:
Когда в тот день Бэкхен вернулся домой, он быстро прошмыгнул в комнату и улегся в постель. Сна не было ни в одном глазу, потому что при каждом движении по телу расходилась боль. Он очень отвык от избиений, потому что в последний раз руку на него поднимали в четырнадцать лет, до того, как выяснилась его болезнь. Он долго ворочался в постели, но спустя два часа тщетных попыток решил хотя бы порисовать. Часы показывали пять часов вечера. Значит, скоро вернутся родители. Приготовив для них ужин, он пошел в ванную — наносить тоналку на лицо, чтобы скрыть следы рук Пака. В тот вечер мать с отцом ничего не заподозрили, когда Бэкхен списал хромоту на неудачное падение, а отсутствие аппетита — на сытость и «я с друзьями в кафе поел». Когда ближе к девяти вечера Бену наконец удалось сомкнуть глаза, где-то в том же районе в маленькой квартире только очнулся Чанель после двенадцатичасового сна. У него опухло лицо и отчего-то ныло все тело, но чувствовал Пак себя очень отдохнувшим. Дома как всегда никого не было, поэтому было темно и пустынно. И слава Богу. Вспомнив события утра, он занервничал. Ни разу еще Чанель не подумал о несчастном Бэкхене, о том, как будет объясняться, о том, как теперь быть. Потому что теперь, когда он попробовал на вкус эти ощущения, когда приносишь кому-то боль, Чанель уже не сможет остановиться. Теперь он будет нуждаться в этом все больше и больше. И не то чтобы Пак был садистом или ему в кайф избивать кого-то до полусмерти, просто это была его нужда. Ему просто надо это, надо спускать пар. Он сел на кровати, уперевшись локтями в колени, опустив голову и взявшись за нее руками, и издал усталый полустон. Он ведь собирался покончить с этим, наконец подтвердить свой статус хорошенького мальчика, научиться сдерживать себя и жить спокойной жизнью, не руша чужую и не заставляя людей страдать. Но самое ужасное было для Чанеля то, что он даже не помнил, насколько сильно избил Бэкхена. Он вообще не помнил ничего, словно был после пьянки. Он просто бил? Сломал что-нибудь? Порвал одежду? А кто-нибудь пришел на помощь? Громко ли кричал Бэкхен? Кто-нибудь видел? А что с Бэкхеном сейчас? Наверняка, Сехун остался с ним и привел в чувство, как он всегда делал в прошлом с жертвами паковского насилия. Елю было тошно оттого, что им оказался именно Бэкхен, этот хорошенький парень со странностями. Меньше всего ему бы хотелось срываться на этом человеке. Но что было, того не вернуть, как бы ужасно ни хотелось.:
Всю следующую неделю Чанель не видел Бэкхена. Он начинал переживать за парня, потому что думал, что не расчитал сил и повредил что-то. В груди стало даже щемиться какое-то чувство жалости и вины. Но оно в миг испарилось вместе с сомнениями, когда он посмотрел тому в глаза. Они были вдвоем в парке поздно вечером, освещаемые светом единственного горящего фонарного столба. Взглянув в лицо Бену, Чанель испытал презрение. Теперь он отличался от того Чанеля полторы недели назад. Тот Чанель был зверем, он не видел никого и ничего, ему нужно было поскорее, посильнее и пожестче. Но этот Чанель другой. Он спокоен, но не меньше жесток, а наоборот. Теперь Пак видел Бэкхена, и от одного его вида хотелось размазать это смазливое лицо по асфальту. Такой жалкий. Такой беззащитный. Как же бесит. Ударить. Избить. Принести боль. Услышать мольбу. Увидеть твое плачущее лицо. Ну же, поплачь для меня. Бэкхен стоял в трех метрах от Чанеля. Он был в распахнутой куртке, которая сползла с одного плеча, в одной руке держа рюкзак за крючок. Волосы растрепаны, на лбу проступила испарина. А в глазах… ни намека на страх. Полнейшая безучастность к происходящему. Ничего, пустота. Только наглое «ну давай, сделай это поскорее, и я пойду домой» читалось во взгляде. Бэкхен действительно был готов к тому, что сейчас будет боль. Сейчас будет позор, будет неприятно, будет обидно на весь мир, будет противно. Но почему мне так плевать? Удар поддых и глухое «ох». Он сгибается пополам и шипит, его хватают за плечи и заносят коленку в живот, грудь, пах много раз, что он даже не успевает издавать звуки боли. Чанель отталкивает его, и ему дается пару секунд на передышку. Потом Пак заставляет его выпрямиться и хватает за шиворот. Бэкхен поднимает глаза, но не видит выражения лица Пака, потому что глаза слепит яркий свет фонаря. Чанель заносит руку и бьет по подбородку, что Бэкхен теряет равновесие и падает навзничь на землю. Единственное, что проносится в его голове, это: «Черт, Сехун же говорил, что он не бьет в лицо». Опять передышка, но Бен не собирается даже предпринять попытки подняться с земли. Он тяжело дышит, а потом Чанель ударяет его в бок. Он инстинктивно прикрывает живот руками, поэтому следующие удары приходятся на пальцы рук, и Бэкхен стонет, скривя лицо от боли. Вот, кажется, последний раз нога заносится в живот, и Бэкхен решает, что все закончилось. Открывает глаза и обнаруживает, что остался в парке один.:
Чанелю хорошо. Он счастлив и забыл, что еще месяц назад жалел, что вернулся к былой привычке. Теперь он заметно меньше нервничает. Дома не нарывается на конфликты, а в школе не приходится сдерживаться и на тренировках отдается с удовольствием. На «свидания» с Бэкхеном он ходит обычно два раза в неделю. Этого ему более чем достаточно, чтобы чувствовать себя спокойно. В школе с Беном он очень редко видится, как, в принципе, и было раньше, до того, как они сами не искали встречи, ведь учатся в разных классах. А если и пересекаются, то никогда не здороваются. Одно Чанель находил странным: Бэкхен не избегал его, не прятал глаза при встрече и не сжимался в комок, если вдруг они сталкивались или случайно в толпе касались друг друга. Он как будто не замечал Пака, словно его и не было. Он смотрел на него так, будто понятия не имел, кто это: безучастно и спокойно. Чанель в первые две недели заметил, что Бэкхен частенько хромает, поэтому старался впредь не калечить ноги, ибо это было слишком подозрительно. Кстати говоря, у него появилась привычка бить по лицу, хотя он никогда до этого не делал так. Но сдержаться во время порывов гнева не мог. Ему почему-то хотелось ударить Бена по лицу. Наверняка у него вызывали раздражение смазливые черты лица, а может его бесило его наплевательское выражение — Пак не знал, поэтому просто продолжал украшать лицо Бена синяками и ссадинами, которые тот умело скрывал, судя по всему, под слоем тонального крема. Бэкхен в свою очередь заметил, что, когда Чанель срывался на нем, он всегда делал это молча. В фильмах драки обычно сопровождались ругательствами и гневными комментариями (больше нигде Бэкхен драк не видел, ведь сам никогда в них не участвовал), но в их с Чанелем случае все происходило тихо: только тяжелое дыхание Еля и редкие полустоны Бэкхена. Отношение Бэкхена к происходившему было отчего-то абсолютно наплевательским. Он сам не знал почему, но действительно не боялся, не страдал, не плакал, а просто терпел. Бён сам удивился себе, потому что характер у него был ну очень дурной, и его гордость и самолюбие обычно всегда выплывали наружу, едва кто-то задевал его. Но он почему-то не чувствовал себя униженным и быстро привык к этому, даже установил определенную последовательность в их встречах. В школе и дома он продолжал вести себя как обычно, также улыбаясь, смеясь, слушая музыку и нехотя делая уроки. Когда дома он уже не мог скрывать постоянных ссадин, он наврал родителям, что записался на бокс, а те не смели пойти против увлечения чада и даже наоборот, постарались поддержать, хотя им было больно видеть покалеченным сына. Происходили побои в разных местах: порой в школьной кладовой, иногда на заднем дворе, бывало в туалете, чаще — далеко от школы, в том самом месте, где это произошло в первый раз. А еще даже у самого бэкхеновского дома, когда Пак внезапно заявлялся поздним вечером и звонил в дверь до тех пор, пока не выходил Бэкхен. По большей части на их «встречах» присутствовал Сехун, хотя его присутствие было незримо для обоих. Когда же его не было (а такое случалось, когда Чанель не предупреждал и делал это в неожиданных порывах ярости, как, например, когда заявлялся домой к Бену посреди ночи или выволакивал того прямо с уроков), побоища были самыми жестокими. Видимо, Сехун еще как-то сдерживал Пака, но в его отсутствие Чанель давал Бэкхену по первое число. Так бы и жили они себе спокойно, игнорируя друг друга в школе. Но однажды преподаватель английского подозвал к себе Бэкхена и сказал: — Молодой человек, где вы были утром вчера? Вас не было на моем уроке. — Прошу прощения, я проспал, — соврал Бэкхен, на самом деле он был с Чанелем за школой. — Ваш класс писал контрольный тест. Вам придется зайти сегодня ко мне после уроков. Бен лишь вздохнул и после занятий поднялся в кабинет английского. Он сел за первую парту перед учителем и ждал, пока ему дадут листы с контрольными вопросами. Затем в кабинет вошел высокий парень. Он извинился за опоздание, посмотрел на Бэкхена, опешил на пару секунд, но потом прошел к партам и сел недалеко от него. Сам Бэкхен ничего не испытал при виде Чанеля, а лишь удивился, как такого замечательного и примерного ученика могли наказать, ведь он всегда выходил сухим из воды. — Чанель, садись рядом с Бэкхеном. Он послушался преподавателя и нехотя перебрался ближе к названному. А учитель продолжил: — Вы не будете писать тест, вместо этого вам надо выполнить проект, который я посчитаю для вас как аттестационный. Работать будете вдвоем, тема — литература Америки в 19 веке. Сдать должны в течение двух недель. Подробности я отправлю вам по почте. Можете идти, у меня дела. — И опустил голову к бумагам. Они покинули кабинет молча и не глядя друг на друга. Естественно, Пак не собирался заниматься этой ерундой, тем более с Бэкхеном. Поэтому он бросил: — Удачи, и не забудь позвать меня на защиту, полистаю хоть слайды для приличия, — махнул рукой и пошел в тренировочный зал. Естественно, Бэкхен не собирался это терпеть, но промолчал. Чанель мог избивать его до крови, плевать в него, шантажировать и вытаскивать из дома в полночь, но не использовать. Бэкхен слишком горд, чтобы спустить это. Он не собирался выяснять отношения с Паком. Он просто в присущем ему хладнокровии и сдержанности сделает проект сам и не собирается приписывать работу к имени Чанеля. А что скажет он сам — Бену плевать. Как, впрочем, и всегда.