***
Октавия смогла сдать все долги по учебе за четыре дня безвылазного сидения в библиотеке. У девушки уже голова начала идти кругом от всех этих учебников по истории, гербологии, ЗОТИ и нумерологии. Но радость от освобождения была недолгой: прошло буквально пару часов, и она снова оказалась в кабинете у декана, но теперь уже не одна, а с Сириусом. — Потрудитесь объяснить, молодые люди, что вы сделали с бедным портретом, что он отказывается теперь выходить? Из-за вас студенты Гриффиндора не могут вернуться в свои комнаты! Вы понимаете, какой ущерб школе нанесли? — топая своими маленькими ножками, ворчал Слизнорт. Маленький пухленький зельевар, по мнению Сириуса, выглядел как неваляшка в моменты, когда был особенно зол: он качался из стороны в сторону, надувал свои и без того большие щеки, бил пухлой рукой по столу так, что тряслись пробирки на нем. Октавия потупила взгляд, не в силах произнести ничего в свое оправдание. Дурацкий Сириус с его идиотскими шутками! Сначала все было как всегда: они перекидывались колкостями, начали кричать друг на друга. Ну а потом… А потом Сириус уронил на Октавию вазу с водой. После этого драку было уже не остановить: мокрая, с потекшей тушью Октавия бросала в чертового Блэка всевозможные заклинания. Он отвечал тем же, становясь еще злее после нескольких падений на мокром полу. — Она использовала Экспульсо в мою сторону, профессор! — завизжал Сириус где-то под боком у Октавии. — Это правда, мисс Смит? — профессор внимательно посмотрел на девушку. Она тут же подняла на него виноватые глаза, будто говоря «извините, я позор Слизерина». — Да, профессор, абсолютная правда. Но и он был не лучше! Он использовал на мне «Остолбеней», а мы вообще-то в школе! — выпалила Октавия, стрельнув глазами в Сириуса, который даже не выглядел виноватым. Слизнорт уронил свое лицо в руки, разочарованно тряся головой. — Ваша парочка сведет меня с ума, — пробормотал он, доставая из ящика своего стола какие-то бумаги. — В этих папках хранятся все ваши проступки и шалости за начало семестра. Мистер Блэк, как вы думаете, сколько дел на вас и мисс Смит было составлено? Сириус недоверчиво покосился на две толстенные папки, лежащие на столе у Слизнорта. — Десять, профессор? — протянул Блэк жалобным голоском. — Больше двадцати! Мерлинова борода, сейчас только октябрь, а на вас уже заведено так много дел. Если бы не ваши родители и умение играть в квиддич, на месте директора я бы давно исключил вас из Хогвартса, — начал он, открывая папки. — Поджог гостиной Слизерина, порча чужого имущества, ломание метел для квиддича команды Гриффиндора, поджог волос мистера Блэка, зачарование одежды мисс Смит и так далее… Вы понимаете, сколько всего вы натворили за все это время? Октавия виновато посмотрела на профессора. Она сделала не меньше плохого, чем Сириус, который пакостил школе со своей шайкой. Однако, справедливости ради, она всегда лишь отвечала на его выходки, а не действовала первой. Метлы они с командой сломали только потому, что грифы спалили их гостиную, а волосы Сириуса, которые, кстати, отрасли достаточно быстро, были сожжены в ответ на то, что он зачаровал ее одежду. Она буквально ходила голой! Это было так позорно, что Октавия до сих пор не желает этого вспоминать. — Ребята, вам пора прекратить пакостить друг другу, иначе совсем скоро я вынесу на рассмотрение вопрос о вашем исключении из школы, — услышав это, Октавия затряслась. Ну уж нет, она не покинет школу из-за какого-то Блэка! — В наказание за то, что вы сделали сегодня, я отправляю вас мыть посуду на кухню. Это, конечно, не искупит и части вашей вины, но зато вы хоть немного послужите обществу. После этих слов Слизнорт встал и проводил их из своего кабинета. Октавия злобно сверкнула глазами в сторону чертового Блэка, который, кажется, вообще не переживал. Он стоял нагнувшись и рассматривал свои продырявившиеся кроссовки. — Я хочу, чтобы ты знал, как сильно я тебя ненавижу, чертов Блэк! — рявкнула девушка прямо у него под ухом. Она не стала дожидаться очередной волны колкостей, поэтому, развернувшись на своих каблучках, зашагала в сторону гостиной Слизерина. До отработки оставалось еще время, а ей нужно было еще переодеться. Она все еще была в мокрой юбке и блузке, с потекшей тушью и всклокоченными паклями вместо безупречной укладки.***
На удивление отработка прошла спокойно: Блэк практически не мешался под ногами, не шутил и не издевался, что для него было практически невозможно. Вообще для него заткнуть свой рот дольше, чем на пять секунд, кажется, не представлялось возможным. Может, друзья припугнули тем, что Слизнорт реализует свои угрозы? Иначе что бы еще заставило Сириуса быть таким тихим. Возвращалась Октавия с отработки через длинные коридоры подземелья. Сириус не ушел с девушкой в одно время — решил задержаться и захватить немного еды с собой. Уже наступил глубокий вечер. Студентов в коридорах было немного: в основном все сидели уже в гостиных факультетов или даже ложились спать. Сама Октавия не торопилась в гостиную. Днем она встретила там того странного мальчика, который приходился родственником сестрам Блэк и, кажется, был родным братом Сириуса. Он тихо рисовал в кресле. Снова ее. Она заметила эту странность больше года назад: он всегда появлялся на трибунах во время тренировок, потом она начала ловить его взгляды в Большом зале, в коридорах, на улице. Более того, даже в Хогсмиде он шел всегда за ней. Ему, наверное, казалось, что его никто не замечает, но это было совершенно не так. Такое поведение сильно пугало девушку: она советовалась с подругами, как отвадить младшего Блэка, но ничего не помогало. Он ходил за ней как приклеенный. Еще и эти дурацкие рисунки. О них она узнала месяц назад, когда Малфой принес на завтрак ей ее портрет. Девушка оглянулась по сторонам, тут же натыкаясь глазами на стол третьекурсников, с которого за ней и наблюдал этот художник. Регулус, как узнала она позже, был без ума от нее уже третий год и постоянно рисовал ее портреты. До нее дошли слухи, что у него даже полог обклеен рисунками с ней. Это чертовски пугало, но ничего она сделать с этим не могла, потому что больше он никак себя не проявлял. — Ви, привет! — на девушку налетел парень немного старше ее в сине-серебряной мантии. Она сначала хотела было возмутиться, но, подняв глаза, расплылась в улыбке. — Эдмонд! Как же я скучала! — Октавия бросилась к парню в объятия. Он от такого напора немного опешил и еле устоял на ногах. — Удивительно, как нам с тобой не удается видеться в одном замке! — он тихо засмеялся. — Пойдем в аудиторию, мне нужно кое-что с тобой обсудить. Девушка, посмотрев по сторонам, скрылась в темноте пустой аудитории. Она плотно закрыла дверь, после чего тут же села на парту. — Я как староста запрещаю тебе сидеть на парте! Она предназначена не для этого, сестра, — он показно начал сгонять девушку с парты, на что она громко рассмеялась. — Ты никогда не меняешься, за это я тебя и люблю, Эд, — тепло улыбнулась она, пересаживаясь на стул. — Так о чем ты хотел поговорить, о мой любимый брат. — О, зачем же так официально, мисс Смит. Я просто хотел спросить как у тебя дела, потому что, судя по заведенным на тебя делам, не очень. Но не будем об этом — пусть твои шалости остаются только на твоей совести. Поговорим о более важных вещах. Прием на Рождество в нашем доме. Ты видела список гостей? Улыбка тут же сошла с лица Октавии. Снова о доме. Эдмонд был открытым оппозиционером семье. Его портрет выжгли с семейного дерева этим летом, когда он взял свои вещи и ушел из дома. Уход Эдмонда сильно ударил по девушке: казалось, словно оторвали кусок души. Она не могла спать, не могла есть, не выходила из комнаты днями. Она постоянно переживала за Эда, который не мог даже письма открыто отправить на их адрес. Те, что все-таки каким-то образом доходили, мать сжигала. Октавия стояла у окна и смотрела на дорожку в саду мэнора, на которой, по обыкновению, к утру всегда появлялся Эд после долгой ночной гулянки. Но в этот раз он не появился ни через день, ни через неделю, ни через две. Смиты официально оборвали все контакты с Эдмондом: лишили его финансирования, наложили запрет на камины, переписали завещание и все официальные бумаги. Были разговоры даже о том, чтобы забрать Октавию из школы, чтобы она не попала под дурное влияние своего брата. Однако, к счастью, никто этого не сделал. Хоть идейно они и не были близки, для Октавии Эдмонд всегда был и будет родным братом, с которым их связывает нечто большее, чем кровь — воспоминания, общее детство, друзья. И он навсегда останется частью ее семьи, хочет этого ее отец или нет. — Я видела. Ничего нового. Снова Малфои, Нотты, Кэрроу, Блэки, Эйвери, Лестрейнджи, дядя Том. — Черт, Ви, какой дядя Том! Он уже давно не старый друг нашего отца. Это чертов Лорд Воландеморт! — Эдмонд вспыхнул, резко подлетая к сестре. Он схватил ее за запястья и посмотрел ей прямо в глаза. — Забудь о хорошем дяде Томе, который выслушивал твои детские капризы. Теперь это темный маг невероятной силы, который хочет погубить весь магический мир! — Прекрати! — Октавия вырвала свои руки из его хватки, резко вставая со своего места. Они оказались на расстоянии вытянутой руки друг от друга. — Я говорила и буду говорить о том, что ты навсегда останешься моим братом, несмотря на твои взгляды, но меня переубеждать не нужно. Я верю отцу, я верю дяде Тому. Я верю, что чистокровные должны победить в этой войне. — Ви, это не наша война. Это война наших родителей, которым мало власти и денег. Отец давно метит на должность Министра. Он заручился поддержкой Лорда, а тот сосет из нашей казны миллионы галеонов! — он сделал попытку приблизиться, но Октавия тут же отступила на несколько шагов, сильно зажмурив глаза. Она всегда так делала, когда не желала кого-то слушать. — Ты просто не представляешь, что ты несешь, братец. Они промыли тебе мозги. Наш отец умный человек, и он никогда бы не позволил так манипулировать собой. Тем более, дядя Том знает нашего отца всю жизнь! Он мне как второй папа! Я выросла с дядей Томом, и он никогда в моих глазах не станет тем, кем ты его рисуешь! Он сделает все, чтобы мы, чистокровные, жили в лучшем мире. — Мерлин, Октавия, он убьет всех нас. Для него что мы, что магглорожденные — расходный материал. Он хочет мирового могущества, и на деньги, поддержку отца и всех его дружков получит его. — Я не хочу тебя больше слушать, Эдмонд. Свои тирады оставь для чертовых грязнокровок и предателей крови. Они впечатлятся больше, чем я, — девушка предприняла попытку открыть дверь, но тут же была перехвачена крепкой рукой брата. Он схватил ее за плечи, резко осадив. — Послушай, Октавия, я хочу тебе добра. Ты еще можешь все остановить. Просто доверься мне. Я... я... я не знаю, что тебе еще сказать. Я просто очень люблю тебя и не хочу, чтобы ты умирала за его идеалы. Я не смогу пережить такую потерю. — Это не его идеалы, Эдмонд. Это идеалы семьи, к которой я имею прямое отношение. Чистота крови превыше всего, — когда его хватка немного ослабла, она повела плечом и высвободилась из его оков. Звук туфель Октавии быстро затих. Она ушла. Эдмонд устало сел на парту, уронив свое лицо в ладони. Мерлин, что же она делает! Он собирался уже выходить из аудитории, как вдруг услышал скрип стула в самом конце кабинета. Он боязливо подошел к месту, откуда доносился звук, с палочкой наготове. Оказалось, что за партой спал мальчик в форме Слизерина. На полу возле него валялись карандаш и альбом с рисунками. Эд быстро разбудил нерадивого ученика и выгнал его из кабинета.