Давай, сломай во мне чувства все

Четырнадцатое февраля для многих выдалось просто прекрасным. Несмотря на то, что погода выдалась довольно морозной: на деревьях опять появились белые шубки из снега, мороз на окнах оставил свои причудливые ледяные узоры, а в стенах школы с улицы доносился разгулявшийся ветер. Но влюблённых этим было не остановить, и уже после завтрака на улице выстроилась целая очередь желающих провести этот день со своей половинкой. В воздухе витала сказочная романтичная атмосфера, окатив с головой одиночек Хогвартса любовью и радостью. Парочки ходили за ручку, девчонки, с румяными щеками, постоянно хихикали над глупыми шутками парней, и не было свободного угла от любовных лобызаний. Сирена вышла из Большого Зала и с грустью отметила, что впервые проведёт Валентинов день одна. Наслушавшись чужих рассказов, ей так хотелось посмотреть на херувимчиков из кафе Мадам Паддифут, которые откидывают всех посетителей конфетти, и выпить горячего шоколада с маршмеллоу. Или зайти в битком набитый «Три метлы», чтобы согреться после улицы сливочным пивом и послушать барда, безуспешно перекрикивающего толпу народа. Она подумала, может, ну его? К черту все? Отбросить свои страхи, надеть свою самую тёплую мантию, меховые сапожки, факультетских шарф, шапку и, конечно же, изящные перчатки из настоящей драконьей кожи — подарок Сириуса, а также единственная натуральная вещь в ее гардеробе. И хоть Сирена против таких изделий, с тяжестью на сердце признавала, что ничего теплее в жизни она не носила. Хотелось махнуть рукой и броситься на выход, упасть в снег, полепить снеговиков, поиграть в снежки, а вечером без сил завалиться на кровать и уснуть беспробудным сладким сном. Но холод, окутавший вестибюль, вмиг подморозил пальцы ног и щиколотки, а также запустил в сердце сомнение и страх. В детстве из-за такого своего опрометчивого поступка, она подхватила пневмонию и пребывала на грани жизни и смерти. Она боялась того холодного дыхания за своей спиной, боялась, что костлявые пальцы снова проведут по ее лицу, а после заберут ее жизнь уже навсегда. — Не отставай, Регулус! — слышит она певчий голосок и не может не обернуться. Он был там и шёл навстречу девчонке, которая вся светилась от радости. Сирена даже запомнила ее имя: слишком часто он стал проводить с ней время вместе. — Иду-иду, — масляно улыбается, вразвалочку приближаясь к своей половнике на этот день. И сердце у Сирены сжимается от боли. Его улыбка, расслабленное лицо, добрый взгляд, казалось, все эти годы она высасывала из него жизнь и теперь, когда они расстались, Регулус стал тем мальчишкой, которого она полюбила когда-то давно. И она в очередной раз думает, что лучше бы вообще не рождалась. Она испортила двоих самых прекрасных и дорогих ей людей. У Сириуса разбито сердце, Регулус разбит сам. Наверное, это ее проклятье — ломать все, до чего дотронуться ее порочные руки. Лори обхватывает его за плечо, заставляя идти быстрее и тянет скорее к выходу. Молодая, живая и энергичная, светлая и романтичная — так она выглядит. Ее русые волосы уложены в простую, незамысловатую причёску, делая миловидное лицо по-детски округлым. Губы подкрашены ярко-красной помадой, что выглядит нелепо, но так и напрашиваются на долгие поцелуи. Сирена тоже хотела бы быть наивной дурочкой, которую ничего не заботит в этой жизни. Их взгляды пересекаются на несколько секунд, которые кажутся целой вечностью. В груди засвербела тоска. Наверное, он был слишком наивен, раз считал, что его никогда не будет одолевать печаль от разлуки. Сирена всегда могла опустить его с небес на землю, когда он начинал зазнаваться, и она сделала это в очередной раз. Поставила его на место и доказала ему, что она в нем не нуждается не больше, чем он в ней. Он считал, что с расставанием обретёт нечто большее, чем потеряет. И получил он сомнительную свободу, о которой не мечтал, и, как оказалось, ее слишком переоценивают. В какой-то степени он рад, что все так обернулось. Ему не нужно скрывать, что он окончательно решил принять сторону Тёмного Лорда. И теперь он может, не беспокоится о том, как преподнести ей эту информацию. Он не будет выслушивать то, что она думает по этому поводу и ощущать немой укор в каждом их молчании. Хотелось только обменять ее частичку обратно на свою, чтобы вновь стать целым и единым с собой. Но все же крохи былой наивности все ещё угольками теплели в груди и желали разжечь самый настоящий огонь надежды, что она вернется к нему. Если бы она хоть сделала шаг ему навстречу, он бы развернулся к ней. Если бы она бросилась в его объятия, он бы незамедлительно принял ее. Регулус чувствовал себя слишком старым для этого тела: ему никогда и не хотелось гулять или как-то весело проводить время. Он был, откровенно, самым настоящим занудой и порой любил поворчать, словно сетующий на Сириуса Кикимер. Блэк-младший всегда любил молчаливость и неприступность окружающих стен; твердый каменистый пол под подошвой лакированных, начищенных до блеска, ботинок; прочный, без единой трещины, потолок. И хоть Сирена порой жаловалась на его привязанность к четырём стенам, она всегда скрашивала его одиночество, самоотверженно преодолевая свою неусидчивость на месте и они вместе читали, готовились к занятиями, играли в различные настольные игры, признавались в любви, целовались, сплетничали, жаловались на все и вся. И взамен этого, Регулус, наперекор своим принципам, готов был самоотверженно показать ей весь мир, если бы она только попросила. Под красными глазами залегли тени от бессонных ночей. Кажется, она и в Большой Зал ходила чисто по привычке, потому что за последние пару дней она сильно исхудала. Вот на секунду оставить ее нельзя: раз никто не заставляет ее есть, то значит можно и забить на это дело вовсе? Тоска прервалась раздражением от ее пренебрежения к собственному телу, и он поймал себя на мысли, что уже собирался направиться к ней, чтобы ее отчитать. Регулус отвернулся. Наивный дурак. Она бы вернулась, если бы их с Сириусом больше ничего не связывало. — Ты меня слушаешь? — надувает губы, как маленький ребёнок. Он уже и забыл об этой мышке. Узнавать кого-то нового, проводить с ним время — все это так утомляет. Но игра приняла новый оборот и он должен был ее закончить. Поначалу он хотел просто позабавиться с ней. Блэк-младший всеми фибрами своего тела ощущал, как эта маленькая мышка вожделеет его и боится одновременно. И ему однозначно нравилось это. Хотелось проверить, насколько он сможет подчинить ее, разбить на куски, чтобы после слепить самому. Было интересно, отважится ли мышка прыгнуть в пасть к змее и она покорно ложилась на язык, не ощущая никакой угрозы. Такие вызывали в нем презрение куда большее, чем предатели и осквернители крови. Жалкая полукровка, бессмысленно проживающая свою жизнь. Разве она хоть раз приложила какое-либо усилие? О ли она всю тяжесть бремени волшебников? Способна ли она понять своим крошечным мозгом, что ничего не подаётся бесплатно на блюдечке? В курсе, что свою магическую силу, которой ее благословил Мерлин, она получила не просто так, а для великих целей? Даже грязнокровки и те, пытаются бороться за своё место под солнцем, в попытках доказать свою полезность магическому обществу, доказать, что они ничем не отличаются от таких, как Он. Волшебники — высшая форма человечества, гонимая магглами испокон веков. Их преследовали со времён Основателей, их сжигали со времён самого Мерлина, и они до сих пор вынуждены скрываться от всего мира. Такие, как Лори, никогда не поймут того унижения, которое испытывали его предки — ему это передалось по венам вместе с их кровью. Не поймут, почему предки Сирены так сильно хотели сохранить чистоту крови — за что она поплатилась своим слабым, болезненным телом. И таких ждёт только смерть. — Извини, я задумался, — обескураживающие улыбается и она хмурит брови, обиженная тем, что все ее бессмысленные, пустые разговоры прошли мимо его ушей. Как будто ему есть до этого дело. В подземельях есть одна заброшенная комнатушка, видимо, раньше служившая подсобкой ингредиентов для зелий. Она давно пустует, но там до сих пор ощущался запах едких трав, которые пропитали собой деревянные шкафы. Когда Сирена зашла сюда впервые, она сразу расчихалась и им пришлось уйти, но Регулус позже не смог сдержать своё любопытство или скорее какое-то своё внутреннее предчувствие. Стеллажи стояли у каждой из трёх стен, место было мало, все в пыли. Обшарив каждую полку, он ничего не нашёл, но заметил кое-что странное: откуда-то снизу дул ветер. Он нагнулся и посветил заклинанием, после чего заметил небольшую щель от пола до среднего стеллажа — там был проход. У Регулуса не ушло и тридцати минут, чтобы разгадать эту загадку. Нижняя полка слегка пошатывалась и когда она на неё надавил, то тайная дверь открылась. Они с Сиреной открыли немало потайных комнат в Хогвартсе, пока гуляли по школе. У неё даже есть блокнотик, где она отмечала проходы с ключами от них. Дамблдор как-то сказал им, что на его личном счету было найдено около тридцати, но в школе их должно быть не менее ста. И хоть они никогда не были авантюристами, но в этом случае загорелись. За все семь курсов ими найдено около пятнадцати комнат. Подсобка в подземельях — это его личная заслуга, и отчего-то он не стал Сирене рассказывать про неё. За тайным проходом оказалась лестница, от которой доносились громкие хлопки — изначальная причина, почему они открыли дверь подсобки. Регулус заглушил Люмос и на цыпочках стал подниматься по скрипучей, заплесневелой лестнице. Был риск провалиться в половицы или быть обнаруженным кем-то наверху, но бесстрашию его в этот момент позавидовал бы даже Сириус. Но ничего опасного наверху его не ждало: это стучала вторая дверь, ведущая в просторный заброшенный кабинет. Одно окно оказалось приоткрыто и дверь стучала из-за образовавшегося сквозняка. Застегивая ширинку штанов и ремень, Регулус с отвращением смотрит на представшую ему картину: Лори скуля, лежит животом на парте, а по внутренней стороне бёдер у неё течёт сперма и кровь. Блэк-младший с ужасом осознаёт, что эта картина его ни капли не трогает, а затем у него перехватывает дыхание от того, что он натворил. Ему плевать на Лори и её чувства. Его не волнует, что она может кому-нибудь сказать (чего она, конечно же, не сделает). Его радует эта свобода и то, что он впервые, за столько лет, попробовал что-то новенькое. Конечно, секс с Сиреной и Лори сравнивать нельзя, это как небо и земля. И теперь, когда он упал с этого самого неба, разучился летать и вырвал свои крылья, он за долгое время стоит на твёрдой почве, радуясь новым ощущениям. Это невозможно описать словами. — Одевайся, — отдаёт ей приказ и она на слабых ногах поднимается. Застегивает блузку, а после натягивает штаны, даже не вытерев его семя. И смешно и тошно. Она еле слышно всхлипывает. — Лори, — она вздрагивает, когда он дотрагивается до ее волос. Поворачивает к себе лицом. — Тебе не понравилось? — Понравилось, — через силу мямлит она, и он ели сдерживает себя, чтобы не рассмеяться в голос от её наивности. Это были определено ее лучшие пятнадцать минут в жизни, когда ее прижимали лицом к парте и остервенело брали, как животное. Он бы не удивился, но было бы забавно, если бы она сказала, что сама виновата — мол, ей не мешало бы расслабиться, прежде чем бы он вставил ей. — В следующий раз будет лучше, — предупредил и большие глаза смотрят на него в надежде. И она снова счастлива, забыв то унижение, что испытала сейчас. И Регулус точно знает — мышка теперь в его полной власти. — Я хочу побыть один. Ты сама дойдёшь до гостиной? Она неуверенно кивает, после чего он одним комом отдаёт ей мантию в руки, а после слабого толчка в спину, она молча идёт вниз. И неважно, что он и вправду провинился, поступил с ней отвратительно, смешал её с грязью. Такие девушки, как Лори, всегда будут прощать таких парней, как он.