***
Петунья вставала очень тихо и осторожно, боясь спугнуть утренний сон Северуса. Живя один, он, по-видимому, пренебрегал регулярным сном и отдыхом, работая на износ. Девушка почти уверилась, что преуспела, но, почувствовав тяжелый взгляд, обернулась. Словно и не спавший Снейп смотрел угрюмо и настороженно. — Уже сбегаешь? Петунья растерялась от столь недоброжелательной реакции и смогла только мотнуть головой. — Просто хотела сделать завтрак. — Значит, твоя инициатива возникла не на пустом месте? — вкрадчиво уточнил он, пристально разглядывая ее. — Думаю, уж ты-то давно понял, что мои потуги по возвращению бессмысленны, — горько ответила Туни. — Возможно, — не стал отрицать он, — возможно, я ждал, когда ты сама разберешься. Ты слишком упряма и не приняла бы моего объяснения. Нужно было все увидеть своими глазами, во всем убедиться самой. Иначе так легко было бы возненавидеть меня за предательство твоего мужа. Петунья отвела глаза. — Я слишком идеализирую клятвы, — скованно попыталась оправдаться она. — Ждешь аналогичных от меня? — Северус аккуратно поднял бровь. — Сию секунду нет, — чопорно ответила она, старательно поднимая бровь в молчаливом намеке на непрозвучавшее продолжение. Снейп еще больше приподнял свою, давая понять, что этот поединок останется за ним. Петунья кривовато улыбнулась. — Несерьезные отношения меня не интересуют, Северус. Если отношения не будут дарить самого важного, лучше не мучить друг друга и расстаться, как взрослые люди. Он завозился в постели, приподнялся, старательно кутаясь в одеяло и с интересом разглядывая собеседницу: — И что же самого важного они должны дарить? Девушка замерла. Ниспровержение привычных идеалов добралось и до семьи. — Душевную общность, я думаю. Основу для творческих свершений, для совместного, рука об руку роста — профессионального, духовного. Любовь. И свободу — раскрыть себя. Закутанный в одеяло Снейп нахохлился, старательно обдумывая ее слова. — Пожалуй, в этом есть резон. Можно еще добавить уважение друг к другу. — Он помедлил, но затем решительно продолжил, — Петунья, пойми меня правильно, я слишком тебя уважаю, чтобы унижать обычным маггловским браком… «Чем он так плох?» — При этом же не считаю, что мы достаточно хорошо друг друга знаем, чтобы предпринимать решительные шаги по заключению брака магического. Твоя принципиальность допускает для взрослых людей некоторый период проверки в добрачном состоянии? «Как деликатно мы выясняем вопрос о продолжении близких отношений», — с иронией подумала Петунья. Она деланно задумалась, с нарочитым интересом изучая потолок. Вместо того, чтобы проявить нетерпение, этот нахал начал самоуверенно усмехаться, сохраняя при этом тактичное молчание. Еще какое-то время девушка старательно выдерживала паузу, но, бросив очередной осторожный взгляд на Северуса, она тоже начала улыбаться. — Ох, как сладок плод грехопадения! — бархатным голосом констатировал он. Петунья робко улыбнулась и виновато развела руками.***
Она, однако, настояла на том, чтобы «проверка» была полноценной — с переездом, общими трапезами и совместным досугом. Нахмурившийся, но неохотно уступивший, Северус ее насторожил. А дальнейшие две недели показали, что подозрения были небеспочвенны. Снейп сразу выделил в режим уединенности и даже неприкосновенности свою лабораторию, в которой закрывался с утра и до позднего вечера, не отвлекаясь на такие мирские глупости, как еда и отдых. Разумеется, предоставленная себе самой Петунья не скучала, тем более, что состояние дома буквально взывало к подвигу. Но подобная ситуация не казалась ей… правильной. Вдобавок он откровенно стеснялся: зримо напрягался при любом проявлении ласки, демонстративно следил за строгостью в одежде, даже на завтрак спускаясь в рубашке и сюртуке, а едва оказывался в спальне, тут же выключал свет. С другой стороны во время общения Северус был деликатен и внимателен, поддерживая разговор практически на любую предлагаемую девушкой тему — все, что не было связано с прикосновениями или откровенными разговорами дозволялось легко и непринужденно. Петунья просто терялась: все аспекты дружбы он с готовностью поддерживал и развивал, но проявления более личных отношений принимал настороженно и отстраненно. «Я так непривлекательна внешне? Или он все еще подспудно видит на моем месте другую?» Она пыталась вытащить его на прогулку, но все ее попытки аккуратно пресекались, хотя он нисколько не возражал, чтобы она отправлялась куда-либо одна. Только путем деликатного напоминания о неисполненном обещании ей удалось уговорить сопроводить ее в Вену. Не то, чтобы она сильно нуждалась в священническом наставлении, но как предлог… Прогулка вышла скомканной — ни с того, ни с сего разыгралась непогода, поэтому они достаточно целенаправленно переместились сразу к Рупрехтскирхе. Которая, диво-дивное, оказалась закрыта. — Разве церковь для магов не действующая? — удивленно обратилась Петунья с Снейпу. — Действующая, — зельевар тоже выглядел обескураженным. — Более того, в церкви находится вход в Убежище: особое пристанище магов, куда может попасть любой, кому нужен кров, но не укрытие. Убежище стоит в стороне от мирских дрязг, но заботливо оберегает всех обездоленных. Они покружили у заросшего мхом здания, уходящего фундаментом вглубь веков и ниже уровня улицы, после чего отбыли обратно ни с чем.***
Вечера они иногда проводили вместе. Если можно назвать совместными вечера, где каждый занят своим делом. Признаться, такая совместная жизнь скорее угнетала, чем воодушевляла. Петунья коротала вечера, подшивая шторы — убогие тряпочки, ранее висевшие на окнах, она выкинула с первой оказией. Найти подходящую ткань не составило труда, и теперь девушка пыталась претворить в жизнь творческий замысел. Работа была кропотливая и долгая. Подняв голову от шитья, Петунья исподлобья бросила взгляд на зельевара. Северус сидел в кресле и задумчиво водил пальцем по губе, вчитываясь в тяжелый гримуар, лежащий у него на коленях. — Все-таки ты зря так легко отказываешься от сдачи экзамена на мастерство, — вдруг сказал он, словно они говорили об этом только что, а не два дня назад. — Почему? — удивилась сбитая с толку девушка. — Масса людей переживают кризис, осознавая как далеки от реальности их профессиональные, да и не только профессиональные, чаяния. Но Мастерство — это билет в жизнь. Шанс на эксклюзивные заказы, сложные задачи и приличный гонорар. «Такое ощущение, что он зачитывает мне это из книги». — Кажется, я достаточно четко высказала, что не смогу получить Мастерство в темпоральной рунистике. — Да и черт с ней, — он поднял на девушку пытливый взгляд. — Свет на магии времени клином не сошелся. Ты достаточно хороша в рунах, чтобы получить Мастера в другом, близком направлении. Да хотя бы по рельсовому проекту Хогвартса. — Но… «В конце концов, что мне мешает принять его предложение? Врожденный идеализм? Будем считать, что после многочисленных набитых шишек я поумнела и научилась признавать недостижимость идеалов. А значит, будет брать из того, что доступно. Раз я остаюсь здесь и сейчас, надо обустраивать свою самостоятельную жизнь». — А как объяснить это Цейгергофферу? — Да никак, — он небрежно махнул рукой. — Клятв ты ему не давала, денег не должна. А если тебя укоряет совесть при мысли о его осуждающем взгляде, осмелюсь напомнить, что он ничем не угрызался, когда отправлял тебя в прошлое. Заметив, что Петунья с головой ушла в размышления, зельевар замолчал, вернувшись к своему гримуару. Девушка тем временем отложила осмысление совета Снейпа и вновь мысленно вернулась к их отношениям. А особенно — к удивительной стеснительности. Чем больше она думала на эту тему, тем больше поражалась его скрытности, проистекающей, как видно, из неуверенности в себе. Он словно вампир, боялся обнажить лишний дюйм кожи свету, старательно пряча свое тело за плотной тканью. Это недоверие начинало действовать ей на нервы, а значит пришла пора для решительных, гриффиндорских мер. Она уговорила его принять горячую ванну, и пока он мылся, подготовила спальню. Спрятанные в разных концах комнаты рунные свечи давали ровный неяркий свет, словно от небольших бра. Вышедший из ванной Снейп в длинном закрытом халате был слишком распарен и задумчив, чтобы уследить за коварным планом. Петунья усадила его на кровать и принялась осторожно ласкать, пресекая любые попытки его активности. Он напрягся при попытке развязать пояс халата, и она тут же аккуратно отступила. Взамен того, опустившись перед ним на колени, девушка начала медленно оглаживать голые ноги, стремясь не столько обнажить, сколько впитать это ощущение рельефности его тела. У Северуса были длинные ноги, которые, несмотря на общую худобу, не казались несоразмерными. Пальцы оказались изысканными, стопы изящными, и даже черные волосы, контрастные на бледной коже, не портили общего впечатления. Наслаждаясь прикосновениями рук к теплой коже, Петунья почувствовала, что ей мало этих простых прикосновений, чтобы выразить наполняющую ее нежность. Она потерлась щекой о его икры, а потом начала вдумчиво и нежно целовать его ноги. Это было чем-то похоже на странную навязчивую потребность, которую она испытывала, когда смотрела на Дадли в младенчестве: неизъяснимая сладость, молившая быть утоленной только поцелуями. Увлеченная своим занятием, она перестала следить за его реакцией. А потом она случайно скользнула взглядом вверх и замерла. Снейп плакал. Он сидел совершенно недвижимо, расслабленный в ногах и до судорог напряженный выше пояса, с застывшим выражением на бледном лице и широко расширенными глазами слепо смотрел на свои зацелованные колени. А по его щекам бежали блестящие дорожки соленых слез. Петунья замерла в шоке. Даже не так. В УЖАСЕ. Больше всего в этот момент она боялась ляпнуть или сделать что-нибудь дико неуместное. Что-нибудь, что его, такого открытого и ранимого, уязвит. И что она никогда не сможет не ему — себе простить. Немая сцена длилась целую вечность — несколько ударов ее перепуганного сердца. А потом он отмер и осознал, что она видит. — Право, мы слишком увлеклись этой игрой, — медленно и хрипло прошептал он. «Игрой?» — В смысле? — тихо спросила она, продолжая стоять на коленях. Это странное ощущение, когда ты уже чувствуешь, что все непоправимо изменилось, но еще не позволяешь себе это знать. Время замерло, словно позволяя насладиться последними мгновениями «как было»… — В беспечных и счастливых влюбленных, — медленно ответил Снейп. Затем скривил губы в неприятной гримасе, — я ужасен в этой роли: не терплю быть слабым. Ненавижу всех, кто меня таким видел. Как завороженная Петунья смотрела на то, как он медленно поднимает руку с зажатой в ней черной палочкой — то ли давая ей шанс убежать, то ли гипнотизируя ее неотвратимостью последующего, — как медленно делает изящный и смутно знакомый жест и тихо произносит приговор. — Обливиэйт. Рунная татуировка от ментального воздействия огнем ошпарила ее кожу. Никакого сравнения со слабеньким забвением от Поттера — воздействие Мастера менталистики плавило символы куда-то глубоко, доставая, как ей казалось, до костей. Перед глазами потемнело, во рту появился железный привкус крови, а живот скрутило узлом. Петунья слепо взмахнула руками, едва соображая, что делает, мазнула ногтем большого пальца по ладони, и впечатала окровавленную ладонь в колено Снейпа. То самое, которое минуту назад самозабвенно целовала. Тот замысел, что пришел к ней летом после четвертого курса, она не оставляла. Иногда разглядывая свою ладонь со скрытыми на ней рунами, ведьма гадала — понадобится ей когда-либо задумка с пощечиной или нет. После обучения в Китае она дополнила связку краткосрочным параличом, впрочем, не будучи уверенной в его действенности — все-таки символы разных школ сочетаются непредсказуемо. Практика показала — сочетаются. Снейп замер, словно жертва василиска — сидя и с поднятой палочкой. Петунье было не до него: ее вырвало. «Мерзкий побочный эффект — надо что-то с этим делать». Распущенные волосы были безнадежно испачканы, но в кои-то веки ее это мало волновало. Шатаясь, она поднялась с колен и бросилась за своей сумочкой туриста. Она не стала брать ничего более, опасаясь, что паралич сковал Снейпа не слишком надолго. Из сумочки был извлечен свернутый лист с Маяком Фароса и брошен прямо на пол. «Куда? К родителям? Дежа вю — я без одежды и очевидными последствиями проблем падаю к ним, как снег на голову. Вдобавок, там он меня найдет вмиг, и будет отнюдь не так беспечен. Куда?» Голова раскалывалась, думалось плохо, но руки привычно запитывали связку. «Выбор небогат. Ладно, попробуем неочевидный вариант. В конце концов, у меня есть еще несколько свитков, если я передумаю». И она активировала телепорт.***
Тысячелетняя церковь не претерпела за несколько дней значительных изменений. Разве что, о радость — была открыта. Петунья просочилась внутрь и настороженно огляделась вокруг. Внутри помещение была больше, чем можно было подумать, глядя снаружи, но в целом оставалось небольшим. Оно было мрачным и темным, все стены были покрыты росписью, вдоль стен стояли скульптуры ангелов, у ног которых корчились отвратительные демоны и бесы. У алтаря висела распятая фигура Иисуса в терновом венце с печатью страдания на лице. От нее исходило удивительное чистое сияние, неярко освещавшее все помещение. Под этим дивным светом лики ангелов казались живыми, а демоны в ужасе прятались от него в тени корявых рук и перепончатых крыльев. Никого живого в церкви не наблюдалось. Петунья растерянно прошла ближе к алтарной части и, наконец, неуверенно окликнула священника. — Здесь нет священника, — прозвучал низкий и глубокий голос, исходивший, как казалось отовсюду сразу, словно органом играя на струнах ее души. — По ночам есть только я, Голос. — Голос? — переспросила Петунья скептически. «Материальные верующие-то еще остались, или только призраки и голоса?» — Служители называют меня Вокс, но это лишь суть моего имени на языке богослужения. Не стоит забывать мою суть, поэтому зови меня — Голос. — Хорошо, Голос. Не подскажешь ли ты, как мне попасть в Убежище? — Поговори со мной. И узришь Вход. «Увидеть благодаря разговору?!» — Он закрыт? — уточнила Петунья, вглядываясь в расписанные стены и в тени, за спинами ангелов. — Он всегда открыт. Господь принимает всех — и разбойников, и мытарей, и блудниц. Я стою на пороге и приглашаю всех желающих. Петунья потрясла головой. «Это побочный эффект Обливиэйта, или он и правда невидим». — Я не вижу ни тебя, ни Двери. Голова нещадно болела, и не было никакого желания разгадывать нелепые шарады. — Значит, для тебя Убежище не доступно. Для грешников не доступен Рай, потому что они заперли себя в Аду изнутри. — Я себя не запирала, — возразила девушка. — Я пришла, чтобы попасть в Убежище. — НЕ ЛГИ! — прогремел Голос, и пораженная Петунья аж присела. Сочный и звучный голос так и резонировал от стен, — Ты пришла сюда не в поисках Убежища, ведьма-сквиб Петунья, а в поисках ответов. — Каких ответов? — робко пискнула не на шутку испуганная девушка. — Куда тебе идти и что дальше делать. «Вынуждена согласиться — эти вопросы сохраняют свою актуальность». — Я не отвечаю на такие вопросы, — мрачно и торжественно продолжил Голос. — Бог создал людей свободными. Ты свободна в своем выборе, и ты несешь за него ответственность. «Чудесно. Не зря зашла, по-любому». — Понятно. Спасибо за консультацию, — едко отозвалась Петунья. Голос оставил ее сарказм без ответа. Она несколько боязливо подошла к двери и взялась за ручку. — Ты солгала в Храме, — произнес Голос сурово. — Простите, — она не решилась возражать нематериальному собеседнику. — В качестве епитимьи ты прочтешь книгу трагедию Иоганна Гёте «Фауст». Иди с миром, ведьма-сквиб Петунья. Несколько обескураженная напутствием, девушка открыла дверь и вышла из церкви. Несмотря на царящую вокруг темноту она осознала, что оказалась отнюдь не в Вене, а в неком каменном здании. Петунья подошла к окну и аккуратно выглянула наружу. Хогвартс. Судя по исписанным рунными путями башням, она оказалась в той самой части замка, где не так давно разговаривала с Толстым монахом. И куда потом пришел Снейп… «Черт». Никакого желания идти пешком через ползамка она не испытывала. Тем более, Туни не имела никакого представления о пароле к гостиной. Поэтому, не долго думая, она вылезла на подоконник и шагнула на Рунный путь. «Вот и пригодилась моя отдельная дорожка в спальню».***