Вакантное место на смерть

Надо было все-таки запастись успокоительными… Вполне серьезно я задумываюсь об этом, когда остаюсь один на один с рассерженной Рейвен, которой Октавия уже успела выложить все, как на духу. Как только Рейв начинает свой методичный допрос с пристрастием, парни во главе с Виком тактично сваливают играть в бильярд в другой конец дома. Октавия, молчаливо принимая сторону Рэйс, удобнее устраивается в соседнем кресле и, беря на себя роль доброго копа в игре «плохой и хороший полицейский», лишь изредка разряжает обстановку, предлагая выпить очередную стопку. Я выдерживаю все это ровно до того момента, пока Рейвен за один шот не переходит от точных, острых и местами очень даже неприятных, но от этого не менее правильных вопросов к безапелляционному давлению в отношении маньяка и моего участия во всем этом. В конце концов, уставшая после долгой поездки за рулем и из-за выпивки потерявшая контроль над своими эмоциями — я расклеиваюсь, не в силах объяснить ей, почему на данный момент моя собственная безопасность меня почти не волнует. — Я люблю ее… — Это все, что мне удается выдавить из себя сквозь слезы и Рейвен, тяжело вздыхая, позволяет выплакаться на своем плече, после чего заботливо укладывает спать в гостевой спальне. Второй раз я задумываюсь об успокоительных, стоя посреди огромного особняка родителей Монти в пригороде Сиэтла. Ехать сюда без остановок четырнадцать часов подряд оказалось довольно сложной и выматывающей задачей. Но для моих друзей, как выяснилось, нет невыполнимых задач, особенно если речь идет о нескольких праздничных летних днях на берегу залива в отличной компании, с неиссякаемым количеством алкоголя. Повыкидывав из семиместного внедорожника Джаспера Dodge Durango привезенные с собой вещи и благословив меня, ребята, ретировались в снятый на время небольшой коттедж в нескольких кварталах от особняка. — Не истери раньше времени, — с нотками наставления пробормотала Рейвен, обнимая меня у дверей. — И обязательно позвони, если ничего не получится. Ты сильная, Кларк, ты со многим можешь справиться, но не закрывайся от нас. Мы же семья, да? — Да, Рейвен. Лучшая, о какой только можно мечтать. — Вот именно. — Выдохнула она, целуя меня в лоб. — Я всегда знала, глядя на то, как ты крутишь задницей вместе с моим братцем, что в тебе есть латинские корни. — Рейв! — Фыркнула я, несильно пихая подругу. — Кто тебе виноват, что за столько лет, ты так и не научилась танцевать? — Я умею танцевать! Спроси у Кайла. — Ваши танцы в спальне не считаются. С улицы донесся нетерпеливый гудок клаксона. Обернувшись, Рейвен махнула рукой: — Ладно, мы поедем. Октавия вон уже и так на Джаспере спит. А не выспавшийся Вик хуже ребенка, все время канючит и дергается — нужно срочно уложить его в кроватку. — Нервно усмехнувшись, крепко сжимаю ладони подруги, пока она еще раз заглядывает мне в глаза. — Помни, ты обещала, Кларк. Лучше тебе сдержать обещание. Иначе, когда я заявлюсь сюда завтра утром твоей заднице не поздоровится, и ты ей больше не сможешь крутить на вечеринках с моей семейкой. Клятвенно заверив дать знать, если ничего не выйдет, я закрыла дверь. До приезда Линкольна и Лексы оставалось еще несколько часов. Нервное напряжение никак не отпускало, выходя наружу мелкой дрожью и подкатывающими приступами тошноты из-за скрученного в узел желудка. Чтобы хоть немного успокоиться, я поднялась в хозяйскую спальню. Приняв душ и натянув чистую майку-борцовку с шортами, плюхнулась на кровать. Последнюю неделю я спала не то что плохо, а из рук вон, как плохо. И, несмотря на то, что ребята освободили меня от обязанности садиться за руль, в дороге мне так и не удалось хоть сколько-нибудь стояще покемарить. Доведенному до ручки организму, как и мозгу в частности, нужно было вздремнуть, хотя бы немного. Удобнее устроив голову на подушке, закрываю глаза. «Я с удовольствием отвечу на вопрос, когда буду знать, кто его задает…» Улыбаясь уголками губ, произносит мое зеленоглазое видение, а после недоверчиво смотрит на протянутую мною руку… Резко выдыхая, открываю глаза, пережидая несколько минут учащенного сердцебиения и, перевернувшись на другой бок, делаю новую попытку заснуть. «У тебя когда-нибудь было чувство, что ты знаешь человека, хотя видишь его в первый раз в жизни?» Мягкая хрипотца голоса, проникая под кожу, разносится по венам и, пробираясь прямо в сердце, заставляет его вновь биться сильнее. Я зажмуриваюсь, желая прогнать из своего воображения ее образ. Но добиваюсь лишь обратного. Сидящая на лавочке в парке красавица, с ярко горящими зелеными глазами и темными волосами, в которых, играя, прячутся солнечные лучики, рассеивается, словно дым и вот, она уже рядом со мной, в салоне моей машинки, закусив дужку своих очков, задумчиво смотрит на пролетающий за окном пейзаж: — Мне нравится «Завтрак у Тиффани», банально, да? — Отчего же, это хороший фильм. Одри Хепберн в нем великолепна. — Он грустный. Прячась от реальности, она бежит за призрачной мечтой, которой ей никогда не достичь. Черт! Шумно выдыхая, распахиваю глаза. Видимо, сон не лучшая идея в моем состоянии. Черт! Покинув спальню по одной из двух лестниц, ведущих с балюстрады второго этажа в холл, спускаюсь вниз. Лестницы заканчиваются широким полукруглым подиумом, устланным дорогущим персидским ковром ручной работы. Три мраморные ступени, повторяющие полукруг подиума, зрительно делят холл на две части и ведут к входным дверям. По бокам, под лестницами, располагаются двери в кабинет хозяина и гостевую спальню. С другого края подиум ограничивается арочным проходом, открывающим уютно обставленную гостиную с камином. На дальней ее стороне — створчатые двери в столовую и кухню. Из-за хобби мистера и миссис Грин коллекционировать различный древний и очень древний антиквариат, Монти в компании с Джаспером часто приходилось создавать для домов родителей не имеющие аналогов системы безопасности. Особняк в Сиэтле не был исключением, о чем с нескрываемой гордостью мне поведал Монти. Именно из-за установленной по последнему слову техники системы безопасности и после осмотра дома Линкольном (какое-то время назад), было решено, что это лучшее место для моей уединенной встречи с Лексой. И теперь все, что мне оставалось — дождаться их приезда. Но время, как всегда играя в свои злые игры, никуда не спешит, неторопливо отсчитывая свои минуты. Я зависаю перед красивыми напольными часами девятнадцатого века, выполненными из стекла, дерева и позолоченного металла, с ручным механизмом завода в виде золотых ангелочков в качестве гирек. Часы раскатисто и утробно тикают, доказывая, что они все еще работают, но ажурные золотые стрелки циферблата, как заговоренные, продолжают стоять на месте, равнодушно подтверждая, что до долгожданного момента встречи почти целый час. Я протяжно выдыхаю и вдруг… как по волшебству, стрелка оживает прямо на моих глазах, медленно передвигаясь на одно деление и я, словно выпадая в другое измерение, почти физически ощущаю движение времени вокруг себя; слышу, как ангелочки едва уловимо наигрывают на флейтах незатейливую мелодию и смотрят на меня своими пустыми золотыми глазницами. Но стрелка замирает. Я возвращаюсь в реальность, и только ангелочки продолжают безмолвно взирать на меня. Теперь они уже не кажутся мне такими милыми… То ли ангелочки, то ли бесенята в обличии чистых душ… Черт! Что ж за бред? Недовольно встряхиваю головой и отворачиваюсь. Чтобы в конец не известись, негромко включаю музыку, обосновываясь на кухне и раскладывая привезенные продукты по шкафам и полкам холодильника. Бутылка пива, зазывно постукивая о своих собратьев в упаковке, предлагает скоротать время в ее компании, а следом за ней и бутылка водки, выуженная мною из целого ящика таких же, беззастенчиво напоминает, что алкоголь внутри нее — самый лучший антидепрессант в мире. Но, вместо этого, я достаю пузатый заварник, засыпаю туда две большие ложки чая с бергамотом и, усевшись за стол, зачарованно наблюдаю за происходящими в стеклянном сосуде метаморфозами. Для чего я здесь? Худшего времени для того, чтобы попытаться понять это, я и найти не могла. Проехать половину побережья и только теперь задуматься над тем, зачем я все это делаю! Боже, Гриффин, иногда твои мозги совсем не правильно работают! Я любила ее — это была безусловная и неоспоримая истина. Однако, это абсолютно не означало, что Лекса испытывала ко мне хоть сколько-нибудь похожие чувства. Наши жизни, до того как пересечься были слишком разными. А Лекса всегда была слишком закрытая. Но я все равно влюбилась в эти невозможно зеленые, бездонные глаза, в эти мягкие пухлые губы, в тихий задумчивый голос с хрипотцой и завораживающий смех. Я влюбилась даже в то, что в один момент она могла быть открытой, веселой и забавной, а уже в следующий настороженной и ощетинившейся. Любить Лексу было тяжело и, судя по потрепанному сердцу, адски больно, но не любить ее… В каждой новой стене, возводимой девушкой вокруг себя, я видела вызов, а в каждом ее ответном ко мне шаге слышала звуки фанфар победителей. Но было ли это все на самом деле или мне только казалось, что Лекса с трудом, но раскрывалась мне? «Я доверяю тебе» «Я верю тебе, Кларк» Она давала свои обещания еще до того, как мы оказались в одной постели, а потом, на утро, просто закрылась, сделав вид, что ночь была случайностью… Да, конечно, потом она извинилась и, возможно, рассказала даже больше, чем того бы одобрил Маркус. Но что ею двигало? Где была правда, а где ложь? Я больше не понимала… Черт! Когда Октавия передала услышанные Линкольном слова, я схватилась за них, как утопающий за так необходимый ему спасательный круг. Больше всего на свете мне хотелось верить, что все, что сделала и сказала Лекса в нашу последнюю встречу, было лишь потому, что она хотела меня защитить. Самым ужасным, самым жестоким способом в мире, но защитить… А если это все ложь? Если это был всего лишь бред пьяного человека? И все, чем закончится наша встреча — это несколькими минутами презрения в ее глазах и моей очередной слабостью перед ней! К глазам подбираются слезы и сердце, набирая обороты, заходится в панике, когда я, оглядывая просторную светлую кухню, залитую солнечными лучами, вдруг понимаю — я не готова вновь встретиться с Лексой! Но я ведь уже здесь! В последней попытке принять правильное решение отчаянно зажмуриваюсь, утыкаясь лбом в сцепленные в замок руки. «Кларк… Тебе не нужно подкупать меня. Ты можешь просто спрашивать» «Я знала, что с тобой все будет иначе…» «Вся моя личная жизнь не выходит за пределы моего пентхауса, а еще чаще и за пределы моей спальни… Я хочу знать только то, что ты сама захочешь мне рассказать» Да, черт бы тебя побрал, Лекса! Где же ты была настоящей? Вскочив из-за стола, я выбежала в гостиную, собираясь натянуть кроссовки и исчезнуть из дома до того, как она и Линкольн появятся здесь. Но застыла в дверях, потому что прямо мне навстречу, поднимаясь по ступенькам на подиум и оглядываясь себе за спину, шла Лекса. — Может, ты мне уже объяснишь ради чего мы перлись через весь город сюда? — Устало бурчит она, не замечая моего присутствия. — У меня есть тут дело. Замерев в полушаге от арки, она развернулась лицом к парню и, засунув руки в карманы маленького белого льняного сарафанчика, покрытого ажурными цветами, тяжело выдохнула: — Линкольн, у меня первые выходные за месяц. Все, чего я хотела — это лежать на диване. Зачем ты меня с собой потащил? — Кто виноват, что ты приехала на съемки на две недели раньше, чем тебя ждал Тейт? — Это вообще тебя не касается. — Ага, конечно. Если ты не забыла, я все еще приглядываю за тобой. Расстроено фыркнув, она отворачивается и, глядя себе под ноги, входит в гостиную. Я не чувствую собственных ног, да и рук своих я тоже не чувствую. Весь мой мир состоит лишь из гулкого, надрывного стука сердца в ушах и ее хрупкой фигуры у меня перед глазами. Тихо выдыхая скопившийся в легких воздух, отпускаю дверь и делаю шаг на встречу. Уловив движение, Лекса молниеносно вскидывает голову, замирая на месте. Иисусе! Малышка! Милая, что же ты с собой сделала? Как позволила этому случиться? В моих воспоминаниях, ее оливкового цвета кожа словно светилась изнутри. Теперь же она приобрела сероватый оттенок, под впалыми глазами залегли синяки, на осунувшемся и исхудавшем лице выпирали скулы. А ее когда-то обнаженные округлые плечи, неизменно вызывавшие во мне неконтролируемый прилив нежности, были похожи на острые косточки, затянутые кожей. Боже, Лекса! Лишь на секунды в зеленом взгляде сверкают яркие искры узнавания и радости, но, уже в следующий потрясенный вдох, глаза сначала испуганно расширяются, а потом сужаются, наполняясь злостью. Но в эти первые секунды, в таком родном и тепло-сочном зеленом взгляде, я нахожу ответы на все свои вопросы и наполняюсь решительностью не меньше, чем Лекса своим гневом. — Какого хрена она здесь делает? — Яростно шипит девушка, впиваясь в меня взглядом. — Нам надо поговорить. — Заявляю я, попутно удивляясь тому, как спокойно и уверенно сейчас звучит мой голос. — Я тебя спрашиваю, Линкольн, какого хрена она здесь? — Не обращая никакого внимания на мой ответ, цедит Лекса, и я едва сдерживаю порыв передернуть плечами от ее сочащегося ядовитым холодом голоса. — Лекс… Линкольн расстроено мнется на входе в арке и в его темно-карих глазах запоздалым озарением мелькает неуверенность в правильности содеянного. Но изменить что-либо никто из нас уже не в силах. — Ненавижу тебя! — Взрывается Лекса, с желчью выплевывая слова в его сторону. — Иуда! Предатель! — Лекс… — Иди, Линкольн. — Тихо прошу я, понимая — как бы он не пытался, ему не найти слов, которые смогут ее успокоить. Я даже совсем не уверена, что это удастся мне. — Только посмей, Линк… — шипит моя взбешенная звезда, сжимая кулаки до побелевших костяшек. Парень на мгновение теряется, слыша в словах Лексы явный приказ и предупреждение, однако все же кивает мне в ответ и, понуро опустив голову, выполняет мою просьбу. — Ну и катись, сволочь! Ты уволен! Слышишь?! Можешь сразу валить в свою Канаду, потому что здесь, клянусь Богом, Линк, я костьми лягу, но не дам тебе даже дворником работать! Она кричит и посылает проклятия в спину парня, до тех пор, пока за ним не закрывается дверь, а потом резко умолкает, глядя на меня через маску безразличия и отчужденности. — Не злись на него, он думал, так будет лучше… Молчание. Провожу рукой по волосам, убирая выбившуюся прядь за ухо и лихорадочно соображая, как растопить эти возводимые ею между нами стены изо льда: — Лекса… пожалуйста, поговори со мной. В ответ, она лишь скрещивает руки на груди и раздраженно вздыхает, скользя по мне пренебрежительным взглядом. Я выдыхаю следом, физически ощущая холод сковывающий нас и не находя способов пробить ее оборону. Но ходить вокруг да около нет никакого смысла, когда все зависит от ответа лишь на один вопрос, и все, что мне остается сделать, стоя в трех метрах от нее, это произнести его вслух: — Что было в записке в ночь после бала? Лекса вздрагивает. Челюсти сжимаются сильнее. Жилка на шее, отчетливо пробиваясь под кожей, заходится в биении. Иисусе! Я, определенно, попала в цель. Шумно втягиваю в себя воздух, осознавая свою правоту. Охренеть! Вот только, к моему огромному разочарованию, эта правда не приносит долгожданного облегчения и никоим образом мне не помогает. Лекса, окончательно замыкаясь в себе, поджимает губы и, отведя глаза, упирается невидящим взглядом в обивку дивана. — Записка была, ведь так? Молчание. — Что в ней было, Лекса? Опять молчание. Черт! Такими темпами я до завтрашнего утра от нее ничего не добьюсь! Она определенно не собирается облегчать мне задачу. — Лекса… Нежно зову я, делая шаг к ней, и она вдруг, резко встрепенувшись, поспешно пятится от меня назад. Маска безразличия слетает так быстро, что я не успеваю понять, как тянусь за ней следом, замечая в потемневших от паники глазах почти животный страх. Лекса врезается спиной в угол арки, я вижу, как от боли на мгновение расширяются ее зрачки, но она даже не предпринимает попытки сдвинуться, так как мои руки уже настигают ее плечи. Словно онемев, она вновь замирает на месте, упрямо поджимая губы и закрывая глаза, чтобы не встречаться с моим взглядом. Ее трясет. Мелкая дрожь, разбегаясь по телу, передается мне, сбивая сердце с привычного ему ритма… и она такая холодная… Боже! Когда же это все закончится? Когда мы перестанем мучить и друг друга, и самих себя? Она ведь на грани, я чувствую это, я знаю… Еще немного и Лекса сломается. Я сломаю ее так же, как и она сломала меня… И я знаю, что если все это будет зря — я до конца своих дней буду ненавидеть себя за это… Может, самым верным было бы ее отпустить? Прямо сейчас. С губ девушки срывается едва слышный сдавленный хрип наполненный отчаяньем. Господи, прости меня! На мгновение, уткнувшись лбом в ее плечо, вдыхаю до боли любимый запах жасмина. И, нежно проведя кончиком носа по раковине уха, прижимаюсь к нему губами: — Скажи мне. — Шепчу я, большими пальцами поглаживая кожу под моими ладонями. От моих прикосновений она становится горячей. Тяжело сглотнув, Лекса отрицательно качает головой. Сжав плечи, резко встряхиваю ее, сильнее впечатывая в стену: — Ну же, Саша! — Он убьет! Он убьет тебя! Голос Лексы срывается на истерический крик и она обжигает меня полным боли взглядом. Я потрясенно замираю. Мне казалось, я была готова услышать все что угодно, только бы это означало, что сцена в пентхаусе была всего лишь спектаклем. Но все оказывается намного сложнее. И дело даже не в угрозе моей жизни, хотя ее слова холодным ужасом пронзают меня до самых костей… слышать это в живую от человека, чей голос до краев наполнен паникой и страхом… Слышать это от Лексы… Кровь застывает в жилах. Железными тисками сдавливает горло и, чтобы сделать хотя бы один судорожный вдох, инстинктивно отшатываюсь назад. Воспользовавшись моей растерянностью, она отталкивает, чтобы тут же попытаться сбежать, бросившись к двери. — Лекса! Я бегу следом. Хватаю за руки — мы еще не закончили — но она словно с цепи сорвалась: вырывается и царапается, точно дикое животное. В этой странной борьбе мы обе падаем на дорогущий персидский ковер родителей Монти, своим толстым ворсом смягчающий наш удар об подиум. Она рычит, скалится, тяжело дыша и отталкивая от себя. Но я зла не меньше! Как она могла! Как смела решать за меня! Значит, силы ее чувств ко мне вполне хватает, чтобы в попытке защитить она смогла выбросить все, что между нами было, к чертям собачим! А моих чувств не достаточно, чтобы мне самой решать, оставаться с ней или нет в этот момент! Сука! Лекса выворачивается в моих руках, делая очередную попытку подняться, но из-за постоянного стресса и недосыпа она стала слаба и, навалившись всем телом, мне удается подмять ее под себя, надежно прижав ее руки по швам своими ногами. — Ай… блять! Лекса, прекрати! — Угрожающе рычу, нависнув над ней, пока она в попытке освободиться вонзает свои ногти мне в бедра. — Мне, блять, больно, Лекса! Она напряженно замирает. Тяжело дыша, обе переводим дыхание. — Посмотри на меня! — Склоняясь, обнимаю ладонями лицо и заглядываю в потемневший от неконтролируемых эмоций омут зелени. — Господи, Лекса, ты же не дура! Ты прекрасно должна понимать, что, даже выполнив все требования этого изверга, ты не избавишься от него. Это бред! — Он убьет тебя! — Если он захочет это сделать, он попытается сделать это в любом случае! А если он скажет, что убьет Линкольна? Его ты тоже оттолкнешь от себя? Маркуса? Аню? Всех? Он манипулирует тобой, Лекса! Боже! Ты должна была дать мне право выбора! Она больше не сопротивляется. Тело вмиг обмякает и она смотрит на меня устало и обреченно. Зло выдохнув, откидываюсь назад, усаживаясь на ее бедрах. — Он убьет тебя… — Шепчет Лекса и из ее глаз крупными каплями брызжут слезы. — Нет, никогда! Он ничего и никогда нам не сделает. Ни мне, ни тебе. Он просто хочет, чтобы ты осталась одна, так ему будет проще добраться до тебя. Но у него ничего не получится. В зелени ее глаз тайфуном плещутся мириады эмоций, но ни одна из них не является отражением моих. И я с горечью понимаю — она мне не верит… С глухим стоном, в последней попытке переубедить, впиваюсь в рот жадным, требовательным поцелуем, с привкусом слез и разочарования. От неожиданности Лекса дергается, упрямо запрокидывая голову, чем лишь еще больше выводит меня из себя, и я жестко вновь и вновь припадаю к ее губам, пока, наконец, не добиваюсь страстного ответа. Если она не хочет прислушаться к голосу разума, я заставлю ее слушать свое тело. Если секс для Лексы самое простое решение, то я из кожи вон вылезу, но отпечатаю на ней свой запах, губы, руки. Здесь. Сейчас. Навсегда. Никто и никогда не будет прикасаться к ней так, как я. Никто и никогда не сможет заставить ее задыхаться от поцелуев так, как это делаю сейчас я. Ни в ком она не будет нуждаться так же сильно, как во мне. И если есть только сейчас… то я не остановлюсь, пока она не поймет, что нуждается во мне так же, как я нуждаюсь в ней… как в чертовом воздухе… . Мои руки алчно блуждают по ее телу, желая быть везде и сразу. И больше нет нужды удерживать. С тихим стоном поражения она выгибается мне навстречу, скользя ладонями по спине под майкой и, в отместку за свою капитуляцию, впивается зубами в мою нижнюю губу. Все смешивается: неровное горячее дыхание, стоны, бессвязный шепот приказов, бесконтрольные ласки рук. Ее ногти чертят красные полосы вдоль позвоночника в ответ на мои укусы шеи и засосы на грудях. Но этого мало… Мне нужно все. Вся она без остатка. И мои руки торопливо и бесцеремонно задирают подол сарафана, ногтями цепляя нежную кожу, оставляя на теле новые доказательства ее принадлежности мне. Хриплый рык срывается с ее губ, тонкие пальцы зарываются в светлые волосы, сжимая в кулак и притягивая к себе. Но я уже там, где хочу быть, уверенно проталкивая пальцы в горячую влажность. Вместо поцелуя мои губы ловят ее громкие стоны, а тело упивается сладким ощущением прижимающегося к нему напряженного тела Лексы. И это все, что мне нужно, чтобы не останавливаясь продолжать двигаться в ней, раз за разом… быстрее, резче, глубже… Окончательно забывшись, Лекса с упоением подается бедрами мне навстречу, пока я наслаждаюсь ее неприкрытой красотой. Зажмуренные в удовольствии глаза, яркий румянец на щеках, припухшие от поцелуев, соблазнительно раскрытые губы, и срывающиеся с них такие умопомрачительные, хриплые стоны, что голова идет кругом. Я была так поглощена, что даже не заметила, как ее рука, скользнув меж наших тел, проворно забралась в шорты. Закрытые глаза распахнулись и бездонно-зеленый, подернутый пеленой страсти взгляд встретился с моим прежде, чем с громким стоном удовлетворения Лекса соединила нас в единое целое. Сердце бешено забилось. Все. Все, наконец, сошлось в единой точке. Наше начало и наш конец. Этот взгляд не может врать… Слова — да. Разум — да. Но не глаза, не чувства, что ярким огнем горят в глубине потемневшей от возбуждения, зелени. Не сегодня… не сейчас… Я добилась своего. Задрожав, мы обе, почти одновременно, переступили через край. Рухнув на Лексу, оставляю скользящий поцелуй у ее ключиц и с глухим стоном, скатываюсь на ковер, укладываясь рядом. Время медленно ползет за стенами дома, проникая внутрь полоской солнечного света растекающейся по полу в холле. Напольные часы в гостиной утробно и равномерно тикая, разбавляют вдруг повисшую в доме, давящую на уши, тишину. В особняке так тихо, а она так близко, что мне прекрасно слышно, как она дышит, делая глубокие вдохи и медленные выдохи, пытаясь успокоиться, но я продолжаю молча лежать рядом буравя взглядом потолок. — Он написал, что я его. Я ему обещана. А ты… тебя… Он убил их всех. Всех! И его так и не нашли, а у Индры до сих пор лишь предположения и догадки. — Эй… — повернувшись набок, заставляю ее посмотреть на себя, сплетая пальцы наших рук. — Мы в безопасности. Ни одна живая душа… ну, почти ни одна живая душа, кроме моих самых близких друзей, не знает, что я здесь. И, чтобы это было так, я сделала кучу всяких странных и даже несколько противозаконных штук. И Линк проследил за тем, чтобы никто не знал, где ты. Эти выходные только наши, Лекс. Мы обязательно придумаем что-нибудь, потом… Куплю перцовый баллончик в сумку. — Обещаю, улыбаясь. Ее скептический взгляд вместо ответа, говорит мне о том, что вся эта ситуация — не повод для шуток. И я тяжело вздыхаю. — Ты говорила, что веришь мне. Так верь мне во всем, Лекса. Вместе мы сильнее… Хорошо? Несколько долгих мгновений она напряженно размышляет над моими словами и, все же выдавливая из себя измученную улыбку, согласно кивает: — Хорошо. Оставив еще один быстрый поцелуй на ее губах, я поднимаюсь, протягивая ей руку: — Тогда вставай. На втором этаже есть отличная кровать. И еще джакузи. Поездка сюда была дико выматывающей. И это я даже не беру в расчет допрос Рейвен — это было ужасней, чем все мои предыдущие встречи с копами. Поверь, я знаю, о чем говорю. — Крепко сжимая руку Лексы, я потащила ее за собой в хозяйскую спальню. — Так что, ты и джакузи мне просто необходимы…