Вакантное место на смерть

— Лекса, дверь! — крикнула я, не отрываясь от ноутбука. Прошло уже несколько дней с тех пор, как я приехала к ней. И, если не считать Маркуса, изредка заезжающего к Лексе и предпочитающего обсуждать дела за закрытыми дверями в кабинете, наше с ней уединение нарушал лишь навязчивый консьерж. Тот самый, высокий, отлично сложенный, с темной копной волос и профессиональной улыбкой, смазливый консьерж, что подал мне ключ-карту в день моего приезда — Кейдж Уоллес. Он заходил несколько раз за последние пару дней и, обворожительно улыбаясь Лексе, все выспрашивал, всем ли она довольна, не нужно ли ей чего, усердно заверяя, что отель Ritz и он, как представитель, готовы сделать все, чтобы находиться в своих апартаментах ей было наиболее комфортно. Как и Маркус, Кейдж предпочитал делать вид, что меня в этом пентхаусе просто нет — общаясь исключительно с Лексой и глядя только на нее. Если с первым такое поведение мне хотя бы было понятно, то со вторым вызывало лишь дополнительное раздражение… С самого утра моя неотразимая шатенка мучила беговую дорожку. Она бы с большим удовольствием предпочла пробежаться по парку, и я даже была готова составить ей компанию и повторить свой позорный забег, но позавчера, после очередной попытки Маркуса настоять на пресс-конференции, категорически отказалась покидать пентхаус и делать какие-либо заявления. И она уперто и успешно претворяла в жизнь свое решение, не желая прекращать добровольное затворничество. И пока Лекса измывалась над собой и тренажером, я погрузилась в пучину интернета, изучая документы по делу убийства ее семьи, имеющиеся в свободном доступе. К моему разочарованию, данных оказалось очень мало. Или Лекса постаралась, чтобы сведения оставались закрытыми, или в ту ночь произошло что-то действительно очень жуткое, отчего полиция до сих пор не решалась рассекретить имеющуюся информацию. Поэтому, после нескольких часов бесплодного блуждания по мировой паутине, я привлекла Октавию к своему расследованию — она в этом деле дока. Уж если где-то что-то есть по этому поводу, она обязательно накопает. Правда, прежде чем согласиться, Окс без зазрения совести заставила меня слезно извиняться за свое очередное безобразное поведение и поклясться, что расскажу обо всем при первой же встрече. Зная подругу, добытая ею информация мне дорого обойдется. Спорхнув вниз по лестнице со второго этажа, Лекса бросила на диван полотенце, которым вытирала мокрые после душа волосы, и мурлыча какую-то мелодию себе под нос, пошла открывать двери. Я улыбнулась, глядя на все это и испытывая странное ощущение дома. В те моменты, когда нам не приходилось сталкиваться с последствиями ее прошлого, вгоняющими Лексу в защитное состояние отчужденности и закрытости — она являла собой удивительное сочетание вечного движения и спокойствия. Она постоянно перемещалась по квартире. Занималась ли она спортом, прибиралась, готовила, читала сценарии или общалась по телефону с Маркусом или Аней (находящейся вроде как в отпуске, но предпочитающей держать руку на пульсе) — Лекса почти не останавливалась, ни на мгновение. И все это она делала спокойно, размеренно, уверенно. Вчера я полвечера потратила просто на то, чтобы наблюдать за тем, как Лекса двигается. В ее движениях не было ни капли суетливости, торопливости или нервозности, если она и пыталась таким способом отвлечься от мыслей о случившемся, догадаться об этом было сложно. По моим наблюдениям, в пентхаусе было лишь два места, где Лекса замирала достаточно надолго: лоджия, на которой она предпочитала курить, и я. И в те моменты, когда она затихала, прижимаясь ко мне — мне казалось, что я становлюсь целой, что я там, где и должна быть. Слышу, как Лекса открывает дверь, здоровается, перебрасывается парой фраз с пришедшим (судя по голосу — это опять все тот же назойливый консьерж), благодарит и закрывает дверь. На несколько секунд все погружается в мирную тишину. И вдруг… Что-то с грохотом падает в коридоре, а следом слышится звук разбившегося стекла. — Лекса?! — Кричу я, срываясь с места. Она стоит посреди коридора. Вокруг нее по полу разбросаны желтые и синие герберы и осколки зеркала. Ее ладони сжаты в кулаки, а с костяшек капает кровь. — Лекса? Она не реагирует на меня, кажется, даже не дышит. Делаю шаг и пытаюсь заглянуть в глаза. Меня до чертиков пугает то, что я вижу. Нет… блять, ее взгляд приводит меня в ужас. Дикий, яростный, хищный взгляд — так смотрят животные, загнанные в ловушку и готовые биться насмерть… От такого взгляда хочется спрятаться, но я не могу. Я знаю, что эти зеленые омуты могут смотреть совсем по-другому — с теплотой, с желанием, и мне хочется вернуть этот взгляд. — Лекса… — Мягко зову ее и, подойдя еще ближе, осторожно тянусь к руке. — Ай! Прежде, чем я успеваю ее коснуться, она хватает меня за запястье. Ну, все — синяки мне обеспечены. Черт! — Лекса… — Уже более твердо произношу я, другой рукой пытаясь отодрать стиснутые пальцы, но все безрезультатно. Она невидящим взглядом смотрит сквозь меня, лишь упрямее поджимая губы. — Лекса… — Теперь я уже паникую, а она все сильнее и сильнее сжимает мое запястье. — Лекса… Лекса, мне больно… Моя безуспешная борьба с ней длится несколько болезненных секунд, и не в силах терпеть, я взвизгиваю: — Саша! Моргнув, она выпустила мою руку и отшатнулась назад: — Господи, Кларк, прости. — Ничего страшного. — Потирая больное место, стараюсь придать голосу побольше уверенности. Лексу начинает трясти, она мертвенно бледнеет и разжимает вторую ладонь — оттуда выпадает смятая карточка. Машинально я тянусь за ней, но она останавливает меня: — Нет, не трогай! — Хорошо. — Не трогай здесь ничего! — Хорошо. — Спокойно отвечаю я, отступая на шаг назад. — Тогда ты подойди ко мне. Я говорю это твердо, уверенно, глядя ей прямо в глаза, и она, к моему облегчению, беспрекословно подчиняется. Но стоит мне потянуться к ней, чтобы осмотреть раны, тут же отшатывается, налетая на стену. — Нужно позвонить Маркусу. — Сипит она, продолжая прижиматься к стене, глядя на меня бездонно-черными глазами. — Пожалуйста, позвони Маркусу. — Хорошо. — Не отрывая от нее взгляда, достаю телефон из накладного кармана на джинсовых шортах. — Я позвоню. А ты иди и промой раны. Вызвав Маркуса, запихиваю обратно телефон. На ощупь нахожу стену и, прислонившись к ней, закрываю глаза, прислушиваясь к звуку льющейся воды в гостевой ванной. Господи! Судорожно выдыхаю, прикусывая фалангу указательного пальца. Сердце клокочет где-то у самого горла, и там же уже встал ком. Боже, она такая бледная была! Такая испуганная! С ней каждый день как хождение по минному полю! Я не готова к такому! Это безумно сложно! Может, лучше уйти? От одной только мысли сердце до боли сжимается, и мне кажется, что я срываюсь в бездонную пропасть. Открываю глаза, почти интуитивно почувствовав, что она рядом. Лекса смотрит на меня, взгляд серьезный, тяжелый — бегает по моему лицу, заглядывает в глаза, словно желая что-то найти. Ну, хотя бы зелень глаз вернулась, и она уже не такая бледная и испуганная. Скорее рассерженная, в глубине взгляда плещется злость, но она ее сдерживает. Беру за руку, увожу в кухню. Наливаю нам по стакану воды, сую стакан ей в руки и подношу к ее губам. — Где аптечка? — Третий ящик. — Лекса указывает на нужную кухонную тумбу. Залпом выпив свою воду, усаживаюсь рядом заклеивать раны. Хорошо хоть порезы не глубокие. — Скоро заживет. — Вымученно улыбаюсь я, целуя раскрытую ладонь. Мне хочется, чтобы она успокоилась, расслабилась. Ведь она все еще как будто застывшая, и взгляд опять холодный, чужой. Лекса осторожно освобождает свою ладонь из моих объятий: — Прости меня, Кларк. — Выдавливает она, глядя на синяки, начинающие алеть у меня на запястье. — Это все так сложно… Ты не обязана быть здесь. Дерьмо! Вот же дерьмо! Ну, все! Так долго копившееся во мне напряжение выстреливает скрученной до предела пружиной. Меня затопляет гнев, впервые за долгое время, застилая пеленой глаза. Схватив свой пустой стакан, от души и со всей дури швыряю его в стену за ее спиной. И под аккомпанемент звона, разлетающегося по мойке стекла, я вылетела из пентхауса. Только не оборачиваться! Только не задумываться! Не сейчас! Сейчас не могу! Меня переполняют эмоции. То она выдает предположения, что я здесь лишь для того, чтобы нарыскать побольше интересного материала для своей статьи. То предлагает свалить и не усложнять себе жизнь! Боже, да за что мне эта женщина??!! — Черт! Черт! Черт! — Только вылетев на улицу, соображаю, что все вещи остались у Лексы. Топнув ногой, я пнула мусорку при входе и, задержав дыхание, как когда-то меня учил психолог, досчитала до десяти. Хорошо, что я переставила свою машину на закрытую стоянку отеля и за моим приступом ярости сейчас наблюдает только охранник, а не половина фотографов Лос-Анжелеса. Ладно. Глубоко вдохнув, я медленно выдохнула, успокаиваясь. Возможно, Лекса и думает, что я слабачка, которая сбежит при первых же трудностях. Возможно, она даже знает, что так поступают многие, и привыкла к этому, но не в этот раз. Поднявшись к ней на этаж, вхожу в пентхаус. Она даже с места не сдвинулась. Так и продолжает сидеть на кухне. Демонстративно прохожу мимо, через столовую в лоджию, и, усевшись на широкий ротанговый диванчик, закуриваю. Лекса появляется, когда я делаю уже третью затяжку. Она недолго стоит в дверях, все еще напряженно изучая меня, а потом садится рядом. Затягиваюсь, тушу сигарету и нависаю над ней, выдыхая дым в ее уже раскрывшиеся губы. Не знаю почему, но я обожаю так делать именно с ней. В этот момент мне кажется, что ее губы, ее тело, она сама в моей власти. Я собиралась поговорить. Вытащить ее из этого заторможенного состояния, успокоить и поговорить, как два взрослых человека. Объятиями сильно делу не поможешь. Я ведь не дура, я это понимаю. Это хорошо, что она на них реагирует, откликается… но как долго это будет срабатывать? Каждый раз, когда ей становится больно, ее первая реакция оттолкнуть всех от себя подальше и закрыться. Защитная, мать ее, реакция! Лексе нужен был человек, который сможет понять, что с ней происходит, и сумеет помочь. Ей нужен хороший психолог. И я собиралась попробовать ее уговорить и, если надо, даже просить поддержки у Маркуса…. Мне не хотелось задумываться, почему для меня так важно ее состояние, но это было очень важно. Я собиралась… Лекса обрушилась на меня в сокрушительном поцелуе. Притягивая к себе и пресекая всякие попытки притормозить. Без всякой обходительности и нежности, словно превратившись во всепоглощающий сгусток страсти, она уверенно брала то, что хотела. От ее неистовых поцелуев, горячих губ, ее языка, атакующего мой, болезненных укусов на моей шее — от всего этого у меня голова шла кругом; желание Лексы было столь безотлагательно… А в каждом движении, в каждом поцелуе столько отчаяния… — Лекса… — Хрипло выдохнула я, попытавшись отодвинуться. — Нет… Ее взгляд обжег, заставляя замолчать, и не успела я опомниться, как, раздев, она усадила меня к себе на колени. Мысли тут же испарились, стоило ее губам коснуться кожи на моей груди. Я забылась в испепеляющем пламени ее горячих ладоней, в ни на секунду не прекращающихся ласках. Одним сильным толчком Лекса резко вошла в меня на всю длину своих пальцев. Мое тело, словно неподвластное мне, дернувшись от неожиданно захвативших ощущений, выгнулось дугой, и я сдавленно застонала, цепляясь руками за ее плечи. Не давая даже возможности привыкнуть к ней, Лекса двигалась во мне все быстрее и быстрее, жестко входя в меня и довольно грубо беря то, что и так принадлежало ей. Удовольствие, смешиваемое с легкой болью, кружило меня в эйфории, словно бы я скользила по тонкому лезвию бритвы. И когда, задрожав от невыносимого наслаждения, я прижалась к ней всем телом, чувствуя ее внутри себя, ощущая ее крепкие объятия вокруг своей талии и мягкие поцелуи вдоль ключиц, я чуть не выпалила рвущиеся наружу три меняющих все слова: — Лекса, я… Заткнув саму себя и прикрыв глаза, я мягко поцеловала ее в висок. Замирая и давая нам обеим возможность перевести дыхание. Поцеловав в лоб, кончик носа и, наконец, долго, нежно в губы, я слезла с ее колен. — Мне нужно в душ. Ты со мной? — Собирая разбросанную одежду, спросила я. — В следующий раз. — Пообещала она. — Маркус скоро будет здесь, мне нужно с ним поговорить. — Нам бы тоже не помешало. Поймав меня за руку, она аккуратно поцеловала алеющие синяки на запястье: — Поговорим, обещаю. Как только обсужу все с Маркусом. — Хорошо… Погруженная в свои мысли, я зашагала в спальню, когда усмехающийся голос Лексы застиг меня посредине гостиной: — Кларк, мне дико нравится твой вид, но, прошу, ходи так только в спальне. У Маркуса есть свой ключ от пентхауса. Меня как ветром сдуло.