***
Октавия неделю не появлялась на занятиях. Профессору Слизнорту, собственному декану, она наврала, что плохо себя чувствует. Тот, видя и так нестабильное состояние девушки, лишь обеспокоенно охнул и, отдав ей десяток бодроперцовых зелий, отправил на больничный. Она заперлась в своей комнате и не пускала к себе никого, кроме знакомых. К Октавии заглядывал Эван Розье — приносил сладости, которые она любила, и рассказывал о том, что происходит в Хогвартсе. Октавия разговаривала с ним с осторожностью — она все еще не могла выбросить из головы его странные попытки пообщаться в поместье летом. Он же держался уверенно и открыто. Несмотря на все ее опасения, через время она поняла, что Эван был единственным человеком, который хотел просто провести с ней время. Без раболепия и лести. Октавия знала, что с Эваном можно отпустить себя, просто говорить обо всем на свете, не думая о том, что за окном начинается настоящая война, а за дверью — реальные проблемы, которые нужно решать. Эван приходил с забавными историями, Маркус — с письмами от Лорда и поручениями. Эван приносил пакеты со сладостями, Рабастан — артефакты, которые просил изучить его отец. После выпуска Нарциссы Октавия представить себе не могла, что кто-то может заменить ее. Но у Эвана, кажется, получилось. Потому что на его широкую улыбку хотелось так же искренне растянуть рот, а не просто вежливо дернуть уголки губ. Октавия слышала, как вечерами к Джеймсу приходил Сириус. Он говорил ему о разбитом сердце, потом пел какие-то баллады о любви и уже ближе к ночи стучался к ней. Она не открывала. Все еще не хотела его видеть. Она не представляла, о чем с ним говорить. Он не верил ей, а она — ему. В дверь настойчиво постучали, отчего Октавия вздрогнула и, взяв палочку, подошла к выходу из комнаты. После трюка с оборотным зельем, который провернул Сириус в сентябре, она старалась сразу проверять гостей на наличие скрывающих личность чар или зельев. Октавия, увидев, кто стоит перед ней, тут же выпрямилась и вежливо улыбнулась. — Профессор Лестрейндж, — она крепче сжала в руке ручку двери, не решаясь пустить к себе столь неожиданного гостя. Эридан Лестрейндж по личному приказу ее отца теперь преподавал в Хогвартсе специальных курс по артефакторике — только для чистокровных слизеринцев старше пятого курса. — Я еще не закончила то, о чем вы просили меня… — Я по другому поводу, мисс Смит. Можно войти? — он несильно надавил на дверь, отчего Октавия вынуждена была покорно отойти и впустить мужчину в комнату. Он прошелся до окна и внимательным взглядом обвел ее письменный стол, на котором лежала переданная Рабастаном диадема. — Тонкая работа, не так ли? — Эридан аккуратно, не прикасаясь руками, приподнял диадему над столом. — И очень искусно проклятая, — Октавия подошла ближе, рассматривая диадему в форме ворона с красивыми голубыми камнями. — Я так и не смогла определить, что это за магия, но волшебник, который это с ней сделал, чрезвычайно силен. Она отравляет все вокруг себя… — Темный Лорд просил спрятать ее здесь, в Хогвартсе. Думаю, у вас с этим проблем не возникнет? — Эридан исподлобья посмотрел на Октавию, которая только коротко кивнула. — Я бы не хотел, чтобы вы продолжали ее исследовать. Она может сильно… навредить, — он поджал губы и опустил диадему на стол, накрыв сдерживающей магию тканью. — Профессор Лестрейндж, вы, кажется, хотели о чем-то поговорить? — Октавия жестом предложила гостю присесть, но тот вежливо отказался. — Ваш отец просил лично уведомить о том, что ждет вас дома в эту пятницу. Дамблдор осведомлен, как и ваш декан. К девяти утра жду вас у себя в кабинете, мисс Смит, воспользуетесь моим камином, — он дернул губы в подобие улыбки и неловко поклонился. Больше по привычке, чем из реального уважения. — До свидания, мисс Смит, — Эридан аккуратно подошел к двери и практически у самого выхода сказал: — Передам вашему отцу, что вы уже в полном здравии. Он скрылся в коридоре, оставив недоуменную Октавию в одиночестве. К холодности Лестрейнджа она привыкла достаточно быстро, больше волновало то, что отец хочет увидеть ее. Зачем ему понадобилась с ней личная встреча? Страннее было то, что сказал ей об этом лично друг ее отца. Он ведь мог прислать сову, но почему выбрал другой вариант? Это сильно тревожило — наравне с диадемой, которую Рабастан передал ей несколько дней назад. Именно ее в прошлом году в Хогвартс пронесла Беллатриса в том свертке, который так сильно встревожил Нарциссу. «Она стала более… агрессивной», — пронеслись в голове Октавии слова Цисси. Этот артефакт был не похож на все остальные. Диагностические чары не выдавали заклинания, при помощи которого диадему прокляли, а сама она манила к себе и влияла на пространство вокруг. Октавия, которая привыкла аккуратно обращаться с артефактами, даже не смогла удержаться от того, чтобы не изучить ее. Это была действительно интересная магия, которую она еще никогда не видела раньше. Какая-то неизвестная форма проклятия?.. Или что-то темнее, древнее и могущественнее. Октавия не знала, зачем Лорду нужно было прятать такую вещь в Хогвартсе, но перечить она не стала. Несмотря на то, что доверия ни к отцу, ни к нему у нее уже не было, с ее стороны было бы глупо не исполнять никаких поручений. Потому что она — лицо Пожирателей смерти в Хогвартсе. И пока она его не закончит, должна быть готова к тому, что отец и его друзья будут использовать ее силы в свою пользу. А после… она будет свободна.***
На следующий день после посещения профессором Лестрейнджем ее комнаты, Октавия выполнила поручение Лорда и отнесла диадему в Выручай-комнату. Спрятать там артефакт было умно — в куче хлама никто не найдет искусную гоблинскую работу. Значит, вещь Лорда, для чего бы она не была нужна, останется в безопасности. Во вторник у слизеринцев было только зельеварение, на котором Октавия блестяще справилась со своей работой. Как, впрочем, и всегда. На похвалу Слизнорта фыркнул только Барти Крауч — он терпеть не мог, когда хвалят кого-то кроме него. А уж тем более Октавию. — Мисс Смит, ооо, это очень хорошо, поздравляю, — широко улыбнувшись, профессор Слизнорт обхватил пухлыми пальчиками горлышко бутылки, в которой находилось свежесваренное зелье. Он аккуратно потряс ее, всматриваясь в идеальный красный цвет жидкости. — Думаю, Северус, мой мальчик, у вас появился серьезный конкурент, — он весело хохотнул, бросив короткий взгляд в сторону равнодушного Снейпа за соседней партой. — Мисс Смит, как вы смотрите на то, чтобы присоединиться к небольшому клубу, который я веду? — профессор Слизнорт заговорчески наклонился к уху Октавии, понизив тон, чтобы никто его не услышал. — С вашей занятостью я, конечно, пойму, если вы откажетесь, но вы бы несомненно стали украшением наших… встреч. — Почту за честь, профессор, — Октавия вежливо улыбнулась, наблюдая за тем, как Гораций радостно хлопает в ладоши и отходит к своему рабочему месту, бормоча что-то про «выгодное приобретение». Затылком она почувствовала тяжелый взгляд Барти. Девушка лишь фыркнула и, смерив Крауча взглядом победителя, вышла из аудитории. Про «клуб слизней», который организовал Слизнорт, она знала с пятого курса. Как оказалось, именно там зародилась идея создания Пожирателей смерти у ее отца и не примечательного полукровки Тома Реддла. Октавия знала, что приглашение в этот клуб — своего рода подтверждение твоей перспективности и таланта. Кто-то, вроде Люциуса, попадал туда из-за своего высокого положения в обществе, а кто-то, вроде Северуса, — из-за таланта. Слизнорт любил «коллекционировать» связи, и еще в начале года Октавия поняла, что профессор не упустит возможность заиметь в своем клубе дочь министра магии. Октавия не могла не согласиться — ведь и для нее это было выгодно. Профессор получит ее в свою «копилку», а Октавия получит его поддержку и связи. А с тем, что она задумала сделать в конце года, связи и поддержка ей понадобятся.***
Октавия не переставала заглядывать к Эдмонду даже во время своей «болезни». Сбегала вечерами из Хогвартса под дезиллюминационными заклинаниями, чтобы никто не заметил. В Хогсмиде приходилось чары снимать и кутаться в мантию. Она не хотела, чтобы хоть кто-то увидел ее в компании брата. С ним становилось тепло на душе. Они подолгу разговаривали, смеялись и плакали. Октавия хотела наверстать все то время, что забрала сама у себя, когда отказалась от Эдмонда. Он рассказывал истории из своих путешествий и пытался сделать так, чтобы сестра хотя бы с ним не думала о творящемся ужасе. Он видел, как ей тяжело. Она состояла из разрывающего ее чувства вины. Вины за то, что не совершала. Она винила себя за смерть бывшего министра магии, за смерть Люпинов, Блэков и десятков других людей. Просто потому что «я привела их к отцу». Эдмонду хотелось спрятать Октавию от всего мира в своих объятиях. Сделать так, чтобы она не чувствовала ничего, кроме радости. Он так хотел, чтобы она была счастлива. Он хотел видеть ее улыбку. Он хотел, но не мог реализовать. Никак. Потому что она была не просто девочкой из Слизерина, а дочерью министра магии, приближенной к Темному Лорду. — После Хогвартса я помогу тебе сбежать от этого ужаса, — прижав ее к себе, говорил Эдмонд. — Увезу туда, где никто не найдет. В первое время будешь жить с моей женой, наконец смогу вас познакомить. — Ты успел жениться? — Октавия подняла заплаканное лицо на брата. — Я встретил Иву в Болгарии, она… она точно тебе понравится, — Эдмонд неожиданно даже для самого себя покраснел и отвел глаза. — Она замечательная! Может, на следующей неделе я вас познакомлю. Думаю, она будет рада увидеть тебя. В ее положении, конечно, нельзя трансгрессировать, так что… надеюсь, ты не будешь против небольшого путешествия, — Эдмонд неловко переминался с ноги на ногу, покраснев, кажется, до кончиков ушей. — У тебя будет ребенок? Эдмонд! — Октавия крепче обняла брата, совершенно не веря сказанному. — Я поздравляю тебя! Это очень здорово! Но ты не боишься, что ребенок с фамилией Смит… будет обречен, — девушка выпустила Эдмонда из объятий и опустила глаза. Она понимала, что когда война закончится, фамилия Смит в случае победы оппозиции станет синонимом зла. — У него не будет нашей фамилии, — он отошел к столу, налив себе стакан чая. — Я взял фамилию жены, чтобы мой наследник не повторил нашу с тобой судьбу. Он будет носить гордую болгарскую фамилию Крам, — Эдмонд широко улыбнулся и вновь обнял сестру. — Хватит Смитам страданий. — Ты прав, — Октавия искренне растянула рот в широкой улыбке, крепко прижав брата к себе. Она была так рада, что он нашел любимого человека. Что он нашел в себе силы идти дальше, несмотря на все трудности. И это придавало Октавии уверенности. Она тоже сможет.***
После занятий во вторник Октавия, зная, что никаких дел в этот день у нее больше нет, решила сходить к Эдмонду. Всем остальным она сказала, что идет за новым пергаментом. Накинув на себя утепленную мантию, Октавия вышла из замка. Был почти конец октября, на улице заметно похолодало, начинал моросить холодный дождь. Во внутреннем дворе практически не было студентов — только первокурсники с горящими глазами продолжали исследовать замок, гоняясь за привидениями. Кровавому барону такое внимание не нравилось, а сэр Николас испытывал истинное удовольствие, когда за ним по пятам следовали малыши. Октавия захватила с собой небольшой подарок Иве, жене брата, — кулон, который сама зачаровала. Он был в форме половинки сердца, вторая часть которого должна быть у Эдмонда. Он теплел, когда к нему прикасался владелец второй части. Октавия хотела, чтобы Ива чувствовала присутствие Эдмонда даже тогда, когда его не было рядом. Она знала, как это важно — чувствовать поддержку и любовь на расстоянии. Когда она была уже совсем близко к дому брата, напряглась всем телом, увидев выбежавшего из переулка Регулуса Блэка. Тот, не замечая никого и ничего, с перепуганным лицом промчался мимо, увязая в размокшей от дождя земле. Октавия аккуратно перехватила палочку, которая лежала в мантии, и свернула в переулок. Сердце бешено забилось, когда она заметила распахнутую дверь в конце улицы. Его дом. На ходу сбросив с себя мешающую мантию, Октавия рванула вперед — отгоняя от себя все тяжелые мысли. Они не могли. Они не могли забрать у нее его. Не могли. Она вязла в рыхлой земле, которая словно не хотела пускать ее дальше. Промокшая одежда неприятно прилипала к телу, а мокрые волосы лезли в глаза. Руки тряслись. Только от мысли, что Эдмонд не в порядке. Оказавшись на пороге, Октавия нерешительно дернулась в комнату. Она застыла и тут же закрыла себе рот рукой, сдерживая собственный крик. На полу, неестественно раскинув руки, лежал Эдмонд. Ее Эдмонд. Она почувствовала, как крупные слезы покатились по ее ладони, которая все еще зажимала рот. Она мотала головой из стороны в сторону, не веря, что это все правда. Она не могла пошевелиться. Страх парализовал. Она, дрожа всем телом, смотрела в родные голубые глаза, застывшие навсегда. — Октавия? Не ожидала тебя увидеть, — Октавию из оцепенения вырвал знакомый смешок. Она медленно повернула голову в сторону комнаты, встречаясь глазами с довольной Беллатрисой. — Что скажет наш Лорд, когда узнает, что ты навещала брата? — девушка безумно дернула черной копной волос и исподлобья посмотрела на дрожащую Октавию. — Ненавижу! — прорычала Октавия, отточенным движением наставив палочку на ухмыляющуюся Блэк. — Круцио! Беллатриса упала на колени, скорчившись от пробирающей до костей боли. Ее ломало. Но вместо крика комнату заполнил заливистый смех. На грани безумия. Октавия, давясь слезами, подошла к ней ближе, не прекращая пытки. Она хотела видеть ее страдания. Она хотела слышать ее крики. Она хотела отомстить за брата. Она хотела, чтобы Беллатриса почувствовала ту боль, что сжирала ее изнутри. Боль от потери единственного любимого человека. Единственного, кто ее понимал и принимал. Но Беллатриса, корчась от боли, с вызовом смотрела на Октавию исподлобья. И смеялась. Безумно, громко, словно наслаждаясь. — Октавия, — прохрипела Блэк сквозь лающий смех, — я уничтожу тебя, — ее лицо перекосила довольная улыбка. — Идиотка, ты все испортила, — выплюнула Октавия, опустив палочку. Внутри все клокотало. Было так больно, будто это ее пытали Круциатусом. Слезы все еще катились по ее лицу, но Октавия понимала, что перед ней та, кто может испортить ее жизнь. Что она уничтожит ее, рассказав все отцу. Поэтому нужно было найти в себе силы и оправдаться. Белла, тяжело дыша, поднялась на ноги. Ее потряхивало, но она выглядела такой… довольной. Настолько, что Октавии хотелось по-маггловски ударить ее по лицу. Рассечь ей бровь или губу. Сделать так, чтобы ей стало больно. Стереть с ее лица эту мерзкую улыбку. — Ты мерзкая предательница, — прошипела Беллатриса, надвигаясь на Октавию. — Я все расскажу Темному Лорду! И надеюсь, что я удостоюсь чести запытать тебя до смерти так же, как и твоего мерзкого братца! Октавия сжала кулаки и посмотрела Беллатрисе прямо в глаза. Ее тело все еще била мелкая дрожь. — Я хотела вывести его на чистую воду, идиотка, — Октавия осела на пол, вытянувшись во весь рост. — Хотела узнать все планы Дамблдора, но ты все испортила. Ты лишила нас информатора со стороны оппозиции, расскажи Лорду еще и об этом. Беллатриса ошарашенно забегала глазами по сторонам, не зная, что ответить. Она открывала рот, чтобы что-то сказать, но ничего, кроме глухих выдохов, у нее не получалось. Она только сейчас поняла, какую ошибку допустила. Переступив через Октавию, она подошла к телу Эдмонда и, не думая, аппарировала вместе с ним. Куда — Октавия не хотела даже думать. Прикрыв глаза, она тихо заплакала, подтянув ноги к груди. Вся в грязи, с прилипшими к телу волосами и одеждой, она шла по улицам Хогсмида, не разбирая дороги. Слезы застилали глаза. В голове было пусто. Она не думала о том, что кто-то может ее увидеть. Ей было больно. Чертовски больно — так, что хотелось вырвать сердце из груди. Чтобы больше не чувствовать ничего. Она не поняла, каким образом оказалась в Хогвартсе. Был уже глубокий вечер — студенты сидели по своим гостиным в ожидании отбоя. Октавия слышала, что кто-то звал ее, но сил отзываться не было. Она толкнула дверь заброшенного туалета на седьмом этаже, на негнущихся ногах подходя к зеркалу. Октавия вцепилась руками в раковину и склонила над ней свою голову. — Все хорошо, — пробормотала она, исподлобья смотря в потрескавшееся зеркало. На себя. Потерявшую все и всех. Голубые глаза напротив, красные от слез, смотрели с таким отвращением, что Октавия со всей силы ударила по стеклу. Оно с громким звуком треснуло и разлетелось на десятки осколков. Глотая слезы, Октавия рывком опустилась на пол, прижимая ноги к груди. Она теперь одна. Ее лишили всего. Она вздрогнула, когда взгляд уцепился за Темную метку, которая проступала под мокрой хлопковой рубашкой. Дрожащими руками подняла ткань. Это все из-за нее. Она потеряла всех любимых людей из-за нее. Из-за чертового клейма. Клейма убийцы. Сириус и Эдмонд. Они ушли из ее жизни только из-за нее. Стиснув зубы, Октавия схватила лежащий рядом осколок зеркала и, совершенно не понимая, что делает, начала беспорядочно сдирать им метку. Чтобы она исчезла. Чтобы никогда ее не видеть. Больше никогда! Она давилась слезами, хрипела от пронзающей предплечье боли. Она просто хотела исправить свою ошибку. Исправить навсегда.***
Сириус шел из кухни с охапкой сэндвичей, когда увидел дрожащую от холода Октавию в мокрой и грязной одежде, поднимающуюся на седьмой этаж. Он окликнул ее, но она не отозвалась. Сердце болезненно сжалось, когда она скрылась за дверью седьмого этажа. Выронив еду, он рванул вверх, чтобы догнать девушку. С ней явно было что-то не так. В нетерпении ожидая, когда эти глупые движущиеся лестницы наконец сойдутся в нужном ему направлении, он достал карту Мародеров и жадно всматривался в каждую точку, ища глазами родное имя. Октавия была в заброшенном туалете на седьмом этаже и не двигалась. Ругнувшись под нос, Сириус в один прыжок взлетел по соединившимся лестницам. Он боялся. Боялся за то, что может произойти что-то страшное. Он боялся, что потеряет Октавию. Свою Октавию. Он застыл на пороге, увидев лежащую на полу Октавию в луже собственной крови. Она слабо улыбнулась, когда он появился в комнате. Сириус, недолго думая, тут же подскочил к ней, шепча все знакомые ему лечебные заклинания. Он действовал инстинктивно. Просто спасти ее. Спасти свою Октавию. — Ви, моя любовь, я не позволю… — прошептав последнее, останавливающее кровь заклинание, он подхватил девушку на руки и рванул в сторону гриффиндорской башни. К мадам Помфри бежать было далеко и глупо — он выдаст принадлежность Октавии к Темному Лорду. А у Лили были зелья. И у Римуса. Он точно знал. Быстро пробормотав пароль Полной Даме, он взлетел по лестнице в собственную комнату. Его трясло. Он боялся, что не успеет. Что не сможет ей помочь. Боялся, что навсегда потеряет ее. — Сириус? — Джеймс вскочил с кровати, видя абсолютно растерянного друга у двери. Вся его рубашка была в крови. На руках он держал чье-то тело. — Джей… быстрее, — Блэк аккуратно опустил девушку на свою кровать. — Лили. Мне нужна Лили. У нее есть зелья. От возни друзей проснулся Люпин. Он, едва продрав глаза, увидел не на шутку встревоженного Сириуса, и тут же вскочил. Пока парень пытался выяснить у него, что произошло, в комнату вбежала Лили с несколькими склянками. Блэк ничего не соображал. Все разговоры вокруг сливались в одну нечленораздельную какофонию. Хотелось закричать, чтобы все заткнулись. Чтобы услышать стук только ее сердца. — О, Мерлин! — она рывком оказалась у тела девушки, на ходу открывая склянку с экстрактом бадьяна. Гриффиндорка стала капать на руку Октавии зелье, из-за чего поврежденная кожа начала медленно срастаться. Блэк, наблюдая за этим, рвано дышал. Он корил себя за то, что сказал все те дурацкие слова в тот вечер. Она ведь… У нее не было выбора. Сириус дергался из стороны в сторону, не зная куда себя деть. Он встревоженно поглядывал на свою кровать, на которой лежала Октавия. Внутри все сжималось от ее растрепанных волос, рассыпавшихся по его подушке. Она должна была оказаться здесь при других обстоятельствах. При других. — Она придет в себя? — подал голос Джеймс, который стоял рядом с Лили. Он схватил мельтешащего рядом Сириуса за руку, пытаясь привести того в чувства. Но тот лишь крепко вцепился пальцами в его запястье и жадно смотрел за каждым движением Лили. Он зажмурился, когда она повернулась к ним, чтобы ответить на вопрос Джеймса. Не желал слышать ответ. Боялся, что услышит другое. — Октавия потеряла много крови, но все будет хорошо, — закончив с обработкой раны, произнесла Эванс. Сириус тяжело выдохнул и осел на пол, закрыв лицо руками. Хотелось рыдать от нахлынувших чувств. Все хорошо. — Ей нужно отдохнуть, — Эванс аккуратно дотронулась до плеча Сириуса, привлекая его внимание. — Я дала ей умиротворяющей бальзам, поэтому она спит. И как только проснется, Сириус, — она внимательно посмотрела на него, — дай ей крововосполняющее зелье и укрепляющий раствор. Пусть пьет каждый час. — Спасибо, Лилс, — Блэк порывисто обнял подругу, зажав в своих руках. В уголках глаз скопилась предательская влага, скатившаяся по щеке. Периферийно он встревоженно поглядывал на Октавию, которая все так же не приходила в себя. Он никогда еще, кажется, не испытывал большего страха в своей жизни. Когда увидел ее тело там, на седьмом этаже, в луже крови, думал, что его сердце остановится. Оцепенение и страх. Блэк ужасно боялся, что, подойдя к ней, он не услышит дыхания или не почувствует пульс под рукой. Ему было страшно. Действительно страшно лишиться ее сейчас. Когда Лили ушла, на Сириуса, который сидел, зарывшись руками в волосы, у своей кровати, уставились три пары глаз. Они были обеспокоены состоянием Блэка. И, конечно, недоумевали от того, что в их комнате сейчас лежит девушка, которую их друг ненавидел все эти годы. — Что произошло, Бродяга? — первым голос подал Джеймс, опустившись перед другом на колени. Блэк поднял на него покрасневшие глаза и всхлипнул. — Я нашел ее, — приглушенный всхлип. — В заброшенном туалете седьмого этажа. Она… я не знаю… пыталась, видимо, разодрать метку, — он снова запустил пальцы в кудряшки, несильно их оттянув. Возвращало в реальность. — Она Пожиратель смерти? — боязливо спросил Хвост, всматриваясь в разодранное предплечье Смит. — Да, черт! Да! — рявкнул Сириус, с остервенением смотря на Питера. Он с чувством пнул стоящую рядом тумбочку. Так сильно, что с нее посыпались все вещи. — И что Пожиратель смерти делает в нашей комнате? — твердым голосом спросил Римус, вскинув на Блэка заспанные глаза. — Оставил бы умирать. Таким, как она, не стоит помогать. Сириус, услышав это, вскочил на ноги и рывком оказался возле друга. Взяв его за грудки, прижал к опорам кровати. Люпин зажмурился, ожидая удара, но Сириус только сильнее вжал его в балку. До болезненного шипения. Его глаза горели Адским пламенем. Внутри кипела кровь, сердце бешено стучало. Он хотел его ударить. Но рука не поднималась. — Когда у тебя появились теплые чувства к этим тварям? — прошипел Римус, с вызовом смотря на растрепанного Блэка. Джеймс в одно мгновение оказался рядом, выхватив у Сириуса палочку, которую он собирался наставить на Люпина. — Прекратите, — он положил свою руку на плечо Блэка, пытаясь успокоить его, но тот лишь недовольно скинул ее. — Сириус, отпусти Римуса, — Джеймс с нажимом повернул Блэка к себе, заставляя того отцепиться от Люпина. Питер сжался в уголке, с ужасом смотря на то, как Поттер уводит Сириуса в другой конец комнаты. Все тело Бродяги было напряжено — губы сжаты в кривую линию, ладони превратились в кулаки. Он был весь как натянутая струна. Тронешь — будет плохо. — Почему ты покрываешь его, Джеймс? — Римус метнул полный разочарования и непонимания взгляд в Поттера. — Он притащил в нашу комнату чертову Октавию Смит! Благородство взыграло? Вспомни, как ее друзья убивали моих родителей! Сириус, вырвавшись из рук Джеймса, в один прыжок оказался рядом с Люпином и, сжав челюсть, метким ударом рассек ему бровь. Тот пошатнулся и упал на свою кровать, тут же потянувшись к месту удара, из которого тонкой струйкой вытекала кровь. Ответить ему не дал Поттер, оттащивший Сириуса, который готовился к еще одному удару. Он дергался в его руках и тяжело дышал. — Ты нихуя не знаешь, придурок! — кричал Блэк, пытаясь вырваться из захвата Джеймса. — У нее не было выбора! Понял? Никого она не убивала! — Теперь у нас есть хорошие Пожиратели и плохие? И с чего Октавии Смит, дочери министра, быть хорошей? Почему, Блэк? Может, не так ты и ненавидишь свою семью? — выплюнул Римус, не в силах успокоиться. Он схватил свою палочку и угрожающе начал наступать на Сириуса, которого держал Поттер. Джеймс, поняв, что может не удержать его, разрезал воздух палочкой и остановил обоих заклинанием «Импедимента». Они застыли, не в силах пошевелиться. Поттер отобрал у Римуса палочку и передал ее сжавшемуся в углу Питеру. — Потому что Сириус в отношениях с Октавией Смит. Понятно? — выдохнул Джеймс, беря Люпина за шкирку. — Поспишь сегодня в моей комнате на четвертом этаже. Он скрылся за дверью вместе с Римусом. Сириус, когда заклинание перестало действовать, недовольно рыкнул на возившегося у дверей Питера. Он забрал у него палочку, переоделся в пижаму и, задернув полог, лег к Октавии. Он заклинанием высушил ее одежду и, крепко прижав спящую девушку груди, прошептал: — Я так люблю тебя, Ви.