***
Петунье еще никогда не доводилось испытывать такого - не то что страха - панического ужаса. Она догадывалась, что черными магами не становятся только лишь после убийства пары петухов, подозревала, что это серьезно корежит психику, но подобного… даже не могла себе представить. Утром ее бесконечно донимали восторженные ахи соседок, взбудораженных ее преждевременным появлением. А Петунье тем временем следовало подумать, что делать дальше — с мастерством (не стоило его бросать, тем более, после стольких испытаний), с внеплановым появлением в Хогвартсе и самое главное — с угрозой потери памяти, что девушка расценивала равноценной потере себя. Идти на поклон к «дедушке» не хотелось категорически. К счастью, соседки вынуждены были отправиться на занятия («однако уже и каникулы закончились», — отстраненно отметила Петунья), что позволило ей невозбранно воспользоваться телева. Кабинет куратора не изменился, он сам был против обыкновения суров, говорил с девушкой весьма неприветливо. Поглощенная своими переживаниями, Туни оставила отношение Бааль-Шема без внимания, старательно выторговывая свои привилегии. — Проект по улучшению Хогвартса в качестве работы Мастера принять, конечно, можно, — подтвердил вампир ее предположения. — Как минимум за грандиозность замысла. Охотно верю, что мы найдем там и достижения китайских мастеров. Но как собираешься ты оправдать расходы на свои стажировки в Александрии? И нет, Эванс, правильный ответ не «никак». — Ну, неужто свет клином сошелся на темпоральной рунистике? «Черт, я повторяю его слова». — Не сошелся, конечно, хотя постарайся не ляпнуть такое при Мастере. Но беда в том, что у нас очередной виток борьбы за экономические права, и ты можешь оказаться крайней в споре о целесообразности выделения средств на стажировки. Денег с тебя не потребуют, не бойся, — совершенно правильно истолковал Бааль-Шем ее возмущение, — но и звание Мастера не дадут. Поэтому мой тебе недружелюбный, но заботливый совет: что хочешь делай, как хочешь изворачивайся, но изволь в рунный каркас Хогвартса добавить темпоральные связки. И не то, чтобы они время показывали, а что-нибудь повнушительнее. И придумай, в конце концов, название своему монстру! — Рунный каркас Хогвартса? — едко спросила Петунья. — Не забудь мои десять процентов за идею, — ухмыльнулся куратор. Потом небрежно отмахнулся, — Иди, дочь моя, и не греши… скудоумием. «Многовато напутствий на мою голову». Вернувшись, Петунья мысленно достала блокнот с текущими и срочными делами и, поставив галочку напротив пункта «мастерство», перешла к следующему — пугающему и мучительному. Она старалась с головой погрузиться в текущие дела, искусственно завышая их важность, чтобы совсем не оставалось времени обдумывать поступок Снейпа. Она боялась осознавать, что ей стоило его предательство. В конце концов, черт с ним, со Снейпом-любовником, но Северус-друг оказался слишком горькой потерей. Мучительные раздумья о способе противодействия агрессивному слизеринцу завели ее в тупик: копаться в пыльных фолиантах в поисках давно подзабытой мудрости не было сил. Пребывая в некоторой апатии, Петунья вдруг вспомнила, как опасались ее соседки простых зеркал на стенах. «Эта настороженность и готовность встретить опасность даже в столь юном возрасте может сослужить мне службу». Не мудрствуя лукаво, девушка отловила Алису и спросила ее в лоб: — Вот скажи, есть у ведьм такие особые приемы, чтобы себя обезопасить, если опасаешься нападения сильного волшебника? Брови Алисы взлетели высоко, спрятавшись за челкой. — Знаешь, ведьмы не нападают первыми, сама Магия не позволяет дающим жизнь инициировать сражение. Ведьмы, как правило, только мстят, зато уж мстят от души. — Это если доживают, — под внимательным взглядом Алисы мрачно констатировала Петунья. — Ну, или помнят. — От Обливиэйта есть специальные рунные татуировки, но ты это, скорее всего, лучше меня знаешь. — Знаю, да только много туда не воткнешь, да и побочек хватает. Алиса только руками развела. «Вот и получается то, что я знала и так. Для руниста самое надежное — обустроить себе убежище, увитое рунными связками защиты. Вопрос — где? Можно и у родителей, но я не смогу с ними жить всю жизнь. Пусть и есть некоторые сбережения, но едва ли их хватит на самую завалящую свою недвижимость. Получается, пока надо такие связки в Хог вплести, спрятав в рунный путь». Она начала записывать разные концепции связок, должные укрыть ее дом от назойливого и недоброжелательного волшебника. Получалось немало: и связок, и работы над ними. Скорее следовало признать этот план страховочным, но ввиду отдаленности едва ли актуальным. Особенно это стало очевидно, когда, открыв зачарованный блокнот для связи с сестрой, она обнаружила длинное послание. Ничего особенного в письме не было, вот только сквозь строчки сквозила такая паническая потребность в скорейшей встрече с Петуньей, что та испугалась. Тишком выбравшись из Хогвартса, она переместилась домой. Пет затащила ее в какую-то подворотню и, трясясь от страха, рассказала о Снейпе, которого она заметила на подходе к дому, и после визита которого родители были сами не свои. Петунья всецело разделяла испуг и ужас сестры: найти специалиста, чтобы нивелировать вредное воздействие на разум магглов, какими бы замечательными не были старшие Эвансы — невозможно. Никому из магов это было не интересно. Как же не хватало незаменимого Снейпа! Петунья, как могла, успокоила сестру, а сама, полная самых мрачных подозрений и опасений, вернулась в школу. Черт ее дернул достать зачарованный блокнот. Э.: «Что ты сотворил с моими родителями?!» Ответ пришел довольно быстро. С.: «Банальный Конфундус, чтобы не тратить время и силы, объясняя, откуда у меня твои трусики». Пока Петунья переваривала откровенное хамство, появилась еще запись. С.: «Впрочем, я готов принести публичные извинения, если ты вела себя как достойная дочь и ставила их в известность о своих перемещениях и изменениях в личной жизни». Петунья мрачно перечитала, но отрицать очевидное не стала. С: «Нет? Я так и думал. Вот и не лицемерь: вся разница между нами только в объеме и скорости доступных возможностей». Туни хотелось бы сказать, что она не стирала память своим близким, но невольно вспоминалось, как Снейп по ее просьбе годами правил воспоминания о контактах с магическим миром всей ее семье, включая еще совсем крошечного Дадли. Как бы это ни было неприятно, но следовало признаться себе самой, что слизеринец прав. «Есть и положительный момент: за родителей можно быть спокойной. Осталось успокоить Пет». Она потерла лоб, размазывая чернила по коже. «И себя».***
Высказывание Снейпа задело Петунью сильнее, чем она была готова признать, породив сомнения в собственной состоятельности. Самокопание ее до добра никогда не доводило, только развивало природную самокритичность. Мысли бегали по кругу, давая плодотворную почву для угрызений совести, доходя до стадии бессмысленного самоуничижения. По уму, следовало как можно скорее отвлечься. Но как? С развлечениями в закрытой магической школе было не очень. В какой-то момент ее рассеяно-скучающий взгляд поймал Поттер. — Эванс, идея на миллион! — М-м? — Что ты думаешь насчет маггловского концерта? С тебя телепорт, с нас билеты. «А неплохая мысль. Стоит посмотреть вживую на кого-нибудь, кто скоро будет доступен только в записи». — Элвис? — уточнила она провокационно. Невооруженным взглядом было видно, что Джеймс не вполне в курсе, о ком речь, но надо было держать марку. — Прекрасный выбор, сами о нем думали! — радостно поддержал парень. — Только следует поторопиться, — озабоченно предупредила Петунья. «Пресли же в 77 умер, если я правильно помню. Уже вот-вот…» — Я все уточню про дату и место, и дам знать, — пообещал Поттер. — Заодно координаты в Америке уточни, — рассеяно махнула рукой девушка. Ей только что пришла в голову интересная идея. На нее ее натолкнули воспоминания о летающем по хитрой траектории глазе Аргуса — том давнем заказе, который она спустя рукава делала для Оболтуса. Сколько раз, смотря трансляцию концерта по телевизору, она слышала довольное бурчание Вернона о том, что благодаря видеокамерам, которые показывали сцену со всевозможных ракурсов, можно без суеты, толкотни и прочих неудобств наслаждаться выступлением словно вживую. На словах Петунья соглашалась с мужем, а мысленно завидовала возможности пережить эмоции оригинального выступления вместе с исполнителем. Теперь ей была доступна уникальная возможность добиться сочетания сопричастности живому исполнению и комфорта домашнего кинотеатра. По просьбе Петуньи Поттер с Блеком трансфигурировали для нее огромный стеклянный цветок-шар, по мановению волшебной палочки раскрывающий один из лепестков наподобие диковинной двери. Небольшая рунная связка закрепила эффект трансфигурации на несколько месяцев. Дополнительные символы укрепили стеклянные стенки, обеспечив при этом максимальную прозрачность. Водоотталкивающее зелье пришлось купить, и это был печальный и неожиданно затратный опыт. И, конечно, самые главные руны — руны управляемого полета. Точку отправления Петунья чертила на огромном листе бумаги, чтобы иметь возможность взять ее с собой и развернуть внутри концертного зала. Пентаграмма на бумаге позволяла управлять полетом шара в разных направлениях над собой, а влитой в нее силы должно было хватить для бесперебойного полета шара в течение суток. Удивленные ее приготовлениями Мародеры, тем не менее, безропотно помогали: уменьшили шар, приехали на концерт раньше на несколько часов, чтобы под действием маскировочных чар разложить бумагу с пентаграммой, зафиксировать и скрыть ее, а затем обновили магглооталкивающие чары на стекле. Когда шар с пятью волшебниками поднялся над землей, парни, не сдержавшись, начали свистеть — с высоты в несколько человеческих ростов на сцену открывался просто роскошный вид. А когда, повинуясь легким движениям рук Петуньи, шар вдобавок начал медленно перемещаться от одного края сцены к другому, позволяя с разных ракурсов оценить Элвиса, они впали в экстаз сродни умопомешательству. Тем более, что Король, даже несмотря на все свои проблемы со здоровьем и «лекарствами», был чертовски хорош. Места в шаре, правда, было не слишком много, поэтому вместо танцев получились какие-то нелепые прыжки, но парням вполне хватило и этого. Первый час Петунье тоже было вполне комфортно, но потом это соседство с прыгающими кривляющимися мальчишками начало ее утомлять. Они слишком шумели, да и вообще весь этот подростковый накал страстей, подобный буре в стакане воды, казался тягостным и неуместным. «Вот так выглядит старость: я устаю от буйства юности». С концерта они вернулись ранним утром: охрипшие и взбудораженные Мародеры и усталая апатичная Петунья. Она боялась себе в этом признаться, но страшно скучала по спокойствию и выдержке Снейпа, а дурацкие шутки гриффиндорцев вызывали у нее глухое раздражение. Всю дорогу Питер пытался выговорить скороговорку про часы, а Блек беззлобно подтрунивал над его дикцией. И если первые два раза это еще было забавно, то на двадцатом повторении ей уже хотелось заткнуть уши. Счастливый Люпин улыбался какой-то пьяной улыбкой и порывался обнять то Поттера, то Блека, что также выводило из себя девушку, трепетно относившуюся к личному пространству. С невольным вздохом облегчения она распрощалась с парнями в гостиной Гриффиндора. А когда она поднималась по лестнице, наверх ей в спину Поттер прокричал ей в спину. — Это было очень круто, Эванс! Она обернулась. Парни дружно держали поднятыми правые руки с оттопыренным большим пальцем, видать, подсмотрели на концерте. «Потрясающе, теперь весь Хогвартс будет в курсе нашего совместного загула! Боюсь подумать, какими сплетнями он обрастет». Она покачала головой: быть объектом сплетен оказалось совсем не так интересно, как обсуждать их, будучи миссис Дурсль. «Кажется, развеяться не удалось: вместо одной саморефлексии я получила другую».***
Казалось, жизнь и не покидала привычной колеи из бесконечных исследований, работы над индивидуальными заказами и вдумчивого анализа политической ситуации. Казалось, дом остался неизменным: пыльным, темным и старым. Он победил все: ее помаду на столике, нелепые поцелуи по утрам, привычку прижиматься во сне и закидывать на него ногу. А еще каждое утро он упивался своим эго, наливая кофе только в одну чашку. Днем все мысли поглощала работа. О, она прекрасно справлялась с этой задачей, уж кому как не ему это знать! В былые времена он не раз побивал свои же рекорды по бессонному бдению над конспектами, зельями для Больничного крыла и ночным патрулированием. Кажется, ситуация повторялась. Главной задачей рабочего дня (и тогда, и сейчас) было уработаться до такого состояния, чтобы доползать до кровати невменяемым от усталости. Теперь — чтобы было оправдание не мыться перед сном. А если и мыться, то чтобы выходить из ванны уже почти спящим и, не открывая глаз, доползать до кровати. А вот кровать оказалась мерзким врагом — слишком широким и просторным, душащим своими хлопковыми объятиями. Он бы спалил ее, если бы был уверен, что это поможет. Ибо в кровати, как бы он не уставал, заснуть удавалось не сразу. И вперив тяжелый взгляд в потолок, он слушал, как стучат злые молоточки в висках и заполошенно бьется сердце. В эти минуты он был презренным рабом своей слабости, мечтавшим утешиться в ее ласковых объятиях. «Время все лечит», — уговаривал он себя, стискивая зубы и сжимая кулаки. Недолгие ночные часы не приносили отдыха, а ранним утром по многолетней привычке он вставал. Чтобы победить вновь. Однажды утром его посетила нежданная, но в целом логичная мысль, что из этого замкнутого круга бегства от самобичевания, надо выходить. И он решил развеяться. Уже через полчаса развлекательной прогулки он проклял свое спонтанное решение. Вот никогда не любил этих нелепых перемещений, а теперь еще приходилось мучительно бороться со скукой и отгонять совершенно излишние мысли о недавней неудавшейся прогулке по Вене. Глупая и бездарная трата времени! Появление Люциуса было неожиданным и эффектным: аристократ обладал редким талантом нравиться даже тем, кто его презирал или ненавидел. И хотя обычно Снейп старательно купировал всяческие контакты со слизеринской пролордовской партией, в этот раз он решил, что небольшой разговор с Малфоем ему не навредит. В той жизни к Лорду его привели Эйвери и Мальсибер (не зря Лили так не нравилась их дружба). А уже став Пожирателем, Северус узнал, что его давний староста Люциус тоже принадлежит этому «клубу для Избранных». Правда входит в него через другие двери: благодаря происхождению, отцу и собственному чутью на финансовую прибыль. Снейп тоже недолго был простым исполнителем: зельедельческий гений и богатые знания в области Темных искусств быстро возвысили его в глазах Лорда, а затем и его приближенные стали вести дела с безродным полукровкой. Почуявший выгоду Малфой осмелился доверить Северусу не только деликатные зельеварческие услуги, но и заботу о своей беременной супруге. А в благодарность за неоценимую (и главное — молчаливую) помощь — приблизил к себе. В прежней жизни Люциус и Нарцисса Малфой были единственными из той стороны, кто знали о его двойной игре и более того — поощряли ее. Именно поэтому Северуса выбрали в крестные единственному сыну и наследнику, небезосновательно полагая, что, как бы ни повернулась жизнь, Снейп Драко вытащит из любого переплета, а там уже дополнительные вложения помогут решить все проблемы. Малфои вообще не признавали понятия «проблема», у них она приравнивалась к расходам. И даже когда дела у Люциуса пошли совсем неважно, Северус не бросил крестника, разом оправдав все расточаемые авансы и реверансы. Наверное поэтому никаких опасений Люциус этого времени у Снейпа не вызывал: здесь зельевар еще не успел особо засветиться, никаких общих интересов кроме недолгого совместного обучения их не связывало, а значит, будучи птицами разного полета они не должны были даже пересечься. И, тем не менее, Малфой-пока-еще-младший весьма охотно завел беседу, поинтересовался погодой, принялся в меру шутить и любезничать. Привыкший к их осторожной игре псевдонамеков Северус непривычно расслабился — все было как прежде, словно Люциус и одновременно восхищался Лордом, и сетовал на излишнюю затратность этого «вложения», и создавал за спиной патрона страховочную коалицию. Именно благодаря такой многосторонней игре Малфой вышел из Первой магической почти без потерь: если бы Снейп не знал Люциуса много лет, он бы подозревал, что тот единственный во всем мире был осведомлен о грядущем падении Лорда. Видимо, результаты разговора аристократа устроили, поскольку он завершил очередную хитрую комбинацию аккуратным приглашением к пятичасовому чаю. И даже предложил не откладывать грядущую встречу дальше ближайшей недели. Что оказалось настолько лестно, что Снейп без раздумий согласился. Очередное «победное» утро настолько ему осточертело, что, забыв о привычной осторожности, он отправил сову Малфою с деликатным вопросом, будет ли уместно его появление к чаю, или предложение потеряло свою актуальность. Ответное послание уверило его, что от слова сиятельный лорд не отказывается. В положенное время Северус вышел из камина в гостиной Малфой-мэнора, совсем как в старые времена, когда доступ ему был открыт круглосуточно в любой камин поместья. А вот отличия были и сразу — чета Малфоев встречала его в гостиной с такими вежливыми улыбками, словно он был, по меньшей мере, принцем крови. Снейп проигнорировал испуганный писк интуиции и смело отправился за хозяевами к столу. Чаепитие проходило чудесно: любезничающий Люциус с интересом выслушал о достижениях в зельеварении, проявив особый интерес к деликатным и конфиденциальным заказам. Нарцисса вежливо молчала почти весь разговор, даже не поддержав беседу о косметических новинках. Впрочем, в этом не было ничего удивительного — внешний вид Северуса не внушал доверия к его талантам в этой области. После чая его пригласили в парк, посмотреть на знаменитых белых павлинов, а также на прочие уникальные экземпляры волшебного мира. Усмехаясь про себя нелепой блажи приятеля, Северус послушно пошел за хозяином поместья. Чтобы за поворотом столкнуться с самым «уникальным» из них. Снейп даже споткнулся, и только многолетняя привычка помогла ему удержать лицо при взгляде на того, от кого старательно прятался все эти шесть лет. Зрелый маг средних лет с темными волнистыми волосами и умными хищными глазами, в которых едва угадывались красные искорки, вежливо, словно он всего лишь смиренный гость, раскланялся с Люциусом. — О кстати, Север, позволь представить тебе моего гостя. Возможно, ты о нем слышал…***
Извещение о надвигающихся экзаменах в Александрии пусть и было предсказуемым, но некоторый элемент неожиданности все-таки несло. Предупрежденная Бааль-Шемом Петунья решилась спросить совета о том, как сдать практику темпорального перемещения, у профессора Биннса. Того, а не здешнего. Ответ был предсказуем. «И снова мы упираемся в комнату Маэв». Девушка договорилась с Дамблдором, что будет отсутствовать пару недель для подготовки и сдачи экзаменов, и села разбирать свои записи перед отъездом. Она быстро проглядывала блеклые карандашные записи и сортировала их по кучкам - нужное, возможно-нужное, на-подумать и мусор. Наткнувшись на очередную, она вдруг замерла. Странная мысль царапала, неуловимым хвостиком щекоча где-то изнутри затылка. Петунья отложила записи и подошла к окну. Темнело зимой рано, и в стекле она увидела свое отражение, а за ним яркие огоньки магических светильников, освещавших двор Хогвартса. Задумчиво она побарабанила пальцами по подоконнику. Не помогало. Более того, своей неопределенностью воспоминание стало неприятно навязчивым. Раздосадованная девушка вернулась к вещам и достала свою волшебную палочку. Честно признаться, пользоваться ей приходилось нечасто — по большей части, чтобы тренироваться для сдачи годового экзамена и собственно сдавать его. Порой Петунью подкупала мысль использовать палочку, чтобы чертить проект потенциальных рун на песке. Но потом она смотрела на красивые узоры на инструменте, и ей становилось жалко палочку, которая не была виновата в «сквибизме» своей хозяйки. Петунья нарисовала на стене руну зеркала и пристально уставилась в свое отражение. Девушка привычно отстранилась от посторонних мыслей, входя в своеобразный транс, а затем взмахнула палочкой. — Леггилеменс. Этот фокус придумал Снейп. Когда под рукой нет Омута памяти (то есть почти никогда) или знакомого менталиста, есть только один способ хорошенько порыться в своих воспоминаниях, которые гораздо более полны, чем можно себе вообразить. Мельтешение образов уводило в глубины подсознания, и, наконец, она увидела, что искала. Было странно смотреть со стороны на себя в теле Лили и Лили в отражении. «Позови меня также через зеркало после разговора с хранительницей Маэв в Александрии». Петунья внимательно пересмотрела воспоминание, особое внимание обращая на мимику сестры. А потом вынырнула обратно к себе и обычному отражению в зеркале. «Похоже, еще не все загадки времени мной решены. Странно, что Лили в курсе о том, о чем я узнала случайно от профессора Биннса». Впрочем, раз получалось, что обстоятельства совпадали один к одному, то нет смысла им противиться.***
Вернувшись домой после визита к Малфоям, Снейп перво-наперво дал волю своей паранойе и несколько часов проверял себя на всевозможные следилки и воздействие ментального характера. И только убедившись, что все чисто (левое предплечье он проверил раз сорок), зельевар позволил себе упасть в кресло и вцепиться пальцами в волосы. Это был тупик. Шесть лет трудов и пряток, долгих попыток завоевать себе репутацию вдали от Британии с тем, чтобы обеспечить свою, в том числе финансовую независимость, пошли прахом в одночасье. Лорд заметил его и заинтересовался им. И пусть сегодня Северус ушел свободным, но не за горами тот день, когда ему сделают предложение, от которого нельзя отказаться. И все пойдет прахом: не так, так эдак он все равно пришел к тому, от чего бежал в другое время. «Параллельное течение, шанс на новую жизнь… А на деле я шлепаю по тем же лужам». Снейп зажмурился до черных кругов перед глазами: ему показалось, что перед его ногами в полу отверзается пропасть из миллиона ступеней. И, несмотря на все свое знание о глубине и бесперспективности этого погружения, он шагает и шагает дальше и глубже во тьму. Что в скором времени он опять решит, что жизнью одной магглорожденной курицы легко можно пожертвовать во имя величия Лорда. И вновь судьба жестоко посмеется над его наивностью, обрекая на бесконечные муки совести. В этот момент Северус неожиданно отчетливо понял, что он идиот. Наивный волшебник, поверивший во всемогущество таинственной темпоральной рунистики, могущей переиграть законы мироздания. И продолжающий личными поступками забивать гвозди в крышку своего гроба. Казалось бы, это же очевидно, что не игры с улучшенным хроноворотом должны изменить его жизнь, а он сам! И менять надо отнюдь не порядок закладки ингредиентов… Это было самое мерзкое из всех ранее случавшихся дежа вю. Вновь темно, он стоит у портрета Толстой дамы и ждет любого гриффиндорца. Он готов здесь заночевать, но сомневается — да что там? — он уверен, что ему это не поможет. Но уйти он не может. Потому что любое действие кроме этого мерзлого и безысходного ожидания неизбежно ведет его в пропасть.