:
До сдачи проекта оставалось три дня. Бэкхен катастрофически не успевал, и оттого был постоянно взвинчен и не высыпался. Да еще и Чанель зачастил со своими нуждами, что ссадины не успевали заживать, как появлялись на местах прежних новые. В последний раз Бэкхен уже хотел дать сдачи Чанелю: тот снова ударил его по лицу, что стало случаться почти постоянно, да еще с жуткой остервенелостью. То было в школьной кладовой, когда Пак вытянул Бена из школьной столовой на большой перемене. Если обычно Бэк терпел и просто ждал, пока это кончится, безразлично принимая на себя удары, то тогда в нем на долю секунды вскипела ярость и хотелось в отместку набить морду баскетболисту. Вот Бэкхен в кабинете английского стоит у доски с защитой своей работы. Учитель интересуется: — А где ваш напарник? — Он не придет. Отказался выполнять проект, — безапеляционно сказал Бен. — Как так? Чанель знал, что от этого зависит итоговая оценка? — Наверное. Ну, я начну?:
Недовольный, Бэкхен покидает двери школы. Пару дней назад он сдал работу и сегодня, как и все, получил свой недельный табель. В поле английского языка стояла четверка. Было обидно получить за такой труд не лучшую оценку. Насупленный, он пошел домой. На развилке двух дорог он встретил Пака. Тот, казалось, ждал его там. Не успел Бэкхен предположить худшее, как тот взял его за шкирку и потащил в закоулок. С силой толкнув к грязной стене, он достал из кармана помятый лист бумаги и сунул Бену в лицо: — Это, сука, что такое? Бэкхен не видел содержимого бумаги, но догадывался, что то был табель Чанеля. И наверняка в нем была оценка пониже четверки Бэкхена. Однако вместо того, чтобы найти ответ на вопрос, он задумался, что это был первый раз, когда Чанель говорит с ним во время побоя. — Отвечай, мразь. Пак с силой впечатал парня в стену и схватился за воротник рубашки, заставив того поднять голову. Он тяжело дышал, а ноздри раздувались от злости. Впервые он хотел сделать Бэкхену больно не из-за своих проблем, а из-за того, что он был зол на самого Бэкхена. Бен до скрежета стиснул зубы, но потом выдавил: — То, что ты заслужил. Удар наотмашь по скуле, и Бэкхен падает на землю на спину. В глазах на время мутнеет, но вскоре он может видеть происходящее. Ель подошел к нему, опустился над ним, впился крепкой хваткой в волосы, оттянул и прошипел тому в лицо: — Повтори. — То. Что. — Бэкхен чеканил каждое слово, глядя Чанелю прямо в глаза с наглым вызовом и без капли страха. — Ты. Заслужи… Договорить ему не дали. Из-за резкой боли в области живота парень едва слышно заскулил. — Запомни кто ты, а кто я. Ты зависишь от меня и делаешь то, что хочу я. — Пак между каждой фразой наносил новые удары, отчего дыхание у него было рваным. — Не строй из себя крутого, кусок дерьма. Ты — моя личная сука для битья, и если потребуется, ты хоть задницу мне свою будешь подставлять, понял? — И, подняв за рубашку, снова откинул подальше на грязный асфальт. Однако Бэкхен не остался как обычно лежать на земле. Он быстро, хоть и неуклюже, поднялся, замахнулся и прошёлся кулаком по щеке Чанеля. Никак этого не ожидавший, Чанёль качнулся назад и не сразу понял суть произошедшего. Бэкхен… ударил его? Он поднес руку к лицу, чтобы проверить, не почудилось ли ему. Правую часть лица окутала ноющая боль. Он поднял изумленные глаза на Бена. У того была разбита в кровь губа, под глазом наливался фиолетовым синяк, волосы всколочены и в грязи, рубашка окрасилась в грязно-коричневый и помялась, руки ободраны, а брюки порваны в местах и где-то испачканы алым. Его грудь тяжело вздымалась и опускалась, а руки сжаты до побеления костяшек. Он глядел на Пака исподлобья, и в глазах столько презрения. — Какой же обдолбанный ты ублюдок, Пак Чанель, раз думаешь, что это так. Это были последние его слова в тот вечер, потому что за этой фразой последовали серии сильнейших ударов. Чанель был щедр и со всей силой, что в нем имелась, лупил Бена. А тот, в свою очередь, не скупился на крики и стоны, которые уже нельзя было сдерживать. Скулеж и оханье эхом ударялись о стены зданий, но никто не слышал стенаний несчастного парня. Чанёль и не знал даже, по каким местам уже бьет. Глаза и разум накрыла пелена сплошной ярости. И вся эта ярость была направлена к существу Бэкхена. Единственное, что как-то связывало его с реальностью, это отдаленные истошные крики Бена, которые со звоном отдавались в ушах. Когда визг прекратил резать Чанелю слух, он, сам уже изрядно уставший, прекратил мучить бездыханно лежащее на земле тело. Он перевел дыхание, перекинул через плечо рюкзак, бросил в последний раз взгляд на почти не дышавшего парня и побрел домой. Там его встретила старшая сестра Юра, с которой он не говорил еще с тех пор, как поставил ей под глаз фингал. Однако спросил: — Где все? — Мать как обычно, у отца дела, — не отрываясь от телефона, сухо ответила девушка. Чанель пошел к себе в комнату и больше оттуда не выходил. Ночью ему плохо спалось, потому что не отпускали мысли о том, что он немного переборщил. Он очнулся еще в 5 утра и долго ворочался в постели, пытаясь снова заснуть. Но спустя почти час жалких попыток он осознал, что смысла засыпать уже нет, и начал собираться в школу. До школы оставалась еще куча времени, а первые лучи солнца едва только задевали верхушки жилых домов. Чанель решил пойти более длинной дорогой и повилять по закоулкам своего квартала. Улицы были пустынны и подозрительно тихи, словно весь мир замер в преддверии чего-то страшного. Задумавшись, Чанель сам не заметил, как ноги привели его в то самое место, где он еще вчера учинил расправу над Бэкхеном. В закоулочном тупике Пак увидел лежащую неподвижно на грязной земле фигуру и сначала с отвращением подумал, что это какой-то бездомный. Но в сумраке только начинавшегося утра разглядел знакомые черты. Это был Бэкхен. Он лежал в том же положении, в каком его оставил Чанель вчера. Когда он увидел бездыханное тело изувеченного парня, его окутал животный страх. О Господи, я ведь не убил его, правда? Чанель неуверенным шагом подошел к телу. Он до последнего надеялся, что ошибся, что это и не Бэкхен вовсе, а просто какой-нибудь бродяга или алкаш. Но, подойдя к нему вплотную, сомнений уже не было: это точно был Бен. Хоть и совсем непохожий на самого себя. На лице и шее спекшаяся кровь вперемешку с грязью и высохшими дорожками от слез, часть лица опухла и посинела, волосы будто кто-то пытался выдрать с корнями, от рубашки не осталось почти ничего, на руках множество гематом и ушибов. Чанель даже не знал, что под лоскутами оставшейся одежды могло скрываться что-нибудь пострашнее описанных травм. Он смотрел на Бэкхена во все глаза, не веря увиденному. До сего момента Паку ни разу не приходилось видеть плоды своего насилия: он сразу покидал место преступления после выпуска пара, а Сехун всегда залатывал игрушки Еля, так что их шрамов и ушибов ему никогда не доводилось видеть. Но зрелище, открывшееся глазам Чанеля, заставило его чуть ли не вывернуться наизнанку. Осознание того, что он сделал это своими руками, вызывало отвращение не сколько к грязи и крови, сколько к самому себе. Но отвращение вскоре вновь сменилось диким страхом. Ель опустился на колени перед неподвижным парнем и проверил пульс. Слабый, но был. Потом опустил ухо к груди и почувствовал, как она слабо поднималась и опускалась. Как камень с сердца упал. Он жив, слава Богам.:
Белые чистые палаты больницы. Бэкхен открывает глаза, но у него все двоится и размывается. Через пару минут ему удается сфокусировать взгляд и он начинает понимать, где находится. Едва он поднимает голову, как тут же кладет ее снова на подушку из-за жуткой боли. Перед собой он видит мать, которая бросается к нему в слезах. Он почему-то плохо слышит, звуки словно отдалены. Она примыкает к груди Бэкхена и надрывно плачет; вскоре он чувствует, что его одежда намокла, и думает: «Черт, теперь придется менять». После пятнадцатиминутной истерики мать вытирает слезы и просто гладит сына по голове, что-то неразборчиво приговаривая. В палату заходят медсестры, отец, врачи, еще какие-то незнакомые люди. У Бэкхена начинает кружиться голова, и ему очень хочется спать. Медработники уводят всех посетителей и оставляют Бена отдыхать, а он закрывает глаза и погружается в сон.В день, когда Чанель привез Бэкхена в больницу.
Чанель, оставив парня на попечение врачей, теперь сидит в полицейском участке на допросе. Дает показания, описывает, каким он нашел Бэкхена, отрицает свою вину. Снаружи сидят Лухан, родители Бена и сестра Пака, так как его собственные родители не посчитали нужным прийти. Чанёль уже давно все проанализировал. Бэкхен вышел со школы в шесть вечера, и Лухан был последним, кто его видел. Он подтвердит, что Бен вышел не позже указанного времени. В тот день сам Чанель ушел еще в три часа дня, так что все одноклассники скажут правду. Однако ушел он не домой. Дома он оказался только в 9 вечера, и единственной, кто может это подтвердить, может быть только Юра. Если Юра признается, что вернулся домой он поздно, то подозрения на Чанеля возрастут в три раза, потому что иначе где он мог быть? Да еще и был тем, кто нашел пострадавшего. У Чанеля с сестрой не было хороших отношений, а точнее они друг друга ненавидели. Особенно учитывая то, что недавно меж ними произошло, то Юра с радостью сдаст брата. Когда Ель вышел из кабинета, туда позвали Лухана. Родителей Бэкхена в зале ожидания не было, и на скамье сидела только Юра. Чанель жутко нервничал и сел на другой край. Она заговорила первой: — Я предполагаю, что произошло на самом деле, — Чанель нервно сглотнул: что его сестра никогда не была дурой. — Ты обосранный сукин сын, Чанель, но, так и быть, я тебе подсоблю в этот раз. И с этими словами поднялась, когда ее пригласили в кабинет вместо Лухана.:
С Чанеля подозрения были сняты, так как по показаниям он никак не мог быть в тот день с Бэкхеном: по словам сестры, он еще в четыре часа вернулся домой и весь вечер провел с ней, прибирая дом. Пак понятия не имел, зачем его сестра солгала, но своей невиновности был рад. Он был чист, если только Бэкхен при пробуждении не доложит на него. Удручало то, что Бен долгое время не просыпался. Чан ежедневно наведывался к нему в больницу и интересовался о состоянии парня. На глаза родственникам Бэкхена он старался не попадаться: его гложило чувство бесконечной вины. Родители Бена видели в нем героя, который спас их единственного сына от верной гибели, без которого бы они ни за что не отыскали дите и наверняка уже находились не в больнице перед его койкой, а на кладбище перед гробом. Знали бы они, кто на самом деле чуть не убил их сыночка. И от их благодарности Чанель чувствовал себя еще отвратней. Когда он краем уха заслышал отчет медсестры о состоянии, его бросило в дрожь: — Ваш сын жить будет, госпожа и господин Бен. Однако у него тяжелое состояние. Ножевых ранений мы не обнаружили, но у него перелом ребра и коленной чашечки, ушиб легких, повреждение селезенки и сотрясение мозга. Потерял он много крови, открытых ран немало. На затылок, левый бок и правую руку наложили швы. Сейчас состояние стабилизировалось, но он все еще без сознания. Тогда Чанель выбежал из больницы и побежал домой, где заперся в комнате. Он перевернул тогда всю свою комнату. Ему стало страшно, что он вот этими руками, которыми жмет рукопожатия с друзьями, которыми играет в баскетбол, которыми пишет конспекты, которыми обнимает хрупких девушек, он нанес столько страшных увечий Бэкхену. В хаосе он забился в угол, прячась словно от самого себя. Он смотрел на свои мозолистые от игры в баскетбол ладони. Грубые, неаккуратные и жесткие, как они могли полюбиться этому парню, который так кайфовал от прикосновений к этим ужасным рукам? Какая ирония: то, к чему Бэкхен так трепетно и нежно прикасался, едва не убило его самого. Чанель даже от нервозности хихикнул, и можно поклясться, что в этот момент он выглядел как сумасшедший.:
Когда на пятый день пребывания в больнице Бэкхен очнулся, Чанель узнал это одним из первых. Начался кипиш возле его палаты, поэтому он решил навестить его последним. Вечером этого дня он наконец решился незаметно прошмыгнуть внутрь. Бен очнулся еще рано утром, но через 20 минут снова заснул. Получается, он проспал уже 12 часов. Пак присел на край койки. Бэкхен выглядел заметно лучше, чем когда он видел его в последний раз. Ну, насколько лучше. Такой же бледный, худой, раненый, изувеченный, но хотя бы не испачканный в крови и грязи. Чанелю не повезло: Бэкхен начал просыпаться. Сначала он хотел убежать, пока больной фокусировал взгляд, но в коридоре услышал медсестру, а если она заметит его выходящим из палаты, в больницу больше не пустит. Сердце Пака забилось как бешеное: он не знал, как отреагирует Бэкхен. Выгонит ли, испугается ли, завизжит ли, а может и вовсе не узнает. Он нервно сглотнул, а Бэкхен первый спросил: — Ты что здесь делаешь? — голос был тихий и с сильной хрипотцой. Чанель молчал. И правда, что он здесь делает? — Ты ничего не помнишь? — У меня голова болит, не хочу ничего вспоминать. Чанель просиял. Если Бен ничего не помнит, то он не обвинит того в избиении. — А что последнее случилось до того, как ты потерял сознание? Бэкхен долго молчал, думая. Он в какой-то момент сморщился от боли, а потом сказал: — Вроде получил табель. Вышел в школьный двор. С Луханом был. Или один, не помню. Темнеть начинало. Я злой был. И все, дальше провал. Отлично. Просто прекрасно. Ты забыл именно то, что надо, Бэкхен. Так бы тебя и зацеловал сейчас. — Ну ладно, не буду мешать тебе. Отдыхай. И не говори никому, что я приходил, ладно? — и с этими словами вышел из помещения. Довольный, Пак неспешно пошел домой. Дома была мать и какой-то человек, но Чанель решил не попадаться им на глаза и просидел остаток дня в комнате. Потом к Бэкхену в палату заходили родители, врачи и полицейские, и все спрашивали одно и то же. И Бэкхен всем говорил: «Ничего не помню». Но Бэкхен-то всё помнил.