Что-то кроме

Себастьян всматривается в лицо сестры Соловей и пытается вспомнить, где он видел ее раньше. Скудное неровное освещение ночной крепости бросает на ее черты тени, искажая и путая, но он абсолютно уверен, что уже встречал ее. Она не смотрит на него, стоящего за плечом Хоука, а он не торопится выступить вперед, хотя это он, Себастьян, здесь представитель Эльтины, а Хоук только сопровождение. Себастьян позволяет Хоуку завести беседу, а сам копается в памяти, пытаясь найти похожее лицо в своем прошлом. Он даже не понимает, почему это так важно, почему все его нутро всколыхнуло этой встречей. И только когда он обращает внимание не на облик, а на движения – плавные, стремительные, смертоносные движения барда – он наконец вспоминает. Ее волосы тогда были длиннее. И, словно в подтверждение его мыслям, она называет свое имя. Лелиана. Потрясающе красивая грудь, молочно-белая кожа с редкими веснушками и шальные глаза. Смех. И кровь на его руках… Себастьян мотает головой, отгоняя воспоминание, и на секунду задумывается, меняет ли это что-нибудь. Нет. Ничего не меняет. Он делает шаг вперед и включается в разговор, удостаиваясь мимолетного взгляда, в котором читается лишь вежливый интерес. Она его не узнает. Тем лучше. Новости, сообщенные Лелианой, ныне называющей себя сестра Соловей, настолько беспокоят, что окончательно выметают из головы прошлые воспоминания. Получается думать только о будущем, о том, как уберечь Владычицу. Погруженный в свои думы, Себастьян возвращается из Крепости и почти умоляет – к сожалению, безрезультатно – Эльтину спасаться бегством, мимоходом отмечая, что Хоук больше занят своими мыслями, чем разговором. Вероятно, он тоже не в восторге от вырисовывающегося будущего. Себастьян даже хотел бы помочь ему, но кто тогда защитит Эльтину? Он бредет в свою келью, усталый и с переполненной тревожными мыслями головой, на ходу распуская перевязь колчана. Прибирает оружие в шкаф, раздевается, оставаясь в одном исподнем… За окном разливаются серые предрассветные сумерки, ужасно хочется спать – а ведь всего через час-полтора ему надо быть на утренней службе. Его движения замедлены, а в голове вязкий туман, но он все же замечает в неверном полумраке какое-то движение. Тонкий кинжал, всегда хранящийся под подушкой, мгновенно оказывается в его руке, но все-таки недостаточно быстро – Себастьян чувствует холод металла на своем горле и тепло чужого дыхания на плече сзади. – Себастья-ян, – слегка растягивает его имя голос, который он уже слышал сегодня. – Неужели ты и вправду подумал, что я тебя не узнала? – Лелиана, – он выворачивается из ее захвата, сообразив, что ему ничего не угрожает, и отходит на пару шагов. Настолько, насколько позволяют невеликие размеры кельи. – Зачем ты тут? – Что решила Владычица? – она свободно усаживается на его скромное ложе, небрежным движением пряча собственный нож в голенище. Себастьян вздыхает и, скрестив руки на груди, прислоняется к углу, хотя камень неприятно холодит голую спину. Скрывать позицию Эльтины нет никакого смысла: – Она останется. А ты теперь служишь Верховной Жрице? Не могу даже представить, что привело тебя к этому. – Ну, ты ведь тоже тут, правда? – Лелиана обводит глазами келью, явно имея в виду Церковь в целом. – Тебя что-то тоже сюда подтолкнуло. – Я – другое дело. Я был просто избалованным мальчишкой без морали и принципов. Я должен был когда-то это перерасти. – Другое? – Лелиана одним мягким движением оказывается на ногах. – Правда? Она подходит вплотную и испытующе заглядывает ему в глаза: – Скажи, тебе по-прежнему нравится убивать? Отнимать у людей самое ценное, что у них есть? Властвовать над самой их жизнью? Себастьян отшатнулся бы, но он уже стоит в самом углу, и ему остается только вскинуть голову: – Все, что ты обо мне знала, Лелиана, осталось в прошлом. Я принес обеты и я служу Церкви. Лелиана слегка улыбается и отступает на шаг, словно бы давая ему свободу: – И поэтому ты ходишь с луком? Как положено всякому добродетельному брату. – Это не то, что ты думаешь, – он обходит ее, насколько позволяет место, и садится на свою лежанку, откидывая голову на стену и прикрывая глаза. – У меня нет выбора и есть обязательства. – Ну конечно! – насмешку в голосе Лелиана даже не пытается скрыть. Себастьян молчит. Он открывает глаза, почувствовав тяжесть на своих коленях: Лелиана уселась на него верхом и, пристально вглядываясь в его лицо, спрашивает: – Что происходит в этом городе, Себастьян? Скажи мне. Себастьян снова опускает веки: – Разве ты это уже не выяснила? – Не все, что хотела. – Мне нечего добавить. Он ощущает, как ее рука скользит меж их телами и сквозь тонкую ткань смыкается на его члене. Себастьян хватает Лелиану за плечи. – Не надо. Мои обеты… – Ах, обеты. Я тоже приносила когда-то такие. К сожалению, они не гарантируют, что твое тело будет их соблюдать. Или твой разум. Одно лишь сердце принимает их безоговорочно. – Произнося это, она неторопливо двигает рукой по его откликающемуся на ласку члену. – Только сегодня твои стрелы принесли смерть трем людям – ты не можешь пересилить себя. Не можешь смирить свою гордыню, как бы ни пытался. Ты нашел в себе силы отказаться от женщин, но не они твоя страсть, не так ли? Себастьян грубо отталкивает ее, с гневом восклицая: – Не тебе упрекать меня! Ты показала мне этот путь, повела меня по нему! – Да, тогда мне казалось интересным поиграть в Маржолайн, – с грустью отвечает Лелиана. Не понимая, о чем она говорит, Себастьян зло спрашивает: – А твоя госпожа знает, какими способами ты добываешь сведения? – А ты как думаешь? – усмехается она. За окном окончательно светает, и Себастьян решает, что пора одеваться. Он отворачивается от Лелианы и натягивает штаны, когда ощущает нежное прикосновение к обнаженной коже спины. – Ты вспоминал обо мне? «Каждый день». – Иногда. Обычно в те моменты, когда у моих ног оказывалась гора трупов, я задумывался, случилось бы это со мной, если бы когда-то давно я не встретил тебя. Она обнимает его за талию, прижимаясь щекой к спине. Себастьян замирает. Лелиана олицетворяет собой все, что он отринул, обратившись к Церкви, – по крайней мере Лелиана из его прошлой жизни. Но в то же время она права – он не смог перебороть себя, не смог смириться с мирной жизнью церковного брата. Нет, дело не в том, что ему нравится убивать, а в том, что только в эти моменты он чувствует себя по-настоящему живым – в моменты, когда он побеждает. И даже не обязательно, чтобы лилась кровь. Ему нравится оказываться сильнее, умнее, хитрее, проницательнее, и сражение – только один из способов это почувствовать. Он поворачивается в ее объятии, оказываясь лицом к ней. – Ты породила чудовище, – шепчет он и, подхватив Лелиану под зад, в два шага вновь оказывается у ложа. Они валятся на узкую твердую поверхность, упоенно целуясь. В несколько мгновений на полу оказываются и штаны Себастьяна, и изящный костюм Лелианы. Понимая, что из-за длительного воздержания долго не продержится, Себастьян опускается ниже, уверенным движением разводя стройные бедра. Прижимаясь губами к ее горячему входу, он вновь испытывает то самое чувство полноты жизни. Обводя языком клитор, поглаживая пальцами анус, он слушает ее приглушенные стоны и ощущает себя целым. Лелиана выгибается в его руках, напряженная, как тетива на луке, кусает костяшки пальцев, чтобы заглушить стоны. Чувствуя, что она близка к оргазму, он быстро отстраняется и резким движением входит в нее, вызвав очередной стон. Одной рукой опираясь о ложе у ее головы, второй он сминает прекрасную белую грудь и торопливо трахает ее, боясь не успеть. Ее рука скользит между ними, она выгибается навстречу и, прошептав: «Сейчас», сжимается вокруг него. Себастьян едва успевает вынуть член, заливая ее обнаженную кожу обильным потоком спермы. Он без сил валится сверху, размазывая собой собственное семя и приходя в себя. – Я рада, что ты не забыл, как сделать мне приятно, – спустя какое-то время шепчет Лелиана и возится, устраиваясь поудобнее и вынуждая Себастьяна скатиться с нее. – Мне нужно идти, – Себастьян поднимается и, не глядя на нее, одевается, мимоходом отерев с груди и живота сперму. – Если я опоздаю на утреннюю службу, это вызовет подозрения. Он уже сожалеет, что поддался минутной слабости, назначая себе покаяние. – А я с твоего позволения вздремну до полудня, раз тебе постель без надобности, – Лелиана зевает, прикрывая рот ладонью, и натягивая до подбородка покрывало. Себастьян уже у двери, когда его догоняет вопрос: – Эльтина способна удержать город от катаклизма? Твое мнение, только твое. Он молчит и даже не оборачивается. – Тогда, может быть, Хоук? Покачав головой, Себастьян выходит. Когда он возвращается в келью уже ближе к вечеру, его ждет только разоворошенная остывшая постель, еще хранящая запах их близости, и короткая записка. «Люди не меняются, Себастьян, не обманывайся. Мы такие, какими нас сделали. Единственное, что в наших силах, – постараться направить себя на служение благой цели. Береги себя.»