Что-то кроме

Рейнард потер лицо и решительно шагнул к шатру Мэвы. Это был своего рода ритуал — каждый вечер после марша и обустройства лагеря он сначала обходил войска, сколь бы мало их ни было, а затем шел к королеве с отчетом. Докладывал о происшествиях, настроениях, потерях. Давал советы, строил прогнозы, указывал на риски. В этом заключалась большая часть его службы. Он всегда гордился честью, оказанной ему королевой. Но именно сегодня ему хотелось бы, чтобы это место занимал кто-нибудь другой. Чтобы не ему сейчас предстояло сообщить ей все, что он должен будет сообщить. Но вот он откинул полог шатра и переступил порог. И замер. Открывшаяся ему картина словно бы резанула по сердцу, и Рейнард с трудом сглотнул. — Прошу прощения, — выдавил он, опуская голову, чтобы не видеть. — Я не вовремя. Не видеть не получилось. Перед внутренним взором, словно выжженная кислотой, стояла картина того, как Мэва припала лицом к шее Гаскона, а он обнимает ее за талию и гладит по плечам и спине. Такого он не хотел бы видеть никогда. Словно деревянный, он рывком развернулся, чтобы выйти, но сзади донесся хриплый голос Мэвы: — Стой. Рейнард замер, зажмурившись. — Я могу зайти позднее. Или поговорим с утра, — ровным голосом предложил он. — Сейчас. — Голос Мэвы был тверд, но вслед за словами она издала странный звук. Всхлип? Рейнард обернулся в смешанных чувствах. Не поспешил ли он с выводами? Гаскон сидел прямо, без своей привычной ухмылочки. Лицо его было серьезным и даже отрешенным. Впервые, на памяти Рейнарда. А вот Мэва была... заплаканной. Такого он тоже раньше не видел, хотя тут как раз ничего удивительного — ему видеть ее слабость не положено. Сердито вытерев ладонями мокрые глаза, словно крестьянская девка, а не королева, Мэва приказала: — Докладывай. Я хочу знать все подробности. Все, Рейнард! Не вздумай меня щадить. Кинув быстрый взгляд на Гаскона, Рейнард начал доклад. С дерева не спасли никого. От огня и в сражении погибло двадцать три человека, пятеро тяжело ранены, и неизвестно, дотянут ли до рассвета. Остальные восемнадцать солдат и «кобелей», что пришли с ними из Лирии, ранены и обожжены — кто тяжелее, кто легче — но жить будут. Сражаться, правда, способны меньше половины. Он сам и Райла не пострадали, как и державшийся в тылу Хавьер — хотя боец из того все равно никакой. Про Гаскона Рейнард говорить не стал, и так все было понятно. Они отбились от «белок», но назвать это победой ни у кого бы не повернулся язык. Скорее уж, сокрушительным поражением. Мэва, весь доклад просидевшая, устремив взгляд в пространство, еще раз шмыгнула носом, поднялась с сундука и принялась мерить шагами шатер. Гаскон, воспользовавшись моментом, уселся на сундуке свободнее, подогнув под себя одну ногу. Рейнард отвернулся от него. — Больше половины. Я убила больше половины своих людей... Как я вообще могу зваться королевой?.. — Мэва стиснула кулаки. — Эй-эй! — встрял в ее тираду Гаскон. — Не ты их убила, а «белки». — Ты не понимаешь! — вызверилась Мэва. — Не понимаешь... Эти люди на иве, их было не спасти, я поняла это, как только увидела. Но все равно послала солдат за ними. Не смогла пересилить свой сентиментальный порыв, пожалела бедняжек, дура! Лучше бы я своих людей жалела. — Она с силой вдохнула. — Но это был такой ужас. Ужас. Рейнард никогда не видел Мэву такой растерянной, напуганной, подавленной. Они ведь повидали всякого, и жестокость — чужая ли, своя ли — никогда не действовала на нее так. Но сейчас она словно исчерпала весь свой запас стойкости и непоколебимой решимости. — Если позволите, госпожа, — начал Рейнард, и ее лицо перекосило. — Нет, Рейнард, никакие слова ничего не изменят. Я сплоховала, дала слабину, я не гожусь... Ее голос дрожал. Мэва спрятала лицо в ладонях, видимо, пытаясь вновь скрыть слезы. Рейнард растерялся. Он не знал, как разговаривать с такой Мэвой. Но, похоже, Гаскон знал. Он притянул Мэву за талию, усаживая рядом с собой, обнял ее за плечи и серьезно сказал: — Если слова не помогают, я готов прямо здесь и сейчас принести тебе присягу на верность. И готов делать это до тех пор, пока к тебе не вернется вера в себя. Он скользнул на пол, на колени, грудью прижимаясь к коленям Мэвы, и взял ее ладони в свои. Рейнарду вновь захотелось отвернуться. Не должны подданные так разговаривать и вести себя с королевой. — Ты достойнейшая из правителей, — убеждал Гаскон, одновременно поглаживая большими пальцами костяшки на руках Мэвы. — Если и выбирать, кому служить, то ты — первая кандидатка. Я не сразу это осознал, признаю, но, клянусь, я ни на минуту не пожалел, что вытащил тебя из тюрьмы. Рейнард не был склонен доверять словам Гаскона, и Мэва, похоже, тоже. Она отрицательно покачала головой, и забрала свои руки, скрестив их на груди. — Рейнард, — Гаскон с требовательным выражением лица повернулся к нему. — Что? — Подтверди, идиот! — Да, — только и смог сказать Рейнард. Но ему показалось, что этого недостаточно, поэтому он тоже опустился на одно колено. Там, где стоял. Не хватало еще уподобляться фамильярным манерам преступника. Мэва смотрела на них с каким-то недоумением. — Я послала людей на бессмысленное и опасное задание. Я потеряла свою страну. Даже собственный сын предал меня. Размазываю сопли, как незрелая девочка. А вы все равно хотите служить мне? Они оба кивнули. Мэва нахмурилась и отвернулась. — Послушай, — снова начал Гаскон. — Ты устала, потрясена и расстроена. На тебя многое навалилось за последнее время. Тебе надо просто отдохнуть. Отвлечься от мрачных мыслей и поспать. — Я согласен с Гасконом, — Рейнард не думал, что когда-нибудь скажет подобные слова. — Вы не можете принимать столь важных решений, пока вы в таком состоянии, госпожа. Поспите, и мы продолжим разговор завтра. Мэва покачала головой. — Я не усну. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу тех бедняг на дереве, облепленных мухами и муравьями. Звон насекомых до сих пор стоит у меня в ушах, а смрад воспаленной плоти забил мой нос. Все, о чем я сейчас могу думать, — это то, что, возможно, мне было бы лучше родиться слепой, глухой и без обоняния. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь забыть эту картину, и, пока я ее помню, я не могу думать ни о чем другом. — Есть один способ. Рейнард сейчас захочет меня прибить, но твой здравый рассудок для меня важнее его гнева. Переспи с кем-нибудь. Выбор у тебя невелик, — Гаскон печально усмехнулся, — но лучше уж кто-нибудь из нас, чем целое дерево мертвецов. Рейнарду и в самом деле захотелось ударить Гаскона, и он даже не до конца понимал за что в большей мере — за возмутительное предложение или за изуверский юмор. Он не успел ничего сказать. — Пожалуй, это мысль. В нем словно что-то оборвалось. В голову ударила кровь вместе с мыслью, что сейчас, возможно, воплотится в реальность та раздосадовавшая его сцена, которую он додумал, когда вошел сюда. Что Мэва сейчас захочет остаться с Гасконом — преступником, бандюгой и пройдохой. И в то же время где-то глубоко внутри него вспыхнула и не желала гаснуть отчаянная надежда, что именно на него падет благосклонный королевский взор. Рейнард возненавидел себя за эту надежду. Ему не следует даже думать о своей госпоже подобным образом. То, как Мэва по очереди посмотрела на них, заставило его внутренне ощетиниться. Он придушит Гаскона при первой же возможности! — Гаскон, сядь рядом, — мягко попросила Мэва, похлопав ладонью по крышке сундука подле себя. — Ого, кажется, я чувствую себя польщенным. Рейнард не видел со спины выражение его лица, но отчего-то думал, что оно было как у сожравшего сметану кота. Внутри разливалась пустота, но он не позволил ни единой эмоции просочиться наружу, изо всех сил удерживая маску невозмутимости. Он поднялся с колен, но не успел сделать и шага, как Мэва обратилась к нему: — Рейнард, — неуверенно начала она. — Возможно, я многого прошу... — Не надо. — Он не хотел ее оправданий. — Ты не должна мне ничего объяснять. Рейнард редко обращался к Мэве на «ты», хотя она давно даровала ему такое право. Он чувствовал, что будет неправильно звать свою королеву, словно какую-то простолюдинку, но сейчас ему показалось, что их титулы не важны. Что то, что происходит между ним и Мэвой сейчас, — нечто большее, чем отношения подданного и госпожи. Он шагнул к выходу, но замер, когда она все-таки закончила свою реплику: — Я бы хотела, чтобы ты тоже остался. Его словно по лицу ударили. Он развернулся и неверяще посмотрел на нее. Мэва подошла так близко, что он почувствовал запах ее волос — травяной настой и не до конца смытый запах гари. Она не смотрела ему в глаза, разглядывала шрам на подбородке, полученный Рейнардом еще в первую нильфгаардскую, затем коснулась его, проследила неровную линию мозолистыми пальцами — ему показалось, что там вновь отверстая рана, горящая нестерпимым огнем. — Теперь ты самый близкий для меня человек. У меня нет никого роднее тебя. Я не приказываю, не требую. Я прошу тебя, Рейнард. Не дожидаясь ответа, Мэва отошла, а Рейнард поднял злой взгляд на непривычно молчаливого Гаскона. Тот все еще сидел на сундуке, в его позе чувствовалось напряжение, а в глазах Рейнард заметил растерянность. Гаскон тоже не ожидал такого поворота. Если бы он позволил себе хоть тень насмешки или намек на торжество или превосходство, Рейнард бы ни на секунду не задумавшись ушёл. Но эта растерянность и просьба Мэвы словно бы сковали его. Он стоял, словно истукан, а затем, сам не понимая почему, начал отстегивать крепление латного наруча. Он поймал короткую улыбку Мэвы и заметил, как расслабились плечи Гаскона. Больше не глядя на них, Рейнард сосредоточился на том, чтобы снять доспехи. Вслед за железом в угол отправились гамбезон, сапоги и плотная льняная рубаха. В одних штанах Рейнард подошёл к бадье с остатками воды — впрочем, там была почти половина — и окунул в нее голову. Пока он ополаскивался после долгого и тяжелого дня, Гаскон и Мэва, успевшие освежиться раньше, разделись. Мэва заплетала косу, Гаскон расстелил у одной из стен груду шкур и ковров — узкая походная кровать Мэвы явно не подходила для постельных увеселений. В том, что они все делали, не было ни желания, ни страсти, ни тем более любви. Они словно бы вели подготовку к очередному походу или военному совету. Так зачем это? Удерживая кусок чистого полотна на бедрах, Рейнард подошел. Он не мог отвести глаз от Мэвы: ее фигура была не очень женственной — широкие плечи и выраженная мускулатура принадлежали опытной воительнице, а не высокородной даме, и все же она была прекрасна. Кинув на него взгляд через плечо, она сдвинулась ближе к Гаскону, освобождая место. Рейнард опустился на шкуры и замер. Какое-то время все трое сидели неподвижно, не решаясь начать. — Так что, кто самый отважный? — интонации Гаскона как всегда были шутливыми, но Рейнарду показалось, что он нервничает. Мэва еще раз оглянулась на него, и на ее лице читалась решимость, как если бы она собиралась отдавать приказ о наступлении. А затем она склонилась к Гаскону, прикоснулась к его лицу, запустила пальцы в темные, слегка вьющиеся волосы, опустила руку на шею, на грудь, живот. Когда ее пальцы сомкнулись на отреагировавшем на ласку члене Гаскона, Рейнард и сам почувствовал легкое возбуждение. Движения Мэвы были резкими и отрывистыми. Видимо, ей было легче начать с Гасконом — именно его первым она попросила остаться, к нему первому прикоснулась. Но Рейнард хорошо знал ее: она всегда скрывала неуверенность за смелыми действиями. Секунду он колебался, все еще не до конца уверенный в своем решении, а затем придвинулся к ней со спины, обнял за талию и мягко положил руку поверх ее ладони на члене Гаскона. Мэва остановилась. Глубоко вздохнув, как перед погружением в воду, Рейнард склонился к ее шее и поцеловал, одновременно направляя ее руку — более плавными, неторопливыми движениями. Она откинула голову, открывая ему горло и шею, и Рейнард почувствовал, что пьянеет, впиваясь губами в нежную кожу. Он поймал взгляд Гаскона, насмешливый и злой, разглядел его ухмылку, но ему было уже все равно. Он прикрыл глаза, отдаваясь ощущениям. Тепло ее тела передавалось ему, озябшему после купания в остывшей воде, и, проникая под кожу, где-то внутри разгоралось настоящим пожаром. Он почувствовал, как, охнув, Мэва прогнулась в его руках, и открыл глаза. Гаскон сжимал ее груди, перекатывая небольшие соски в пальцах, и она откинулась на плечо Рейнарда, подставляясь ласкам. Рейнард крепче прижал ее к себе, а Гаскон, придавливая их руки, склонился к ее шее с другой стороны. Зажатая между ними двумя, Мэва протяжно выдохнула, обхватила каждого из них за шею и пробормотала: «То, что надо». И Рейнард перестал думать и анализировать. Его руки ласкали Мэву, скользя по ее телу и то и дело натыкаясь на руки Гаскона, пока тот в какой-то момент не обхватил его ладонью за затылок, с силой вжимая пальцы в кожу. Рейнард оттолкнул его руку, выплюнув: «Иди на хер!», а Гаскон засмеялся и поцеловал Мэву в губы. Она вся подалась ему навстречу, вжалась, обхватила руками. Рейнард любовался изгибами ее тела, слегка поглаживая поясницу и ягодицы пальцами, а затем положил ладонь между лопаток и надавил. Мэва повалилась на Гаскона, и Рейнард, откинув мешающееся полотно, лег рядом, подперев голову рукой. К его удивлению, Мэва отстранилась от Гаскона и, притянув его за шею, поцеловала. Он почти навалился на Гаскона, но все, что его сейчас волновало, были ее губы, язык, ее горячее дыхание и ощущение, что он касается святыни. Когда дыхания стало не хватать, Рейнард вынужден был отстраниться, но Мэва не позволила ему. Перегнувшись через Гаскона, она надавила Рейнарду на плечи, прижимая его к полу, и вновь впилась губами в его губы. Он почувствовал, как вывернулся из-под Мэвы Гаскон, как приобнял ее сзади, и как его руки проскользнули между ней и ним самим. Как одна рука Гаскона сжала ее грудь, а другая скользнула по груди Рейнарда к его животу. Его собственные руки, зарывшиеся в волосы Мэвы, были слишком заняты, чтобы снова отпихнуть Гаскона. Да и не особо хотелось. Рейнард расслабленно откинулся, и губы Мэвы спустились на подбородок. Ее язык пробежался по шраму, и Рейнард смял ее волосы в пальцах, но она не остановилась, раз за разом прочерчивая влажный след. Мучительная, обжигающая ласка. Ее поцелуи спустились ниже, на шею, превращаясь в ощутимые укусы, а когда на возбужденном, болезненно пульсирующем члене сжалась рука Гаскона, Рейнард застонал. — Мог ли я представить, что мне доведется увидеть растерявшего всю свою чопорность Рейнарда? — промурлыкал Гаскон. — Ты всегда так много болтаешь? — неразборчиво пробормотала Мэва куда-то ему в шею. — Только когда мой рот не занят. — Так займи его чем-нибудь, — посоветовал Рейнард, не особо задумываясь. Он услышал, как усмехнулся Гаскон, понял, о чем он мог подумать, и протестующе замычал. Но тот не успел ничего предпринять, если вообще собирался, — Мэва оторвалась от Рейнарда и вовлекла в поцелуй Гаскона. Рейнард, у которого благодаря этому немного прояснилось в голове, вспомнил, что он тут не ради собственного удовольствия. Он приподнялся на локте, обхватил Мэву за ягодицы и притянул к себе. Легкие поцелуи в живот становились тем крепче, чем ниже он спускался. Гаскон, приобняв ее за плечи, мягко потянул ее на себя, и Мэва оказалась почти лежащей спиной на его груди. Рейнард сжал ладонями ее крепкие бедра и развел их стороны. Едва ощутимый запах ее возбужденного лона отозвался в нем дрожью, и он с жадностью припал губами к влажным складкам. Мэва выгнулась ему навстречу и застонала. Растянув пальцами кожу вокруг входа, он запустил язык внутрь, зарываясь носом в светлую курчавую поросль. Она подавалась бедрами ему навстречу, и Рейнарду приходилось крепко сжимать ее бедра, чтобы она оставалась на месте. Гаскон держал ее в объятиях, сминая в ладонях мягкую грудь и слегка покусывая шею, и очень быстро Мэва дошла до исступления, мечась в их руках с громкими стонами. Чтобы ее крики не привлекли внимания солдат, Гаскон накрыл ее губы рукой, успокаивающе шепча что-то в самое ухо. Когда из ее груди вырвалось последнее полузадушенное «Ах», и тело сотряслось в спазме мощного оргазма, Рейнард отодвинулся, утирая губы и разминая шею, а Гаскон продолжал обнимать ее, прижимая к себе и слегка покачивая. Рейнарду и самому бы этого хотелось, но не отпихивать же мерзавца. Мэва тем временем сползла на шкуры и расслабленно раскинула руки и ноги. — Святая Мелителе, я уже и не помню, когда в последний раз испытывала что-то подобное. — Милая, тебе непременно следует чаще себя баловать, — посоветовал Гаскон, хитро поглядывая в сторону Рейнарда. — Гаскон, — позвала Мэва. — Да? — Заткнись. — Как пожелает моя королева, — шутливо поклонился тот. В отместку Мэва закинула ноги ему на бедра и принялась дразнить легкими прикосновениями пальцев к сочащейся смазкой головке. Гаскон сразу же задышал тяжелее. Откинувшись на остов кровати, Рейнард из-под полуприкрытых век наблюдал, как игривые, почти невесомые прикосновения наливаются страстью и желанием. Мэва то сжимала член Гаскона между стоп, то носком ныряла ему между бедер, поддевая и перекатывая яички. В ответ он щекотал ей подъем стопы и тер икры, но долго не выдержал. Скинул с себя ноги и навалился на нее. Мэва обняла его за шею, запуская пальцы в волосы на затылке, и широко развела ноги. Гаскон двигался размеренно, с силой и напором, и Мэва под ним вновь стонала и извивалась. Рейнард не смог удержаться, сжал член в кулаке. Мгновенное облегчение столь же быстро сменилось нестерпимой потребностью продолжить, но он сдерживал себя, двигая рукой нарочито медленно, — ему вовсе не хотелось кончить так. Однако когда Мэва повернула голову в его сторону и посмотрела затуманенным, алчущим взором, это чуть не произошло. Он с силой передавил основание и стиснул зубы. Ему очень хотелось подползти к ним и сунуть член Мэве в рот, но он остался на месте, пережидая, когда отпустит подступивший оргазм. Не он один оказался на грани — Гаскон, сдавленно ухнув, отпрянул от Мэвы и излился на шкуры. Он откинулся на спину, а она подползла к Рейнарду. Секунду смотрела ему в глаза, а затем села на него верхом. В тот же миг, как его член скользнул внутрь, в тесное, жаркое нутро, он не стерпел, и все-таки кончил. Мэва, настоящая, распаленная, невозможная, сидела на нем, и удержаться не было никакой возможности. Он схватил ее в объятия, сжал, зарываясь лицом в шею, вдыхая сводящий с ума запах ее кожи, и толкнулся глубже. — Рейнард, — прошептала Мэва, крепко обнимая его. А ее внутренние мышцы сжали его не успевший еще опасть член, и Рейнард почувствовал, что готов на еще один заход. Его ладони скользнули по плечам и спине Мэвы, сместились на грудь и сжали ее. Он наклонился, лизнул по очереди соски и, перехватив под ягодицы, слегка приподнял Мэву. Она подхватила движение, и Рейнард окончательно потерялся в ощущениях. Во второй раз он кончил, когда Мэва, ногтями впившись ему в плечи, откинулась назад, и содрогнулась в спазме. Рейнард тоже не помнил, когда в последний раз ему было так хорошо. — Вина? — раздался откуда-то сбоку насмешливый голос Гаскона.

***

— Спасибо вам обоим, — сказала Мэва. — Мне действительно стало легче. И все-таки я бы хотела, чтобы мы больше никогда не вспоминали об этом. — А я только хотел сказать: «Обращайся». Но раз ты настаиваешь. — На лице Гаскона не было разочарования. — Конечно, — соврал Рейнард своей королеве. — Никогда. Раньше он не позволял себе даже мысли о Мэве как о женщине, но после произошедшего он уже не сможет загнать этого зверя обратно, в самые дальние, самые темные уголки души. Зверь внутри него почуял голод. Он больше не станет спокойно таиться в глубине. Как же он сейчас ненавидел Гаскона!