Все, что было до меня, — обнуляй, Жизнь море — ща поныряем. Только ты давай, мне доверяй, И мы телепортом с тобой сразу в рай.
— Как девчонка, ей богу! Бэкхен молчит. Чанель, конечно, шутит и по-доброму улыбается, но почему-то Бэкхен чувствует, как внутри что-то ухает и с грохотом падает. — Извини, — единственное, что ему удается сказать. Веселые искры в глазах Чанеля тухнут, а выражение лица становится озабоченным вместо веселого. — Эй, за что ты извиняешься? Бэкхен трет глаза — чешутся после слез, а еще мешки под ними припухли от влаги. — Ну…у тебя рубашка мокрая из-за меня. — Я пошутил, Бэкхен! — Чанель, видимо, чувствует вину. — Из всех, кого я знаю, на девчонку ты похож меньше всего, честное слово. Бэкхен кивает. Дальше они идут молча. Чанель чувствует себя неловко. Он сказал такие громкие слова как «я останусь с тобой», и это вам не шутки. А сдержит ли он обещание? Конечно, никуда он уходить не собирался, но «я буду рядом» значит очень многое и обязывает к непростым задачам. Сказал он это, конечно, в порыве эмоций и паническом страхе видеть Бэкхена таким испуганным, но ведь не это ли значит, что он сказал эти слова от всей души? Я не знаю. Я, черт возьми, н е з н а ю. А если Бэкхен поверил? Доверился и отдался? А если вдруг Чанель неожиданно оставит его одного, что тогда? — У тебя телефон вибрирует, — у Бэкхена все еще немного хрипит голос. Чанель отвлекается от мыслей и выуживает телефон. На экране светится: От кого: Юра Ты где? Все злятся, что тебя нет! Чанель забыл, что сегодня у них дома праздник: день рождения отца. Никто Чанеля и не ждет, но его присутствие обязательно — чисто символически. Чанель хочет послать к чертям этот праздник и остаться с Бэкхеном — ему он уж точно нужнее, чем многочисленным родственникам и тем более отцу. Лучше уж не буду появляться — сделаю папе здоровский подарок. Вот уж он обрадуется не видеть меня. — Ты торопишься? — снова пряча телефон в карман. — Нет. Тебе куда-то надо? — Сегодня — уж точно нет, — останавливается. — Повеселимся?:
У Бэкхена мурашки по телу. Ему страшно. Ему ой как страшно. А вот Чанелю, судя по всему, очень весело. — Эй, Бэкхен, расслабься! — смеется. Бэкхен невольно вжимается в поручень и свое кресло рядом с Чанелем. Постукивание американских горок о рельсы при подъеме только поддает жару. — Ты что, никогда не катался на таких? — когда они уже почти на самом пике. Бэкхен не успевает ответить — аттракцион с бешеной скоростью спускается вниз и делает петлю, Чанель кричит и смеется вместе со всеми пассажирами, а Бэкхен только стискивает зубы и жмурится. Когда они заканчивают первый круг и подъезжают к посадочной площадке, Бэкхену удается выдохнуть: — Я больше сюда не сяду. Чанель только расходится в неистовом смехе: — Ты чего, Бэкхенни, впереди еще один круг! Бэкхен округляет глаза — то ли от такого ласкового и непривычного обращения, то ли от осознания того, что ад повторится. Когда они снова поднимаются по рельсам на пик, Чан все еще смеется, а Бэкхен упорно стискивает зубы. Но когда они мчатся на невероятной скорости снова, Бэкхен тоже кричит вместе с Чанелем — ему почему-то уже не так страшно. Наверное, потому что Чанель рядом. Наверное, потому что Чанель смеется. Наверное, потому что Чанель сказал: «Бэкхенни». — Этот парк работает до полуночи, — Чанель жует розовую сахарную вату, а у Бэкхена сводит скулы от одного запаха и вида — он не любит сладкое. У обоих на голове бардак из-за ветра — гармоничный получается дуэт. — А ты что, никогда здесь не был? — Когда был маленьким. Мне не очень понравилось, поэтому больше сюда не приходил. — А сейчас? — Что? — Сейчас нравится? Бэкхен активно кивает. Все, что он делает с Чанелем, ему обязательно нравится, неважно даже что именно. Парк аттракционов — это, пожалуй, место номер один для свиданий. В фильмах и книгах все происходит по стандартному сценарию: сначала американские горки, комната страха, главный герой выигрывает для главной героини огромного мишку в тире, много сахарной ваты, ну и поцелуй в колесе обозрения на десерт. Но Чанель с Бэкхеном не на свидании. Чанель с Бэкхеном веселятся. — Чанель, почему мы пришли сюда? — Потому что я захотел сюда, — и говорит правду. — Этот парк — детский. Это ребяческое веселье. — А ты типа у нас большой? — смеется. — Я имел в виду, что ты занимался вещами намного более взрослыми, нежели чем это. — Какими? — на мгновение у Чана дергается кадык. — Ты хочешь, чтобы я перечислил? — спрашивает в какой-то обыденной интонации, как будто ему неинтересно. — Я видел тебя нетрезвым; знаю, что ты раньше курил; знаю, что половина девчонок со школы были когда-то облапаны тобою; прекрасно понимаю, что ночью ты плохо спишь и, как мне кажется, и вовсе дома не бываешь, а ошиваешься в каких-то других местах. Откуда он все это знает? Чанелю становится стыдно: кому-кому, а Бэкхену знать об этом следовало в последнюю очередь. Хорошо еще, что он не назвал самую отвратительную особенность Чанеля, которую он сам всей своей душой ненавидел, — склонность к насилию. — Я уже всего этого не делаю, — виновато говорит он. — Да я тебя и не ругаю. Просто мне интересно… почему ты так нянчишься со мной? — Я не нянчусь! — чересчур громко. — Но ты же обычно веселишься по-иному, тогда почему мы в детском парке и жуем сахарную вату? — Я хотел привести тебя сюда, а не в душный и шумный клуб. — И мне понравилось. Но почему? Потому что это ты, Бэкхен, Другого объяснения я не нахожу. — К чему это ты клонишь? — Хочу нажраться, — с детским азартом говорит Бэкхен. Чанель удивленно вскидывает брови и молчит. Он всегда выполняет просьбы Бэкхена — а они обычно не такие уж и сложные, да и ему самому приятно их исполнять. Но на это желание Пак хмурится. — Нет. — Да. — Зачем тебе? — Я никогда не пил, и вот сейчас мне хочется, что тут объяснять? — Нет, — Чанель чувствует себя мамой, запрещающей ребенку играть на улице. — Лучше уж я пойду с тобой, а ты будешь меня контролировать, чем один и потом отравлюсь. Чанель думает минуту, а потом нехотя бурчит: «Пошли».:
Все оказалось не так уж и плохо: Бэкхен знает меру и не бросается на все подряд. Клуб они посчитали не обязательным, а просто раздобыли вина и спрятались на крыше этажки, где Чанель любил коротать часы беспокойства. Даже когда Бэкхен немного пьяный, он не разговорчив и не развязен, в принципе, как и всегда. Но румянец и жар, исходящий от него, выдают его состояние. Чанелю вдруг становится неспокойно. — Все хорошо, Бэкхен? — до этого они сидели молча, а Бэкхен медленно вливал в себя алкоголь. Тот лишь кивает. — Может, хватит? — Да, убери эту дрянь, она невкусная. Чанель с облегчением закупоривает бутылку и прячет ее за спину — на всякий. — И как же ты сейчас домой пойдешь? От тебя запах идет. — Скажу, что это ты. Папы в такое время дома нет, а мама против тебя ничего не скажет. — Тебе плохо, да? — зачем-то спрашивает Чанель. — Чуть-чуть, — перед самым носом Чана показывает жестом эти самые «чуть-чуть». — Нет, на самом деле очень хорошо. Настолько хорошо, что становится немного плохо. — Почему? — Потому что тебе плохо. Дальше — молчание. Чанеля как будто поймали с поличным. — Ты сейчас должен быть не здесь, не со мной, — у Бэкхена тяжелеют и слипаются веки. — Я так думаю. — А мне кажется, что я там, где как раз и должен быть. На крыше холодный ветер, что аж стучат зубы. — Пора по домам, — Бэкхен встает и отряхивает школьные брюки. — Сегодня мне крупно влетит, если родители еще и узнают, что я прогулял уроки. Он всегда все делает по-своему. Чанель тоже нехотя встает.:
Дом Чанеля встречает его шумными гостями и праздником в разгаре. Он проскальзывает мимо гостиной, даже не заглядывая туда. Со вздохом облегчения входит в комнату, никем не замеченный, но видит на своей не заправленной кровати папу. Первая мысль — надо было убрать комнату. Папа ненавидит беспорядок. — Где ты был? — от него исходит легкий запах алкоголя. — Гулял, — бросает рюкзак на пол и начинает переодеваться, всем своим видом показывая, что вовсе не был удивлен. — Сегодня у нас праздник, если ты не знал. — Поздравляю, однако праздник уже прошел, — смотрит на наручные часы. — Уже настал час следующего дня. — Чанель, послушай. Чан повернулся к нему. Разговор, видимо, будет серьезный. — Мы с мамой разводимся. Чанель сначала молчит, а потом снова натягивает футболку. — Понятно. На самом деле чувства внутри довольно смешанные — он и вроде бы был готов к этому, но с другой стороны не мог представить их семью разделенной. — Мы уже давно не любим друг друга, — продолжает отец. — Ты же знаешь, что у нее есть кто-то другой. — Ага. — Присядь, пожалуйста, — и Чанель послушно садится рядом. — Тебе через полгода будет восемнадцать, поэтому мы подождем с документами, чтобы не заморачиваться. — Да, наверное, так будет удобнее. — Чанель, я… тогда, в тот день, я был не в себе. И только сейчас я задумываюсь над этим. Прости, Чанель, но я ничего не помню. — Хватит, я понял, — к горлу подошел сухой ком. — Я не смог полюбить, прости. Пытался, но не вышло, а забыть очень сложно — сам, наверное, понимаешь. Ты еще маленьким все понимал, и это, честно скажу, злило меня, что ты, даже понимая всю ситуацию, любил меня и улыбался мне. Я-то не мог сделать того же в ответ. — Там гости тебя ждут… — хочет уже остановить отца Чанель. — А потом ты перестал предпринимать эти попытки, и я понял, что шанс упущен, что все уже выгорело. И сейчас своим присутствием в этом доме я только напрягаю атмосферу. Чанель, понимаешь, я хочу, чтобы ты был счастлив. Без меня. — А как без тебя? — голос дрожит. Мужчина поджимает губы, а потом позволяет себе то, чего не позволял никогда в жизни — кладет руку на плечо Чанеля и осторожно гладит. — У нас с тобой не получилось ничего, Чанель. Прости, — грустно усмехается. — Ты, наверное, сейчас злишься, да? Как будто одним «прости» тут отделаешься. Но мне пора уходить — ты уже большой. Я сделал тебе очень больно, а если я уйду, то ты постепенно забудешь это как кошмарный сон. — У меня не получится. — Ты мальчик не слабый, все у тебя получится. Но я просто хочу сказать честно, Чанель, — я никогда не ненавидел тебя. Слышишь? — у отца уже глаза слезятся. — Злился, ругался, иногда поднимал руку, но никогда не ненавидел. Я всегда мечтал о сыне, не понимая, что вот он — живой, здесь, рядом, любящий. Но поезд ушел. Пытаться сейчас что-то исправить — все равно что надеяться выпить океан через соломку. — И я тебя тоже. Не ненавидел. В ответ отец криво улыбается. — Я освобождаю тебя. Больше ты не будешь страдать. Пак-младший едва дышит — отец его обнимает! И он тоже складывает свои руки на спине мужчины. Внутри все очень непонятно — и радостно, и грустно. Наверное, все-таки радостно. Он услышал те слова, о которых мечтал все эти годы — он не ненавистен. Вместо лживого «люблю» он рад услышать правду, пускай с горчинкой, но искреннюю. — Будем видеться? — спрашивает отец. — Если ты захочешь. — Ты стал мужчиной, хотя я тебя не воспитывал. Я все пропустил. — Еще не поздно завести новую семью. И сына. — У меня уже есть, — встает с кровати и поспешно идет к двери — слезы так и норовят выпасти блестящими хрусталиками из глаз. — С прошедшим днем рождения, — бросает напоследок Чанель. — Спасибо, — и дверь за ним захлопывается. Теперь Чанель может позволить себе улыбнуться — он рад. По идее не должен, но жутко счастлив. Отец больше не будет обременен им и он отпускает Чанеля, не держа обид и злости. В эту ночь Чанель спит неспокойно — слишком многое вспоминает. И эти воспоминания уже не так ужасны, а просто навевают легкую тоску. Однако теперь они не имеют значения — все это становится забытым сном. Отец скоро перестанет быть ему отцом, но теперь они намного ближе друг к другу, чем за те почти восемнадцать лет.:
— Ты что, не идешь на тренировку? — Чанель догоняет Бена в школьном коридоре. — Нет. Тогда от мамы влетело, теперь я наказан. — Что она сказала? — Да ничего такого. Я теперь на домашнем аресте две недели. — Прости, надо было тогда отговорить тебя. — Извиняйся другими способами. — М-м, купить тебе шоколадку? Сделать за тебя астрономию? Бэкхен вместо ответа приподнялся на носки и тихо сказал на ухо: — Хочу потерять девственность. Первое, что пришло в голову Чанелю, это: «Бэкхен, я не готов делать это с тобой!», и он действительно едва не выкрикнул это. — Найди мне девчонку, пожалуйста, — продолжил Бэкхен. — Не такую, как та девушка Сонен. Такую, которая готова. Чанель начинает возмущаться — с каких пор у Бэкхена начали появляться такие странные желания? Он еще и его просит помочь с этим! — Зачем тебе делать это сейчас? — неуверенно спрашивает Чанель. — Мне интересно. — И все? — Чанель откровенно закипал из-за такой непринужденности Бена. — А ты не подумал, что это должно быть с девушкой, которую ты любишь, а не с кем попало? — А у тебя что, первый секс был с любовью твоей жизни? Чанель замялся. — У меня… не было, — так тихо, что мог услышать только Бэкхен в этом шумном коридоре. — Ни с кем? -…ни с кем, — как-то было неловко в этом признаваться. Бэкхен не сдержался и улыбнулся. В последнее время он делает это часто. Пак уже обрадовался, что тот передумал, узнав, что не один такой. — Тогда и себе подыщи кого-нибудь, пока будешь искать мне девчонку, — и скрылся в дверях кабинета биологии, оставив Чанеля одного. Чанель пошел с Сехуном, оставил его на станции метро и сам направился домой пешком — это уже стало привычкой. За что он любил свой район, так это за то, что там жили только люди семейные и спокойные; тихий спальный район огромного яркого мегаполиса как будто и не принадлежал ему: все здесь было неторопливо и умиротворенно. Если папа теперь будет жить отдельно, то с кем и где? Как-то было непривычно идти одному, словно такую знакомую дорогу урезали вдвое. Его собственным мягким шагам не аккомпанировали шаги Бэкхена, а полная тишина даже удивляла. Наверное, у него есть другая женщина. Скорее всего, он никогда нас не познакомит с ней. Телефон Чанеля заверещал. В последнее время он стал ненавидеть свой сотовый: звонки и сообщения отрывали и обычно ничего приятного не приносили. Однако на экране высветился незнакомый номер. От кого: 0ХХ9ХХ7Х45 это бен бэкхен.я завел телефон это мое первое смс 1 Сначала Чанель приятно удивился, а потом глупо улыбнулся: видимо, Бэкхен не знает, как правильно печатать сообщения. Он представил его, неуверенно держащего в руках телефон словно диковинку, долго набирающего сообщение и ничего не понимающего. Для кого: 0ХХ9ХХ7Х45 Откуда у тебя мой номер? Ответа не было долгое время, и Чанель даже уже не стал ждать его. Но телефон потом разошелся в трели, и Пак немедля снял трубку. — Да? На том конце провода копошение и непонятные звуки. — Что я нажал? — Чанель аж вздрогнул: голос Бэкхена звучал немного по-другому в трубке. — Это Чанель? — Он самый. — Я не нашел кнопку «отправить» и случайно позвонил, извини. — С чего вдруг ты решил купить себе телефон? — Чанель пнул камень на тротуаре. Идти по пустой улице стало уже не так скучно. — Чтобы звонить, для чего же еще. — Кому? Чанель с улыбкой задавал этот вопрос — он очень хотел узнать ответ и уже знал приблизительно, каким он будет. — Тебе, например. Пак растянул губы в еще более широкой улыбке. Ему действительно хотелось это услышать. Они поболтали еще немного, а потом Бэкхен пропал, когда же Чанель пытался до него дозвониться, то тот был отключен. Наверное, не знает, что телефоны нужно заряжать. Чанель не заметил, как уже прошел полпути. После разговора с Бэкхеном появилось жгучее желание его увидеть — было ощущение, как будто они не виделись уже несколько недель. Если он и впрямь любит, то почему меня? Чанель предполагал, что всего лишь потому, что они общаются друг с другом теснее всего, однако вспомнил Кенсу и Лухана, с которыми Бэкхен был близок еще до знакомства с ним. Не забыл и учесть Сонен — девушку, с которой он пытался познакомить парня. Значит, дело не в одиночестве. Давно он любит? Может, это было что-то вроде симпатии с первого взгляда? Иначе почему Бэкхен терпел насилие над собой — не потому ли, что уже тогда был влюблен? Нет, он ведь раньше меня ненавидел. Может, когда Чанель сменил свое отношение к нему? Или когда по пьяни наговорил чуши, из-за чего Бэкхен напридумывал себе лишнего? Или когда они обнимались на крыше этажного здания? Это может быть что угодно! Может, у Бэкхена другое понятие о любви. Вполне возможно, он имел в виду дружескую или братскую любовь. Иначе зачем он искал себе девушку на одну ночь? Чанель, видимо, накрутил себя из-за этого псевдо-дневника, а у Бэкхена другое на уме. И зачем он меня об этом просит?! Как будто я и впрямь буду искать ему кого-то. Сильно надо — сам найдет. Но когда Бэкхен заговорил о девственности, Чанель чуть не крикнул: «Я не готов делать это с тобой». Не «Я не хочу с тобой трахаться», а «я не готов». Не готов. Пока еще не готов? Если подумать, то тогда, когда Бэкхен помогал ему переодеваться в раздевалке, Чанель хотел, чтобы чужие пальцы касались мест более интимных, нежели чем просто коленки. Он решил, что это гормоны, но… А смог бы я заняться этим-самым с Бэкхеном? Чанель активно мотает головой и трясет ею — как будто так можно избавиться от навязчивых мыслей. Ну, если бы мне заплатили сто тысяч зеленых, то может и да. Чанель достал телефон и начал печатать сообщение, прикрепив свое фото, на котором он показывает язык. Кому: Бэкхен Сам и ищи себе девчонку, я тебе не Купидон! От кого: Бэкхен я тож е хочу прикрепить фото Для кого: Бэкхен Нажми на значок в правом верхнем углу Через две минуты пришло размазанное фото лица Бэкхена в крупном плане. Чанель ставит пунктик в своем списке дел на «научить Бэкхена пользоваться телефоном» и в последний раз думает, что мог бы заняться этим-самым с Бэкхеном за сто тысяч. Но у Бэкхена ведь нет таких денег, так что делать Чанелю этого не придется. Наверное?