Трис
Потягиваюсь и перекатываюсь на живот, улыбаясь в подушку. Я только что проснулась в огромной кровати Тобиаса. На кой чёрт ему сдалась такая большая кровать? Ты хоть представляешь, сколько всего крутого вы сможете сделать на такой большой кровати? Господи… Нужно выбираться отсюда. Тобиас ушёл три часа назад показывать черновые эскизы редакционной группе. Он захотел, чтобы я осталась — была здесь, когда он вернётся. Я сказала, что останусь. Я хочу этого… Но моё чувство независимости может взять верх надо мной… Посмотрим. На мне одна из его футболок, которую я вовсе не собираюсь отдавать обратно. Натягиваю её на лицо и глубоко вдыхаю. Она лишь немного пахнет им, потому что чистая… но тем не менее она его. Вздыхаю и хлопаю ладонями по пуховому одеялу, пытаясь заставить себя встать. Но так как у меня есть дурная привычка делать селфи, когда я просыпаюсь… Хочу помучить его, чтобы он завидовал лишним трём часам, что я только что проспала. Он это заслужил… мерзавец. От этой мысли чувство вины пронзает меня, как молния. Вспоминаю, как он дал мне прослушать голосовое сообщение от Маркуса… И как пытался спрятать от меня дрожащие руки. Делаю глубокий вздох, думая, мерзавец ли он… или может ли он быть мерзавцем вообще. Заблудший разум приводит меня в душ. Видеть его лицо напряжённым от удовольствия… удовольствия, которое я ему доставляла… было… Можно ли вообще описать? Теперь я полностью понимаю, почему он кончил, когда его пальцы оказались внутри меня впервые. Прикладываю ладонь к лицу и стону, потому что очень, очень, очень хочу, чтобы он был здесь. — Блять… — шепчу я себе в отчаянии, когда потребность в нём между моих ног делает мои трусики неудобными. Я покачиваю бёдрами и поправляю резинку кружева, что вызывает трение, что ни капельки не помогает. У меня пересыхает в горле, когда я вспоминаю, как он надавливал на мой клитор, двигая влажным большим пальцем туда-сюда поочерёдно. Понимаю, что сама же добавила давление на нижнюю часть живота, и смыкаю бёдра, пытаясь унять часть своего желания. Не помогает! И тут в голову приходит… Я это редко делаю… А когда делаю… Я… Но вдруг осознаю, что уже наполовину там, только думая о нём. Особенно, потому что он сказал, что хотел бы посмотреть, как я прикасаюсь к себе. Я никогда не смотрела порно, но если бы я могла посмотреть Тобиаса в действии (только со мной)… я бы это сделала. — Блять, — говорю я себе по другой причине на этот раз, когда знакомый влажный жар касается моих пальцев. Я стону про себя, когда мой палец касается клитора. Я закрываю глаза… сильно… представляя, как Тобиас смотрит на меня из-за моих ног и ухмыляется, потому что знает, что делает мне приятно. Вспоминаю, как его язык порхал возле моего входа, ускоряясь, и по щекам разливается румянец. Мои бёдра дёргались, и он тогда усмехнулся, когда нежно сдерживал их своими руками. «Трис, — стонет он мне, — ты лучшая…» Оргазм поражает меня быстро, и становится неистово жарко внизу, когда я кончаю. Всё заканчивается будто и не начиналось… Тобиас намного круче в этом… Реальность бьёт меня по лицу. — Божечки! Неужели я только что сделала это? — говорю я вслух, закрывая раскрасневшееся лицо руками, будто кто-то наблюдает за мной. Смеюсь, как идиотка. На самом деле я горжусь собой. Что со мной? Затем ехидная гениальная идея приходит мне в голову: я хватаю свой телефон и делаю ещё одно селфи…Тобиас
«Чёрт, да! Чумовая встреча!» — Думаю про себя, когда Амар хлопает меня по плечу, а затем пожимает мне руку в стиле «молодец, мой друг». Эй, Тобиас, притормози. Я возвращаю себе нормальное лицо. Я придумал ему название «не лицо Трис»: минимальные эмоции, не разговорчивое, в основном совершенно отталкивающее. — Спасибо за весьма ценное приобретение. — Ты всегда такой скромный? Это были твои черновые эскизы, и ты в совершенстве объяснил их реализацию, а также принял рекомендации наших разработчиков… Я бы не сказал, что ты какой-то там обычный архитектор. — Ну, у меня был отличный наставник. — Это правда. Лучшего босса я и представить себе не могу. — Вот. Видишь? Я не такой уж и скромный. — Он быстро оглядывается через плечо. — К слову о скромности… — Прошу прощения, Амар, — говорит Нита, пытаясь протиснуться между нами. — Четыре? Можно поговорить с тобой? — Она встаёт слишком близко ко мне, нарушая личное пространство. — Да, — отвечаю я и скрещиваю руки на груди. Амар не делает попыток уйти и, честно говоря, если он это сделает, я просто схвачу его за руку. Пусть сплетни разнесут в пух и прах! Я приподнимаю брови, прося её заговорить. — Это личное, — шепчет она. — Тогда нет. — А теперь убирайся к чёртовой матери. Она прищуривается и смотрит на меня. — Значит мне придётся зайти в твой в кабинет позже. Пока. — Она хлопает меня по плечу, когда проходит мимо. — Я так понимаю, ты с ней спал? — К несчастью. — Хм. — Если это против правил, поверь мне… — Нет, нет… ничего подобного. Я бы потерял всех своих стажёров и большую часть персонала, если бы это было так. Просто не доводилось слышать от мужика, что он «к несчастью» переспал с Нитой. Я не отвечаю. — Просто будь осторожен. Я почти уверен, что в её жилах течёт яд, — предупреждает Амар, пятясь к своему кабинету за углом. — Спасибо за запоздалое предупреждение. — Если что я рядом. Отличная работа… Снова собираемся в понедельник? Я киваю в знак согласия и поворачиваюсь, чтобы вернуться на рабочее место, но в кармане вибрирует телефон. Вытаскиваю его и вижу, что Трис прислала мне свою фотографию. Должно быть, она только что проснулась, потому что у неё сонно открыт один покрасневший глаз, волосы разбросаны по кровати, и она всё ещё в моей футболке с обнажённым плечом. Самая сексуальная фотка в мире… Почему я ещё здесь? К картинке прилагается текст: Трис: «До…» До чего? — Привет, Четыре! Как прошла встреча? — спрашивает Уилл, выкатываясь на стуле из кабинета. Телефон вибрирует снова, и я проверяю его в то время, как отвечаю ему: — Очень продуктивно. Я умираю с голоду, может, спустимся вниз, чтобы… — Больше я не могу вымолвить ни слова, потому что у меня внезапно пересохло во рту. В телефоне на меня смотрит очень удовлетворённая Трис. Я знаю этот взгляд: пылающие щёки, блестящие глаза, припухшая нижняя губа, растрепанная причёска. И к этому драгоценному камню прилагается ещё одно сообщение: Трис: «После…» Неужели она только что?.. Ни хрена себе… в… моей… постели. Матерь… — Четыре? Эй, куда ты, чёрт возьми, собрался, чувак? Я тоже умираю с голоду!Трис
Да… это только что случилось. Беатрис Прайор только что отправила селфи после оргазма. Возможно, я расскажу об этом Кристине. Она месяц уговаривала меня сделать это. Хотя не в постели Тобиаса… и не буду рассказывать о селфи… Наверное, я опущу эти детали. Ответь мне! Что, если он ещё встречается с разработчиками? Что, если он сейчас не может сосредоточиться? Неужели я совсем облажалась? Я умираю от желания увидеть или услышать ответ. Звонит телефон. Я хватаю его и прижимаю к груди, зажмурив глаза от волнения. Тобиас: «Ты… только что сделала… то, о чём я подумал?» Я: «О чём ты подумал?» Тобиас:«Хочешь, чтобы я произнёс это?» Я:«Или набери меня, потому что сегодня ты ещё мне не звонил». Тобиас:«Думать о тебе сейчас и так тяжело, не говоря уже о том, чтобы слышать твой сексуальный голос. У меня нет запасных штанов на работе!» Подожди… Тобиас: «И?..» Подожди… Тобиас: «Серьёзно?!» Я: «Что?» Тобиас: «Не «что?», я вся такая милая и невинная. Ты… правда… удовлетворила себя на моей кровати?» Я: «Правда». Тобиас: «Не думаю, что ты имеешь хоть малейшее представление о том, как это чертовски горячо». Я: «Рада, что ты доволен». Тобиас: «Слабо сказано». Трис: «Где у тебя можно взять чистую простынь?» Тобиас:«Да как… ты… посмела…» Примерно спустя час я всё ещё нахожусь у Тобиаса. Я заметила, что всё выглядит как чёртов гостиничный номер. Здесь нет никаких фотографий, кроме каких-то дерьмовых деталей. Держу пари, все было обставлено заранее. Даже книги на полке — не думаю, что он их читал: «Гордость и Предубеждение», «Грозовой перевал», «Любовь и Война», «Энн из Грин Гэйблз». У него есть красивый балкон, но он пустой. Разве он им не пользуется? Я бы жила на балконе, если бы у меня был такой вид. В этом месте чего-то не хватает… Ну, то есть его. Тобиаса тут вообще нет. Его стены должны быть глубокого тёмного цвета… Тёмно-синие или даже чёрные с какими-нибудь фотографиями зданий. Он архитектор, вообще-то! Я подумываю о том, чтобы предложить несколько своих картин. Вероятно, он почувствует себя обязанным повесить их. Однако Кристина говорит, что они не похожи на те, что она видела раньше, и она постоянно возмущается, что я их не продаю. В последнее время я думаю об этом всё чаще и чаще. Насколько удивительно преследовать страсть зарабатывать на этом деньги? Это делает Тобиас. Но он потрясающий, образованный и даже более храбрый, чем я. Может, мне получить высшее образование? Я всегда думала, что у меня получится… Но, честно говоря, у меня больше нет желания. Всё-таки чувство независимости не берёт надо мной верх, и я планирую быть в квартире Тобиаса, когда он придёт с работы. Звоню Майре, чтобы узнать, не подменит ли она меня, что она с радостью делает, потому что кому, чёрт возьми, нравится работать в позднюю смену в среду? Обычно я терпеть этого не могу, но хочу приготовить ужин для нас с Тобиасом. Я часто готовила вместе с мамой. Ненадолго останавливаюсь и вздыхаю от воспоминаний, когда иду к двери, чтобы пойти в «Whole Foods». Когда оказываюсь на месте, я просматриваю витрины, помня, что у Тобиаса на кухне практически нет ничего съестного. Думаю, что могу также купить кое-какие продукты на случай, если снова попаду к нему (надеюсь, что попаду), и тогда я приготовлю ему что-нибудь. Если нет, то он сам определится. Поэтому я покупаю продукты для морозильника: рыбу, курицу, говяжий фарш, несколько стейков. Бросаю в корзину немного приправ. Затем несколько пачек: рис, макароны и многое другое. Я очень надеюсь, что не переступаю черту. Перестань сомневаться в себе! Так что же мне приготовить на сегодня? Я думаю о маминой запеканке с курицей и рисом. Это потрясающее блюдо одно из моих самых любимых. Иногда я так скучаю по ней. Что-то всегда удерживает меня от слёз, хотя я не могу точно сказать, что именно. После нахождения всех ингредиентов для запеканки и немного овощей, у меня звонит телефон. «Керрингтонский центр психического здоровья и токсикомании» появляется на индификаторе вызывающего абонента. — О нет, — шепчу я себе, готовясь к худшему. Если бы Калеб хотел поговорить со мной, он бы позвонил из своей комнаты. Это звонок с объекта. — Алло? — отвечаю я, и мой голос при этом срывается. — Это Беатрис Прайор? — Да. — У твоего брата была ещё одна попытка самоуйбийства. — Я буду через сорок пять минут. — Спасибо. Он сказал, что будет говорить только с тобой. — Хорошо. Спасибо. — Рад помочь. — Он действительно только что сказал «рад помочь»? — Чёрт! — говорю я себе по совершенно эгоистичным причинам, одна из которых заключается в том, что я не буду у Тобиаса, когда он вернётся домой. Это уже пятая попытка самоубийства Калеба. Я люблю своего брата, но быть его ближайшим родственником — это… Неудобно? Трудно? Раздражает? Молодец, Трис! Я провела в магазине целый час, так что мне всё равно придётся заплатить и оставить покупки у Тобиаса. Оплачиваю, беру пакеты и готовлюсь к походу на автобусную остановку. Мне нравится жить в мегаполисе, но продуктовые магазины — это дерьмо! Затем я вижу технику для кухни и меня осеняет идея…Тобиас
Я всё ещё не могу прийти в себя от потрясающей внешности моей девушки. Знаю, что на моём лице была самая глупая улыбка, и я буквально не мог выйти из своего кабинета целый день… Встать из-за стола, если вдаваться в подробности. Кроме того, я мучаю себя тем, что смотрю на фотки «до» и «после» почти весь день. Хочу, чтобы Трис рассказала мне о своём прошлом, когда придёт время. И я по-прежнему не собираюсь переводить наши отношения на новый уровень, пока она этого не захочет. Конечно, я боюсь, что плотская часть меня завладеет мной, если дать ей слабину. Я был готов войти в неё через несколько минут после того, как она снесла мне крышу. Это нешуточная выносливость! Чёрт! Однако могу честно сказать, что меня привлекает не только её тело, а… она в целом. Она для меня как магнит. И снова эта глупая улыбка… — Прошу прощения… Мистер Итон? — М-м-м? О… привет, Лорен. Правда, прошу, зови меня Четыре. — Знаю… Я просто хотела убедиться, был ли ты тогда серьёзен. — Я был… серьёзен. — Гм… вау. Кажется, я никогда не видела, чтобы ты улыбался. — Ну, это естественная реакция на счастье. — Или когда твоя сногсшибательная подружка ублажает себя в твоей постели и посылает тебе гребаную фотографию. — Счастье? Ладно… Я просто хотела узнать, не хочешь ли ты кофе. — Конечно, было бы здорово. Ноль пять Амер… — Американо… Я помню… Я сейчас вернусь. Я улыбаюсь, видя, что только что пришло сообщение от Трис, и быстро киваю Лорен. Мне кажется, она сейчас флиртовала со мной, но мне на самом деле всё равно, поскольку теперь у меня есть законное обоснование моей незаинтересованности. Улыбка сразу исчезает, когда я вижу причину этой смс. Трис: «Мне звонили из Керрингтон. С Калебом что-то произошло. Не хочу объяснять в сообщении. Меня не будет дома, когда ты вернёшься». Трис:«В твоей квартире, в смысле. Хах. Неловко». Я: «Не неловко». Мне понравилось. Так что мне сказать? Я в этом не силён! Я: «Дай знать, если тебе что-нибудь понадобится». Отлично. Трис: «Я сама, спасибо». Я:«Напиши, когда освободишься». «Когда освободишься?!» Она же не выполнять поручение туда идёт, придурок! Я:«Я только сейчас понял, как дерьмово это прозвучало». Трис:«Ну да». Стону и кладу голову на стол. Трис: «Но ты читаешь мои мысли. Хотя в тексте прозвучало хуже. Твоя взяла». Я: «Уф». Трис: «Я уже пришла, поговорим позже». Я:«Хорошо». Следующие десять минут я размышляю, а не следовало ли мне быть более вежливее и предложить встретиться с Трис в Керрингтоне. В конце концов, сегодня утром она ворвалась в мою квартиру, когда беспокоилась обо мне. Правильно ли я поступаю? Она ценит своё личное пространство, а я никогда не встречался с Калебом, так что, думаю, да. Улыбка на моём лице появляется совершенно неуместно, когда я думаю о нашей переписке и о том, что Трис может дурачиться также, как и я, хвала Господу. Но какова бы ни была ситуация с Калебом, в этом нет ничего хорошего, и я не должен улыбаться. — Воу. Опять счастлив? Это же рекорд! — слишком весело говорит Лорен. Я не отвечаю, потому что больше не в настроении терпеть чью-либо личность. — Спасибо, — говорю, когда она протягивает мне кофе. — Всегда пожалуйста! Начинаю писать Зику, чтобы узнать, не хочет ли он встретиться в спортзале. Наверное, я должен перед ним извиниться. Ненавижу извиняться перед ним! Сколько раз я подчищал за ним? Я всё ещё чувствую присутствие Лорен в своём кабинете, поэтому пытаюсь передать: «Какого хрена тебе ещё надо! — Даже не сказав этого. Видишь? Работаю над добротой. — Гм… увидимся завтра. — Да. Когда она уходит, я смотрю на стаканчик в поисках её номера, но его там нет. Хорошо. — Четыре? — Что. — Это утверждение, а не вопрос. — Блин, мужик. Хочешь, чтобы я ушёл? — раздражённо спрашивает Уилл. — Нет, вовсе нет… извини. — Да ладно, неважно. Я только что говорил с Кристиной. Ты знаешь, что произошло у Трис? Кристина волнуется… по-настоящему волнуется. Не уверен, насколько эта информация засекречена, поэтому сначала не отвечаю. — Перестань пялиться на меня. Я уже знаю о Калебе, — говорит он нетерпеливо, когда я смотрю на него с поднятыми бровями. — Мне жаль. — Не хочу быть грубым, просто пытаюсь уважать серьёзный вопрос о личной жизни Трис. — Я знаю. Все нормально. Я всё понимаю. Всё, что Кристина мне сказала, — то, что Трис позвонила в бар, чтобы подмениться, и что Трис едва произносила слова. Единственное, что она пробубнела, — что ей надо в… гм… Керрингон. Я громко вздыхаю. — Чёрт… Она написала мне около десяти минут назад, сказав, что направляется туда. Сказала, не хочет объяснять всё в сообщении. Это всё, что мне известно. — Может, мне позвонить? Написать смску? Оставить всё как есть? — Ладно, спасибо. Я передам Крис. — И что мне теперь делать? — Чёрт меня побери, откуда я знаю. — Спасибо.Трис
Вхожу в центр. В нём несколько входов — все они оборудованы пандусами для инвалидов. Однако это сбивает с толку. Я обычно выбираю дверь, которую могу толкнуть вручную, либо нажать кнопку, чтобы открыть. Почему я думаю о входах? Чтобы отвлечься… да. — Здравствуйте. Я Трис… Эм… Беатрис Прайор. Я здесь, чтобы узнать… — Вы сестра Калеба? — Да. — Здравствуйте. Я доктор Рейнольдс, — говорит очень симпатичная блондинка в докторском халате, снабжённом клипбордом*. — Я новый местный психолог и работаю с Калебом. — Отлично, — невозмутимо отвечаю я. — Однако сейчас он не хочет иметь со мной ничего общего, поэтому я рада, что вы здесь, хоть и при таких обстоятельствах. Простите, если это показалось вам топорным. — Топорным? Кто, чёрт возьми, так говорит? — Что случилось? — спрашиваю я, когда мы идём по коридору к психиатрическому крылу, а не к местам проживания, как обычно. — Вчера вечером у него был посетитель. — Кто? — Некто по имени Сьюзан. — Кхм. — Вы её знаете? — Расскажите мне, что случилось. — На самом деле это я нашла его сегодня утром. У него на шее был шнурок от толстовки с капюшоном. — Она сглатывает. — Она определённо новичок в этом деле. — И он медленно пытался задушить себя… всю ночь. Я глубоко вздыхаю, когда перед моими глазами встаёт картинка. Она молчит и пристально смотрит на меня. — Я думаю, он хотел медленной смерти. Он наказывал себя. Я киваю. За последние три года Калеб пытался повеситься на простыне, спрыгивал с шестиметрового стеллажа головой вниз, выбегал на полосу встречного движения и даже пробовал передозировку метадона**. Он говорил мне, что, по его мнению, это будет поэтичная ирония: «Герой-наркоман умирает от передозировки метадона». Как по мне в этом не было ничего поэтичного. Отсутствие у Калеба желания жить поначалу подавляло меня: я не могла представить, что потеряю ещё одного члена своей семьи. Он даже не может попытаться жить ради меня. После его четвёртой попытки я поняла, насколько он был действительно несчастен. Теперь маленькая часть меня надеется, что он преуспеет, только чтобы избавить его от страданий. Может быть, он обретёт покой? Вот как это работает? Всё, что я знаю, — что эта жизнь не для него. Он проживает каждый день с изнуряющим чувством вины. Калеб получил черепно-мозговую травму из-за передозировки героина. Как будто передозировка лишила его всего, что делало его хорошим. Теперь он живёт в своём собственном мире пыток и угрызений совести. Я пыталась напоминать ему о счастливых днях. Я видела по его глазам, что он помнит, но потом он смущался и расстраивался. Врачи сочли, что для него будет лучше, если большую часть разговора будет вести он, а я — следовать за ним, стараясь не отвлекаться. Ну да ладно. — Он там, внутри. Я буду здесь, если… — Со мной всё будет в порядке. На кожаном диване в углу полутёмной комнаты сидит мальчик, который раньше улыбался так, что девочки в моём классе падали в обморок; у него были добрые глаза цвета его камня-оберега перидотита, и самый заразительный смех на свете. Теперь ничего этого нет. Ну, кроме глаз… но теперь они всегда налиты кровью. — Ты пришла. — А ты думал, я не приду? — Я надеялся, что меня на тот момент уже не будет. Я сажусь на середину дивана. — Разочарован? — Очень. Я вздыхаю, не зная, что ему сказать. — Тебе нужно кое-что знать. — Что? — спрашиваю я, пытаясь сделать вид, что я не догадываюсь. — Сьюзан была здесь. — М-м-м, хм. — Она рассказала, почему вы больше не общаетесь. — Я не шевелю ни единым мускулом. — Беатрис… Беатрис… Беатрис, чёрт возьми, посмотри на меня! — кричит он, швыряя пульт от телевизора через всю комнату. Вбегают две медсестры вместе с доктором Рейнольдс, и я быстро встаю, чтобы остановить их. — Я в порядке! С ним всё хорошо… правда… прошу… Они неуверенно переглядываются, но потом выходят из комнаты, и доктор Рейнольдс оглядывается на нас через плечо. Я снова медленно сажусь. — Ты никогда не рассказывала мне, что он бил тебя… Почему… ты… не… рассказывала… мне?.. Я же мог защитить тебя… Я твой гребаный брат! — А что рассказала Сьюзан? — О, эта тупая сука не переставала болтать! Прошлому Калебу никогда бы не пришло в голову назвать Сьюзан тупой сукой, каким бы точным ни было это утверждение сейчас. Он был влюблён в неё много лет. — Она сказала, что «исповедуется», — говорит он с притворным смехом. — Что она годами цеплялась за это «чувство вины»! Да пошла она! — Затем его лицо становится холоднее обычного. — Она сказала, что всё время знала… Она знала, что… гм… — Он щурится, пытаясь ухватиться за последнюю мысль. — Почему я не могу вспомнить его проклятое имя?! — Эрик. — Да… извини. — Не извиняйся. Если бы я могла забыть его имя, я бы так и сделала. — Одно из преимуществ сумасшествия. — Ты не сумасшедший. — Всё равно, что сказать, что ты не дурак. — Что? — говорю я, недоверчиво поворачивая голову на его внезапную злобу. — Ты была с ним… так что, очевидно… — Прекрати. — Эй, не волнуйся! Мне хватило глупости, чтобы не замечать, тебе — чтобы уехать, а Сьюзан и нашим родителям — что-то предпринять! — Что ты только что сказал? — Я не могу дышать. — Я не понимаю… Ты о чём? — Мама и папа. — Не упоминай о них… Почему ты всегда говоришь о них?! — Я… не знаю, но ты… только что сказал. — В груди что-то сжимается, а Калеб смотрит на меня в замешательстве. Он с трудом поспевает за своими мыслями. — А они… знали? Знали ли они… об… об Эрике? — Эрик был моим тупоголовым боссом. Почему он тебе вообще нравился? Он сменил тему, и комната начинает вращаться. Спотыкаясь, я встаю с дивана и иду в холл, даже не оглядываясь на Калеба, который всё ещё смеётся. Кто-то или что-то подхватывает меня под руку, когда я спотыкаюсь и блюю на пол. — Мне всё равно не очень нравились эти туфли, — говорит доктор Рейнольдс, пока я пытаюсь сосредоточиться. — О Боже, мне так жаль, — бубню я, как будто это одна фраза. — Мы можем присесть и поговорить? — Она разговаривает со мной так, словно мой мир не вращается, и я просто испачкала её туфли. Я киваю, а она жестом показывает одной из медсестёр убрать за мной. Я пытаюсь сказать им «мне очень жаль», но доктор Рейнольдс просто говорит: — Это их работа. — Мне кажется… Она ведёт меня в маленькую комнату для посетителей, а потом, кажется, уходит. Каким-то образом я достаю свой телефон и вижу, что уже 16:00. Небольшой кусочек ясности приходит ко мне, и я понимаю, что, возможно, могу опоздать на работу… Если это то состояние, в котором я нахожусь. Так Калеб чувствует себя всё время? В тумане и из тумана… Ощущение, что ты под водой и отчаянно нуждаешься в воздухе. Скорее всего. Я звоню в бар. — Крис. — Привет! Я тут подумала, что, если после смены снова пойдём в «Callahan's». Может, только девочками? Я просто так подумала… — Я могу опоздать на работу. — Ладно? — Ух… можешь попросить Майру… остаться, если я… — Я прикрываю динамик телефона рукой и делаю глубокий вдох, чтобы не расплакаться. — Наверное. Почему ты не можешь попросить её? Кстати, где ты? Сегодня утром тебя нигде не было видно… — Я в Керрингтоне. — С Калебом все в порядке? Не хочу, чтобы она слышала мои рыдания прямо сейчас, потому что знаю, что она будет волноваться и заставит меня объясниться. — Он… — полу-животный всхлип появляется из ниоткуда, прежде чем я успеваю прикрыть телефон. — О Боже, Трис. Я сейчас приеду. Я буду через несколько минут… — Нет. — Я не забываю о динамике. Входит доктор Рейнольдс, сочувственно смотрит на меня и забирает у меня телефон. — Здравствуйте, это доктор Рейнольдс. С кем я говорю? — Будьте уверены, Трис в хороших руках. Калеб стабилен. Она предоставит вам дальнейшие подробности, когда её самообладание будет более подходящим для разговора. — Я в этом не сомневаюсь… — Я передам, и ваше замечание о моей искренности будет должным образом принято к сведению. — Да, до свидания. — Она протягивает мне телефон с поднятыми бровями и раздражённым взглядом. Я даже не хочу знать, что ей сказала Кристина. — Спасибо, — бормочу я. — У неё «отличный» характер. — Да. — Она сказала, и я цитирую: «Вы лучше скажите ей, чтобы она позвонила мне! А то вы так говорите, будто у неё палка в заднице». — Да. Она… драматичная. Доктор Рейнольдс быстро переводит тему, как будто никогда не разговаривала с Кристиной: — Будем говорить о вас или о Калебе? Я не прочь услышать и то, и другое, так что было бы неплохо начать… — Это обязательно? — Да. — Калеб. Лучше поговорить о Калебе. — Очень хорошо. В последние годы состояние Калеба улучшилось. Могу я узнать, какие у него отношения со Сьюзан Блэк? — Она была его девушкой три года и… была… моей лучшей подругой. — Была? — Именно. — Я просмотрела записи, и она сначала часто навещала его. Но со временем визиты свелись к минимуму. Сьюзан писала мне каждый раз, когда приезжала навестить Калеба. После того, как он очнулся от комы, у него были очень искажённые воспоминания и никакого желания видеть её. Однако когда он всё же решился, его сознание спуталось, а он стал буйным. Примерно через год терапии его презрение к ней уменьшилось. Её визиты становились всё реже и реже. — У вас имеются какие-нибудь вопросы? — Нет. — Она останавливается, вероятно, расстроенная моей уклончивостью. Я совсем не знаю эту чёртову девчонку! Ей где-то двадцать пять! И уже врач? — Я никогда не видела Калеба таким встревоженным, как сегодня утром, после того как взд… — Вздремнул? — Я не это хотела сказать. — Она делает паузу. — Он всё время говорил… — Она смотрит в свои записи. — «Я не знал», «она никогда не рассказывала мне», «они знали». Он повторял это в течение примерно часа, пока не пришёл в себя и не спросил о вас. Вы можете мне что-нибудь объяснить? — Не я пациент. — Я пытаюсь понять, почему ваш брат пытался покончить с собой, когда как последние полгода у него всё шло хорошо. — Понять, почему Калеб это делает? — Мне… нужен… какой-то… вывод, — отвечает она, подчёркивая слова. Я вздыхаю, потому что знаю, что она пытается помочь. И разговоры о нём отвлекают меня от того… Так что я должна быть полезной. — Мне кажется, Калеб расстроился, когда Сьюзан сообщила ему, что она была в курсе, что я подвергалась насилию со стороны своего парня, и ничего не сделала по этому поводу. Она судорожно сглатывает, и на её лице появляется выражение жалости. Сотри это выражение со своего проклятого лица! — А Калеб знал, что… — Насчёт насилия — нет, он об этом не знал, но теперь, как видите, знает. Мне кажется, он винит себя за то, что не замечал этого. — Могу согласиться. — Чего не… Я была… Это моя вина, а не его, — говорю я, глядя на стену справа от себя. — Могу согласиться. Я смеюсь, потому что это необычный, но новый ответ. Я ожидала услышать что-то вроде: «Ты не виновата, не вини себя», и бла-бла-бла. — Мне жаль, — смущённо говорит она. — Я просто хочу сказать, что он определённо не при чём. — Могу согласиться. Она слегка улыбается, когда я повторяю за её слова. — Вы знали, что Сьюзан была в курсе о том, что с вами насильственно обращались? Хочу ли я раскрыть банку с червями, осознавая, куда это приведёт? — Я узнала об этом через две недели после приезда в Чикаго. Flashback Звонит телефон на тумбочке. Это Сьюзан. Слава Богу! Я очень скучаю по дому. — Привет! — взволнованно говорю я. — Привет. — Как поживаете? Как Калеб? — О… Калеб? У него сейчас трудные времена. Но я звоню не поэтому. — Ладно… Что тогда? Как… — Беатрис, он ищет тебя. Он везде тебя ищет. Вне штата и всё такое, — нервно произносит она. Почему Сьюзан подумала, что это странно? Насколько ей известно, я ушла от своего бывшего парня на следующий день после похорон моих родителей без объяснения причин. — Окей. Пожалуйста, не говори ему, где я. Мне просто нужно побыть одной и… — Я никогда не скажу ему… никогда… Просто будь осторожна. — Хорошо… спасибо, — с опаской говорю я. — Беатрис? — Да? — Тебе следует сменить имя. Я подслушала, как он звонил в офис — не знаю, кому, — и искал Беатрис Прайор. Твоё имя слишком узнаваемо… — Сьюзан. Она молчит. — Сьюзан. — Да? — отвечает еле слышно. — Расскажи мне. — Рассказать что? — Ты… знаешь… что. Она опять молчит. — Ты что, знала?.. ЗНАЛА??? — кричу я в трубку. — Да… хорошо, да! Теперь моя очередь молчать. — Послушай… ты же меня знаешь. Я ничего не умею. Я не такая, как ты! Здесь нет НОРМАЛЬНОЙ РАБОТЫ. Он мой босс, а мой отец возделывает свою землю! — Не смей… звонить… мне больше. End Flashback — Это… ужасно. Я не отвечаю на очевидный факт, когда она быстро проверяет смс-сообщение. — Мне очень жаль, Беатрис. Я вижу, что ты явно расстроена… — Заметно? — Ну да… — И по голосу, и внешне, и психически, и социально, и эмоционально… — Не надо сарказма. — Разве похоже, что я говорю с сарказмом? Вы же чёртов психолог! Люди просто так не расстраиваются. Вы уверены, что эта работа вам подходит? — Очевидно, что вам не обязательно срываться на мне. — Очевидно? Вот опять! — Я определённо срываюсь на ней. Какой бы она отстойной ни была, она не заслуживает моего гнева. — Есть ли что-нибудь, о чём вы хотели бы поговорить со мной? — Боже… Пожалуйста, не надо проводить анализ моего психического состояния… — Даже если это действительно так… Поверьте мне… Вы будете последним человеком, которого я буду психологизировать. — Чертовы умные люди. — Повторюсь, я пытаюсь понять вашего брата. — Она вздыхает. — Он сказал ещё кое-что. Она выдерживает слишком долгую паузу, чем принято в обществе. — Ну?.. — Он всё время повторял: «Они получили по заслугам». Повторил десять раз. Вы знаете, что он имел в виду? Вдруг в комнате снова не хватает воздуха. В горле словно ком. И всё же каким-то образом я нахожу слова: — Он сказал мне сегодня, что родители знали. — Вот и всё… теперь я знаю правду. Я не совсем понимаю, что происходит дальше, кроме того, что в конце концов я оказываюсь в луже слёз на столе, а рука Кары неловко похлопывает меня по спине. — Простите… — говорю я, пытаясь взять себя в руки. Обычно я лучше справляюсь с травмирующей информацией. — Не извиняйся, — переходит она на «ты». А мне и плевать. — Но я должна быть честна. Слушай, я не очень хорошо умею успокаивать. Особенно когда кто-то впадает в истерику. — Да, я тоже. Тоже не умею… Мне нужно идти. Как Калеб? — Пока с ним всё в порядке. Я позвоню тебе позже и сообщу последние новости. — Спасибо… и прости меня за то, что я такая стерва. — Извинения приняты. Я работаю в психиатрической лечебнице. Я каждый день через это прохожу. — Ок… тогда пока, — неловко говорю я. — Да, и передай от меня «привет» моему брату. — А? — Уилл Рейнольдс. Он узнал, что ты здесь, от своей, я так понимаю, подружки… От острой на язык девушки, с которой я разговаривала… И он написал мне. — Ты же не собираешься… — Ты — доверенное лицо Калеба, поэтому врачебная тайна пациента запрещает это. Насколько я понимаю, мы обсуждали только проблемы, связанные с психическим здоровьем Калеба… И они останутся между нами. Я киваю в знак благодарности и выхожу за дверь.Зик
Блин, я люблю Четыре, как брата. Но он может быть настоящим куском дерьма. Трис позвонила в участок — я добрался до его квартиры ровно за десять минут… благодаря мигалкам. У меня есть запасной ключ от квартиры моего лучшего друга. После неудачной вечеринки в нерабочее время, когда его не было в городе, я пообещал ему, что воспользуюсь им только с острой необходимостью. Не уверен, что данный случай подходит… Но, чёрт возьми, Трис позвонила. Я нахожу его лежащим на полу на животе и держащим в руке телефон. — Четыре? Четыре?.. Блять… Тобиас! Чёрт!.. — Я трясу его… много раз. — Нетрогайменя. Я не видел его таким уже много лет. — Ты один? Скажи мне, что ты не в бабьем обществе! Я не хочу вляпаться в это дерьмо, и Шона убьёт тебя… Ну же. — Я перевернул его на спину и попытался усадить. Он стонет: — Чёрт… — Твоя подружка позвонила в гребаный полицейский участок. Лучше бы у тебя была достойная причина вытворять это дерьмо… — Я пытаюсь просунуть голову ему под руку, чтобы помочь подняться, но вместо этого получаю сильный удар локтем в челюсть. — Ауч… Иногда я так тебя ненавижу. — Встаю позади него и обхватываю его руками, чтобы он встал, но вижу бутылку скотча. Маркус. — Она… такааая… блятьобожаю… — Да, мы все это знаем… тебе не помочь, чувак… Ох и тяжёлый ты, сукин сын! — Я почти держал его, пока он не оттолкнулся пятками от пола, и мы оба не приземлились на спину. Я пялюсь в потолок, пытаясь вспомнить, сколько раз он убирал за мной. Это единственная чёртова причина, по которой я всё ещё тут… Если не считать вероятного сотрясения. — Г-р-р-р-р… оста… меня… одного. — Слезь с меня! — кричу я, пытаясь снова поднять его и себя. — Это всё из-за твоего дурацкого дерьмового отца… Я знаю. А теперь я посажу твою задницу на… этот… диван. — Что потребует всех сил. — И… ты… поможешь мне! Наверное, мои слова отпечатались у него где-то в мозгу, потому что он позволил мне помочь ему лечь на диван. Он сидит, силясь открыть глаза. — Чёрт побери! Зачем ты наказываешь себя за это? Он… не стоит этого. — Твою мать… ненавижу… его. Я глубоко вздыхаю и качаю головой. — Ладно… давай, ложись, парень. — Кладу его голову на диванные подушки, беру бутылку скотча и ставлю в бар. — Надо позвонить твоей девушке. — Блять… люблю… её… но… — Он качает головой из стороны в сторону. — Она… позволлила… мне… сделла… ть… ей ку… ни… вподсобке***. С ума сойти. Я всегда вытягиваю из него информацию… Но то, что я услышал — сейчас кажется неправильным! — Ладно… пора идти. — Я… облажа… лся по пол… ной. — Если бы ты так облажался, она бы мне не позвонила. — Я встаю, чтобы выключить свет, но вдруг вижу своё лицо, на котором теперь большой синяк от удара локтем. — Сукин сын! — сердито говорю я себе под нос. Ничего не могу с собой поделать и оставляю ему записку: «Хорошая работа, мудак. З» Я смеюсь… Даже если это был хреновый ход. В спортзале я выплёскиваю всю свою злобу на моего лучшего друга: вымещаю её на грушах. Обычно он молчит как рыба после разговора с Маркусом, но сегодня этого дерьма не произошло. Он разговаривал со мной. — Зики! Не запачкай груши кровью! Шона не просто так назвала меня Зики перед всем залом. Я слышу её потрясающий высокий смех и решаю не говорить ей, о чём я на самом деле думаю. Я обожаю эту женщину. — Да, Зики… на грушах не должно быть крови, — слышу я, как говорит Четыре с неловким смешком — его версия вины. — Привет. — Привет. — Он начинает бить кулаком по груше рядом со мной. — Ну и мудак же ты. — Так ты же уже мне это говорил. — Хочешь кратко расскажу? — Обязательно было спрашивать? — Ты был не в своём уме. Ударил меня локтем по лицу — из-за тебя у меня чуть ли не сотрясение мозга. Говорил, что ненавидишь Маркуса, но любишь свою девушку, потому что она позволила тебе сделать ей куни в подсобке. Я уложил тебя в постель и ушёл. — Всё это ужасно звучит. Я смотрю на него и думаю, видел ли когда-нибудь его таким покрасневшим… даже после того, как я ударил Трис по лицу. Он несколько раз сильно и быстро бьёт по груше. — И это кратко? — спрашивает он, всё ещё ударяя кулаком по груше со всей дури. — Да, чёрт возьми. — Маркус звонил и хотел пообедать, поэтому я напился. Прости, что надрал тебе задницу… — Всё было совсем не так… — Не могу поверить, что наговорил тебе этого. Спасибо, что уложил меня спать. Может, мир? — Ага. — Хочешь спарринг? — Хорошо, давай.Тобиас
Трис не отвечает на мои сообщения, что не похоже на неё, так что, держу пари, она ещё в клинике. Сейчас это убивает меня. Мне нужно было серьёзно отвлечься. Зик обычно всегда спасал меня, поэтому я нашёл его в спортзале в надежде выместить всю злость на грушах или на нём — в спарринге — извинившись, что, я был уверен, я должен был сделать. Я добился и того, и другого. И даже не пришлось слишком много болтать. Я до сих пор не могу поверить в то, что сказал ему вчера вечером. Я себе даже не до конца признался, что люблю её. И, Боже милостивый, надеюсь, она никогда не узнает, что я проболтался Зику о том, что было в подсобке. — Мистер Итон, — произносит швейцар, кивая, и я раздражённо киваю в ответ. Сегодня я имел удовольствие поговорить с секретаршей Маркуса. Я почти повесил трубку, но передумал. Это то, что сделал бы Маркус. Она всего лишь выполняла свою работу. Я отклонил её попытку организовать обед и сразу же отправился в спортзал. Я подхожу к двери своей квартиры. Пахнет восхитительно… Она здесь? Буквально влетаю внутрь. — Трис? — Никто не отвечает, и часть меня благодарна, что она не стала свидетелем моего нелепого появления. Пахнет определённо восхитительно. Какого чёрта? Иду на кухню и замечаю вмонтированную в стену мультиварку, внутри которой булькает какая-то смесь. У меня вообще была мультиварка? Вижу записку: «Мой красавчик-парень, Я приготовила тебе ужин… Это лучшее, что я могла сделать. До скорой встречи! С Любовью, Трис». Она такая потрясающая. Я открываю крышку. Вроде как курица с рисом, которую я хочу съесть прямо сейчас. Вместо этого я пишу Трис записку: «Моя сексуальная подружка, Я не буду есть без тебя. Всё будет в холодильнике, когда мы сможем покушать вместе. С Любовью, Тобиас. P.S. Ты купила мне мультиварку?» Я фотографирую записку и отправляю ей, надеясь, что она улыбнётся, когда получит её. Сейчас 18:00. Три часа назад она уехала в Керрингтон. Я вдруг осознаю, что умираю с голоду. Подхожу к холодильнику, беру молоко для протеинового коктейля и делаю два глотка. Моя крутая девушка не только приготовила мне ужин, но и забила мне холодильник. Я вижу: апельсиновый сок, много разного молока, яйца, масло, универсальные приправы, сыр, мясные деликатесы и многое другое, что обычно хранится в холодильнике. Открываю морозильник и вижу, что и он довольно заполнен. Чёрт… она потрясающая. Телефон вибрирует. Подбегаю к нему только для того, чтобы увидеть, что это Уилл. Уилл: «Просто хотел сообщить, что с Трис всё в порядке». Я: «Откуда ты знаешь?» Откуда, чёрт возьми, он знает?! Уилл: «Когда я узнал, что Калеб в Керрингтоне, я написал сестре. Она там работает психологом». Я: «Что случилось?» Уилл: «Она ничего мне не сказала, кроме того, что Трис ушла около часа назад». Я: «Спасибо, что дал знать». Уилл: «Не за что».Трис
Выхожу из клиники и ловлю такси до пирса. Сажусь на скамейку и тут же встаю, чтобы поймать другое такси, которое отвезёт меня домой. Слишком много воспоминаний о родителях связано с этим местом. Я возвращаюсь домой и направляюсь прямо на балкон с камерой, пытаясь отвлечься, но отвлекает телефон. Тобиас. Чёрт! Он, наверное, волнуется. Очевидно, я была настолько поглощена жалостью к себе, что даже не написала ему. Я жалкая. Он написал мне милую записку и прислал фотографию: «Моя сексуальная подружка, Я не буду есть без тебя. Всё будет в холодильнике, когда мы сможем покушать вместе. С Любовью, Тобиас. P.S. Ты купила мне мультиварку?» Я сразу же понимаю, что находится в мультиварке, и разражаюсь слезами. Мамина запеканка с курицей и рисом. Но жест Тобиаса так мил, что я не могу сказать ему, чтобы он всё выбросил. Так что единственное, что я делаю, это пишу смс в ответ: Я: «Да, купила». Тобиас: «Просто уточнил». Я смеюсь над собой, потому что он знает, что я расскажу ему о том, что произошло с Калебом на моих условиях. Решаю позвонить ему. — Алло? — отвечает мой любимый голос. — Привет. — Привет. Ты в порядке? — Нет. — Я сейчас приеду. — Да! Пожалуйста, будь здесь через пять минут. — Нет, пожалуйста, не надо… Через полтора часа мне нужно быть на работе, а к тому времени, как ты приедешь, мне уже нужно будет уходить. — Тогда я приеду в бар. — Тобиас… — Что? Я волнуюсь. — Если ты придешь в бар, я… Чёрт, ненавижу это… Мне так надоело плакать… — Ты же знаешь, что можешь плакать при мне. — Знаю… Но от этого я не злюсь меньше… — говорю гнусаво и грубо. — Если ты придешь в бар, я захочу поговорить с тобой и… — Детка, всё хорошо. Я просто ненавижу слышать тебя в таком состоянии. — М-м-м х-м… Слышу его громкий вздох. — Можешь просто сказать мне, всё ли в порядке у Калеба? — Да, теперь он в порядке. — Ладно. Прошу, обещай, что позовёшь меня, если будет нужно. — Да… хорошо. — Жаль, что я не увижу тебя сегодня… Я соскучился, — смеётся он. Мне нравится его смех. — Иногда я забываю, как безумно это звучит. Я видел тебя сегодня утром… — Я не считаю это безумием… Можно я позвоню тебе после работы? Будет поздно… — И ты ещё спрашиваешь? — Спасибо. — И люблю тебя.***
Прихожу на работу к 20:00 и уворачиваюсь от Ала, с которым не разговаривала с тех самых пор, как он пытался поцеловаться со мной, и я надрала ему задницу в подсобке. Когда-нибудь мне нужно заняться этим. Затем я практически сбиваю с ног разозлённую Майру. — На будущее: предупреждай, пожалуйста. — Прости… Семейные обстоятельства… И я опоздала всего на десять минут. — Никогда раньше не слышала, чтобы ты говорила о семье, — говорит она так, словно обвиняет меня во лжи. — Ну, это потому, что мы с тобой обычно мало разговариваем… — Трис! — О нет… — Какого чёрта! Почему ты не позвонила? С Калебом как там? А ты как? Что случилось? Конечно же, я начинаю реветь. — Нет, нет, не плачь… Прости. Просто… иди в подсобку, а я через секунду приду. Одна секунда… Клянусь! — Она мчится обратно в кабинет Тори, а я иду в туалет, чтобы вытереть слёзы. О… может быть, меня сейчас пожалеют! — Ну, положительная сторона всего этого… — язвительно замечает Кристина, возвращаясь и становясь позади меня. — Это то, что я сейчас тебя пожалею. Реви, детка! Я смеюсь, по-настоящему смеюсь, потому что она прочитала мои мысли и потому что она не нянчится со мной. — Расскажешь? — спрашивает она. Что рассказать ей сейчас? Я ещё даже не успела всё обдумать. — Если только в общих чертах, — отвечаю я. — Давай. — Калеб снова пытался покончить с собой. — Ну я догадывалась… Как на этот раз? — Хотел удушить себя… Верёвкой от капюшона. — Господи. — Сьюзан, очевидно, приходила к нему вчера вечером и рассказала об Эрике и о том, что она всё это время знала. — Я могу только представить, как это произошло. — Он винит себя за то, что не заметил раньше, и за то, что не защитил меня. Во всяком случае, так я поняла его, когда он говорил разборчиво… Конечно, потом он стал жестоким и… — И… — Не могу сказать ей сейчас. — Теперь доктор Рейнольдс терпеть тебя не может… — Ой! Да боже мой… Кара! Я понятия не имела, что она сестра Уилла!.. Она говорила так, будто у неё палка в заднице. — Наверное… Если тебе станет от этого легче, — добавляю я, тряся головой, чтобы прийти в себя, — мне кажется, она и меня терпеть не может. — Нет. Ты не встречаешься с ее братом. — Ну да… Не встречаюсь, — говорю я, приподнимая волосы и ухмыляясь, думая о Тобиасе. — Что это было? Это выражение лица? Что сейчас было с лицом?! — Пора приниматься за работу! — Ты мне все расскажешь, — говорит она сквозь стиснутые зубы и тянет меня за руку. — Ауф! — Ты спала с ним? — Вид у нее почти сердитый. — Ты что, рехнулась? Нет… И даже если бы это было так, что с того? — Извини… Я просто… Ты же знаешь, что я волнуюсь. Ты ему рассказала… — Я расскажу… Обязательно. Мы выходим в зал. — Так что, само собой, нам нужно кое-что наверстать… Такое ощущение, что я не видела тебя целую вечность. — Да, хорошо. — Надеюсь, ты не упустишь ни одной детали, так ведь? — Да… — Д-а-а-а-а-а-а! — визжит она. Боже. — Уходишь? — Ага, конечно! Как будто Тори позволит мне уйти во время плей-офф. — Слава Богу. — Я всерьез забеспокоилась, увидев, как ушла Майра. Не хочу иметь дело с пьяными фанатами «Ястребов»… Кроме того, я очень хочу посмотреть игру, а если я буду всегда занята… Нифига себе! Только сейчас понимаю, как легко забыла, не подберу лучшего слова, о Калебе и событиях сегодняшнего дня, не важно, на какое время. Конечно, все внезапно вернулось, и пустое чувство предательства скребёт вновь. — Ты как? — спрашивает Кристина, проходя мимо. Я шмыгаю носом, киваю и поворачиваюсь, чтобы обслужить своего первого клиента.Тобиас
Звонок Трис напугал меня до чёртиков. Я заснул, когда смотрел игру «Ястребов». Выиграли они, блять, или нет? — Они выиграли? — спрашиваю я у Трис, сонно потягиваясь на диване. — Хе-хе. И тебе привет… Ты правда хочешь это знать? — Очевидно, нет. — Проклятый Седрик Пакет! Молния впереди: 3-2. — Ненавижу его за его крутость, — говорю я, снова потягиваясь. — Именно… Но ему хорошо Хедман помог сегодня. Грустно… Камиски прилетела шайба между ног. После этого в Ангаре стало очень тихо. — Я знал, что тебе нравятся «Ястребы»… Но ты и правда знаешь хоккей… Так или иначе это огонь. — Я была одной из немногих фанаток «Блэкхокс» в Киттридже. Там в основном фанатеют от «Миннесоты». — Х-м-м-м. — Терпеть не могу «Миннесоту Уаййлд»****… Хотя в этом году они не попали в плей-офф. — Как дела на работе? — Сегодня было много несносных клиентов. — Я знаю, что она не любит свою работу, и я также точно знаю, что она имеет в виду, когда говорит «несносные клиенты». — Хм-м-м-м. — Ничего такого, с чем бы я не справилась. — К твоему сведению, я… буду… там… Когда ты будешь работать во время следующего матча плей-офф. — Ладно, пещерный человек, — смеётся она. Это правда. — Я должен защитить свою женщину. Она мило смеётся, а потом прекращает. Я знаю, что Трис хочет рассказать мне о Калебе, но затевать разговор первым я не буду. — Прошлой ночью он пытался покончить с собой. Это был его пятый раз. — Дерьмо… Трис, я… — Не говори пока ничего, ладно? — спрашивает она дрожащим голосом. — Ладно. — Вчера вечером его навещала моя лучшая школьная подруга. Также она является его бывшей девушкой и по какой-то долбаной причине — наверное, чтобы избавиться от чувства вины, — рассказала моему психически неуравновешенному брату, что у меня были насильственные отношения с его боссом. Я замираю, не зная, что делать. — Хорошо, скажи что-нибудь, иначе будет странно. — Ага, прости… гм… Эрик был боссом Калеба? — Да. — И Калеб никогда не знал об этом? — Нет… Он даже не догадывался. Но теперь он всё знает… И он очень запутался, чтобы понять. Он винил себя за то, что не защитил меня, поэтому и попытался удушить себя… — Она плачет, а я ничего не могу с этим поделать. Чёрт! — Можно я спрошу? — М-м-м, — говорит она, и я слышу, как она шмыгает носом. Я ненавижу это. — Ты сказала, что Сьюзан хотела избавиться от чувства вины? Что изменилось после того, как она поговорила с Калебом?.. Прости… Я просто пытаюсь понять… — Сьюзан знала. — То есть ты ей рассказала? — Нет. Спустя две недели после моего отъезда я узнала, что она была в курсе всё это время. Она никогда не поднимала этот вопрос и никому не рассказывала… Но я ведь не могу её винить, правда? Я делала то же самое. По крайней мере, у неё было оправдание. Эрик был её начальником. — Я ненавижу эту Сьюзан. — Значит, она сказала Калебу, что знала? — Да… Но это не самое худшее. — Говна там больше? — Ясно. Я не слышу ничего, кроме полной тишины, и я вижу, что она прикрывает динамик на телефоне. Наконец слышу то, что можно описать как сдавленный шепот: — Мои родители знали. — Что… за… чёрт… Сейчас в моей голове нет ничего, кроме непристойностей и откровенного гнева; это так ужасно, что я говорю… ничего… Но в конце концов кое-что приходит на ум: — Трис. — Мёртвая тишина… Она снова прикрывает динамик. — Я сейчас… приеду… — Не надо. — Не говори мне «не надо». Я хочу видеть тебя сейчас. Я выхожу за дверь… — Я не впущу тебя. — Почему?! — раздражённо спрашиваю я. — Потому что мне нужно отвлечься, и я не хочу использовать тебя в качестве отвлечения! — Отвлечения? Я в растерянности… и обуваю туфли. — Ох! Тебе не надо приходить, потому что я очень хочу заняться с тобой сексом, а когда ты появишься, я наброшусь на тебя, и мы будем трахаться в дверном проёме… моей квартиры… Приспущенные штаны и всё такое! — М-м-м-м-м хм… — В паху твердеет. — Я не хочу, чтобы наш первый раз был таким, тогда, когда мне просто надо отвлечься… от этого… от всего сегодняшнего дерьма. Пялюсь в стену, обутый в один ботинок, представляя, как прижимаю Трис к широко открытой двери… штаны у моих лодыжек. — Тобиас?! — Пообещаешь мне кое-что? Она вздыхает. — Может быть… — Не годится. — Сдаюсь… Что?! — Что мы… осуществим это… когда-нибудь… Полная тишина, а затем я слышу сдавленный смех, который становится громче. Мне так нравится её смех. — Ладно… Да. — Обещаешь? — Обещаю. — Круто. — О Боже… серьёзно… Как тебе удаётся так легко заставить меня смеяться? — Это часть моего обаяния, — ухмыляюсь я. Я совсем не обаятельный. — Пожалуйста, смени тему. — Хорошо… Чем ты сейчас занимаешься? Я слышу много… Но не знаю… Это помехи? — Я надеваю пижаму… иначе известную как твою футболку. — О. — Представляю Трис в моей футболке… без бюстгальтера… в трусиках… Я снова твердею. — А ты что делаешь сейчас? — Она сказала это своим сексуальным голосом? Чёрт, я всё пропустил. — Я иду в постель. — Хм… какое совпадение! — О да… Я слышал. — Не совсем… Сейчас два часа ночи. — Хорошо, тогда поболтаем завтра… Ты, наверное, устал. — Уже нет! — Это странно… Внезапно я вообще перехотел спать. — Очень странно. — Думаю просто забраться в постель. Можем дальше болтать, если хочешь… Если нет… От тебя будет зависеть. — Прошу, давай продолжим… — Давай поболтаем немного. Слышу шорох её одеял и практически выпрыгиваю из своих пижамных штанов, когда заползаю в постель. Её запах бьёт меня по лицу, как машина врезается в фуру, и я стону намного громче, чем намеревался. — Ты в порядке? — спрашивает она, хихикая. Она точно догадалась. — Моя кровать пахнет тобой, и мне это чертовски нравится. — Могу поспорить, она пахнет, как моя. Я устраиваюсь поудобнее, думая, что лежу прямо на том месте, где кончила моя девушка… удовлетворив себя. — Да… восхитительная, как твоя. — Кстати, я до сих пор не могу поверить, что сделала это. — Не обычное явление? — Определенно нет, я в смысле, я… на этот раз я представляла… так что это было… по-другому. — Представляла? — М-м-м… — Я воображаю, как она прикусывает нижнюю губу, произнося эти слова. — Продолжай. — Я думала о тебе… Ну… помнишь… Эм… в душе… — Боже милостивый! — И как мне нравилось смотреть на твоё лицо. — Гм… М-м-м, — вроде как говорю я, снимая боксеры. — Что ты делаешь, Тобиас? — Раздеваюсь, пока моя чертовски горячая подружка мучает меня. А ты что делаешь, Трис? — Отодвигаю свои красные трусики в сторону, потому что они вдруг стали очень-очень мокрыми. — Я включаю громкую связь. — Опередил меня. — Итак… сегодня утром… просто из любопытства… к слову… Что ты делала, пока лежала здесь и думала обо мне… в своём рту. Я слышу, как она тяжело дышит. — Я начала трогать себя… — Ещё один глубокий вдох на том конце. — Что сейчас делаешь? — Медленно провожу кончиками пальцев по самому чувствительному месту. Я знаю, ты в курсе, где это… — В самом верху твоей киски. — Господи, неужели мы это делаем? — Что ты сейчас делаешь? — Поглаживаю себя правой рукой… медленно… потому что очень хочу, чтобы это продолжалось. — О чём ты думаешь? — Это хороший… э-э… вопрос. Сейчас я думаю о том, как мне нравится водить языком вверх и вниз по твоим влажным распухшим губам. — Господи, Тобиас… — И думаю о том, что хочу перейти на другой уровень в наших отношениях, если ты… не будешь… возражать. — Я… тоже хочу. — Да? — говорю я отрывисто. — Повтори. — Как… я не могу дождаться, чтобы узнать, каково это — крепко обхватывать твой твердый длинный член. Я стону: — Чёрт… м-м-м-м… Ты же знаешь, что сначала я буду… двигаться медленно, наслаждаясь каждым изгибом внутри тебя. — Боже… Поскорей бы… Я хочу, чтобы твои пальцы были внутри меня сейчас. — Я почти чувствую, как ты сжимаешься вокруг них сейчас… Чёрт… Мне так чертовски тяжело… Продолжай говорить со мной, детка… Я обожаю твой голос. — Если бы я была рядом, я бы сжала тебя сильнее… Что ты делаешь? — Я сжал свой член в кулак, как ты сделала бы, и… чёрт, я уже близко… Трис… — Боже, Тобиас… Я не могу… говорить… Эх… ах… — Я всё ещё сжимаю руку и слушаю, как она достигает пика, а затем ее дыхание замедляется. Она убивает меня… <ta>Я ускоряюсь, понимая, что она сделала это для меня, но это намного лучше, потому что я знаю, что она слушает меня, и это ее заводит. — Боже… — Мое воображение переносит меня через край, и я кончаю, думая о том, как в последний раз кончил ей в рот. Затем замедляюсь и останавливаюсь, вытирая руки о простыни. — Трис? — Я едва выдыхаю. — Да? — отвечает она тем же самым голосом. — Мы правда только что это сделали? — Правда… О Боже, мы сделали это. — Ее голос приглушен, и я представляю, как она в смущении закрывает лицо. И я считаю это таким забавным, потому что она чертовски смелая девушка. — Странно, что я хочу дать тебе пять прямо сейчас? — Нет. Я бы тоже дала тебе пятюню, — говорит она, хихикая. Мы лениво болтаем еще около десяти минут, пока нас обоих не начинает клонить в сон. — Спокойной ночи, Трис. — Я люблю тебя. — Спокойной ночи, Тобиас. Спустя пять минут у меня звенит телефон. Трис прислала мне еще одно селфи.