Каннабис

Джен
R
Заморожен
457
автор
Ladimira бета
Размер:
52 страницы, 5 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
457 Нравится 71 Отзывы 231 В сборник Скачать

Система. Глава 3. Шиноби.

Настройки текста

             Он заблуждался, в конце туннеля всё-таки был свет. И его источником являлся огнемёт.       Терри Пратчетт «Мор, ученик Смерти.»       

      На мои слова даже не очень обратили внимание. Трагичная пауза с намекающей музыкой отыграла в голове и умолкла. Кизаши продолжал держать Мебуки на руках, а та, даже не оборачиваясь на меня, выдала:       — О, конечно же ты хочешь быть шиноби!       Я бы поняла «станешь шиноби». Но вот это «хочешь» вообще за рамками!       — Нет! Не хочу! — форма максимально категоричного отказа, в этом языке что-то из серии «я лучше прямо тут и сейчас сдохну». К моему самоуважению, не самая лёгкая конструкция, включающая «ни за что».       Мебуки не обратила внимания, а вот Кизаши резко посерьёзнел. Тут до меня дошло, в какой смешной позе я протестую. Вот уж правда ребёнок — плечи сутулые, голова наклонена вперёд в позе «забодаю», осталось только ногой погрести. Надо успокоиться, расслабиться, принять менее агрессивную и конфронтационную позу и аргументировать своё мнение.       Ну, и судя по степени захлёстывающей меня паники и желанию плеваться и бить ногами об пол, провал неминуем. Гулкое, безобразное чувство. Много ли внимания обращают на детское «я не хочу в школу»? Даже если дитя умеет писать и читать и хочет стать сварщиком, как папа, сдав экстерном девять классов.       Мебуки аккуратно поставили на пол, подтолкнув к дивану, сам же Кизаши сел в кресло, обыкновенное европейское кресло, как секция дивана. Полу-гостинная, полу-кухня и любимое кресло Кизаши с кухонным гарнитуром Мебуки. И я, посреди комнаты, переминающаяся с ноги на ногу, но упрямо не желающая лезть в большую шинобийскую игру.       — Сакура, ты уже взрослая девочка. Ты же понимаешь, что не можешь всегда жить и есть за наш счёт? — на удивление спокойно начал Кизаши. Наивный человек, будь на моём месте ребёнок, рыдал бы в три ручья. Я тоже не против порыдать, но не идёт.       — Да, я вырасту и буду вам помогать, — на пробу бросила шар я. Бросок, провал. Неучтённый японско-китайско-восточный менталитет подготовил тут для меня большую лужу, в которую сесть удалось с разбега.       — Ну что ты, ты уже сейчас значимая часть нашей семьи, семьи Харуно. Ты скоро окончательно поправишься и сможешь помогать маме с готовкой, уборкой, стиркой — мама тебя всему научит!       Каким чудом мне удалось удержать лицо, знают лишь Боги. Потому что эта «ямато-надэсико» домашне-пушистого формата и «ты станешь шиноби!» рвут мне шаблон. Чуть позже, конечно, удалось бы додуматься, что шиноби разные бывают, но в тот момент откровенно хотелось покрутить пальцем у виска.       А Мебуки продолжала вещать, радостно улыбаясь. Помогать по дому хорошо, но учиться хорошо главнее. Карьера шиноби невероятно важна, но я девочка и должна быть приличной, сохраняя честь хорошей-семьи-Харуно.       Кизаши молчал.       — Я не буду шиноби. — повторить, и ещё, и ещё. Конечно, меня клинит, ведь мне и страшно, и плохо, и колени подгибаются, и фантазия и знания человека другого мира отчётливо рисуют что делают с маленькими девочками участвующими в военных конфликтах.       Право слову, во мне слишком много из гуманного общества, где от мерзости можно закрыть шторы на окне. Того, что есть сейчас, без слёз не вынести.       Ну и мне просто до одури банально страшно. Трусость — не порок, когда ты — маленькая девочка. Я слишком хорошо представляю, что с ними можно сделать в мире, не обременённом лишним лицемерием.       Меня всё-таки отправили в свою комнату. Изменившаяся в лице Мебуки и отстранённый Кизаши, которые посчитали моё «нет» банальным детским взбрыком. Внизу ещё долго шёл разговор на приглушённых тонах, мне оставалось только вытирая сопли и слёзы, ловить отзвуки слов и пытаться что-то разобрать. Там решалась моя судьба, а мне хотелось только реветь во все свои лёгкие.       Казалось, что хорошего было в лежании пластом в больнице? Но там было больше свободы. Той самой эфемерной, когда ты действительно делаешь выбор и получаешь результат. А теперь «…не кусай руку, которая тебя кормит. Лижи ей зад» во всей красоте и мощи.       Хороший мультик? Наивное аниме?       Здравствуй, реальная жизнь и маленькие трагедии маленьких людей.       

***

      На следующее утро Мебуки привлекла меня к готовке и уборке. Нет, никакого «делай отсюда и до обеда», обычная помощь по дому, но я по прежнему не могу проявлять чудеса ловкости и выносливости. И даже не чудеса, а просто проявление сих качеств мне доступно с трудом, травма головы всё ещё даёт о себе знать. Поэтому на детскую площадку «погулять» выходил не активный ребёнок, а кто-то очень-очень уставший, поспешивший пристроить свою пятую точку на лавочке. Рядом, что не удивительно, очень скоро плюхнулся ещё один ребёнок, но не тощий, как я, а наоборот, классический пухляш, которого дети не берут в свои игры. Минут десять мы косились друг на друга, пока не явилась Аой. Девочка не постеснялась схватить меня за руку прямо на лавочке и вытащить к приятелям.       Мальчик завистливо смотрел нам вслед. Останавливаться или звать с собой его никто не думал, и позже его забрала мать.       Сота и Дзиро отнеслись к моему появлению чуть радостно — Кобаяси уже успела не раз проесть им плешь по моему поводу. Да, я прячусь за пятилетнюю девочку, и мне не капельки не стыдно. Иначе меня съедят.       Сегодня у меня была отдельная цель, поговорить о шиноби и обучении. Никакой Ино рядом не наблюдалось, но был Сота с отцом-шиноби и электровеник-Аой. И Дзиро, который просто многое замечал и имел отличные отношения с родителями. Поэтому пришлось всё-таки вылезти вперёд первой, перебив недовольно нахмурившуюся девочку и рассказать про разговор родителей.       Оказалось, что шиноби — это круто. Это такие самые сильные, самые могучие, спасают химэ и карают плохих бандитов. Это такие привилегии, закатывал глаза Сота, хвастался, как уважают его отца, какой он крутой.       Это всё в итоге скатилось в мерило родителями и беготню по кругу. Пришлось побегать, но одно было яснее ясного: за шанс стать шиноби дети ухватятся всеми конечностями. Судя по тому, какую плюху Аой отвесила Соте, задиравшему нос на тему, что его-то уже точно возьмут на обучение, как она мрачно говорила, что тоже станет шиноби, почти отчаянно, причём с подтекстом «моя семья будет мной гордиться», не только дети считают эту профессию престижной.       А ещё мой социальный статус в глазах детей ощутимо скаканул. Меня-то взяли в шиноби. В каком гробу и каких тапках всё это мне было, пришлось промолчать. Сота, ранее относившийся ко мне пренебрежительно, вдруг стал выделять больше товарища-Дзиро. Аой фыркала и воротила нос, мальчик-любящий-жёлтые-майки успешно всех мирил и тащил кататься вчетвером на карусели.       Учитывая, что на ней можно было с ветерком прокатиться только если катаются четверо, то вот наверное тот секрет, почему меня приняли в эту компанию.       На руки Мебуки меня сдавали втроём. Ребята как-то очень трепетно отнеслись к тому, что я ещё отхожу от болезни. И если у Дзиро это была полновесная продуманная забота старшего в семье ребёнка, то у остальных проскальзывало пиками кудахтанья, от которых было не просто отбиться.       Мебуки всё ещё была мной недовольна. Точнее, моим нежеланием быть шиноби. Даже для меня, по сути, паразита-вселенца, это было более чем ощутимо, то как же трясло бы на моём месте её родную дочь? Взгляд само собой прибило к земле, дважды пришлось себя одёргивать, чтобы не ёжиться. И это мне ещё явно не показывали мою неугодность.       Извиняться никто не собирался.       

***

      Дома царит всё та же ровная атмосфера. Те же прописи, кисточки, порошок растереть, кисточку вымыть, не уронить тарелку, доесть овощи. Кизаши тоже молчит. Если они думали, что молчанием смогут чего-то добиться, то они ошиблись на полгода. У меня не просто окно, у меня есть целый мир. И если задам вопрос, я наверняка получу ответ, но вот что он будет сказан тем же тоном, что инструкции Мебуки, когда та выдавала мне сегодня бумаги и письменные принадлежности, я не сомневаюсь.       Стоит ли оно того?       Я думаю над этим вопросом ещё пару дней, когда Мебуки оставляет меня дома, с наказом ничего не разворотить и с обедом на столе, под деревянной крышкой. Бабушек с обеих сторон не предвидится, вопреки обычаям взрослых дома не остаётся. Вопреки тем же обычаям я не цепляюсь за Мебуки, что очень любят местные. Ведь сначала она была совсем чужой, а потом в моём распоряжении было полгода.       Потому я с упорством, достойным лучшего применения сижу и пачкаюсь в туши. Самое страшное это заляпать одежду. Стирать долго, сменки мало, и счастье ещё, что я хожу в относительно современных, просторных, легко стирающихся и быстро сохнущих вещах. Старшее поколение поголовно в кимоно, многослойном, с завязками и прочими извращениями. За испачканное кимоно со мной боюсь не то что не разговаривали бы, со мной не сидели бы за одним столом, ибо сидеть мне было бы слишком больно. Потому благословите Ками местного создателя футболки.       Значки простой азбуки уже уверенно ложились на бумагу. Не в одно движение, но символ овала с палочкой уже был овалом с палочкой, а не со звёздочкой из-за скатившихся чернил или невовремя распушившейся кисти. Привычно, на половине второго листа мне надоедает. В конце третьего хочется кинуть эту симпатичную тушечницу, и эту баночку с водой, и проклятую теряющую волоски кисть в стену.       На голой силе воли и воспоминаниях о высшем образовании удаётся дорисовать пятый лист. Но результат более чем отвратительный — строки скачут по нелинованной бумаге, до сих пор прослеживается скос в письме и попытки привычно протянуть текст от левого верхнего в правый нижний, чёткость это вообще что-то мифичное, а посреди листа вообще кляксы от воды. Не получалось, кисть сводило, поговорить не с кем. Просто высказаться, о чём-то, что будет понято. О том, что иероглифы это пиздец. О том, что кошки здесь крупные и так жалко, что не даются в руки на погладить. Без снисходительной привычки взрослых пропускать трескотню детей мимо ушей. Без детской непонятливости и невозможности воспринимать оперируемые концепции.       Так что да, меня опять развело на слезоразлив. В своё оправдание могу сказать, что этого никто не видел и лучше такой выход стресса, чем сбой посреди объяснения по поводу моей предстоящей карьеры.       Кисть потихоньку отпускало, удалось без ушибов выползти из запрещённой для девочки позы недо-лотоса, в связи с отсутствием родителей принятой мной во имя удобства. Традиционные «на пяточки» вызывали полное онемение конечностей, поэтому либо стулья, либо лотос. Ну и да, мне было велено терпеть «пяточки» у низкого столика каллиграфии.       Боль — не тот стимул. Цель научиться не прилично сидеть, а прилично писать. Поэтому пяточки очень быстро перетекают в удобный лотос.       После получения регулярной порции знаний в куцую голову, приходит время самого бесполезного.       Чакра. Медитация. Меня приняли в шиноби, и она тут точно где-то должна быть!       Сидеть, лежать, стоять. Пытаться найти очаг в животе, тенкецу на теле, третий глаз во лбу и все слои ауры разом.       В основном получалось думать. Чего-то такого, потустороннего, внутри не обнаружено. Это так же нереально, как ощутить текущую по венам кровь. Вот ты знаешь, что она есть, рядом, даже, возможно, перед глазами — но не ощутить. И тут та же пропасть.       В общем, прошёл почти год, а в этом деле не было сдвигов. Нет и не чувствуется. И я даже не знаю, как «чакра» зовётся на местном. Слова «ци» точно в речи не мелькало, остальное вызывает сомнения.       

***

      Диван — мягкий. Нет, он жёсткий, секционный, но лежать на нём мягко. Щиколотки голые, сквозняком тянет. Глаза слезятся. Пытаюсь пойти от противного, не почувствовать чакру, а почувствовать тело. Осознать ощущения. Проникнуться. Не скатиться в диком вое от головной боли, потому что таблетки горстями мне никто не отменял, и побочки вылезают как раз при подобном напряжении.       Остаётся только познавать себя. И прочие извращения. Поэтому лежу, чувствую. Результаты — нулевые. Хочется что-то делать, мысли идут, второй раз прихожу к выводу, что держу кисточку неправильно, и мстительно хочется насыпать соли в заварочный чайник. Чакры нет.       Обычно на второй-третий час приходят мысли, что за художества и пинки в сторону шиноби с меня сталось бы подпилить гэта Кизаши и за ночь ушить все кимоно Мебуки, пересыпать все специи из одних мешочков в другие, поменять упаковки слабительного и снотворного и ещё ряд не менее впечатляющих действий во имя выражения несогласия с официальной позицией Харуно. А потом вспоминаю, что мне с ними жить. Что это ничего не изменит. Что они именно те, кто хоть как-то обо мне заботятся.       На том моменте понимаю, что всё, дальше либо творить хуйню, либо плакать. Поэтому встаю и громко шлёпаю голыми пятками по настоящему деревянному полу подальше от надоевшего дивана. Приду к себе в комнату, сяду в полу-лотос, возьму свиток с картиночками, буду рассматривать.       Мне очень скучно. Но это так ничтожно по сравнению с тем, как весело и разнообразно меня будут убивать в будущем, что остаётся только смириться и идти дальше.       Делать совершенно нечего.       На детскую площадку в одиночку не очень хочется идти. Всё-таки дети остаются детьми и мне с ними неинтересно. Как минимум потому, что тело всё ещё болит и я не нуждаюсь в столь активном выбросе энергии. Она мне нужна для самолечения.       Ну, собственно, и главный конфликт как раз в том, что вот она, мечта тысяч и тысяч. Попадание! Новый мир, известный канон, шанс всё исправить.       Ха.       Без чакры хрен мне, а не тренировки и убер-сью в перспективе.       Без учителей-ответственных взрослых и перспективы банальны, как в любом мире у среднего класса.       Без грамотности тупо скучно — какие тут развлечения, если даже книгу освоить никак?       Вот такая она, моя волшебная сказка.       Оставалось только уйти подальше от дивана и пошлёпать на кухню, в прихожую, в зал и устранить следы своего пребывания, перед тем, как подняться к себе за свитками и картиночками. Быть призраком, не оставляющим следов в окружающем раз и навсегда установленном порядке, считалось хорошим тоном в доме Харуно. Не считай я точно так же, это принесло бы мне немало проблем. А так меня всё устраивало, ведь даже если копаются в личных вещах, главное, чтобы хозяином ничего не было замечено.       А если Мебуки и Кизаши действительно имели хоть какое-то отношение к шиноби, не говоря уж о статусе и ранге, они могли и не только переворошить в своём доме вещи своей дочери так, чтобы та ничего не заметила.       Тормознув у лестницы и задумчиво уставившись на крашенные простые доски перил, пришлось таки признать: я в действительности не знаю, на что на самом деле способны шиноби. Какие-то предположения из той жизни, что-то мельком увиденное и услышанное тут. Большой, богатый и достоверный багаж знаний.       От собственной самоуверенной детской упёртости хотелось побиться лбом о стены. Но стены здесь тонкие, поэтому пришлось просто устраиваться на ступеньке, обхватывая руками голову. Ну вот кто, кто лезет в воду, не зная броду? Я, конечно. Я же тала-ант!       Сидеть и раскачиваться, вот и всё, что мне оставалось, когда в черепной коробке включились последние останки мозгов. Потому что всё, что я знаю о шиноби, это разговоры на детской площадке и рисованный мультик. Всё, что я знаю о Харуно, это внешность трёх известных мне. Всё, что я знаю об этом мире, это то, что ирьёнинам в руки я не хочу. О себе — что у меня вечно больная голова. А что могут шиноби? А обычные люди, самураи? Какая власть у даймё? Что за растения растут за заборчиком уютненького города? Что за животные там бродят и правда ли, что до сих пор самый страшный из них — человек?       И во скольких ещё пунктах я не вижу не то что картины, но даже кусочков мозаики и ошибаюсь так смертельно, безоглядно и бездумно?       Плакать, в принципе, было уже привычно. Как и чувство беспомощности.       С чего этот вроде бы смешной приступ? До меня как-то резко дошло, что педантично перебрать все вещи и сложить обратно в том же порядке, чтобы дилетант ничего не заметил, основное умение шиноби. Базовое, самое простое. И будь родители Сакуры шиноби — а я даже не знаю, так ли это — они запросто нашли бы всё, что мне захотелось бы спрятать. И не только нашли бы, я, как оказалось, прекрасно помню, что могли люди из моего мира, что могли шиноби из сериала «Наруто», но в душе не ебу, что могут местные шиноби. Мир, полностью повторяющий сериал? Не в том случае, когда над аниме работало несколько команд и разных людей. Как минимум отсутствие Ино. Хотя дразнилки «толстолобая» тоже ещё не пошли, как и я в Академию-сад-шиноби. А итогом как осенило, как осознание, такое болезненно-резкое: я ничего не знаю об этом мире. Причём не из серии «как оно на самом деле работает», а из серии «попал под машину, переходя МКАД, ибо не знал, что такое светофор».       От слёз опять разболелась голова и наверх пришлось ползти в прямом смысле этого слова.       

***

      Такой день — наедине с собой, прописями, накрытой крышечкой едой, пустым чистым домом и закрытой входной дверью, в которую часа в четыре входит Мебуки и иногда выводит погулять на часик-другой на площадку, под присмотр других мам, пока сама бегает по магазинам за свежей едой, стал обычным. Было время заниматься прописями, без шанса отвлечься на что-либо другое или интересное. Время побиться в стену собственной тугоумности, пытаясь ощутить и понять, что же за зверь такой чакра, но пока получалось что он сначала неуловимый, а уж потом всё остальное. Взрослые тщательно следили, ем ли я таблетки, регулярно отводили на осмотры в больницу, и лишь там мне стало понятно, что ранее мелкие ирьёнины проверяли меня во время моего дневного сна, опасаясь, что в любое иное время я буду им мешать и закатывать скандалы.       Наивные.       Если это во имя моего собственного здоровья, то действовать я буду строго по рецепту. Режим, благо, в больнице привили и особых усилий оно не требует. Так что пациент из Харуно Сакуры золотой, делает, что скажут, не капризничает, не мешает. Это наедине с собой это не девочка, а слезоразлив и мечущаяся паника подвешенного состояния, во всё остальное время надо шевелиться. А то примут за труп и закопают.       Помимо явления в госпиталь или больницу, честно, не знаю пока, как правильно, пользуются тут двумя формами слова с разными исходными корнями и значениями, разобраться, как правильно, пока не удалось, я продолжаю учиться и пытаюсь узнать что-то новое о мире. Допрос родителей показал следующее: либо этот мир безумнее, чем все японские хентайные истории вместе взятые, либо моё желание что-то узнать приняли за попытку выклянчить сказку. В любом случае, пришлось закругляться. Не потому, что мне моя психика дорога, а потому, что Кизаши, с серьёзным одухотворённым лицом рассказывающий про демона с глазом-в-заднице, страшнее тренировки на выдержку. Попробуй не разразись громовым хохотом от этого выстраданного выражения вдохновения на лице взрослого мужика.       Да, я циничное дитя своего мира, ничего святого.       И это даёт мне шанс.       И этот призрачный шанс сначала осмотреться, привыкнуть к кисточкам и бумажным стенам, девушкам-одной-фигуры и гулкому языку провалился в тартары. Ибо меня ждало подобие местного детского сада для будущих шиноби, а родителей Сакуры почти свобода. О чём меня не поленились просветить дней за пять, пообещав для начала оставлять там на пару часиков, ибо мамочке надо отдыхать.       Во-первых, я не хочу ни братьев, ни сестёр, о которых придётся заботиться естественно мне. А вторая беременность это как раз те грабли, на которые налетают оставшиеся без проблемного ребёнка родители. Во-вторых, я категорически не хочу ассоциировать себя с дошколёнком, приучаемым к саду и скудному рациону. В-третьих, это со мной-то кто-то уставал? Я золото, а не ребёнок, могу честно сказать с высоты своего возраста и опыта общения со сверстниками.       Дуться было некогда. Последний шанс растрясти родителей и Аой с компанией на информацию, потому далеко и надолго идут принципы, упорство и гордость. Да, теоретически, продолжая настаивать на том, что я не хочу быть шиноби каждый раз, когда они поднимают эту тему и уточняют, не изменила ли Сакура-тян мнение, однажды они таки переведут меня из Академии куда нибудь в более полезное место. Но отмолчаться тоже вариант. Как освоюсь и огляжусь, дёрнусь в нужную сторону с нужными аргументами, хотя бы представляя, что могут родители реально, потенциально и по закону. И не только они, может оказаться так, что доля шиноби с позволения родителей лучшее, что ждёт девочку, вдруг государству победившего коммунизма будет более нужна запасная печень, сердце и почки честной девочки Сакуры, чем мозги и гипотетические возможности, что могут пользы и не принести.       Аой, Дзиро и Сота всё-таки дети. Но есть такая тенденция: дети вырастают. Да и я всё-таки не полный социопат, да и вливаться в мир и что-то смутное, никак не определимое, что мешает закрыться дома и общаться только односложными предложениями. Возможно, опасение, что это тупиковый путь. Возможно, резонный поиск дополнительного источника информации. Возможно, банальная привязанность.       Сказки пошли мимо. Прямые и намекающие расспросы пару раз на площадке предсказуемо заканчивались качелями и робкими попытками свести игры в менее активные. Иногда с помощью Дзиро это даже удавалось. Он был самым спокойным из всех, у него было два младших и, возможно, скоро будет третий, потому дома активности и шума ему хватало, но и он любил побеситься. Про Аой с её энтузиазмом и Соту-сирену добавить особо нечего.       Но что-то получалось. Например, зайдя со стороны химэ удалось узнать, что Даймё — самый главный аристократ, и возник он не как сёгун, выросший из военной аристократии и по факту Главнокомандующий, захвативший власть в стране силой, а из глубин веков вырос древний род, которому принадлежали земли и богатства. Уточнить, как основатель рода получил и удержал всё это, не будучи воином, не удалось.       Всё с той же химэ однажды удалось сделать неожиданное открытие: Сота отменный рассказчик. Тогда мы устроились на бортиках песочницы и, растрепав шевелюру, пацан как всегда высокомерно-задиристо предложил рассказать историю. Аой тут же уточнила, что она должна понравится и ей, и мне, и Дзиро, на что нас оборжали и всё-таки начали действительно захватывающий рассказ. Про дочку аристократа, про спор за землю, про двух беглых самураев, про романтические чувства дочки к одному из воинов, про шиноби, нанятого вернуть либо дочку, либо документы, которые оказались у второго ронина. И про то, как в итоге шиноби прирезал самого аристократа, потому что тот отказывался заказывать миссию сам, мол, это его замарает, и заказчиком потому не считался, а миссию брал его советник, чьим внебрачным сыном и оказался один из самураев.       Дочка аристократа вышла за него замуж, шиноби получил свой гонорар, документы почили в той же бозе, что и спесивый отец решительной девушки, сговорившейся с советником, что её воспитывал, когда родной отец ещё крутился при дворе. Всю глубину, иронию и подтекст истории не понял, наверное, никто кроме меня, но учитывая, что Сота старательно не сбивался на «отец» вместо шиноби, история таки имела место быть. Грязная и некрасивая по факту, из пересказа Судзуки Сота, сына ниндзя, стала настолько завораживающей сказкой, что мы ещё минут двадцать отойти не могли, все. Так он отметил прошедшее принятие его в ряды доблестных будущих шиноби, нынешних учеников Академии.       Потом как всегда встопорщился, раскричался, запрыгал, они с Аой мигом набросали-расчертили мини-план на земле и начали играть в помесь догонялок и вышибал, используя вместо мячика круглый шар из ниток, непонятно откуда извлечённый Кобаяси. Словно серьёзный, вдумчивый Сота с на редкость проникновенным голосом только пригрезился.       Как минимум про мир и отношения высшей аристократии мне стало чуть яснее. Гораздо хуже обстояло дело с тем, как это использовать, потому информация была отправлена в память, а дети стали потенциальным объектом допроса.       С родителями дела обстояли немного хуже. Стоило проявить хоть каплю интереса, и мне было бы не отвертеться от куная и печатей. Интерес миром привёл к сказкам, оставалось только задавать каноничные вопросы. «Почему небо голубое», откуда этот стул, где делают еду, кто привозит продукты в магазины, чем мясо отличается от овощей, кроме как на вкус и методами готовки, и так далее. Помимо очевидных ответов, что животных кушают, потому что они не люди, обнаружился провал в знаниях Мебуки. В сухом голосе знаний физики, а точнее оптики, не обнаружено.       Зато ругаться я могу десятком светлых Ками поимённо.       Отца Сакуры почти не видно. Нет, он исправно появляется в доме, кивает мне-ребёнку и скрывается по своим делам, иногда переговариваясь с Мебуки, которая от его внимания заметно расцветает. У них и раньше были тёплые отношения, а что случилось сейчас для такой радости мне никто не сообщал. Это было не моим делом, на самом деле, но несколько беспокоило, чем именно оно обернётся для меня.       И оставались мне только ребята-ровесники. И на самом деле бабка надвое сказала, помогут ли мне привычные трое или полезнее было бы сунуться к другим. На самом деле детей там было более чем достаточно, но принцип деления общений никто не отменял. Да, в целом все достаточно взрослые, чтобы не затравить за попытку общения, а выдать какой-нибудь результат, но тут дело тонкое. Потерявший компанию будет терять её снова и снова, пока за кого-нибудь не уцепится. Дети не злопамятные, просто они — маленькие взрослые.       А больших взрослых у меня из знакомых нет.       Поэтому сейчас придёт Мебуки, я подожду, пока она переоденется, придёт в себя, поест, посмотрит на мои почеркушки, и всё-таки поведёт меня на прогулку. Детская площадка, карусель и свежий воздух. Оставалось только достать уличные штаны и футболку, проверить, все ли капли туши со стола вытерты, и поприветствовать вернувшуюся женщину.       Под шум открывающейся входной двери я снова становлюсь «Сакурой-чан» и приветствую Мебуки.       

***

      Аой с каждым днём становилась всё мрачнее и огрызалась на некоторые темы совсем по-взрослому. Почему вопрос «станет ли она шиноби» так остро стоял для ребёнка, я не понимаю, но временами она тихо плакала, и даже Сота её не дёргал. Тот же пятилетний Дзиро на вопрос о том, чем будет заниматься и кем станет проявлял большее равнодушие, кивая на родителей. Судзуки вообще боготворил отца-героя и обожал идеальную домашнюю мать, регулярно соревновался с Кобаяси о том, чьи родители «самые-самые», а тут разве в начале поддевал тем, что он-то в родителях не сомневается, а потом замолчал.       По-прежнему играли в шиноби и принцесс, спасали-воевали, катались на каруселях. Дзиро окончательно вторым потоком поступил в Академию шиноби. Отвлечь от грустных мыслей после этой новости Аой было почти невозможно, хотя ребята старались. Но Сота с Дзиро всё равно обсуждали перевод утренних занятий с общей группы в специализированную и тамошние дела.       На самом деле с четырёх-пяти лет, с весны, начала учебного года, ребята ходят в группы образования, те, кто могут себе позволить. Черноногие и специфические ремесленники не тратят на эту бесполезную штуку времени, они помогают родителям, те же их и учат. А в случае необходимости уже в более взрослом возрасте осваивают то же самое на тех же самых курсах за ту же плату, но за полгода, больше им в жизни и не надо. Люди, которые могут позволить себе более престижные, минимум для среднего класса садо-группы, отправляют детей с тех самых пяти лет весной на полдня. То самое утро, когда я корябаю пародию на иероглифы, мои сверстники сидят и осваивают групповые хлопки в ладошки и хождение парами. Основы концентрации, вежливость и этикет. Не счёт и письмо, а именно социальные навыки, на развитие которых и направлены эти группы. А уже после обеда все гуляют свободно или занимаются дома с родителями.       У меня от этих занятий освобождение по болезни, до которой Сакура ходила в общеобразовательную группу, параллельную группе Аой, Сота изначально ходил в отдельный класс для будущих шиноби, Дзиро перевели в его группу уже при мне. Когда больничный кончится, мне придётся ходить в их же группу. Аой же, как легко догадаться, будет заканчивать не три класса шиноби, а потом Академию-школу, при которой официально и идут «подготовительные-пре-генинские курсы», а четыре года общей подготовки, после которых ничего не предусмотрено. Всё-таки тут не мой мир с обязательным средним образованием, кто-то обходится четырьмя классами, кто-то учится убивать. Причём и там, и там предусмотрен механизм ускоренного завершения обучения и принятия взрослых обязательств, но до конца разобраться, что там и как, мне пока не удалось. Сложно.       А ещё у аристократов, правителей и придворных совершенно иная система обучения, что и неудивительно. Причём всем этим зоопарком заведуют власти на местах, по факту кто-то вроде даймё города, в Конохе, например, Хокаге Сарутоби Хирузен сам решает, кто и как учится, сколько денег идёт на обеспечение Академий, сколько они берут с учащихся или каким из них выплачивают стипендии.       А вот чему и как учатся всякие небогатые и бесполезные (будущие чакропользователи — отдельный разговор) людишки, власть и деньги имеющие не беспокоятся. Будут растить еду и заниматься чем найдут. Авось выживут. А нет — не велика беда. Рожают много, размножаются быстро, три мировых войны пережили, численность населения позволит и Четвёртую.       Шиноби тут учатся дольше, чем гражданские. Четыре года против трёх и трёх. Но шиноби и важнее гражданских, для руководства деревни шиноби уж точно. А ещё, как уже не раз замечалось, это ещё и сильно престижнее. Чем, я смогу объяснить, только если доживу до возраста прихода дивидендов.       Возвращаясь к снова загрустившей Аой, грустно тыкающей палкой в песочницу, я даже не знаю, стоит ли подходить. Дзиро с Сотой чуть в стороне лепят из песка и обломков кустов, где нашли-то, лабиринт, а девочка явно грустит. Вообще, по жизни Кобаяси электровеник, который даже прямым ударом лба об качели не тормозится, но сейчас она очень грустит. Мальчишки трусливо делают вид, что не замечают этого.       А я взрослый разумный человек. И судя по взглядам двух пар глаз — именно сейчас надо отрабатывать приём в их тесный круг. Плачущая маленькая женщина — определённо то испытание, что ставит в тупик любого цивилизованного человека. Потому что моя цивилизация не приемлет слёзы, как публичное выражение чувств, они кажутся чем-то неприличным. Но мне остаётся только подойти к Аой.       К девочке, что на самом деле мне помогла, когда меня только выпустили из больницы и от большого числа детей и непривычного места меня рвало в истерику. А истерики могли вызвать рецидив состояния, это мне недавно сказали, а до этого ходили на цыпочках и не волновали. Такая оббитая мягкими стенами палата. Из которой мне помогли выйти не набив шишек.       — Аой-тян, что-то случилось?       — Сакура! — мгновенно укорительно вскинулась девочка, неумело подражая взрослому возмущению, — мы же договорились на просто «Аой!»       — Ну ты сидела такая грустная, что я не могла не, — и хихикнуть. Бросок, успех. Повелась, выползла из грусти и апатии. Очень общительная Кобаяси среагировала на нарушение привычного «мы лучшие близкие друзья!» на нас четверых. Потому что «Сота-сан» и «Дзиро-кун» использовались в качестве дружеских поддёвок.       — Я просто…задумалась.       — Поделишься?       Аой отрицательно качает головой. Глаза грустные-грустные, блестящие, но она не плачет. Мне от этого очень позорно легче. Потому осторожно беру её за локоть и веду к ребятами, и весь день, до тех пор, пока меня не увела Мебуки, мы играли в её любимую версию догонялок и нечто вроде коллективных ладушек.       А на следующий день меня перед прогулкой у входа на площадку поймал Сота. Поклонился Мебуки, цапнул за руку и утащил в кусты, где, тщательно оглядевшись, нахмурился.       — Мы с Дзиро в одном классе. Я спросил у мамы, она посмотрела, ты будешь в другой группе, но всё равно в нашей районной Академии.       Районная Академия это на самом деле не Академия. Это тот самый сад для мелких, в котором два года учатся гражданские, переходящие потом в старшее гражданское крыло, где и доучиваются ещё два года. Отдельно, но на той же территории стоит крыло для будущих шиноби, где учатся все три года. И Аой, что раньше была вместе с Дзиро, теперь там осталась одна, ведь и я скоро составлю компанию ребятам в шинобийском. И с ними же мы потом пойдём в уже действительно Академию, а не на подготовительные курсы при ней. Сама Академия это уже отдельное здание, со своей территорией и не раз упомянутыми полигонами. И нет, такая она не одна. Главная — да, одна, но туда конкурс дикий. Остальные закреплены территориально, как и больницы. Коноха — деревня, но очень и очень большая. Так… средний мегаполис с общежитиями и коммуникациями, не хотите ли? И благоустроенная больница, в которую принесли тело Сакуры-чан, тоже не знаменитое детище Цунаде, а наша районная клиника. Да, в ней тоже работают и лечатся шиноби. Потому что в Скрытой Деревне конечно гражданских-обслуживающих больше, чем чакроюзеров куная и гарроты, но вся, абсолютно вся жизнь крутится вокруг шиноби.       — И это будет скорее всего на следующей неделе, — припомнив разговор в больнице и вчерашнее «ты в понедельник пойдёшь на курсы Академии» от Мебуки, пришлось согласиться, ведь всё скорее всего именно так.       — А Аой не пойдёт! Ты согласна что-то сделать, чтобы её взяли если не с нами, то с тобой? — угрюмо уставился на меня Сота. Меня аж передёрнуло.       — А что, по-твоему, я могу сделать? — всё-таки пришлось уточнить.       — Я потом скажу, — кивнул мелкий заговорщик и поломился сквозь кусты в сторону площадки.       Восхитительно. Потому что Аой, конечно, жалко, что она так убивается, но это, может, и к лучшему. А вот то, что может придумать Сота, меня всё-таки пугает. Он мальчик с воображением, и если мне придётся идти к директору и умолять его взять Аой… Я пойду. И нет, я конечно стесняюсь и всё такое, но тут тонкость менталитета. Просить за девочку может либо девочка, либо родственник. Так же, как и за мальчика либо мальчик, либо родственница. Или часть команды, сослуживец, коллега, член одного клуба. Иначе неприлично.       Продираться сквозь кусты пришлось и мне. И либо это детская неловкость, либо эти кусты плод любви Шодай Хаширамы к сакэ.       

***

      А потом настал понедельник. Так совершенно обыденно и предсказуемо, но совершенно внезапно. Меня рано подняли, выдали стакан сока и пол-яйца, добавили персик, одели и куда-то повели. Хвататься за косяки и орать, что не пойду? Свалюсь с дичайшей головной болью, меня всё равно оторвут от всех дверей и поставят перед дверьми академических курсов. Знаем, со школой в родном мире было так же. Не со мной, но картина более чем ясна, особенно с учётом упёртых лиц Мебуки и Кизаши.       Потому две улицы и один проулочек меж двумя магазинчиками со свитками и книгами и лавки с музыкальными инструментами мы прошли молча, на удивление — все втроём. И после буквально четверти часа пешком перед нами был он. Забор.       Высокий, нормальный забор и ворота. Техника безопасности и отделение деревни от закрытой территории, как и ожидалось. После разговора с улыбающимся мужчиной у ворот, лет пятидесяти и выглядящим так, словно он мухи в своей жизни не обидел, Мебуки с Кизаши пропустили, отдельно наметив поклон. А вот Харуно поклонились глубоко, тщательно. Я, на всякий случай, тоже, глубиной и уважением ровно на ситуацию «пятилетняя девочка встречает глубокоуважаемого старичка».       — Это Кадо-сама, директор и заведующий курсов при Академии, — назидательно и очень тихо всё-таки просветила меня Мебуки, — твой руководитель как учащейся класса 1-В, он будет вам на третьем году читать отдельные лекции. Он — шиноби!       — Все учителя в твоём корпусе — шиноби! — засмеялся в ответ ей Кизаши. Пройдя ворота казалось оба расправили плечи и перестали напрягаться и сжимать губы. Убедились, что ли, что я уже не сбегу?       Ох, и забавное я, наверное, зрелище из себя представляю — насупленная девчонка при двух счастливых взрослых. Судя по тому, что Кизаши не торопится на работу, в честь спроваживания меня на регулярные занятия по половине дня он взял отпуск. Как и Мебуки, и понятно теперь, чего она такая счастливая.       А ведь они совсем молоды. Моложе меня. Не нагулявшиеся, не натрахавшиеся, не привыкшие к хорошему, к неторопливому утру с кофе, воскресным ленивым прогулкам, ничегонеделанью и ночным посиделкам до самого утра.       Впрочем, даже я не привыкну. Даже не потому, что подобное тут не принято, а скорее потому, что тут ни интернета, ни настольных игр, ни даже кофе мною не найдено. Последнее было не самым важным, но самым обидным.       — Я почти ничего не знаю о школе. Может, домой, а потом вы расскажете и…       Ладно-ладно, и так понятно. Пришлось втянуть голову в плечи, и моё счастье, что хорового «Нет!» мне не досталось. Не то чтобы действительно была на это надежда, но попробовать-то стоило.       — Сакура, не волнуйся. Всё будет хорошо, со временем ты нагонишь одноклассников, и тебе понравится!       Да, блядь, без сомнения, толпа шумных громких детей понравится мне с крайней формой сотряса. А вокруг были красивые здания, двухэтажные, очень ухоженные. А увидь я такую территорию, с дорожками, фонариками, скамеечками, первой ассоциацией было бы «дорого». Потому что поддерживать в таком состоянии сад или аллею, особенно если она регулярно посещается приличным числом людей, не просто трудоёмко, а требует фанатизма.       — И, когда ты будешь ходить сама, всегда вежливо здоровайся с Кадо-сама, он каждое утро открывает ворота, лично встречает учащихся и закрывает ворота на занятия, и после того, как последний ученик закончит занятия, пока ворота закрыты, сюда входить нельзя. А Кадо-сан всегда так делает лично, на протяжении уже почти двух десятков лет, — пояснил Кизаши, ненавязчиво подталкивая меня к дорожке направо. Налево, видимо, были корпуса общего направления, а справа, за рядом деревьев, то ли клёнов, то ли чего-то лиственного, было обиталище будущих шиноби на три года.       А за спиной Мебуки уже вовсю тискали. Обняли за талию, тёрлись подбородком об шею, бе. Меня аж передёрнуло. Кошмар, развернувшись к которому спиной мне оставалось только идти вперёд. Что же, тут, как и во многих школах, опоздавшие рискуют вообще на занятия не попасть. С одной стороны, это мотивирует и приучает к ответственности, с другой, лично для меня, совы по жизни и медведя-зимнего по духу это не очень удобно.       А ещё странно — почему начальник всех-всех тут, тот самый Кадо-сан, улыбчивый, с усами и седой почти полностью, лично приветствует всех. А это главный вход, главный и единственный, все проходят именно здесь, больше трёхсот дней в году. И будущие шиноби, присмотреться к которым логично и выгодно, и обычные люди, которых в несколько раз больше, чем чакропользователей. Зачем оно ему, я не знаю.       Когда я прошла вроде бы хаотично насаженные деревья, передо мной разом открылся вид на несколько зданий. Двухэтажные, белый камень, дерево, песчаные дорожки, несколько ограждённых площадок, качели-горки тоже есть, забор на крыше.       Ну здравствуй, что ли, моя судьба шиноби.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.