:
Чанель сидит в вип-зоне в окружении незнакомых девушек и парней. Сюда его притащила девица с танцпола, и тут вроде бы неплохо, но… Я, кажется, потерял Бэкхена. Чанель начинает рассеянно вертеть головой по сторонам и порывается встать, но его тянут обратно на диван. — Куда ты? Оста-а-анься, — протянул женский голос. Когда Чанель нетрезв, он становится агрессивен. Он резко одергивает руку и решительно идет искать Бэкхена. До затуманенного рассудка медленно доходит мысль, что наверняка Бэкхен времени зря не теряет, а решительно занимается поисками. Либо уже завершил их. Чанель набирает недавно сохраненный номер Бена, но никто не отвечает. У Пака такое чувство, будто он не уследил за шаловливым ребенком, позволив обвести себя вокруг пальца. В груди — обида, ярость и беспомощность одновременно. Он ищет везде: в туалетах, у барной стойки, по всему танцзалу, в VIP-зоне, снаружи здания. Нигде. В какой-то момент в голову ударяет трезвая мысль: А даже если он кого-то нашел, то мне-то какая разница? Ну, предположим, Бэкхену удалось подцепить девчонку. Ну и что? Это его личное дело, с кем и когда трахаться. У Чанеля нет никаких прав запрещать ему это. Но он же обещал, что не будет! Вообще-то, Бэкхен ничего не обещал. Только молча кивал. Даже если так, Бэкхен все равно виноват. Он оставил Чанеля совсем одного и пьяного. А может, наоборот? В конце концов, это место знакомо Чанелю намного лучше, чем Бену. Чанель напился и в весельи даже не заметил, что Бэкхен потерялся. Наверняка сейчас он сидит где-нибудь, ничего не понимающий и усталый. Ярость сменилась уколом вины. Чанель вернулся к барной стойке. — Кого-то потерял, Чанель? — спросил его бармен. — Да, своего друга. Помнишь парня, который со мной приходил? — По-моему, он был где-то возле комнаты отдыха. Если не ошибаюсь. Чанель поспешил прорваться через толпу танцующих к комнате. Когда он добрался туда, Бэкхена там не было. Только девушка, поспешно застегивающая блузку. — Не видела здесь парня в серой футболке? — Чанеля не смутил ее расстегнутая почти нараспашку блузка. Девушка казалась ему смутно знакомой. Та смерила его смеющимся взглядом серых глаз и улыбнулась уголками губ. — Был, но недавно ушел. — Куда? — Не сказал. Чанель посчитал эту девушку неприятной и обратно выбрался в шумный зал. В порыве безысходности и безнадежности он сделал самую глупую в его ситуации вещь — крикнул: — Бэкхе-ен! — как будто его могли услышать через шум зала. Пока он бегал глазами по толпе, надеясь, что хоть кто-нибудь обернулся на беззвучный крик, подцепил взглядом серую футболку и знакомую макушку. Чанель не думая кинулся к предполагаемо Бэкхену, который зашел в уборную. Предположения Чанеля оказались верны: когда он зашел в туалет, обнаружил там умывающегося Бэкхена. В Чанеле разбушевались все чувства сразу: и облегчение, и злость, и необъяснимое возбуждение, и какое-то почти детское любопытство. Он в несколько шагов добрался вплотную к Бэкхену и слишком громко спросил: — Где ты был? Почему не брал трубку? Бэкхен, видимо, не ожидал увидеть Чанеля, поэтому сначала шарахнулся. — В зале. Телефон дома оставил. Чанеля такое объяснение не устроило. Он хотел начать возмущаться, но его взгляд упал на яркий засос на шее Бэкхена, и он резко замолк.:
Все произошло быстрее, чем Бэкхен ожидал. Суен была очень податливой и всегда подсказывала Бэкхену. Он очень старался принести ей удовольствие, настолько, что забыл позаботиться о собственном. Так или иначе, он все равно его получил — спасибо Суен, она тоже в долгу не осталась. Бэкхен даже получил больше чем ожидал, и его страхи теперь были развеяны. Влечение было. — У меня никогда не было секса с девственниками, — сказала Суен, когда все закончилось. — Это было круто. Бэкхен, застегивающий джинсы и переводящий дыхание, лишь молча кивнул. — Ты такой забавный, — улыбнулась она. Бэкхен посмотрел на часы. Его не было всего полчаса. Чанель не должен заметить. — Сначала ты отказал мне из-за того парня, да? Кто он? Старший брат? — Друг. — А что, все друзья смотрят друг на друга так ревностно? Бэкхен нахмурил брови и поднял глаза на девушку, которая поправляла юбку. — Ты рубашку неправильно застегнула, — только и сказал он. — Упс! — она поспешно начала перестегивать пуговицы, но продолжила задавать вопросы: — Что у тебя с ним? — интонация у девушки была обыденная. Она спрашивала не из любопытства, а так, между прочим. — Не знаю, — честно признался Бэкхен. — Он тебе нравится? Бэкхен устало посмотрел на нее. Она поняла все из этого взгляда и в ответ снова улыбнулась. Уходя, Бэкхен сказал ей «спасибо». А она ответила: — Удачи, Бэкхен. Он даже не успел поинтересоваться: «В чем?», потому что уже был объят шумом и людьми зала. Он тут же отправился в уборную.:
Бэкхен, словив на себе ошарашенный взгляд Чана, посмотрел на себя в зеркало и только сейчас заметил отметку. Он успел только потянуться пальцами к ней, чтобы удостовериться, что она там действительно была, как Чанеля объяла неожиданная ярость. В другом случае он бы мог сдержаться, но сейчас, когда он пьян, нет сил контролировать свои эмоции. Чанель схватил Бэкхена за воротник футболки и толкнул к стене, и тот ударился затылком о кафель. — Что ты делал? — прошипел Чанель. Бэкхен сжал зубы и зажмурился от боли в голове, вцепившись в руки Чанеля и пытаясь отстранить его от себя. Чанель всегда считал Бэкхена существом непорочным и невинным, словно он не от мира сего. Бэкхен был далек от таких понятий как притворство, лесть, пошлость, непристойность. Он не знал мира, не понимал его, и это незнание сохранило его чистоту. Жестокий, холодный и грубый, Бэкхен являл окружающим свою внутреннюю оболочку. Пусть и такой, но он был совсем другой. А сейчас… Чанель был ужаснут той мыслью, что Бэкхен, его Бэкхен, запятнал самого себя, добровольно влез в эту грязь. — Отвали, — шикнул Бэкхен, все еще отчаянно пытаясь вырваться. Дыхание у него участилось в два раза. — Что ты делал? — снова спросил Чанель. Впервые за долгое время снова зачесались кулаки. — Не твое дело, — Бэкхен пнул Чанеля, но тот лишь крепче схватил его за плечи и воротник. Чанель смолчал. Он только сверлил Бэкхена яростным взглядом, но отпускать не собирался. — Не веди себя так, как будто я какая-то шлюха, а ты сутенер, — добавил Бэкхен. Чанеля ослепила вспышка злости, он ударил Бэкхена по челюсти. Бэкхен не спешил отвечать. Он стер с разбитой губы кровь и поднял на Чанеля злобные глаза. Как раньше, испуганно подумал Чанель. — Ты сделал это мне назло? — Какие мы самоуверенные! — картинно воскликнул Бен. — Как будто мне больше делать нечего. Бэкхен ударил Чанеля в живот, заставив того согнуться пополам. — Я могу трахаться где, с кем, когда и как захочу, — добавил он. — А то, что ты у нас весь из себя эталон целомудрия, не значит, что все теперь должны хранить непорочность до свадьбы. Чанель осел на пол, прихватившись за живот, а Бэкхен посчитал, что с него хватит, и подошел к раковине смыть кровь. Чанель разогнулся и оперся о стену, вскинув голову и усмиряя дыхание. — А мне казалось, — он сморщил левый глаз от боли, — что ты меня любишь, а не ту стерву, которую ты трахнул. У Бэкхёна гудело в голове от сильного удара, поэтому он не сразу понял смысл сказанного. Он медленно повернулся к сидящему на грязном кафеле Чанелю и внимательно посмотрел в глаза, как будто в них мог найти объяснение. Он громко сглотнул и почувствовал во рту металлический привкус крови. Чанель сидел на полу, тяжело дыша и смотря на Бэка сквозь хмельную пелену злости. Да он просто пьян. Он сам не понимает, что мелет. — Чего молчишь? — грубо спросил Чанель. Бэкхен молчал и внутри боролся с собой: хотелось еще раз врезать Чанелю, но другой стороны и сбежать подальше и никогда не показываться. — Скажи, меня любишь или ту суку? — не унимался Чанель. Бэкхен подошел и легонько пнул его в бедро: — Поднимайся. Чанель только смерил его презрительным взглядом и нервно улыбнулся. — Ну и люби всех своих собак, хоть с каждой второй перетрахай- Бэкхен присел на корточки и дал Чану отрезвляющий удар в лицо, оборвав его на полуслове. Чанель сначала ошарашенно выпучил глаза, а потом кинулся на Бэкхена, повалив на холодный пол и навалившись сверху. Бен начал отчаянно шипеть сквозь стиснутые зубы и схватил Чанеля за горло. — Говори, ту суку любишь или меня? — напористо спрашивал Чанель. — Пошел ты, — только и мог шипеть Бэкхен. Чанель буравил яростным взглядом яркий засос на шее Бэкхена и все больше закипал. А потом он сделал вещь, которую и сам от себя не ожидал. Бэкхен замер, когда Чанель наклонился к его шее и укусил, что Бэкхен чуть не вскрикнул то ли от боли, то ли от неожиданности. Он оставил укус рядом с меткой. Бэкхен, до этого разгоряченный от злости, раскраснелся еще больше. Как только Чанель от него отпрянул, но не ослабил хватки, в туалете появились охранники и начали их растаскивать. Ни один, ни другой не сопротивлялись. А потом их вышвырнули на улицу через черный выход. Холодный ночной воздух мгновенно освежал. — Дерьма кусок, — только и сказал Бэкхен, потирая свежий укус в форме полумесяца на своей шее. — От дерьма слышу, — отвернулся Чанель и сплюнул на землю кровь. Они простояли в молчании несколько минут, пока каждый переводил дыхание. Бэкхен немного успокоился, Чанель же все еще был преисполнен агрессии. — Это была та, которая тебя танцевать звала? — спросил Чанель спустя некоторое время, все так же не глядя на Бэкхена. — Чанель, ну вот тебе какое дело, а? — почти моляще спросил Бэкхен. Он очень устал. — Ты меня любишь или нет? — резко развернулся Чанель, ответив вопросом на вопрос. Бэкхен нахмурил брови и поджал губы, смерив Чанеля взглядом обиженного ребенка. Он и впрямь чувствовал себя обиженным и загнанным в тупик. — А ты? Бен заметил, как после встречного вопроса сжались кулаки парня. Сердце у Бэкхена забилось как бешеное, и он уже начал жалеть, что вообще спросил. Ну вот что он ожидает услышать? Сам себе делаю больно. Молчание Чанеля еще сильнее заставляло нервничать. У Бэкхена встал ком в горле. А у Чанеля все внутри переворачивалось. Он исступленно кусал губы и бегал глазами туда-сюда. Ему бы сейчас ромашку, чтобы он, как маленькая девочка, отрывал лепестки, гадая: «люблю — не люблю», чтобы глупая сорная трава нашла ответ за него; чтобы ему не приходилось мучиться, а ответ сам нашелся. Он не хочет путаться в себе. — Забыли, — бросил Бэкхен и поплелся в сторону дороги. Он устал от этой давящей тишины. Чанель — человек-эмоции, он сначала делает, а потом только думает. Он, наверное, никогда не сможет в себе разобраться, а от его неразборчивости страдают окружающие, страдает Бэкхен. Но этим он, пожалуй, так нравился Бэкхену: своею чистотой и детской несмышленностью, он, в отличие от Бэкхена, был способен на отчаянные поступки, на риск, на что-то, что Бэкхену самому никогда не взбредет в голову. И Чанель делает вещь, на которую способен только человек отчаявшийся — не отчаянный, а именно отчаявшийся, потерявшийся и запутавшийся в себе — он хватает Бэкхена и целует его, почти со злостью, агрессивно, пьяно и немного неловко. Бэкхен даже не успевает удивиться — он вообще крайне редко чему удивляется. Он грубо отталкивает Чанеля от себя, а губы все еще горят, и в груди как будто что-то вырезали и с силой выдернули, оставив огромную зияющую дыру. В жесте Чанеля не было ни грамма нежности, ничего чувственного, ничего искреннего, только лишь порыв от безнадежности и нежелания отпускать. За что Бэкхен ненавидел Чанеля в тот момент, так это за то, что он не был его до конца, не принадлежал Бэкхену полностью. У Чанеля была власть над Бэкхеном: он не отпускал, держал на коротком поводке. Бэкхен ненавидел то, что Чанель и вроде ревновал, не пускал, делал его особенным, обещал быть рядом, но он все равно оставался на расстоянии, вселяя какую-то глупую безнадежную надежду и насмехаясь, пускай даже неосознанно. В Бэкхене вспыхивает не ярость, не злость, не обида, а необъятная горечь — да, горечь, пожалуй, тоже может вспыхивать, иначе как объяснить тот болезненный жар, расползающийся по всему телу, эпицентром которого являлось сердце? Чанель тоже чувствует боль под ребрами, когда Бэкхен его отталкивает, он чувствует озноб и как будто предсмертную лихорадку, а пальцы трясутся как у больного артритом. А еще он так хочет уйти, спрятаться, запереться, закрыть все чувства на замок и существовать как бездушная кукла, чтобы не чувствовать боль и не дай боже причинять ее другим. Бэкхен так отчаянно гнался за яркими чувствами и эмоциями, а Чанель убегал от них. Оба оказались в проигрыше. Чанель как будто чувствует, что сейчас Бэкхен сбежит, и снова хватает его, уже крепче, чем в первый раз, и целует снова — он хочет что-то изменить, компенсировать свою агрессию чем-то более настоящим. Бэкхен отбивается от поцелуев, как от ядерных бомб — изворачивается, толкается, матерится, бьет и чуть ли не плачет. А из-за изворотливости Бэкхена, губы Чанеля попадают куда только можно: в висок, волосы, щеки, шею, плечи, нос, прикрытые от страха глаза, пару раз смазано в губы, но слишком быстро и неловко, чтобы успеть почувствовать хоть что-то. — Пусти, пусти! — у Бэкхена нет сил кричать в голос, он кричит беззвучным шепотом, а внутри что-то умирает после каждого прикосновения губами. Чанель целует отчаянно, с силой, пытаясь вложить в это слишком много себя, стараясь достучаться до Бэкхена. Хватка у Чанеля железная, он до синяков сжимает запястья и плечи Бэкхена — чтобы не вырвался, ведь если убежит, Чанель не найдет в себе смелости догнать и остановить. Бэкхену больно, физически и морально. Никогда он не представлял себе поцелуев с Чанелем — он не какой-нибудь безнадежный романтик или мечтатель, и это спасало его от мучений, но сейчас его разрывает на кусочки. Из дрожащих губ вырывается вымученный всхлип, и Чанель наконец смотрит на выражение лица Бэкхена: глаза сухие, даже не блестят; брови сведены домиком; губа разбита и снова кровоточит. Бэкхен не плачет: как будто все, что можно, он уже выплакал когда-то в плечо Чанеля. А может, ему попросту незачем плакать. Бэкхен не отвечает ни на один поцелуй, не обмякает в чужих руках, не поддается навстречу, а все так же сопротивляется. Чанель предпринимает последнюю попытку и целует Бэкхена со всей имеющейся в нем нежностью, не отпускает его губы до последнего, сминает своими. Его прикусывают за нижнюю губу, и он сдавленно мычит в поцелуй, посылая по всему телу вибрацию. Бэкхен не двигается, его губы не раскрываются, не принимают чужие, Чанеля, не отвечают. Чанель понимает, что надежды нет. Он разрывает поцелуй и открывает крепко зажмуренные до этого глаза, оставаясь в паре сантиметрах от чужого лица. На своих щеках он чувствует чужое горячее дыхание, а сквозь слои одежды он слышит, как громко бьется чужое сердце в унисон его собственному. — … не любишь, — шепотом выносит он вердикт, почти обреченно выговаривая эти слова, не сводя взгляда с чужих глаз. — Ты тоже, — бесцветно шепчет Бэкхен в чужие губы.