***
Профессор Лестрейндж ближе к вечеру заглянул к ней в комнату — долго всматривался в ее черты лица, осматривал комнату. Он спросил о том, где она была утром. Октавия, не смотря на мужчину, ответила то же, что ему сказал Джеймс. Эридан неудовлетворенно хмыкнул, но развивать тему не стал. Он сухо попрощался, напомнил про утреннюю встречу с отцом и удалился. Октавия на следующий день поднялась засветло. Было тревожно и гадко на душе. Возвращаться в дом, где все напоминало об Эдмонде, морально было сложно. Она не представляла, как окажется в гостиной, где обычно они с братом играли в волшебные шахматы, как посмотрит в глаза отцу без отвращения и презрения. Потому что она знает, кто виноват. Она знает, кто убил Эдмонда. На подходе к кабинету профессора Лестрейнджа Октавию начало потряхивать. Она глубоко выдохнула, когда оказалась у двери. Тихий стук вызвал копошение за деревянной преградой. Эридан молча пропустил девушку в кабинет, не произнося ничего. Он указал ей на камин и вернулся к своему столу, на котором лежали разобранные карманные часы. Октавия не стала всматриваться в артефакт — она чувствовала исходящую от часов темную магию — и шагнула в камин. Полет был недолгим и, как всегда, не самым приятным. Она тяжело сглотнула, когда перед глазами появился семейный гобелен — с темным пятном вместо изображения Эдмонда. В груди неприятно кольнуло. Октавия поджала губы и проморгалась. Нельзя показывать эмоции. Только не сейчас. Гостиная была пуста. На длинном столе в середине комнаты лежали какие-то бумаги и чьи-то волшебные палочки. Домовик по имени Тинки услужливо поклонился госпоже и вернулся к чистке ножек стола. Октавия быстро оказалась в коридоре, затем на широкой парадной лестнице, поднялась на второй этаж и повернула в отцовскую часть поместья. Картины на темно-зеленых стенах с любопытством смотрели на неестественно прямую спину девушки и ее сжатые кулаки. Она не останавливалась и не здоровалась с портретами, как это делала раньше. Потому что понимала — если остановится, то не сможет сдержать своих чувств и зарыдает на месте от нахлынувших воспоминаний. Тупая боль где-то в районе грудной клетки не давала спокойно вздохнуть — приходилось делать усилие, чтобы легкие наполнились спасительным кислородом. Воздух поместья словно прогнил. Было невозможно надышаться. Комнату Эдмонда Октавия проскочила, не взглянув на белую дверь. Лишь сильнее сжала кулаки и закрыла глаза. Всхлип родился где-то в глубине израненного тела, но не вырвался. Нельзя. У кабинета отца Октавию начало откровенно трясти. На ватных ногах она преодолела оставшееся расстояние и нерешительно постучала в дверь. — Входи, — негромко сказал Дарио, взмахом руки открывая двери своего кабинета. Октавия неуверенно вошла и застыла, увидев в кресле у стены мать. Она спрятала свое лицо в ладонях и даже не шелохнулась, когда дочь вошла. Неестественная бледность на ее лице создавала ощущение, что в кресле сидит призрак. Призрак, а не взрослая здоровая женщина. — Октавия, — Дарио прочистил горло и, стараясь не смотреть на дочь и жену, поджег сигарету, — вчера мне сообщили, что Эдмонда нашли мертвым в лесах Шотландии. Вероятно, — он нервно затянулся, — он скрывался от кого-то… Октавия поджала губы и крепко зажмурилась. Белла ничего не сказала отцу и Лорду. Она перенесла его тело в шотландские леса, чтобы никто ничего не заподозрил. Она рассказала всем другую версию событий. Октавия почувствовала легкость на душе — не придется оправдываться. Она только хотела что-то сказать, как тишину комнаты разрезал громкий всхлип матери. — Я инициировал расследование по этому делу. Убийц найдут и накажут, — Дарио аккуратным движением стряхнул пепел в пепельницу в форме головы змеи, стараясь не обращать внимание на рыдания жены в углу. Октавия заметила, что у самого мужчины под глазами залегли глубокие синяки. — Убийцы ходят по нашему дому, — взревела Изабелль и вскочила на ноги. — Ты допустил смерть своей крови и плоти! Ты обещал, что с ним ничего не случится! Ты мне обещал! — женщина забилась в истерике и подлетела к мужу, схватив его за лацканы пиджака. Октавия отшатнулась от ее бешеного взгляда. Пустого. Она неестественно сжалась, ссутулилась, всегда аккуратные волосы растрепались, а одежда смялась. — Изабелль, — сжав зубы, прошипел Дарио, пытаясь успокоить жену. Она лишь коротко посмотрела на него. Так, что Октавии стало страшно. У нее были пустые красные от слез глаза, которые кричали о внутренней боли. — Изабелль, — снова позвал он, но женщина только отвернулась, резко оторвав свои руки от его пиджака, и вышла из комнаты. Дарио тяжело выдохнул и поджал губы. Он шумно затянулся и нервно постучал ногой по полу. Было видно, как он переживает. Как ему вся эта ситуация не нравится. — Твоя мать считает, что это кто-то из Пожирателей убил Эдмонда, — прохрипел он, устало рухнув в свое кресло и потерев переносицу. — Когда Беллатриса вчера принесла эту новость, Изабелль обвинила во всем меня. Сказала, что я всегда его ненавидел и убрал специально. А я знаешь что? — он нервно выпустил сигаретный дым в воздух и посмотрел на жмущуюся к двери дочь. — А мне все равно на Эдмонда, — Дарио горько усмехнулся. — Он не представлял для меня угрозы. Какой мне был смысл убирать это отродье? Была бы моя воля — я бы сам его убил. Октавия сглотнула, услышав последние слова. Она поджала губы и, стараясь не выдавать своих чувств, села в кресло рядом с отцовским столом. Дарио курил. Выпускал дым изо рта и снова нервно затягивался. — Тебе его не жалко? — выдавила Октавия, сжав в руках свою юбку. Отец хмыкнул и внимательно посмотрел на дочь. Так, что девушка поежилась от его внимательного взгляда. — С чего мне жалеть того, кто предал меня? — сердце Октавии гулко ухнуло. Она отвела взгляд и быстро проморгалась. Он также скажет потом. Когда узнает, что и она его предала. — Зачем тогда расследование? — Его нет, — Дарио стряхнул пепел. — Я даже в некотором роде благодарен убийце — теперь наш род никто не позорит. Октавия нервно сглотнула и крепко зажмурилась. Она чувствовала, как на глаза выступили слезы. То, что говорил отец, было отвратительно. Мерзко. Подло. Бесчувственно. Она не могла понять, как Дарио может так спокойно рассуждать о смерти собственного сына. Будет ли он также спокойно рассуждать и о ее убийстве? — Но ты сказал маме… — Изабелль нужно успокоиться. Она забывает, в каком мире находится. Она забывает, за какого мужчину вышла замуж. И забывает, что предателей не прощают. То, что он родился от моего семени, ничего не значит. Абсолютно. Эдмонд — ошибка нашего рода, которую кто-то любезно исправил. Октавия попыталась унять дрожь в руках от его слов, но ничего не получалось. Она глубоко вдохнула и начала быстрее моргать, чтобы справиться с нахлынувшими слезами. Было ужасно больно. Так, будто рвали на части. Она не могла поверить, что это говорит ей отец. Ее отец. Тот, который всегда вызывал доверие. И всегда был примером. Он был ее путеводной звездой. Звездой, которая, кажется, угасла. — О чем ты хотел поговорить? — дрогнувшим голосом спросила Октавия. Она не желала больше говорить про Эдмонда. Слишком болезненно. — Ах да, — он устало потер переносицу, — с этими разбирательствами совсем забыл, что хотел тебе сказать. Я хотел обсудить твое увлечение артефакторикой. Эридан сказал, что ты уже искусно проклинаешь вещи и делаешь сильные артефакты. Я знаю, как много времени ты проводишь за изучением защитных заклинаний и артефактов, поэтому принял решение, что после Хогвартса ты станешь главой отдела артефакторики в Министерстве магии. Я уже подписал распоряжение, но к работе ты сможешь приступить только после получения аттестата. Думаю, с этим проблем у тебя не возникнет. Октавия застыла и не знала, что ему ответить. Это было крайне… неожиданно. Она ждала, что сейчас он начнет ее ругать за недостаточность действий, за то, что она почти не посещает библиотеки других родов, чтобы найти заклинание, которое снимет все защиты с итальянского поместья. — Я решил, что лучше сообщить это лично. — Спасибо, пап, — выдавила Октавия, не испытывая сильной радости от новости. Потому что она понимала, что все это — лишь способ удержать ее рядом. Где-то внутри он боялся, что Октавия, его любимая и послушная дочь, может повторить судьбу своего брата. Дарио не желал отпускать ту, которая должна будет открыть подземелья в фамильном поместье. Она нужна ему. И он будет использовать ее до самого конца. — Эридан также сообщил, что ты и его сын Рабастан… — Дарио многозначительно улыбнулся и посмотрел внимательно на дочь, которая тут же залилась румянцем. — Я не против ваших отношений. Вы еще юные, вам хочется любви, признаний, поцелуев и… кхем… остального. — Пап, — смущенно перебила его Октавия, скрыв лицо ладонями. Они никогда не были настолько близки, чтобы обсуждать такие интимные вещи. — У нас с Рабастаном ничего серьезного. — Иногда от этого «ничего серьезного», — Дарио хмыкнул и нарисовал кавычки в воздухе, — появляются дети. — Пап! — девушка залилась краской и отвела взгляд в сторону. — Я просто предупреждаю. Знаю, что ты умная девочка, которая не даст себя в обиду, — он затушил сигарету и поправил лацканы своего пиджака. — Если хочешь, домовики подготовят вам с Рабастаном совместную комнату на Рождество. — Пап, — Октавия подняла на отца красное от стыда лицо, — не нужно этого. Я хотела сказать… — она замялась и сжала юбку в руке. — Я хотела сказать, что не приеду на Рождество. Дарио удивленно поднял брови и внимательно посмотрел на дочь, которая избегала с ним зрительного контакта. — Я хочу остаться в Хогвартсе, поискать книги по защитным заклинаниям в запретной секции пока не будет учеников. Думаю, там есть хорошие экземпляры, которые помогут нам… Дарио, услышав это, порывисто встал и крепко обнял ошарашенную дочь. — Я рад, что ты готова пожертвовать своим отдыхом во имя развития нашей организации. Я знал, что не ошибся в тебе. Я знал, что взрастил лучшее в тебе. Ты моя любимая дочь, Октавия, — шептал он, прижимая ее к себе. Октавия замерла от шока — она не ожидала, что ее слова так тепло встретит отец. Настолько, что впервые за долгое время скажет, что любит ее. Что ценит. В дверь постучали — Дарио тут же отскочил от дочери и натянул вежливую улыбку. В кабинет стремительно залетел дядя Адам, поприветствовав Октавию коротким кивком. Отец быстро увлекся разговором с ним и, попрощавшись с дочерью, вышел вслед за другом.***
Октавия не стала задерживаться в поместье. Это был последний раз, когда она видела эти стены, эти лица и дышала этим воздухом. Она больше не вернется домой. Никогда. Не переступит порог дома, не пожмет руку отцу и не обнимет мать. Она станет одиночкой. Потому что семья Смит причинила ей слишком много боли. Больше, чем она могла выдержать. С этими мыслями она вернулась в Хогвартс, без удовольствия отмечая внимательный взгляд Эридана после ее появления в кабинете. Он, как отец, волновался за судьбу своего сына, и прекрасно понимал, что лучшей партии для Рабастана, чем Октавия, найти просто нельзя. Нет, Рабастана нельзя было назвать некрасивым или хотя бы непривлекательным. Четверокурсница Октавия сошла бы с ума, узнай она, что сейчас встречается с «самым обаятельным и харизматичным» парнем. Рабастан унаследовал от своего отца привлекательные острые скулы, длинные пушистые ресницы, красивый овал лица и характерные густые брови. Он был по-аристократически красив. У него были тонкие фаланги пальцев, которыми он искусно играл на фортепиано, сияющая улыбка и невероятно подтянутое тело. Рабастан в лучшую сторону отличался от своего худого и несуразного брата. Он привлекал внимание девушек со всех факультетов. Единственное, что Октавия могла отнести к его минусам, — тщеславие и самовлюбленность. Рабастан, будучи младшим сыном, понимал, что отцовское наследство полностью отойдет Рудольфусу и его жене. Ему же оставалось только либо много работать, чтобы сколотить состояние, либо удачно жениться. На Слизерине училось множество красивых девушек из небогатых родов, что, конечно, не устраивало Лестрейнджа. Он хотел не просто красивую жену, чтобы хвастать перед друзьями, но и влиятельную — дочь какого-нибудь чиновника из Министерства. Он желал, чтобы о нем говорили, чтобы его видели и звали на вечера в свои поместья. Он хотел выйти из тени своего брата и успешного отца. А Октавия была не просто дочерью чиновника, она была дочерью самого министра, что открывало абсолютно все двери. Рабастан понимал, возьми он Октавию в жены, вся его жизнь в один миг станет беззаботной и прекрасной. И Эридан это, конечно, тоже понимал. Именно поэтому и сказал Дарио об отношениях между его сыном и Октавией. Он хотел этого союза не меньше, чем Рабастан, потому что породниться с министром — значит открыть для себя массу возможностей. Октавия вышла в коридор на четвертом этаже, неспешно прогуливаясь по замку. Во внутреннем дворике гремел голос Сириуса, на что девушка только ухмыльнулась и завернула к лавочкам. Блэк, увидев ее, игриво подмигнул и вернулся к разговору с Поттером, который пытался расколдовать свои туфли — они были в какой-то зеленой жиже и постоянно слипались. — Джей, надо наказать Нюниуса за то, что он сделал! — раздраженно сказал Сириус, тряхнув кудрями. Так красиво, что стайка когтевранок рядом с Октавией покраснела и умиленно вздохнула. — Как только я это расколдую, я найду и утоплю его в школьном туалете, — выдохнул Поттер, направляя палочку на туфли. Октавия достала из сумки учебник и, пытаясь не обращать внимание на короткие взгляды Сириуса, погрузилась в чтение. Однако долго изучать учебник по чарам ей не дали — через пару минут на лавочку рядом бесцеремонно опустился Эван Розье. Он по-свойски закинул руку девушке на плечо и подмигнул, что не скрылось от Блэка, который метнул испепеляющий взгляд на парня. — Окти, я как раз тебя искал, — пропел он, закрывая учебник в ее руках. Октавия сначала недовольно нахмурилась от такого вмешательства, но после мило улыбнулась парню и, кинув учебник в сумку, с любопытством посмотрела на него. — Я тебя слушаю, Эван. — Скоро Хэллоуин, мы всем курсом собираемся отметить это хорошей слизеринской вечеринкой, — его рот растянулся в хитрой улыбке. — Подумал, что нашу старосту нужно пригласить лично. Приходи в костюме 30 числа в девять вечера в гостиную, с профессором Слизнортом мы договорились. — Я обязательно буду, — Октавия мило улыбнулась и, собрав свои вещи, встала с лавочки. Эван подскочил за ней и быстро начал рассказывать обо всех деталях. В какой-то момент они оказались очень близко к Сириусу — и именно в этот момент Розье решил сказать: — Если придумаете с Рабастаном парный костюм, гарантирую приз за лучшую пару вечера. Мы с Маркусом в жюри, — он игриво подмигнул и заломил руки за спину. — Вы с ним, кстати, прекрасная пара. Уже думаю, как буду танцевать на вашей свадьбе. — Эван, — увидев округлившиеся глаза Сириуса, мягко начала Октавия. — У нас с Рабастаном ничего серьезного. — Правда? А Руквуд вчера рассказывал, как видел вас у квиддичного поля. Взлохмаченных, — он поиграл бровями. — Со сбившимся дыханием, — наклонившись к Октавии, сказал Эван. — И с румянцем на щеках, — Розье ухмыльнулся и осторожно посмотрел на покрасневшую Октавию. Внутри кипела буря — кто-то распускает такие грязные слухи о ней! О ней и Рабастане! — Больше слушай этого сплетника, — отмахнулась Октавия, стараясь не смотреть на Сириуса, сжимающего кулаки. — Ладно-ладно, не хочешь, не говори, — хохотнул Розье и по-джентельменски подал руку девушке на ступеньке перед выходом из внутреннего дворика школы. — Кстати, совсем скоро наша команда в новом составе сыграет с Когтевраном. Хочешь сходить посмотреть? — Октавия коротко кивнула. — Регулус, на удивление, оказался очень хорошим капитаном. Я был у него на нескольких тренировках — ребята его слушаются и, кажется, он самостоятельно обучал новых игроков. Даже не представляю, откуда у него столько времени. — Регулус еще раскроет себя, я уверена, — Октавия остановилась на середине своей мысли, увидев скрывшегося за портретом Северуса. Поняв, что другого шанса у нее может не быть, она быстро попрощалась с Эваном и рванула за парнем в коридор, который скрывал портрет мужчины с уменьшенной арфой в руках. — Северус! — окликнула Октавия, подбежав к парню. Он ничего не ответил — только ускорил шаг, когда услышал ее голос. — Северус! — он будто еще сильнее ссутулился и сжался. — Снейп! — Октавия жестко положила руку ему на плечо, поворачивая к себе. Она тут же отшатнулась, увидев огромный синяк у него под глазом и несколько уродливых бородавок по всему лицу. Северус, воспользовавшись секундным замешательством девушки, быстро направился на выход из коридора. Октавия, отойдя от шока, поспешила за ним. Нагнать его она смогла только возле теплиц, к которым он и направлялся. — Кто тебя так? — осторожно спросила Октавия, заходя за ним в теплицы. Она, конечно, прекрасно понимала, кто это сделал. И от этого было гадко на душе. Сириус и Джеймс почти взрослые волшебники, а ведут себя как дети! — Даже трех раз не понадобится, чтобы угадать, — буркнул Северус и опустился на колени перед грядкой с бадьяном, аккуратно отрезая листья этого растения. — Мне жаль. — Мне все равно, Смит, — фыркнул Снейп, поднявшись с колен и отряхнувшись. — Можешь пожалеть своего Блэка — у него налицо недостаток серого вещества и патологический кретинизм, осложненный общением с асоциальными элементами и алкоголизмом. — Северус, мне правда жаль, что они с тобой так поступили, — Октавия нерешительно подошла поближе, отчего-то отчаянно нуждаясь в том, чтобы обнять его. Он был сейчас таким потерянным и расстроенным. И злым на весь мир. Его хотелось спрятать от всего этого злобного мира — от Поттера, Блэка, других гриффиндорцев, которые над ним насмехались. Ведь они не видели всего того, что видела в нем Октавия. Он был действительно хорошим человеком — и он ей это доказал. — Если хочешь, я поговорю с Блэком и Поттером — может, не как староста, а как… — Я не нуждаюсь в твоей помощи! — раздраженно рявкнул Снейп, резко развернувшись на сто восемьдесят градусов. — Мне не нужна твоя жалость, твои разговоры и все остальное. Мы не друзья, Октавия. У нас взаимовыгодное партнерство — и сейчас я в тебе не нуждаюсь. — Будь осторожен — Поттер хочет тебя убить, — поджав губы, сказала Октавия и вышла из теплиц. Было грустно и больно, что Снейп отреагировал так. Но это было ожидаемо. Несмотря на то, что сказал Снейп, Октавия все равно отправила записку Сириусу — им нужно поговорить об этом. И она надеялась, что сможет прекратить эти издевательства. Потому что Снейп этого не заслужил.