг в глазах Бэкхена. И он на полном серьезе был готов умолять, если потребуется. — А, эм… ладно. Чанель не понимал беспокойства Бэкхена. Честно признаться, Бэкхену хотелось в тот момент скетчбук, Пака, свою тягу к рисованию, баскетбол, проклятую шизанутость, карандаши, Минсока, всю Вселенную просто послать к чертям. Страх перемешался вместе с яростью, которая норовила вырваться наружу. Чанель, почувствовав ауру Бэкхена, сказал: — Прости, я не должен был. Ответа не последовало, и он добавил: — И у тебя неправильная тактика. Наоборот, тебе надо чаще смотреть на то, что хочешь изобразить. Щупать, трогать, впитывать, подмечать детали, да хоть пробовать на вкус, — и протянул в пригласительном жесте руку. Бэкхен скосил на него глаза, с минуту размышляя. Вообще-то, он долгое время терпел, потому что испытывал соблазн почувствовать под кончиками пальцев теплую шероховатую кожу Чанеля, но сдерживался во имя искусства. А теперь, когда ему очевидно сували в лицо его личный фетиш, он уже не мог бороться. : — У тебя родинка на мизинце с внутренней стороны ладони, прямо у первой фаланги, — прокомментировал Бэкхен, рассматривая руку, словно это звездный небосклон, а он смотрит в телескоп. Они сидели на скамье в темном парке, отправившись туда сразу после разговора. Сумрак полностью овладел миром, лишь свет фонарных столбов освещал улицу. Двое школьников сидели молча на скамье, а один со всей внимательностью рассматривал пальцы другого. Если Бэкхен был занят делом, то Чанель откровенно скучал. — Расскажи что-нибудь, — устало вздохнул Чанель. — Мне нечего рассказывать. — Ну хоть что-то в твоей жизни ведь происходит. — Кроме твоих рук в моей жизни ничего не происходит, — не поднимая головы. Для Чанеля, как и для всякого нормального человека, эта фраза звучала очень смущающе и двусмысленно. — Ты со словами поосторожней будь. — А-ага. Чанеля немного обижала такая незаинтересованность Бэкхена в диалоге. — А почему мне нельзя тебя трогать? Ты-то меня беспардонно лапаешь. — Я хоть раз сказал: «Убери от меня руки»? Чанель подумал, что сам ни разу не пытался прикоснуться к нему. Даже мысли о таком вызывали румянец — в конце концов, они же оба парни. Но тем не менее, Чанель свободной рукой потянулся к макушке Бена и растрепал волосы. Когда пальцы зарылись в волосы, Пак невольно улыбнулся: он догадывался, что волосы у Бэкхена шелковистые и мягкие. Самому Бэкхену было глубоко плевать, что творилось на его голове. Все его существо средоточилось в линиях на ладони Пака. Тишину улицы разорвал звонок телефона. Он доносился из кармана Чанеля. Владелец телефона снял трубку, поговорил чуть меньше минуты и со вздохом сбросил. — Черт, уже пора. Поздно, — сказал он, поднимаясь со скамьи. Они быстро дошли до развилки и пошли по домам. Эскизы выходили все еще паршиво в тот вечер, но Бэкхен не очень сильно расстроился. : Спустя несколько дней, когда утром Бен двигался в школу, его переловил Сехун. Они болтали, и Сехун, после жалоб Бэкхена на грядущие уроки, сказал: — А давай прогуляем? И получил согласие. — А где мы будем все это время? Не хочется мне стынуть на мосту, — сказал прозябший Бэкхен, когда они пошли в противоположную школе сторону. — Не замерзнешь ты. Пошли. Они шли по виляющим улочкам меж высотными жилыми домами, пока не оказались в тупике. — И? — Извини, Бэкхен, — донесся до него голос Сехуна. А Бэкхен заметил Чанеля, который был не в школьной форме, а в серой толстовке и джинсах. Бен нахмурил брови, слишком долго оценивая ситуацию. Прежде чем он понял, что его собираются либо избить, либо ограбить, Чанель с силой ударил его в живот, отчего он согнулся пополам. Бэкхен взвыл от резкой боли, когда за первым ударом последовал второй и третий. Он даже не видел, кто его бьет: Сехун или Чанель, или двое вместе, а может еще кто-то. Он уже давно валялся на земле, получая пинки в живот, бока, спину, зад. В глазах помутнело, и он давно потерял связь с окружающим миром, чувствуя лишь боль. Но с очередным ударом он обильно харкнул кровью, отчего жгло горло, а на языке остался противный привкус металла. Его тут же потянули за ворот испачканной рубашки и нанесли удар по правой скуле. Этот удар был последним, потому что ворот рубашки отпустили, и до угасающего сознания Бэкхена дошел звук шаркающих удаляющихся шагов. Он не знал, как долго пролежал на земле. Возможно, десять минут, а может и час. Он очень медленно приподнялся, опираясь на левую руку, ибо правая почему-то болела, хотя он не припоминал, чтобы на нее приходились пинки. Бэкхен быстро оценил свое положение: крови, кроме той, которой он кашлянул, на теле больше не было, голова несильно кружилась, по всему телу распалялся огонь боли, однако он сомневался, что у него были какие-то переломы. Он поднял глаза и увидел понурого Сехуна, сидящего перед ним на корточках. Он сказал хриплым голосом: — Прости. — Ублюдки, — после чего Бэкхен сплюнул на землю еще немного крови и вытер тыльной стороной ладони кровь с губ. Левая половина лица онемела, а когда он хотел встать на ноги, тело пронзила новая волна боли. — Где он? — Сначала надо обработать раны, — Сехун хотел помочь ему встать, но его оттолкнули. — Избить, чтобы вылечить? Логично, — с сарказмом сказал Бэкхен. — Я объясню. А пока, можно я тебе помогу?