Смотрящий

Домовик пытается незаметно таскать в его лабораторию то кровь саламандры, то связки горькой полыни, и благо, что Поттер не заявился с извинениями лично, а только посылает эльфа с запасами ингредиентов для мази от ожогов. Временное помешательство Героя не выходит у Северуса из головы — тот был словно одержимый: молодой мужчина, каждый день вкалывающий на стройке, физически давно превзошел истощенного бывшего шпиона. Магия Поттера сильнее, у него есть общественная поддержка, и он опасен для окружающих — никто и не догадывается. Эльф приносит завтрак, о котором Снейп не просил, потом два новых серебряных черпака, потом Северус теряет те жалкие капли терпения, которые у него остались, и, шипя как разъяренная кобра, категорически запрещает домовику бегать посыльным для Поттера, а тот вынужден повиноваться, ведь слово бывшего директора Хогвартса — закон. Северус избавился от ожогов на лице еще ночью, вместе с мазью смыв всю обожженную кожу под проточной водой. Герой требовал такого же отношения, как и к Годфри, говорил про доброту, уважение и прочий вздор, это болото гормональных подростковых чувств, приближаться к которому себе дороже. Жадный до доброты и признания Поттер… После смерти Блэка и Дамблдора он может искать другую отеческую фигуру — Люпин мертв, Артур Уизли никогда не был с ним близок, остается Северус Снейп, который хоть и жесток, но всегда был рядом. Тогда какого Мерлина? Поттер целовал его прошлой ночью — бойтесь своих желаний, они могут исполниться. Если бы тот знал, что его новый назначенный «папочка» хочет вылизывать вечернюю щетину на его шее, а потом расстегнуть маггловские джинсы и надавить языком на стоящий член через ткань трусов, и Поттер бы не выдержал первым, яростно сдергивая все мешающие тряпки к коленям, и прижал бы темно-розовую от возбуждения головку к губам Северуса, вымученно умоляя: «Пожалуйста!» Тот же совсем молод, не потребовалось бы много, чтобы доставить ему удовольствие. Это Поттер предлагал в обмен на доброту и признание личных достоинств? Снейп безумен, если думает о подобном. В комнатах тишина, следующая за ним на улицу — глухое одиночество среди толпы. Филиус Флитвик избегает его с момента возвращения в Хогвартс, Поппи вцепляется диагностическими чарами, стоит только войти в лазарет. На чем же Альбус поймал ее, что все предплечье увито Непреложными обетами? Северусу не с кем поговорить с момента смерти директора, будто метка на его предплечье теперь неустанно парит прямо над ним, не позволяя забыть ни ему, ни другим. Филиус знал о метке с самого начала, но всегда в своей вежливой манере помогал ему, тогда еще зеленому преподавателю зельеварения, справляться со студентами, в то время как Дамблдор снова и снова нес околесицу про предназначение волшебника и веру в себя, и внезапная режущая мысль, что, возможно, нет ничего, за что Северус благодарен бывшему директору, кроме вмешательства в процесс над Пожирателями Смерти и предоставления убежища в Хогвартсе, почти сбивает его с ног. Старый добрый друг, Мерлин его побери. Наставник, чтоб его. Артефактологи до сих пор разгребают камни обрушившейся стены неподалеку от стройки, и он видит низенькую фигуру преподавателя чар рядом с ними. В последний раз они виделись, когда Северусу пришлось покинуть Хогвартс. Филиус весь в пыли и натужно машет палочкой, и когда-то Снейп считал его одним из немногих своих друзей, с кем можно было выпить на выходных, перекинуться парой слов между занятиями, и обсуждать интеграцию зелий и заклятий в лекарственных снадобьях, сваренных на полную луну. Филиус узнал о его шпионаже вместе с остальным магомиром, а до этого, возможно, даже жалел об их дружбе. Тогда Поппи и Филиус отвернулись от него, защищая детей, значит, он был убедителен и делал все верно. Значит, он не ошибся в них как в людях, и сейчас Северус понимает, что Помфри была намертво повязана обетами, и вряд ли могла обсудить с ним хоть что-то или требовать ответа за зверства, творящиеся в школе из-за Кэрроу. Но Северусу до сих пор горько, что Флитвик ни разу не попытался поговорить с ним. Даже Поттер лез со своим мнением туда, куда его не звали, докапывался и обвинял во всем, и Северус мог бы объяснить ему, лишь сказав: «Вы тупица, который не видит дальше своего носа! Вы хотя бы раз пытались использовать свои мозги по назначению?» Поттер бы немедленно заткнулся и начал требовать объяснений, он всегда знал, что от него скрывали полную картину. — Северус, прости меня. Снейп дергается от неожиданности, когда видит, что Филиус успел оставить артефактологов и подошел к нему так близко. Нечего прощать. Северус сам не сделал и шага навстречу, обвинять другого в гордыне было бы лицемерием. — Я знаю, что после войны ты обратился к Минерве, — продолжает Флитвик. — Мне жаль, что не ко мне. Северус молча кивает, и его захлестывает горькая ностальгия о былых временах, когда Флитвик выуживал из бесконечных книжных полок своего кабинета фолиант с редкой монографией по чарам и говорил с улыбкой, полной внутреннего удовлетворения: «Северус, все давно уже сделано за нас. Только взгляни на это исследование!» Снейп неловко кивает еще раз, подавленный, и уходит назад в Хогсмид, собираясь провести несколько медитативных часов у котла. Зельеварение успокоит его, хоть и не придаст смысла: на стройке он не нужен, в Хогсмиде тоже, да и после статей о его нетрадиционной ориентации имя Северуса Снейпа явно не сможет помочь Слизерину восстановить былую славу. Что остается? Вразумить Поттера, запечатать подземелья, и его дело будет полностью выполнено. С момента возвращения слизеринцев он продолжает откладывать ритуал на потом — отвратительное малодушие. Патронус Поппи серебряной молнией выскакивает у него на пути, когда Северус почти доходит до своих покоев: «Я получила консультацию, нужна помощь». Он разворачивается назад к лазарету и попадает под диагностические чары, едва открывает дверь. — Угомонись, ведьма, я не твой пациент, — Снейп угрожающе машет палочкой, на что Поппи фыркает. — Зелье для Гарри, — говорит она и протягивает пергамент с рецептом. Он уже варил нечто подобное, когда пытался снять блоки с ауры, и мысль, что недуг Поттера сродни его болезни, камнем оседает у него в желудке. Длительный стресс, темномагические ритуалы на крови, непростительные, проклятья — сейчас не так много магов, прошедших через то же самое и оставшихся в живых. Однако Поттер никогда не выглядит депрессивным, скорее одержимым и наполненным беспокойной энергией, с которой не может совладать — они снова на противоположных концах одного спектра. Северус не отвлекается от рецепта, когда входная дверь бесцеремонно громко захлопывается за новым посетителем. — Все стало хуже, — с порога заявляет запыхавшийся Поттер, даже не поприветствовав. — Теперь, если я злюсь или паникую, люди получают ожог от моих прикосновений. Поппи устало качает головой и бормочет: «Ох, Гарри, тебе нужно было раньше обратиться ко мне», — а Северус замечает, что в этот раз Поттер не стал юлить и признал проблему. Мальчишка справится, Снейп сварит зелье, проблема исчезнет, и кроме ритуала у него не будет ни единой веской причины оставаться в Хогвартсе. — С этим же можно что-то сделать? — уточняет Герой. — Меня предупреждали об этом, — уходит от ответа Поппи. — Сними куртку и закатай джинсы. Поттер нервно мнется, косится на Северуса, намеренно поворачивается боком, будто пытаясь что-то скрыть, и делает, что сказано. Его разорванную майку уже не спасти, но в этом очарование молодости: грязный старик в лохмотьях будет вызывать жалость и брезгливость, а чумазый растрепанный Поттер, у которого одежда разошлась по швам от слишком частого использования очищающих заклинаний, стоит посреди медкабинета как античное божество, и Поттер целовал его на софе, до того, как магия вышла из-под контроля, превратив прикосновения в пытку, он прижался губами к его щеке, и это звучит как галлюцинация. Поппи ведет палочкой у лодыжек, и вокруг Поттеровских ног загорается бордовое сияние, отливающее темно-синим по краям. Потом медведьма осторожно проверяет его запястья, а когда она переходит к шее, Поттер дергается и краснеет так сильно, будто его душат. — Ох уж эта молодость, — лукаво улыбается Поппи. — Залечить? Поттер мотает головой, а Северус каменеет, на негнущихся ногах обходит бывшего студента и видит синяк на шее с той стороны, которую Поттер так хотел от него скрыть: фиолетово-желтый, неровный, размером с сикль, он так выделяется на загорелой коже. Герой смотрит вперед, щеки пылают, а на лице — мука. Если бы Северус мог сгореть заживо от стыда, он бы сделал это сейчас, он бы сделал это давным-давно, и пропади все пропадом. Когда медведьма отходит к полкам за зельем, Северус использует исцеляющие чары сам, и Герой даже пикнуть не может, только упирается своими влажными зелеными глазами в пол. — Для начала нужно наносить круговыми движениями на лодыжки, запястья и шею два раза в день. Важно обхватить с двух сторон одновременно, так что, Гарри, сам ты не справишься. Приходи либо ко мне, либо к профессору Снейпу, он сейчас увидит, как это делается, тут ничего сложного. Поппи натирает ему ноги и руки по кругу, потом быстро наносит зелье на шею, и отпускает из кабинета. — Он будет в порядке? — спрашивает Северус, как только за Поттером закрывается дверь. — Это поможет с магическими выбросами, но полный контроль над магией вернется только после лечения у специалиста. Я всего лишь медведьма. Поттер ждет его снаружи, упрямый и открытый, он силен духом настолько, что даже не верится, что у него есть мозги: никто в своем уме не посмеет из раза в раз добровольно искать компанию Северуса Снейпа. — Я прошу прощения за ожоги, — твердо произносит Поттер, и Северус насквозь видит невысказанное: «За все остальное прощения не прошу». Он разворачивается и уходит, чувствуя тяжелый Поттеровский взгляд своей спиной, и только один человек может довести до бешенства извинениями, и Северус желает его гораздо сильнее, чем в свои двадцать лет желал не по годам развитых семикурсников. Тогда это привело его к зелью импотенции, но теперь Снейп хочет просто покинуть Хогвартс и найти утешение в немагическом мире. Нужно сварить зелье для Поттера и провести ритуал в подземельях — это можно сделать сегодня. Можно покончить с этим как можно быстрее — отсутствие обязательств оставит такое же омерзительное ощущение, как и несвобода? Он покинет школу на своих условиях, и никто не будет кричать ему в спину про трусость. Все по-честному. Его слизеринцы, бесцельно слоняющиеся по стройке, охотно следуют за ним внутрь замка, как только Северус рассказывает, что для нового магического контура строящегося крыла необходимо закрыть старые слизеринские покои. — Ну хоть что-то сделаем, а то на стройке нам нет места, — бурчит Забини, и Дафна пытается незаметно ткнуть его локтем в бок, чтобы замолчал. — Мы должны делать то, что не делают другие, — хмуро отвечает Джемма. — Строительство нового крыла уже началось, деньги мы собрали, и если ты считаешь, что мы здесь больше не нужны, то можешь ехать домой. Нас будет трое и профессор Снейп, таким составом и будем вписаны в историю Хогвартса. — Так хочешь прославиться? — огрызается Блейз. — Хочу сделать что-то, достойное попасть в книги, — говорит Джемма. — А о тебе даже потомки не вспомнят. Забини замолкает, и Северус с ужасом представляет себе, в каком свете о нем самом напишут в Истории Хогвартса. Если он уедет, ничего нельзя будет исправить, и побег никогда не решал проблем. Даже Поттер смелее его. Они идут по пустынным коридорам в сторону слизеринских покоев, и чем ближе к подземельям, тем сильнее затхлый запах плесени: вся магия ушла в камни, все чары и заговоры, направленные против сырости, расплелись. Джемма зажимает нос, Забини подсказывает заклинание для очищения воздуха, и пока бывшие студенты машут палочками, пытаясь побороть рвотные позывы, они доходят до первого затопленного коридора. Снейп снимает мантию, накинутую на свою маггловскую одежду, оставляет ее парить в воздухе, наколдовывает водоотталкивающее и вступает в грязную воду. Слизеринцы брезгливо переглядываются, но покорно накладывают чары и идут за бывшим деканом. Они спускаются на несколько ступеней вниз и оказываются по пояс в нагретой магией воде: дальше через коридор начиналась лестница, ведущая к слизеринской гостиной, а после — к бывшим покоям декана и лаборатории. Камни здесь еле-еле сияют, а выход к лестнице совсем темный, будто все, что дальше — мертво. Они пробираются в полумраке, с трудом продвигаясь через воду, доходящую до пустых рам портретов, и прихотливое дерево уже расслаивается, лишившись магии. Северус достает из нагрудного кармана рубашки маленький нож, рассекает себе ладонь, потом подходит к лестнице и рисует на стене руну закрытия. — Коснитесь палочками руны, — инструктирует он, и слизеринцы с громкими всплесками, гулом отражающимися от стен, торопятся к нему. Магия устремляется из него к руне быстро: он даже не успевает залечить порез, как знакомо немеют руки. Полузатопленный проход к лестнице озаряется магическими всплесками так сильно, что свет пробивается через мутную воду. Снейп показывает жестом отойти, и слизеринцы видят, как проход медленно начинает закрываться. Много лет назад, когда он вступал на должность декана Слизерина, он и представить себе не мог, что инструкции Дамблдора когда-либо ему пригодятся. Проход затягивается, как рана, и в какой-то момент смыкается окончательно. Всполохи гаснут, погружая коридор в кромешную тьму. — Я рук не чувствую, — шепчет Забини. — Я тоже, — отвечает Джемма. Дафна осиливает слабенький Люмос, и они оглядывают стену, закрывающую лестницу, когда-то ведущую в подземелья. — Кто-то сможет осушить коридор? — спрашивает Снейп, и Пайк сначала с готовностью машет палочкой, позволяя воде утечь через камни, а потом приваливается спиной к стене так, будто вот-вот упадет в обморок: беспечный позер, не рассчитавший свои силы. Водоотталкивающие заклинания спали с них, как только магия хлынула к руне, и с их одежды текут грязные теплые ручьи. Дафна медленно подходит к закрытому проему, влажно хлюпая обувью, и неверяще трогает камни. — У нас все равно было лучше, чем в гостиной Когтеврана, — хрипло замечает Пайк. — У нас был гигантский кальмар, — кивает Забини. — У нас был портрет Руфуса Мракса, а он был самым лучшим игроком в шахматы из всех, кого я знаю, — добавляет Дафна сдавленным голосом, и Снейп вмешивается раньше, чем все перейдет в слезы. — Мисс Гринграсс, — сердито цедит он, — возьмите себя в руки, вы же чистокровная волшебница! Кальмар все еще в озере, а портреты сбежали в библиотечные хранилища. Вы собрались реветь по сквознякам? Здесь не место и не время предаваться воспоминаниям: они мокрые, еле держатся на ногах, без очищающего воздух заклинания запах быстро становится тошнотворным, почти гниющим. Северус отказывается чувствовать тоскливую горечь, связанную с подземельями — это всего лишь камни и память, это не человеческие жизни или предательство, которое отравило ему всю жизнь, это песчинка среди океана его сожалений. Они возвращаются через стройку мокрые, замученные, и Северус еле-еле умудряется всунуть онемевшие руки в грязную мантию, упавшую на пол коридора, лишившись поддержки чар. Рабочие и вернувшиеся студенты опасливо косятся на них, но не лезут, и только мягкая волна быстросушащих и очищающих чар окутывает их, как бережные Поттеровские объятья. Ладонь Северуса покалывает от исцеляющего заклинания, и он злобно зыркает в сторону Героя, обложенного книгами, который уперся стеклянным взглядом в стол и даже не притворяется, что читает. Поттер лечит, Поттер и калечит, всюду и везде Поттер, как его личный демиург, и все дороги ведут к нему, куда бы Северус ни свернул. Он лежит на кровати своих покоев до самого вечера, все равно от его магии или рук пользы сегодня больше не будет. Когда в дверь стучит Поттер и просится войти, Северус игнорирует его целую минуту до тех пор, пока несносный бывший студент не говорит: — Мне нужно нанести бальзам. Мадам Помфри в Лондоне, она вернется только завтра, а я не могу пропустить. Пожалуйста. Снейп открывает дверь, Поттер сует ему банку в онемевшие руки, которую он чуть не роняет, и проходит в кабинет, снимает куртку, наколдовывает себе стул, закатывает джинсы и стаскивает обувь. Когда бывший преподаватель зельеварения садится на старую софу, Поттер молча сует ему на колени свою влажную босую ногу. Северус помнит круговые движения, с трудом растирает Поттеру правую лодыжку, пытаясь совладать с руками, но зелье влияет и на него тоже: онемение медленно отступает. Когда он переходит к левой лодыжке, он чувствует тяжелый Поттеровский взгляд, и почти хочет приказать ему закрыть глаза или отвернуться. От него пахнет мылом, а не пропотевшим здоровым мужским телом, как пахло раньше, он сменил рваную майку на новую и, кажется, даже причесался, от этого близость Поттера ощущается непозволительно интимной. — Вы не злитесь, — замечает Герой, и Северус до боли стискивает его ногу, а тот дергается, пытаясь уйти от касания. — В смысле вы не в бешенстве, — поправляется он, и Снейп с трудом разжимает пальцы. Он не в бешенстве, он в ужасе, и чем меньше Поттер скажет, тем лучше. Когда Северус переходит к запястьям, а потом к шее, он чувствует мурашки на Поттеровской коже, видит его прикрытые глаза, и это невыносимо.