Я не люблю то, что я что-то люблю Мне не нравится, когда мне что-то нравится Меня не радует, когда я радуюсь Знаю только, что буду жалеть об этом Того, что меня радует, не должно быть Кто меня любит, при этом погибает То, что я люблю, должно умереть То, что я люблю, испортится За счастьем и радостью следуют страдания За всё прекрасное нужно платить То, что я люблю, должно умереть Я могу отказаться от счастья, Раз оно несёт в себе горе Я должен это уничтожить (Я должен это уничтожить?) Так я ограждаю себя от вреда То, что меня любит, умирает Мне не нужны страдания Тот, кто меня любит, портится Rammstein - Was ich liebe
Длинные узкие коридоры неприятно пахли сыростью, а от низкого потолка становилось не по себе. От эха капающей сверху воды, которое проникало, казалось, во все щели, хотелось инстинктивно вздрагивать каждый раз, но разум слишком хорошо контролировал тело, и от этого ни единый мускул не дрогнул, ни одна эмоция не отразилась на лице. Достаточно часто к ушам доносился звук хлюпающей воды, когда ноги оказывались в очередной луже. Психика не могла к этому привыкнуть, да и не нужно было. Всё равно путешествие не продлиться слишком долго. Поэтому можно положиться только на сознание, чтобы не свихнуться, и со спокойной душой вернуться домой, к своей семье. Один поворот, второй, третий, четвёртый, шестой, седьмой, десятый… И все были правильными. Да и вряд ли этот лабиринт, с которым столько связано, можно хоть когда-то забыть. Не для того он давным-давно приходил сюда, чтобы сразу всё исчезло из головы. Не для того он рисовал на гранитном полу алхимические символы под руководством своих старших товарищей. И эти знания сейчас пригодились. В руке небольшой карманный фонарик кидал слабый свет на стены, а от небольших камушков на полу тянулись длинные чёрны тени. С каждым новым шагом становилось всё больше не по себе. Каждая упавшая с потолка капля, каждый поворот, каждый тоннель уменьшал расстояние между ним и монстром. Его монстром. Про это невозможно забыть. Про это нельзя забывать. Это до конца жизни, до тех пор, пока Пламя, из которого состоит его старая душа, окончательно не погаснет, нужно хранить в своей памяти. Иначе… Рухнет не только это убежище, но и нависнет угроза над несколькими людьми. И поэтому Хоэнхайм всё помнил. Остановившись перед обычной железной дверью — единственной здесь, — мужчина сперва посмотрел на табличку с алхимическим кругом над ней, а потом, не задумываясь ни на секунду, открыл её и уверенно вошёл в большую комнату, с облегчением вздыхая от того, что низкий потолок и близко расположенные друг к другу стены больше не давят на него. Хоть что-то хорошее. — Какая встреча, — недовольно фыркнул Отец. С каждым шагом мужчина всё больше сокращал расстояние между ним и духом, всё так же без нажима держа в руке фонарик, который был единственным источником света здесь. Факелы на стенах быстро догорят, проводить электричество в эту глушь не имеет смысла, а использовать алхимию или шаманство в этом месте, про которое все не хотели вспоминать, было по меньшей мере глупо. Остановившись в полуметре от Отца, который находился в темнице, созданной из круга, внимательно его осмотрел. Тот за эти годы ни капельки не изменился, хотя некоторые говорили, что после того ритуала время уже должно начать разрушать душу этого существа. — Я тоже рад тебя видеть, — после длительной паузы отозвался Хоэнхайм. — Соскучился? — не скрывая своей ненависти, недовольно спросил дух, чуть склонив голову влево. Мужчина вновь не стал торопиться с ответом. Он внимательно рассматривал своего собеседника, вновь и вновь вспоминая то, что произошло давным-давно. И если бы не крайняя необходимость, то ноги бы его здесь не было. А так он сможет спасти пускай и не всех шаманов на Турнире, но зато хоть некоторых. — Если бы, — алхимик тяжело вздохнул. Этот разговор был ожидаем. — Тогда чего ты хочешь? — чуть отстранёно поинтересовался дух. Хоэнхайм сделал пару шагов вперёд, продолжая светить фонариком в лицо своему собеседнику, на что тот никак не отреагировал. Кажется, он напротив — жадно впитывал всем своим бесплотным телом каждый лучик света, который на него попадал, пытаясь восполнить его нехватку в этом месте. — Узнать про организатора Турнира, — прямо и коротко ответил алхимик. Про Турнир, семь дней которого прошло и начался восьмой. Про Турнир, от которого зависят жизни его жены и сыновей. Петлять и увиливать сейчас не было смысла. Хоть Отца назвать хорошим язык не поворачивался, но идиотом он точно не был. И мужчина это прекрасно знал. С этим духом проще договориться, нежели с помощью угроз заставить его что-то делать. Если во втором варианте тот просто убьёт своего собеседника, то вот в первом был хоть какой-то шанс на удачу. — А не много ли? — Отец нахмурился, с долей интереса и ненависти рассматривая знакомого, стоявшего совсем рядом. — У меня к тебе деловое предложение. — Какое? — аккуратно поинтересовался дух. Хоэнхайм прекрасно понимал, на какой риск он идёт. Знал, что может умереть здесь, и его Пламя станет прекрасной пищей для этого существа. Знал, что монстр не остановится на этом и непременно начнёт мстить. Но если поставить на то, что тот знак над входной дверью перезапустит всю систему и будет шанс сбежать… То тогда будут и волки сыты, и овцы целы. И своё обещание не придётся предавать. — Я тебя выпущу, а ты мне расскажешь, — сухо пояснил алхимик, пытаясь показать хотя бы пару ноток отчаяния. — Идёт? Иначе ему не поверят. — Идёт, —- после минутного молчания согласился дух, слегка ухмыльнувшись. Как это было много лет назад. Вселенная, храни его душу.***
Приятная прохлада ночи достаточно быстро сменялась теплотой утра, которая совсем скоро перейдёт в невыносимую жару дня, при которой даже дышать будет практически невозможно из-за горячего воздуха, обжигающего лёгкие. Но покинуть это место было непозволительно. В противном случае… Эдвард, нервно ходивший на трибунах взад-вперёд, чуть прихрамывая, никак не мог успокоиться и справиться с неприятной усталостью, сковывающей тело. Ушибы, неприятно саднившие до сих пор, не давали даже на секунду забыть о том, что произошло вчера, заставляя снова и снова в голове возвращаться к тому событию. Парень до сих пор не мог понять, кем являлся этот человек в белом костюме. Одним из судей? Сообщником Шахматноголового? Сторонником одной из команд? Или одиночкой, преследующей свои цели? Да и откуда он знает М.М.? Какие отношения между ними, и что они оба имеют общего с организаторами Турнира? Повезло ли всем участникам «Песни», что никто из них не был убит ночью во время крепкого сна? Недовольно покосившись на девушку, сидящую на пластиковом кресле, при этом привычно закинув ногу на ногу, молодой человек зло зашипел и продолжил ходить туда-сюда. Кларнетистка ничего не сказала, когда её просто допрашивали. Она продолжила молчать, когда к ней начали применять силу. Будто она либо ничего не знала, либо всеми силами пыталась это скрыть. Что с ней не так? — «Мельфиоре» и «Песнь», — донёсся до каждого громкий из-за микрофона голос Джинджера, — на поле! Элрик-старший посмотрел на огромное табло. Действительно, сейчас была его очередь сражаться. Наверное, так даже лучше. Пускай он сразу откажется от победы, чем будет подвергать младшего брата опасности долгое время. Потерять его он не мог. Мать и так была при смерти, а остаться совсем одному не хотелось. — Братик, прости, — Альфонс виновато опустил взгляд. Эдвард посмотрел на него и натянуто улыбнулся. Слышать подобное от него было невыносимо. Ведь именно из-за его участия в этом чёртовом Турнире брат оказался в опасности. Если бы не алхимик, то с Элриком-младшим ничего не случилось и он продолжил жить спокойной, обычной жизнью. Ему бы не пришлось смотреть на то, как шаманы сражаются с помощью духов, которых его глаз не способен разглядеть вне зависимости от желаний. Брат тут ни при чём. — Ал, ты что такое говоришь? — пытаясь приободрить брата, спросил алхимик. Эдварду было больно смотреть на то, как его собеседник чувствует себя виноватым. Он ведь здесь абсолютно не при чём. Ведь это именно алхимик отправился в долбанную Англию, чтобы получить тот чёртов артефакт. Ведь именно он не смог сразу убедить младшего брата не ехать за ним. Ведь именно он не смог защитить его вчера. Хотя должен был. — Это же из-за меня ты должен отказаться от спасения мамы, — Альфонс из-подо лба посмотрел на брата. — Да ладно тебе! – алхимик улыбнулся ещё шире и ещё натянутее. – Если судьбе так угодно, то пусть так и будет! Брат ни в коем случае не должен чувствовать себя виноватым. Он просто жертва обстоятельств, а никак не виновник всех бед. Причиной всего являются Вендиче, Шахматноголовый, тот мужчина в белом костюме, сам Эдвард, но никак не Элрик-младший. Он вообще оказался здесь случайно. — Идёмте, — коротко кинул молодой человек, осматривая своих сокомандников и задерживая злой взгляд на М.М.. Та на это никак не отреагировала. Только молча встала с нагретого места и уверенным шагом направилась на поле. Будто ничего и не произошло. Будто её вчера не раскрыли и не допрашивали. Будто она ни в чём не виновата. Будто так и должно быть. И это невероятно раздражало. Выходя на центр поля, Эдвард пристально смотрел на своих соперников. В голове до сих пор были живы картины, как «Мильфиоре» с лёгкостью убили двух членов «Шести путей» и подвели к верной смерти того парня с синими волосами. Вполне возможно, что именно эти люди уничтожили «Beretta». — Бой! — заявил Джинджер и привычно спрятался за куполом. Бьякуран успел сделать только один шаг вперёд. — Мы сдаёмся! — громко сообщил Элрик-старший. — Вы уверены? — переспросил ведущий. — Да! Мы сдаёмся! — повторил алхимик, уверенно рассматривая своих соперников, которые были весьма расслаблены. Джессо довольно усмехнулся. — В таком случае победа автоматически присваивается «Мильфиоре»! Наверное, так даже лучше, что им пришлось сдаться без боя. В противном случае кто знает, чем всё могло закончиться. Учитывая, что команда Бьякурана сделала в прошлый раз, вряд ли бы эти люди стали сдерживаться в этот. А умирать самому и обрекать на такую судьбу Энму совершенно не хотелось. Восьмой день однозначно вышел «удачным».***
Выпроводить Грида было практически невозможно. Он был слишком настырным, эгоистичным и любопытным. А если дело касалось неожиданного желания Лан Фан поговорить с Лингом, которое она и не собиралась никому, кроме парня, объяснять, то интерес духа только сильнее возрастал. Хорошо хоть Мэй спокойно ушла, буркнув себе под нос «мне оно нафиг не нужно», при этом чуть заметно недовольно скривившись, но в ту же секунду снова взяла себя в руки. Но телохранительница всё слышала и видела. Только решила промолчать. Всё-таки девочка была права. Это её никоим образом не касается. — Господин, — с трудом начала девушка, — есть одна проблема. Как бы ей не хотелось это признавать, но Похоть была права. Она будто смогла прочесть её мысли; заглянуть ей в душу, хотя подобное было весьма неприятно. Хотелось сохранить все свои эмоции – а в особенности те, которые общество не одобрит – за семью замками. Но в этот раз у воительницы ничего не получилось. — Какая? — Линг в одно мгновение слегка помрачнел и нахмурился. Видно, он ожидал чего-то невероятно плохого. Раскаяния в каком-то преступления против Империи, рассказ о неизлечимой болезни или ещё чего. Но никак не банального признания в любви, про которое было написано столько книг и картин и снято неимоверное количество фильмов. Эх, вот бы всё было так просто, как на экране. — Я вас люблю, — практически сразу ответила Лан Фан. Она даже не пыталась «подбирать нужных слов». Не видела в этом смысла. Она никогда не считала себя человеком, способным заниматься подобной ерундой. Такое поведение позволительно принцессам, глупым девчушкам, которые своим партнёрам готовы предоставить только своё тело, просто идиотам… Но никак не защитнице будущего императора. А Линг… Линг в первые несколько секунд просто молча смотрел на неё, переваривая полученную информацию. Возможно – хотя, даже скорее всего, — что-то вспоминал, что-то сравнивал, делал какие-то умозаключения. Но пока что не давал никакого точного ответа. Он вообще ничего не говорил. И это было до жути неприятно. — Лан Фан, ты серьёзно? — наконец, переспросил парень. — Вполне, — девушка утвердительно кивнул. Смысла отступать назад не было. Да и вряд ли это у неё получится. Она уже всё выложила молодому человеку, лишив себя любой возможности сделать хоть один шаг назад. Но так и нужно. Лучше выяснить всё раз и навсегда сейчас, чем потом на протяжении долгих лет мучиться. Лучше, если Яо сам ей скажет «нет», чем телохранительница сама в своей голове будет проигрывать эту ситуацию Так будет проще.***
Сидя в небольшом кафе отеля на четыре столика вместе с Энмой, который за ним присматривал на всякий случай, Альфонс смотрел на свою чешку с зелёным чая и снова и снова вспоминал то, как мужчина в белом костюме сперва взял его в заложники, а потом с лёгкостью победил брата и стал того шантажировать. А у алхимика не было возможности отказаться от «предложения». От сложившейся ситуации парню становилось не по себе. Если бы он действительно остался дома и довольствовался редкими разговорами по Скайпу и телефону, то Эдварду не пришлось сегодня отказываться от спасения Патрисии. А ведь Элрик-младший тоже хотело, чтобы мать жила… — Господин Альфонс! — послышался голос девочки со стороны входа. — Здравствуйте! Молодой человек обернулся в ту сторону и увидел Мэй, которая быстрым шагом направлялась к нему, при этом широко улыбаясь. В ответ он тоже улыбнулся. Парень был рад её видеть. Она была одной из немногих шаманов – единственной, если не считать Козато и Эдварда, — с которыми у него сложились неплохие отношения. Но, вспоминая слова брата, парень не спешил с ней сближаться. Хоть сама девочка и не была опасной, но вот её сокомандники могли преследовать совсем нехорошие цели. И чтобы снова не попасть в ту же ситуацию, как и вчера, лучше быть начеку. Хотя сам молодой человек был не против подружиться с Чан. — Ты решила перекусить? — поинтересовался Альфонс. — Типа того, — недовольно ответила девочка, надув губы. — Вообще меня просто попросили пока немного погулять где-нибудь. — А почему? — спросил Энма. — Если бы я знала… — она тяжело вздохнула. Элрику стало не по себе. — Думаю, им нужно просто поговорить о чём-то своём, — неловко сказал парень. Он не знал, как вести себя в подорных случаях. Ни его родители, ни бабушка Винри, ни кто-то ещё из его знакомых никогда не поступали подобным образом, поэтому ему катастрофически не хватало нужного опыта. — Да это не в первый раз, — Мэй недовольно нахмурилась, сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула. — Они всегда куда-то меня отправляют. А всё потому, что я слабая. Намного слабее всех них. А я ведь… А я ведь не хочу такой быть!.. — девочка с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. Она всё видела и понимала, хоть ей никто ничего не говорил. И от этого было до жути неприятно. Может, она хочет быть сильной. Может, она тоже хочет занять трон Китайской Империи. Может, она тоже хочет победить в Турнире. Но никто её ни во что не ставил, считая, что наследницей самого маленького и слабого клана можно с лёгкостью помыкать в угоду собственным интересам. Вот за что ей это всё? За какие грехи? — У меня тоже проблемы с этим Турниром, — отозвался Альфонс, пытаясь хоть как-то поддержать свою собеседницу. И только потом он понял, что сказал. — Какие? — Мэй подняла на него взгляд. — Неважно, — парень попытался исправить ситуацию. — Это касается только меня и братика. Это нельзя рассказывать посторонним.