***
Маги и магглы называли Александрией разные города: у магглов это был большой порт в дельте Нила. Основанный еще Александром Македонским, он стремительно разросся и в эпоху Птолемеев даже был столицей, но со временем его значение упало. Еще со школьной скамьи Туни помнила, что Александрия была знаменита на весь мир Александрийским маяком (одним из семи чудес света) и библиотекой. К ее удивлению, маггловские источники весьма противоречиво отзывались о последней: не указывая точно ни ее местоположения, ни общего количества фондов, ни времени, когда она была окончательно утеряна. Маги называли Александрией летающий город: небольших размеров каменный остров был отстроен в незапамятные времена и тогда же зачарован на совесть — все чары действовали и по сей день. Никакие пространственные порталы и пентаграммы на острове не работали, так что приходилось медленно и размеренно добираться по воздуху. Причем наобум на метле (или на более популярном на Востоке ковре-самолете) с городом было не встретиться: без знания точных координат маршрута можно было годами летать в непосредственной близости от Александрии, лишь иногда краем глаза замечая легкое марево. Из всех магических анклавов, в которых Петунье довелось побывать, Александрия оставляла самое неприглядное ощущение. Скорее всего, связано это было с тем, что раньше ее искусственно ограждали от невзгод и опасностей внешнего мира, даруя искусственные тепличные условия. Ныне же ее лицом ткнули в самые низменные стороны жизни, из которых нищета и трущобная грязь были самыми невинными. В первую очередь гнетущее ощущение возникало из-за жуткой неухоженности и замызганности улиц: в тяжелом поле летающего города не могли прижиться домовики, а местные жители слишком высоко себя ценили, чтобы размениваться на презренный труд уборщика. Говорили, когда-то в городе жили особые существа, которые буквально вылизывали дороги от пыли, но посчитавшие их паразитами маги успешно извели «лизунов» под корень. Как результат, многие маги ходили с палочками наперевес, чтобы элементарно расчистить себе дорогу от грязи и помоев. Бедность жителей Александрии была обусловлена ее расположением: каждый глоток воды, каждую крошку хлеба нужно было доставлять с Большой земли, поскольку на летающем каменном острове не росло ни травинки. Потому цены на самые обычные продукты были в буквальном смысле заоблачными. Правда, росли странные плодоносящие деревья с музыкальными плодами, наигрывающими незамысловатые мелодии при свете дня, вот только фрукты эти были совершенно несъедобны. Местные соглашались обучать приезжих студентов чему угодно, но заламывали безумные цены, представлявшие собой довольно скромное довольствие по меркам Александрии. Разбойников и прочего лихого люда в городе было в избытке. Чуть только темнело, Петунья пряталась в своих покоях, а каждую неделю старательно обновляла защиту: еженощные крики под окнами убеждали, что это отнюдь не лишние меры. Но наравне с отталкивающей стороной имелась и привлекательная. В Александрии была совершенно неповторимая, нечеловеческая архитектура: широкие полукружия куполов соседствовали с высоченными башенками, несоразмерный вид которых нарушал все архитектурные каноны и физические законы. Между зданиями (некоторые из которых обыденно стояли на земле, а некоторые парили на небольшой высоте над каменной мостовой) были зажаты узкие улочки, выложенные диковинными плитами и покрытыми вычурными незнакомыми письменами: от некоторых так и веяло сильной, до мурашек по коже магией, другие, казалось, высасывали саму жизнь из ступавшего по ним. Обилие магии изменило город, наполнив его жизнью: то ли квази, по мысли Бааль-Шема, то ли вполне всамделишней, по ощущению Петуньи. Все улочки города давно перестали быть статичными — постоянно менялись, порой двигались прямо под ногами пешехода; здания тоже могли перейти с одной стороны улицы на другую или изменить внешний облик стен. Первое время девушка испуганно вздрагивала, провожая глазами неспешно плывущий дом, отправившийся в гости на соседний переулок, а потом привыкла и даже передразнивала известную басню: «По улице тут дом водили, как видно напоказ; известно, что дома в диковинку у нас». Город был совсем невелик размерами. Обозревая его с высокой башни Университета, Петунья насчитала порядка сотни строений, большинство из которых были весьма невелики, всего в два-три этажа, и пару десятков шпилей — непропорционально тонких, с причудливыми шипастыми утолщениями наверху. Такие башенки были больше похожи на цветок мордовника, чем на жилой дом. И, тем не менее, почти все они являлись пристанищами коренных жителей города, большинство из которых были еще страннее своих жилищ. Казалось, все уродцы мира собрались в одном месте, чтобы вдали от житейской суеты спокойно влачить свое существование: если бы не их высокомерный вид и наплевательское отношение к окружающим, их можно было бы пожалеть. На фоне странного «человека» со змеиным хвостом вместо ног, красивой девушки с роскошным декольте и тремя парами растущих из спины паучьих лап, огромного зеленого слизняка с заплывшим человекоподобным лицом, летающий сфинкс, преподающий Петунье философию, казался почти нормальным. Но главным строением города, центром его уникальной привлекательности для магов со всего мира, являлась знаменитая Александрийская библиотека. Она располагалась в подземной части города в огромной пространственной лакуне, в которой легко поместился бы с десяток Александрий. Вся лакуна состояла из настоящего лабиринта неровных переходов, заставленных книгами от пола до потолка, причем в большую часть помещений не отваживались заглянуть даже постоянно живущие в библиотеке архивариусы. В комнатах сам собой загорался и гас свет, порой возникали особые звуки, на некоторых стенах внезапно начинали расти необычные мхи и лишайники (зачастую ядовитые), которые исчезали по неизвестным причинам несколько месяцев спустя. Порой огромную территорию библиотеки охватывал ужасный пожар, который безжалостно уничтожал все вплоть до саламандр и фениксов. Но при этом он же преобразовывал устаревшие глиняные таблички и свитки папируса в компактные журналы и книги, попутно обновлял символы в сгоревших фолиантах, «переводя» их на более актуальные языки. Это делало старинные труды по-настоящему доступными, от чего библиотека пользовалась необычайной популярностью: каждый ученый почитал за честь подарить авторский экземпляр своей монографии и оставить рабочие заметки в наследство. Самые древние из описателей библиотеки уже застали ее такой: переполненной знаниями и опасностью, поэтому выдвигались самые немыслимые гипотезы, вплоть до инопланетного происхождения некой неповторимой разумной сущности (как иначе объяснить «переводческие» последствия пожаров?). Многочисленные исследования раскрыли некоторые закономерности, но все понимали, что это была ничтожная часть загадки. Сами жители Александрии давно махнули рукой на странности и относились к библиотеке как к соседу-вулкану: жить неудобно, порой опасно, но давно привычно. Именно в библиотеке Петунье читали почти все лекции курса, и были они одна другой страннее. Летающий сфинкс, которую все знали как Изиду, преподавала философию с явным египтологическим уклоном, и у Петуньи закипал мозг в безуспешных попытках понять учение о множестве душ, а главное — зачем ей нужно это устаревшее знание. Огромный слизняк читал ритуалистику и жертвоприношения, отвратительно причмокивая после каждого тошнотворного тезиса, отчего девушку мутило, и она втайне мечтала испытать предмет на педагоге. Богомоловидный старичок с шестью руками преподавал египетские иероглифы, каждый из которых сам по себе был многозначен, а в совокупности они и вовсе взрывали сознание бесчисленностью смыслов. Местное зельеварение в корне отличалось от традиционного, делая основной акцент на мумифицировании бренных останков, и Петунья выходила с практики с квадратной от обилия новых знаний головой. Из всех учителей действительно ей импонировал только один, причем роднила их не только общая родина, но и знакомство с профессором Биннсом из Хогвартса, оказавшегося родным братом александрийского преподавателя.***
Аластарх Биннс был невероятно старым на вид человеком с морщинистым лицом и опущенными веками, отчего его тусклые глаза казались постоянно полуприкрытыми. Фигура у него была сутулая и зажатая, ходил профессор медленно, шаркая. Оставалось только удивляться, как он умудряется преподавать теорию темпоральной рунистики, ведь его обильно покрытые пигментными пятнами руки непрестанно тряслись. Несмотря на то, что говорил он очень медленно и обстоятельно, свой предмет он преподносил очень доходчиво и наглядно. Занятия начались в одной полупустой аудитории, где помимо свитков на обильно изукрашенных резьбой полках в центре протекал небольшой ручеек. Русло его было выложено крупной галькой, на некоторых камнях были сделаны примитивные насечки. Как и большинство теоретиков, начал новый профессор Биннс издалека. — Исторически темпоральная рунистика создавалась на базе недомолвок и утаиваний. В свое время древнеегипетские жрецы умолчали о целом ряде ограничений при времяшествовании. Возможно, что-то о том же сильном течении жрецы бога Тота и не знали, но догадывались уж точно. Зато в результате они получили целую нацию, воистину великую цивилизацию, которая не жалела ресурсов на попытки переиграть судьбу, и которая была готова приносить на алтарь науки своих лучших детей. Надеюсь, вы не думаете, что Тутанхамон так просто был пышно погребен в столь юном возрасте? «Вообще о нем не думаю. Какое мне дело до фараона, который умер больше трех тысяч лет назад?» К счастью для Петуньи экскурс в историю закончился быстро. — Темпоральная рунистика исследует два параллельных предмета — перемещение во времени и изменение личного времени мага. Начнем с основ первого. Самый простой способ времяшествия использует особый артефакт — хроноворот. Вот у нас есть лист... По руслу реки медленно заскользил небольшой кленовый листок. — Здесь с ним что-то случилось… Одна из зарубок на гальке замерцала, а на листе медленно проступило ярко красное пятно. — А здесь он решил переиграть судьбу и воспользоваться хроноворотом. Профессор протянул дрожащую руку к листу, поднял его из течения реки и переместил вверх по течению, пронеся мимо мерцающей зарубки. Петунья удивленно сморгнула: вниз по течению скользили два листа, один из которых сиял красным пятном. — Еще не пользовавшийся хроноворотом лист называют Ат (или След), а переместившийся — Хаой (что значит отставший путешественник или Ходок). Как видите, Ходок вернулся с изъяном, которого у Следа еще нет. Они плывут параллельно до События (Сим), после которого у Следа появляется изъян. Наконец, они доплывают до того момента, когда использовался хроноворот, и далее по течению плывет только Ходок, занявший место Следа, который в свою очередь вернулся вверх по течению. Все верно? Наверное, пару веков назад в вопросе пряталась ирония, но старческий голос теперь звучал слишком слабо. Но Петунья была благодарна за наглядное объяснение и подыграла. — Возможен ли вариант, при котором Ходок смог спасти След от изъяна? — А давайте посмотрим. Чистый и пятнистый листы вновь плыли рядом до мерцающей зарубки, над которой профессор Биннс сделал легкий взмах рукой. След остался чистым, и листы мерно скользили вниз по течению. Вот только врожденный скепсис мешал Петунье порадоваться за везунчика. И неспроста. Стоило листам достичь той точки, из которой Ходок уходил вверх по течению, как оба листа скукожились и истлели в прах. Ручеек продолжал спокойно журчать. — Не повезло, — спокойно констатировал Биннс. — Дадим ему еще шанс? Вторая попытка оказалась не лучше: листы затонули. На третьей сгорели, на четвертой… «Наглядное предостережение, не поспоришь». — Это сильное течение? — мрачно спросила Петунья. Профессор медленно закивал. — Частный случай. Река преодолевает парадокс о том, каким был Ходок, отправившийся в прошлое — с изъяном или без. Очень доходчиво объясняет, кто мы со всеми нашими темпоральными рунами в бурном течении. В учебниках, которые Петунья штудировала, часто указывалось на недопустимость встречи с самим собой при перемещении во времени посредством хроноворота. Но объяснения этому запрету приводились на редкость невразумительные: «беда будет», «нарушатся законы времени, и весь мир может рухнуть». А на самом деле это просто страховка от соблазна исправить изъян, возможно, совсем незначительный, и тем самым обречь себя на неминуемую гибель. — Этим объясняется запрет на встречу Ходока и Следа? — Да. На самом деле сама по себе встреча ничего не нарушает: реке времени безразлично где именно находятся листья, пока они плывут параллельно. «Получается изъян вообще нельзя исправить?» Петунья задумчиво потерла лоб. — Это ограничение свойственно только хроновороту? — дождалась покачивания головы и продолжила мысль, — Тогда какой смысл вообще возвращаться в прошлое? — Нельзя исправить изъян Следа. Но некоторые другие изменения возможны. На самом деле сейчас вы понимаете одно из главных ограничений краткого путешествия во времени, то есть такого, после которого Ходок может дожить до встречи со Следом. При кратком перемещении времяшественник должен обеспечить условия для Следа стать Ходоком на тех же условиях, на которых им самим было осуществлено времяшествие. Что-то такое пугающее заворочалось на краю сознания. Петунья сглотнула неожиданный ком в горле и тихо уточнила. — А если не обеспечит, — и сама не узнала свой севший голос — Иначе, дожив до точки икс, он будет похоронен самим временем, — равнодушно ответил профессор Биннс.***
«Наверное, давно пора повзрослеть, и понять, что ничего хорошего меня не ждет. Все эти чудеса, все эти мои идеи о возможной новой жизни — не более чем пшик. Я меньше чем калиф на час. Когда там Северус дал мне хроноворот? Летом 1997? Поздравляю тебя, Туни, ты точно знаешь, какой день не переживешь. У тебя роскошный выбор: 31 октября 1981 и 17 июня 1997». Первое время она бегала по маленькой комнатушке, которая буквально давила убогими стенами, отвергавшими всякую декоративную волшбу. Потом злилась, топала ногами и грозилась кулаком безвестному Третьему, посылая самые черные проклятия на его голову и ругая его словами, которые приличной даме и знать-то не пристало. Затем лихорадочно листала учебник по теории темпоральной рунистики в надежде, что ее опасения беспочвенны, но взбудораженное сознание отказывалось распознавать в черных значках знакомые символы. Она несколько раз открывала зачарованный блокнот, сильно сжимала в пальцах карандаш, но так и не отважилась отправить ни слова. Во-первых, она не знала, что писать. Во-вторых, сама пугалась, что со всякой бедой бежала в первую очередь к Снейпу, словно во всем мире не было человека его ближе. «А ведь и нет. Не Пет же писать о таких невзгодах. Это все равно, что себе!» Ближе к ночи ее начала мучить мигрень, чему также немало способствовали пьяная ругань и крики за окном. Как никогда остро она осознавала свое одиночество — вдали от всего мира, болтаясь почти в километре над землей в чуждом и недоброжелательном городе. Она сжалась в маленький одинокий комочек и тихо плакала, про себя молясь, чтобы эти беды ее оставили. «Я слишком устала все тащить на себе. Я больше не могу. Пожалуйста. Хватит». Высшие силы безмолвствовали.***
Вся в расстройстве и переживаниях, она даже не могла до конца понять, наступило ли утро или окружающая ее убогость есть продолжение ночной бессонницы. Девушка брела по улице, едва заставляя себе переставлять ноги на пути к библиотеке, и тоскливо взирала на серые от застарелой грязи камни под ногами. Она была на одной из небольших площадей, когда раздался странный низкий звук, от которого вибрировали сама земля под ее ногами. Выбитая из печальных мыслей, она непонимающе озиралась вокруг. Не она одна: окружающие тоже выглядели весьма удивленным. — Гриндевальд сбежал что ли? — услышала она негромкое бормотание рядом. — Простите? — обернулась девушка к сухонькой старушке, выглядевшей почти человечно. По крайней мере, в передней верхней части. И если не учитывать витые рога. — Тревога. Кто-то пытается прилететь без уведомления, — пояснила та, махнув в небо рукой с неестественно длинными когтями. И по ее жесту немногочисленные прохожие, один за другим, поднимали глаза вверх, выглядывая незваного гостя. Он был похож на дымчатый черный смерч, клубящийся угрозой и силой, осязаемой даже на расстоянии. Иногда в глубине его мелькали странные черные крылья, словно огромная птица билась в капкане из смога. Он летел по причудливой траектории, и наблюдатели, как завороженные, провожали взглядом каждый кульбит. Недалеко от площади, на которой стояла Петунья, смерч замер, а затем резко ухнул к земле, прямо под ноги девушке. Она едва успела отшатнуться, как тот преобразился в Снейпа, тут же схватившего ее за руку. Высокий, подтянутый и опасный, он был окружен клубами страшной темной силы, притягивавшей взоры. Никто не дерзнул выразить черному магу о нежелательности визитов такого рода. Да и за Петунью вступаться тоже не торопились. «Не сказать, что в этом есть нужда, но хоть из банальной порядочности…» Северус слегка притянул ее к себе и демонстративно поцеловал прямо в губы. От удивления она даже не смогла достойно отреагировать. — Меньше удивления,— низким бархатным голосом промурлыкал слизеринец, — больше радости, моя дорогая невеста. «И откуда он все узнает?» После этих слов большинство прохожих перестали таращиться на парочку и начали расходиться. «Жестокое жертвоприношение отменяется, а значит — ничего интересного» с неуместной иронией подумала Петунья. — Какими судьбами? Лобалуг кончился? Снейп укоризненно посмотрел на нее. — Как можно подозревать меня в такой мелочности? Я подскажу: в Александрии имеется истинный кладезь знания, запретного и опасного… Петунья притворно наморщила лоб. — Погоди, кажется, я что-то такое слышала. Северус тихо захмыкал, порождая негромкий низкий звук. — Пригласишь темного мага в гости? — Ты не оставил мне выбора, — улыбнулась гриффиндорка. Она была чертовски рада его видеть.***
В комнатах, перво-наперво, он накидал целую россыпь заклинаний. Потом нахмурился, отодвинул ее к двери и принялся активно выплетать палочкой замысловатые узоры. — Не страдаю от паранойи, но наслаждаюсь ей? — спросила Петунья. — Скорее, ее последствиями. В отличие от некоторых я живой, здоровый и могущественный, — он удовлетворенно хмыкнул и наложил чары от прослушивания. Судя по некоторым вспышкам, он нашел больше, чем она в свое время. Впрочем, в его талантах сомневаться не приходилось. — Что я пропустила? — уточнила она, активируя руны под чайником. — Так, по мелочи. Лично я больше всего был недоволен подглядывающими чарами. Петунья недоуменно округлила глаза, с запоздалой опаской оглядывая ставшее негостеприимным жилище. — Закрытый город, повальная нищета, обилие запретного знания… Местные развлекаются, как умеют, — пояснил спокойно Снейп. «Могущественным черным магам, может, и нечего опасаться…» — После моего показательного появления связываться с тобой не станут. Единственное, что здесь уважают больше знаний, — это силу. Запоздалое понимание накатило на нее, и она расслабленно присела на кровать: больше садиться было некуда. Северус, помедлив, опустился рядом, и как-то легко, само собой, она оказалась в теплом кольце его рук. Гнетущее одиночество и нарочитая уверенность медленно оставляли ее, пока он медленно и легко гладил ее по волосам. Закипевший чайник вернул их в реальность. Насыпая в чашки заварку, она старалась не поднимать на него глаз, стыдясь своей слабости. Снейп легко сделал вид, что ничего не произошло, медленно встал и с чашкой в руках замер, прислонившись к косяку двери. В гнетущей неловкости тема для отвлеченного разговора нашлась сама собой. — Я думала тебе написать. Хотела с тобой посоветоваться… К ее удивлению, Северус не выглядел не то что испуганным, даже настороженным. — Ты понимаешь, что мы обречены? Июнь 1997 мы точно не переживем, — попыталась воззвать к нему Петунья. — Ты преувеличиваешь проблему, — отозвался он пренебрежительно. — Неужели? — Если я правильно понимаю что такое «изъян», то к нему относятся все приобретенные особенности, в том числе морщины и шрамы. Так получилось, что еще в школьные годы у меня летом обострился аппендицит, поэтому пришлось вырезать по-маггловски… Петунья вспомнила свои злоключения с переломом и не стала уточнять, почему он не обратился в Мунго. — Ныне никаких шрамов от операции у меня нет. И если ты не готова поверить мне на слово, то я могу продемонстрировать прямо здесь и сейчас. Весь его самодовольный вид говорил, что демонстрировать Северус готов многое и стыдиться ему нечего. Девушка притворно нахмурилась и отмахнулась. Снейп, как ни в чем не бывало, иронично резюмировал. — Это другое перемещение. Собственно, я и заказывал такое, чтобы действительно переиграть судьбу, а не несколько десятков лет. Так что учись спокойно и не накручивай себя по пустякам. Разберешься в проблеме, начнем паниковать. Петунья невольно улыбнулась — в изложении слизеринца да при свете дня вчерашние переживания казались нелепыми и безосновательными. Северус легко, самыми кончиками губ улыбнулся в ответ. «Со стороны, наверное, глупо смотримся». Потом она посерьезнела и испытующе посмотрела на него. — Часто ты озвучиваешь девушкам такие смелые предложения? — Впервые, — честно признался Северус. — Сам не понимаю почему, но с тобой мне удивительно легко. Петунья потупилась. С одной стороны, она понимала, что на самом деле скрывается за невинным на вид признанием. С другой, и это могло стать проблемой, вынуждена была признаться самой себе, что эта игра захватила и ее. «В какой момент я перестала контролировать ситуацию?» Она боялась поднять на него глаза, опасалась, что взгляд выдаст ее и Северус увидит в нем слишком много. А, увидев, уже не остановится.