Накама

Это такое понятное и трогательное по своей сути желание – стать для любимого человека всем. Приревновать можно даже к безобидному хобби, «отбирающему» частицу любви, внимания, мыслей. Не менее естественно и желание оберегать того, кого любишь. Когда любят, не ломают под себя, безжалостно и беспощадно. *** Не только убить, но и бесчеловечно поглумиться над телом последнего оставшегося у Уилла друга, Беверли Катц. Как собственными руками оборвать жизнь его не рожденного пока ребенка, к которому Уилл уже начал привязываться. Продолжая держать в неведении относительно того, что та юная девушка, что тоже стала ему как родная, по которой он продолжает скорбеть, жива. Опять же, не запачкав собственных рук, накормить собак Уилла, заменявших ему семью, все равно, что из собственных, человечиной, после чего их, конечно же, пришлось усыпить. Подвергнуть публичному унижению, выставив психопатом-убийцей, кинуть в тюрьму по обвинению, расплата за которое так или иначе жизнь, лишить веры в него и уважения к нему всего его окружения. Целенаправленно разрушать как жизнь Уилла, так и его личность. Подослать убийцу. Заставить пережить смерть Абигейль дважды, во второй перерезав ей горло на его глазах, так, чтобы та не скончалась в ту же секунду, мучила напоследок агонией. После этого окончательно стало невозможно больше ничего. Знай Уилл раньше, что Абигейль жива, все было бы вообще совсем иначе. То, что Уилл предостерег Ганнибала, поспешил к нему, хотел уйти вместе, после всего, что тот сделал, с ним самим, в том числе, было для него не менее удивительно, чем для доктора Лектера то, что он уже давно не убил Уилла Грэма. Не было такого, чтобы Ганнибал Лектер бросался словами на ветер. Не для красного словца он сказал Беделии, что убьет Уилла. Не ради пустой показухи красиво убрал стол и принялся вскрывать ему череп на глазах Джека Кроуфорда. Ему было неоткуда знать, что волнительный процесс будет прерван в последнюю секунду. Нет, он, разумеется, не стал бы есть Уилла. Уилл – семья. Уилл тот, кого он любит. И хочет – только себе! Технически он его не убил бы. Скормить Джеку часть его мозга – таков был его замысел. О котором Ганнибал как-то говорил самому Уиллу Грэму, что честнее бы было, если бы этот друг его, так называемый, буквально сожрал его мозги. Без ревности не обошлось и в данном случае. Прежде же всего, в желании подчинить себе Уилла, целиком и полностью, навсегда. Ганнибал бы бережно ухаживал за тем, что от того осталось, после того, как рассудок и вместе с ним воля покинули его накама навсегда. Его вера в Уилла была больше, чем в себя самого. Ганнибал не сомневался в том, что убит будет не тот, а подосланный им Рэндал Тир. Не на миг не усомнился он и в том, что Дракон так же не сможет причинить Уиллу непоправимого вреда. Доктор Лектер, не задумываясь, отнял у Уилла и то, что еще осталось от его разбитой вдребезги жизни, то малое, что ему удалось воссоздать из праха. Новую семью, женщину, к которой тот привязался, как и к ребенку, вновь появившемуся в его жизни. В свое время Ганнибал отнял у него и Алану, в которую Уилл был по-настоящему влюблен, но на достигнутом останавливаться не собирался. Он пообещал убить. Уилл Грэм трижды не нажал на курок, направляя пистолет на Ганнибала Лектера. В доме Абигейль и дважды в доме самого доктора. Отправляя к нему убийцу, действовал не своими руками. Но не в Италии. Сколько бы ни рисовал до того в воображении, как убивает его сам. То время, когда Уилл еще мог все забыть, понять и простить, миновало. Не вышло засадить этого хитрого и опасного, охочего до человеческого мяса зверя туда, где ему единственно место, не получилось воззвать к свету в его первобытной тьме – остается отобрать у него жизнь. Пусть ценой своей жизни или свободы, убив на глазах множества свидетелей. Зарезав собственными руками на людной улице – огнестрельное оружие не спрячешь так же легко, как нож. Пусть так, оно того стоит, если больше по вине Лектера не пострадает никто. Осквернять убийством стены музея, равно как и полотна кровью, не хотелось. Уилл понял, что ему конец, еще когда Ганнибал, сперва ласково прижавший к себе его голову, доставал посланную Чийо пулю без анестезии. К чему, если учесть то, что ему предстоит. Уилл Грэм все равно, что умер еще тогда, в тот самый день, запланированный для него Ганнибалом Лектером. То, что Ганнибал сдался только для того, чтобы Уилл всегда мог найти его, знал, где он, не имело больше никакого значения. Все чувства к нему окончательно умерли вместе с Уиллом таким, каким он был. Они оба никогда до самого конца не знали, как поступят в конечном итоге. Не отступят ли от намеченного. Остановить убийства. Не дать Ганнибалу сеять дальше разрушение и смерть. Для Уилла Грэма это всегда было самым главным в их странных и запутанных отношениях. Уилл не строил иллюзий относительно того, что его рано или поздно, так или иначе, непременно ждет. Нет, его это не тревожило. Он и так был все равно, что мертв. Это раньше Уилл Грэм не мог убить Ганнибала. Это было в совсем другой жизни, где жизнь, как таковая, еще в нем теплилась. Все, что могло быть хорошего, уже было и больше между ними быть ничего не могло. Каждый шаг был шагом назад. Притом, что их все еще, все равно тянуло друг к другу… Убить себя, убивая его – не было ничего проще. Умирать не было страшно. Было больно. За того, кого он любил. От того, как доверчиво его накама прижался к нему головой, сколь тот счастлив сейчас, в эту минуту, не знающий, что она для него последняя. Так же, за миг до того, был счастлив Уилл, когда обнял, без задней мысли, забывшись и вновь забыв обо всем. Неотступно горящем в сознании предупреждающим красным светом. С той секунды, когда Ганнибал приглашающее распахнул дверь машины, спросив, едет ли он с ним. Уилл знал, что идет с ним на смерть. Так или иначе. *** Целенаправленно разрушать, заставлять страдать, мучиться, причинять боль, отнимать все, что дорого, порабощать, всецело подчиняя своей власти… Да, у любви множество ликов… Столь много, что можно даже искренне счесть, что действуешь во благо того, кого любишь. Тогда как самому тебе надо так мало. Только чтобы любили и тебя, принимая таким, какой ты есть.