Перекресток двух улиц

      Синие маленькие лампочки под водой были единственными источниками света в бассейне. Я шлепала босыми ногами по холодной мокрой плитке, а потом наклонилась, опуская руки в теплую воду. Я стала перед выбором: прыгать или нет. Меня словно что-то держало, не позволяло окунуться воду, словно, если я это сделаю, то совершу огромную ошибку. Но я прыгаю в нее и чувствую, как в мое тело врезаются ножи. Я начинаю трястись и барахтаться, пока бассейн наполняется моей кровью. Я хочу кричать, но не могу. На моих руках появляются маленькие отметины. Каждая по пять миллиметров. Я не могу успокоиться, потому что меня с головой охватывает паника. Я набираю в рот воздуха, но вместо этого глотаю свою кровь. И страх разрывает меня на части. Последние мысли в моей голове: «Я хочу жить», но я хватаюсь порезанными руками за красную воду, а затем тону. Я захлебываюсь собственной кровью. Я совершила огромную ошибку.       Меня будит стук в окно. Сначала я испугалась, потому что живу на втором этаже, а затем прислушалась: кто-то кидал маленькие камешки. Я подскочила с кровати, успев надеть только шорты, и заметила, что уснула в куртке Джастина. Она все еще пахла его духами, и я, подняв воротник, вдохнула их поглубже. Я полностью открыла окно и посмотрела вниз. По нашему саду разгуливал Джастин Бибер, пиная камни и выдыхая сигаретный дым в воздух. Я облокотилась о подоконник, наблюдая за ним. Я даже слышала, что он бурчал себе под нос:       — А ты что думал? — спрашивал он себя, затягиваясь сигаретой. — Конечно, она разочаровалась. Какой же я ебанутый. Блять. Черт возьми. Сука.       — Мой папа не любит, когда матерятся в его доме, — улыбнулась я, а бедный Джастин от испуга чуть не закричал. — Я не разочаровалась.       — Добрый вечер, — он вежливо снял кепку, а потом снова надел ее козырьком назад. Мне нравилась эта его привычка.       — Меня наказали на месяц, — сообщила я, замечая, как Джастин меняется в лице. — И запретили общаться с тобой.       — Почему?       — Отец как-то увидел нас у Старбакса. Он думал, ты мне угрожаешь… Я не знаю, он не объяснил свое решение.       — Херово, — Джастин плюнул на землю. — Мы можем поговорить?       — Тебе запрещено вообще здесь появляться.       — Но я уже здесь, — он пожал плечами, смотря на меня.       — Подожди немного, — шепнула я, закрывая окно.       Я достала из прикроватной тумбочки ключи, которые заранее стянула из-под коврика, чтобы незаметно сбегать из дома, и вернулась к окну. Я выглянула, но Джастина не увидела, мне пришлось кричать ему шепотом. Вы знаете, какое это сложное занятие? Я высунулась из окна почти по пояс, пытаясь рассмотреть его в темноте, и, наконец, нашла. Он пытался затушить сигарету, которую до этого бросил в траву. Я кинула ему ключи и сказала подниматься, только очень тихо, и постараться не сбить вазу на втором этаже.       Я, наверное, раз десять покрутилась перед зеркалом; успела натянуть на себя какую-то майку; почистить зубы, пока дожидалась Джастина. Я так переживала, что напшикала комнату духами, закинула все валявшиеся вещи в шкаф, еще раз взглянула на себя в зеркало и, наконец, услышала, как скрипит дверь в мою комнату. Я подскочила с кровати и оказалась прямо перед Джастином, снимающим свою кепку. Он немного растрепал волосы, что до чертиков показалось мне милым. Он молчал больше минуты: все смотрел на меня, наверное, не поверил, что все это по-настоящему. Что он для меня настоящий, и я для него. А потом заговорил:       — Мне, знаешь, приснилось, — шептал. — Что я стою на поляне, а солнце светит очень ярко, что закрываешь глаза и всё равно видишь свет. Я стою, дышу полной грудью. И чувствую себя безумно живым. Такое странное ощущение, будто ты здесь и ты, на самом-то деле, есть. И ты трогаешь это небо, этот странный, сладкий воздух. Дышишь полной грудью и веришь, что ты жив. И мне снится это ощущение свободы, будто я должен быть где-то там далеко, но уж точно не здесь, и обязательно с тобой. Это неописуемое чувство желания жить, быть кем-то, но не тем фальшивым, который есть, а кем-то, кто больше, чем герой. Есть желания быть самым лучшим хотя бы для себя. И жить. И я проснулся и понял, что должен бежать к тебе. И вот, я стою перед тобой, и снова чувствую то необъяснимое желание жить. И я люблю тебя.       Он немного отдышался и, не дождавшись моей реакции, продолжил:       — Я понял, что я не какая-то там песчинка в этом огромном мире или муравей в большом людском муравейнике, а я тот самый, что ни на есть, настоящий человек. И мой мир не ограничивается одной школой или спортзалом или той моей любимой пиццерией, а мир — это вся моя душа, мое тело, мои близкие люди. Мой мир — целая Вселенная, которою я обследую, а если не успею, то обязательно — в своих снах. И я хочу, чтобы ты знала, что ты — моя самая настоящая Вселенная, такая неподдельная и живая, полная сюрпризов и всего такого, что мне еще предстоит узнать. И я не буду сдаваться, даже если ты мне откажешь сотни миллионов раз, потому что я слишком сильно влюблен. Или потому что я очень любопытен, потому что пока есть я, пока есть ты, пока есть это солнце над нашей головой, я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя. И не важно, что ты ответишь, потому что сейчас я чувствую себя лучше всех, чувствую, что обязательно все смогу и со всем справлюсь. И чувствую, что этот целый мир не то, что принадлежит мне, а то, что я нахожусь в нем. И не просто как какой-то прохожий, а как настоящее живое существо, погружённое сюда. Как часть этого целого мира. Слишком важная часть. И ты для меня — слишком важная часть. И если ты исчезнешь, мне будет нестерпимо плохо. И я, наверное, тоже исчезну.       Я закрыла глаза. На мгновение мне показалось, что я его выдумала. Показалось, что все эти слова только в моей голове, потому что звучат они слишком нереалистично. И в этот момент я также чувствую невероятную любовь. Я чувствую, как она окутывает меня, наполняет с ног до головы, и вот, через секунду я взрываюсь и лечу к нему в объятия, потому что понимаю, что так безумно и искренне люблю. И я дышу его запахом, будто это мой воздух и без него я не проживу. И я слышу, как громко и как быстро бьется его сердце, готовое вылететь из груди. И он тоже обнимает меня. Обнимает так сильно, вкладывая в эти объятия всю свою любовь и заботу. И я понимаю, что мы живы. И он рядом. Человек, который покажет мне целый мир, с которым я хочу быть и мечтаю быть.       И сейчас мой Аноним и Джастин, наконец, слились в одно. Я не вижу его никаким пустышкой. Мало того, мне становится безумно стыдно за эти мои мысли, потому что Джастин удивительный, прекрасный и самый лучший. Он думает обо всем на свете, он знает все на свете. Его улыбка ярче тысячи солнц. В его голове полно идей и гипотез. Иногда мне кажется, что он знает все тайны Вселенной. И он обнимает меня. И разве я могу еще чего-то желать? Я понимаю, как была слепа и глупа, не замечая его рядом с собой, не представляя, что мальчишка из моего детства может вдруг стать самым важным человеком в моей жизни. И наши сердца бьются так громко, что я не слышу ничего больше. Только его дыхание и стук его сердца. Будто это самые важные звуки в целом мире. И я люблю его.       — Откуда он?       Я показала пальцем на маленький шрам на подбородке. Джастин не вздрогнул, когда я к нему прикоснулась, но как-то странно мотнул головой. Иногда я замечала, что это было его привычкой — разминать шею.       — Мы однажды играли в футбол с ребятами. Нам тогда почему-то казалось, что это самый важный матч в нашей жизни, поэтому мы бились до самого конца. Счет 3-4 в пользу противников. Проиграем — валим с поля с позором и никогда не возвращаемся, выигрываем — можем приходить когда угодно и играть, сколько влезет. А у нас у мальчишек и пары девочек в глазах азарт, жажда победы, словно не выиграем — сразу умрем. Начался дождь, да такой сильный, что не видно было, куда бежишь. Я играю нападающим. Ко мне резко прилетает мяч, а я, под тяжестью мокрой, тяжелой отцовской куртки, бегу, как потерпевший с этим мячом к воротам, кричу что-то невнятное и понимаю: это мой шанс. Так сильно ударил по мячу, что попав он в сетку, она отвалилась. Может, не прочная была, может, старая уже, но мне нравилось думать, что именно от этого моего удара она упала. Я не рассчитал силу и сразу после того, как стукнул по мячу, свалился на землю, стукнулся подбородком. Я даже внимания не обратил, и побежал к нашим — радоваться победе. Пришел домой, а мама, увидев мой подбородок, чуть в обморок не свалилась. Поехали зашивать. Такая история.       Я улыбнулась. Если сам Джастин — не целая Вселенная, то, что она тогда из себя представляет?       — Твое самое счастливое воспоминание из детства?       — Около семи утра, наверное, — начала я. — Лето. В доме очень жарко, поэтому приходится открывать все окна. Мы с Зои крадемся на кухню, берем самую большую банку малинового варенья и едим его столовыми ложками. Это странное воспоминание, но почему-то такое счастливое.       — Теперь малинового варенья захотелось, — шепнул он.       Мы лежали на моей кровати, укутавшись в два пледа, потому что в комнате было холодно, а окно мы закрывать не хотели. Мы прижались друг к другу, ноги свои я положила на его. Между прочим, у Джастина очень холодные ступни, чему я удивилась. Сам-то он такой теплый, что мне становилось жарко, даже когда я его не касалась, а просто стояла рядом. И вот он, обняв меня одной рукой, медленно закрывает глаза, а я боюсь пошевелиться. Он мне казался таким красивым, когда спит, что я затаила дыхание. А затем вдруг, не знаю, что на меня нашло, неуверенно прошептала:       — Джастин?       Он тихо мычит в ответ.       — Если папа тебя увидит, то убьет.       — Это будет хорошая смерть. Потому что перед этим я засыпал, обнимая тебя.       — Джастин, — снова зову шепотом, а он мычит в ответ. — Я люблю тебя.       Он распахивает глаза, а я свои, в ту же секунду, закрываю, но чувствую его взгляд и, кажется, краснею. Я и раньше говорила о любви, но никогда не чувствовала подобного: странное ощущение, щекочущее горло. Вот, какая любовь на ощупь.       А затем, сквозь сон, слышу, как Джастин что-то шепчет, и заставляю себя прислушаться:       К э с с и, я люблю тебя.       И понимаю, что тогда, в автобусе, это был не сон. Это говорил Джастин. Это от его голоса я улыбалась во сне. Это все время был он. Так близко. И впервые за последнее время мне не снились кошмары. Я уснула в объятиях Джастина и тоже чувствовала себя как-то необычно. В самом хорошем смысле.       Я любила просыпаться под звон тарелок, шорох в коридоре и смешки, слышные с кухни или гостиной. Любила, чтобы через окно проникали лучи солнца, но только не в этот раз. Я проснулась от крика папы. Он залетел ко мне в комнату в его зеленой шапке, размахивая зеленым шариком, в форме клевера и кричал:       — С днем святого Патрика!       Я подскочила, и первое, что пришло мне в голову, было: «Где Джастин?» Его не оказалось в моей комнате, поэтому я облегченно выдохнула, но потом подумала, что вся эта ночь — просто мой сон, и мне стало нестерпимо ужасно.       — К нам сейчас зайдут Паркинсоны, а потом мы собираемся поехать к бабушке. Ты остаешься дома. И отдай ключи, которые ты взяла из-под коврика.       Я лениво поднялась и заглянула в тумбочку, но ключей не обнаружила. Поняв, что они остались у Джастина, я даже пошатнулась. От волнения в горле застрял ком, и я не придумала ничего лучше, чем сказать:       — Они в сумке на первом этаже. Принесешь?       Папа недовольно вздохнул: он все еще был обижен на меня, и вышел из комнаты. Я понадеялась, что успею найти Джастина до того, как вернется отец, но только не понимала, где может находиться этот парень. Его не было под кроватью и в шкафу, я уж подумала, что он выпрыгнул в окно, а потом меня осенило: он на козырьке. Я выглянула в окно, и меня обдало холодным ветром, поэтому я сначала попятилась назад. Я снова сделала попытку и заметила на козырьке трясущегося Бибера в одних джинсах. Он показался мне таким смешным, что я захохотала и испугала его.       — Как ты вообще додумался?       — Я хотел прыгнуть, — его зубы отбивали ритм песни Queen. — А потом увидел козырек рядом с твоим окном.       — Там окно братца.       — Да мне насрать, Фостер, — шикнул он.       — Дай ключи.       — Что?       — Дай мои ключи от дома, — засмеялась я, а он полез за нами в карман и, приподнявшись, наконец мне их отдал.       Я закрыла окно, но потом услышала его вопросительный…не знаю. Возможно, это был стон или крик. И я снова высунулась.       — Ты че? — скулил он.       — Сейчас вытащу, — и я снова закрыла окно.       Сердце у меня бешено стучало, будто я участвовала в каком-то преступлении, скрывалась от копов или торговала наркотиками на самой людной улице города. В ту секунду, как я села на кровать с ключами в руке, зашел в мою комнату папа с моей сумкой.       — Я не нашел.       — Зато я нашла. Они и правда были в тумбе, — и я протянула ему ключи с брелком в форме Эйфелевой башни.       — Спускайся, пообедай с нами.       — А можно я поем в комнате?       — Мы всё равно на тебя злы, Кэсси. Ты понимаешь?       — Да.       — И ты собираешься извиниться за свое поведение?       — Да, — торопливо ответила я, вспоминая о своем замерзающем парне. Но я не знала, можно ли его назвать моим парнем. В любом случае, он замерзал на козырьке под моим окном прямо сейчас.       — Я жду.       — Мне одеться. Я спущусь через минуту.       Папа взглянул на меня с неким подозрением, будто понял, что что-то не так. На самом деле ВСЕ было не так. И сердце у меня все еще бешено колотилось.       Как только дверь за отцом закрылась, я подскочила с кровати и впустила Джастина в комнату, накрывая его плечи пледом. Он тяжело дышал, дрожал и свалился на кровать, свернувшись калачиком.       — Я ради тебя на все готов, Кэсси, — вздохнул он. — Но я больше никогда не останусь у тебя дома, если мне придется выпрыгивать из окна.       — Как это вообще получилось?       — Ты очень крепко спала, а я уже с девяти утра слышал, как твой отец всех поздравлял.       — Он ирландец, — пояснила я.       — Вот почему он весь в зеленом… Так вот…когда я услышал, что он говорит с твоей мамой о тебе прямо рядом с комнатой, я вскочил и высунулся в окно. Увидел козырек, сел и…ждал. Это какое-то насилие…       — Прости, — снова захохотала я, что немного задевало его чувства.       Мой дом был полон людей. Так всегда было на все праздники, потому что у родителей было много друзей. И, в основном, мне это нравилось, потому что в доме было полно еды, подарков и сладостей. Я под шумок наложила в тарелку вкусностей, взяла упаковку сока и побежала наверх, пока меня никто не заметил.       Я смотрела за тем, с каким удовольствием Джастин обгрызал куриную ножку. Заметив мой взгляд, он подавился, а потом отложил ее в сторону и аккуратно вытер руки и рот салфеткой.       — Ешь, — улыбнулась я.       — Наелся. Это твоя мама готовит?       — Нет, папа.       — У тебя нормальный отец, — он поставил тарелку на компьютерный стол. — Был бы. Если бы не запретил тебе со мной общаться.       — Это он просто так заботится.       — Ну да, — вздохнул Джастин. — Твой хотя бы заботится.       — А ты бы не хотел встретиться со своим папой?       Джастин хмыкнул.       — И что я ему скажу? «Давай, делай хоть что-нибудь, ведь ты мой гребанный отец»?       — Я могла бы поговорить с ним, — я пожала плечами, смотря, как Джастин вдруг посуровел.       — Кэсси, — начал он серьезно. — Не нужно в это лезть, потому что я сам этого не хочу. Итак, — вдруг хлопнул он в ладоши и подскочил со стула. — Что у тебя есть интересного?       — Тоска, стены, которые расписала Зои, старые плакаты и куча ненужной фигни, которую я бы с радостью выкинула.       — А почему не выкинешь?       — У тебя было когда-нибудь такое чувство, что все это барахло может тебе пригодиться в жизни? — он кивнул. — Вот у меня постоянно такое ощущение…но я понимаю, что ничего мне не пригодится. Пусть стоит.       — В моей комнате еще больше всякой фигни, — он крутил в руках бейсбольный мяч, который на одном матче поймал для меня отец. На заметку: я никогда не любила бейсбол. — Ну, например, у меня стоит старый патефон. Он просто пылится. У меня нет желания даже чинить его или слушать на нем пластинки. А он все стоит и стоит…       — Винтаж.       — Ничего не винтаж, — усмехнулся он. — Он даже не вписывается в мою комнату, просто стоит себе и напоминает о том, что мне лень его выкинуть. Но когда-нибудь я наберусь смелости.       — Как сегодня ночью, — улыбнулась я.       Джастин стоял посреди комнаты, сжимал край своей майки, нервно кусал губу и выглядел, вообще, очень озадаченным.       — Я вел себя, как дурак.       — Не-а. Это было мило.       — Серьезно? А мне кажется, что я облажался.       — Нет, — протянула я, подходя к нему. — Это было мило.       Между нами было около двадцати сантиметров. Я обвила его шею руками, и мы смотрели друг другу в глаза так долго, что я начала смеяться. Вся эта ситуация казалось очень неловкой.       — Я веду себя как мальчишка. Не знаю, что делать и что говорить, — признался он.       — Чувствую то же самое.       Я, наконец, могла смотреть на него. Могла смотреть, сколько влезет. Могла любоваться его улыбкой, его маленькой родинкой на левой скуле, его шрамом над бровью, который он получил в последнем матче. Могла касаться его, когда мне захочется; могла говорить ему всякие глупости. Потому что теперь я чувствовала, что Джастин мне больше, чем просто какой-то друг. И больше, чем просто спаситель и аноним, знающий о моих слабостях и секретах.       — Можно спросить тебя о Скай?       Джастин цокнул языком и, встряхнув головой, отошел от меня и начал рассматривать всякие вещи на моих полках.       — Зачем? — спросил он, не смотря на меня. Я поняла, что он не хочет смотреть мне в глаза, разговаривая об этом.       — Все говорили, что она тебе нравится.       — Ну и что?       — Ну, а сегодня ты сказал, что любишь меня.       — Ну и что? — снова тупо спросил он. — Есть большая разница.       — О, не делай из меня дурочку. Просто ответь.       — Ну что тебе ответить? — не выдержал он и резко повернулся ко мне, снова встряхнув головой. — Что ты хочешь слышать? Что всякие эти Скай, Триш, девочка на стадионе, которую я хотел поцеловать, не имеют уже никакого значения? Я не хочу возвращаться к этому, Фостер, потому что они уже там, — он провел невидимую черту в воздухе. — А мы с тобой на другой стороне этой черты, понимаешь?       Я кивнула.       — Тогда можно спросить тебя о Грейсоне? — он снова отвернулся, будто боялся, что задел меня этим вопросом, и я могу расплакаться. Но черта с два.       — Наверное, можно.       — Что ты к нему чувствуешь? — он говорил очень тихо, поэтому я с трудом расслышала вопрос.       — Я не знаю.       Я, правда, не знала. Когда я вижу его, то мне хочется плюнуть ему в лицо, потому что он вообще существует и он улыбается своей этой глупой ухмылкой, а на самом деле, когда я без него, то вспоминаю о его этой ухмылке и мне она, странным образом, начинает нравиться.       — Нельзя не знать. После того, что я тебе о нем рассказал…       — Ну…       — Кэсс.       — Не дави на меня! — воскликнула я, он даже вздрогнул.       — Я просто хочу знать. Но мне кажется, если ты не уверена со своим ответом, то тебе все еще нравится Грейсон. Ты сказала, что любишь меня. Мне нужно точно знать.       — Зачем?       — Чтобы поменять статус в фейсбуке, блять! — а потом он насупился. — Фостер, что тебе не ясно в слове «я люблю тебя»?       — Все ясно.       Он закатил глаза, сел передо мной на корточки, взял в свои руки мои и взглянул мне в глаза. По телу прошли мурашки. Джастину улыбнулся, заметив это.       — Так и что ты мне ответишь?       Это было сложнее, чем я думала.       — Я люблю тебя.       — А еще?       — Мне плевать на Грейсона.       — А еще? — он наклонил голову вправо.       — А что еще? — удивилась я.       — Ну, теперь ты должна поцеловать меня.       — Еще чего, — я кинула в него подушкой, которую стянула с кровати, и Джастин повалился на пол.       — Ты теперь никуда не денешься от меня, — засмеялся он, вскакивая и обнимая меня, толкая на кровать. Он положил свою голову мне на живот, и я начала переживать, что Джастин услышит, как он урчит.       На самом деле, я уже никуда не хотела деваться. Все его слова, взгляды, прикосновения (случайные или нет) и смс заставляли меня еще больше в него влюбляться. И я знала, что, в конце концов, мы с ним когда-нибудь расстанемся, что я буду реветь и страдать намного больше, чем после расставания с Грейсоном. Я даже не хотела представлять этот мир без Джастина, потому что так привыкла к нему, к его шуточкам и его прекрасной улыбке, что не думаю, что смогу прожить без этого. Но конец неизбежен. Хотя его слова, которые он сказал через пару секунд после того, как лег на меня, заставили меня смеяться так громко, что я подумала, что никуда сама его не отпущу и никуда не позволю себе деваться.       — Господи, — захохотал он. — У тебя так забавно живот урчит. Мне даже это в тебе нравится.       — Ты очень странный.       — Да ты бы послушала! Кэсседи Фостер, у Вас в животе целый мир.       — Я должна этому радоваться?       Он поднялся на локтях и взглянул на меня, а потом совершенно торжественно произнес (будто произносил речь на Оскаре):       — Ты должна этим гордиться.       — Ты странно смотришь на меня, — он улыбнулся, сделав глоток сока.       Мы стояли с ним на моей кухне. Точнее, я сидела на кухонной тумбе, а он стоял у стола, держа в руках упаковку с соком. Я все смотрела на него и не могла привыкнуть к тому, что он так близко, и что это совершенно нормально.       — Но я разрешаю тебе так смотреть, — кивнул он, а я пробурчала что-то вроде: «спасибо». — Потому что, признаюсь, так уж и быть, я сам на тебя часто смотрю. Даже больше, чем часто. П-о-с-т-о-я-н-н-о. Но ты этого не замечаешь.       — Например? — я болтаю ногами в воздухе, а Джастин, отводя взгляд, улыбается и кусает внутреннюю сторону щеки. — Признавайся, эй.       — Например, на уроках. Ты забавно зеваешь, — пожал он плечами. — Или в коридорах, когда вы идете с Мелани и Зои. Ты просто никогда ничего не замечаешь.       — Надо исправляться.       — Не надо, — он уперся языком в свою щеку. — Начнешь замечать, на что я смотрю, будешь вечно меня отдергивать и ругать.       — Делаешь из меня изверга.       Он хохотнул, поставил сок обратно в холодильник, а потом подошел ко мне. Я обвила его бедра ногами, а он положил свои руки на тумбу по обеим сторонам от меня.       — У меня к тебе куча вопросов, — призналась я, убирая спадавшую челку с его глаз.       — Задавай.       — Тот парень, которому стало плохо на ночевке, это был Зак?       Джастин отвернулся.       — Не таких вопросов я ждал, — вздохнул он. — Но да. У Зака эпилепсия. Он поэтому ни с кем не общался, кроме нас. Боялся, что засмеют.       — Кошмарно, — я опустила глаза. — Я всегда думала, что он просто чокнутый какой-нибудь. Мне стыдно.       — Не бери в голову, — Джастин смотрел то в мои глаза, то на мои губы, и мне стало неловко. Ему, вообще-то, тоже, потому что я заметила, как покраснели его щеки.       — С кем был твой первый раз?       — Ох, — он засмеялся. — У тебя нет какой-нибудь грани между вопросами о моих больных друзьях и о моей невинности?       Я тоже засмеялась.       — Я спрашиваю, что в голову придет. Прекрати меня критиковать, — я легонько толкнула его, но он не отстранился, а затем начал проводить большим пальцем по моей ноге. — Так ты ответишь?       — Нет.       — Не ответишь?       — Ты чего так разнервничалась? — он приблизился ко мне, но я отстранилась и стукнулась головой о верхний ящик, а Джастин захохотал. — Фосте-е-ер.       — Просто…я не знаю, как ответить на этот вопрос, ясно?       Я правда разнервничалась. У меня даже ладошки вспотели, и в горле стал ком.       — Грейсон изменил мне с твоей девушкой, поэтому я…       — Мы встречаемся первый день, — напомнил он. — А ты уже начала меня ревновать.       — Так мы встречаемся?       — Я думал, это делают люди, когда любят друг друга. А еще они целуются, — он снова приблизился ко мне, а я снова отстранилась и на этот раз не ударилась головой, что посчитала за личную победу. А еще мне нравилось мучить Джастина.       — У нас с тобой еще не было свидания.       — Было, — хмыкнул он.       — Интересно, когда? Когда мы оттирали блевотину за твои другом или когда гуляли в компании до Макдональдса и обратно?       — Ладно, ты выиграла. Я устрою тебе свидание.       — Не обязательно, — теперь уже я приблизилась к нему.       — Нет, — он вообще отошел на пару метров. — Теперь я тебя буду мучить. Свидание в субботу, Фостер.       — Джастин! — возмущенно воскликнула я, смеясь. — Это не честно.       — И что? — пожал он плечами, надевая кепку козырьком назад. — Я пойду готовиться.       — На самом деле, просто бросаешь меня здесь одну.       Он молчал около минуты, разглядывая меня, а потом резко подскочил, чмокнул в губы и побежал к входной двери. Я пришла в себя, только тогда, когда он ей громко хлопнул.       Джастин поцеловал меня. Такой маленький, короткий поцелуй, но он был в тысячу раз лучше, чем эти слюнявые поцелуи Грейсона. В тот момент я поняла, как сильно и бесповоротно влюблена в Бибера. Настолько, что еще полчаса проплакала от счастья, сидя на диване и смотря Нетфликс. Дом без Джастина был совсем пустым. Моя жизнь казалась без него совсем пустой.       Что же ты делаешь со мной, Джастин Бибер?